Данэя. Жертвы прогресса II

45

С завтрашнего дня они начнут жить как все: карантин закончился. Переедут в Звездоград, где прожил Дан почти всю свою первую жизнь. Изготовлен специально большой блок для всей семьи. Только Дочь, вероятно, будет большую часть недели жить в лицее, как другие дети её возраста, но это будет не сразу: вначале, пока привыкнет, после занятий и игр будет приезжать домой.

А сейчас ей приходилось привыкать к имени. Ей самой позволили выбрать его: это должно было облегчить дело. Она сравнивала разные имена, которые ей предлагали, повторяла их, думала, снова повторяла – и под конец заявила:

– Я сама придумала: пусть мое имя будет Дэя. Похожее на ваши оба.

– Кажется, на древнейшем греческом языке это значило: богиня, – заметил Отец.

– Ну и что: она неземного происхождения – явилась с небес, – поддержал Сестру Сын. – И глаза её – как звезды.

– Сынок, да ты стал поэтом, – улыбнулась Мама. – Ладно: будь Дэей.

– Но вы-то всё будете называть меня по-прежнему?

– Конечно. Но до конца карантина только по имени: чтобы ты привыкла. И тебя, Сын, тоже.

Привыкать к именам – если бы только это. Куда более серьезным было прохождение собеседований с педагогами, которые должны были определить их знания и степень подготовленности.

Чтобы не создавать лишней нервной нагрузки, педагоги появлялись как гости. Собеседование проходило в самой непринужденной обстановке, часто – даже вне дома. Экзамены, во время которых они должны были выполнить предложенные им задания, были проведены уже в самом конце.

Дан и Эя не присутствовали на собеседованиях. Иногда только видели, как Сын или Дочь идут с педагогами по тропинке и что-то говорят. Непринужденно и спокойно. А Они – волновались: знали, что самый серьезный экзамен сейчас держат сами.

Как оценят их Детей? Они учились, как все дети на Земле – по тем же программам: родители уделяли этому огромное внимание – наряду с важнейшими делами, ради которых прилетели на Землю-2. Но на Земле рождение детей было не безразлично слишком для многих. Те, кто были противниками Лала при его жизни, наверняка могут попытаться предпринять что-то, чтобы опорочить факт появления на свет детей, рожденных не неполноценной. Нет ли таких среди экзаменаторов? Как знать!

Только сегодня Они вздохнули легко: комиссия вынесла решение по результатам проверки. Положительное: развитие детей соответствует их возрасту; дальнейшую учебу они могут продолжать в обычных учебных заведениях без какой-либо дополнительной подготовки. Отчет комиссии состоял из очень большого числа пунктов, отражавших подробно все частные моменты развития Сына и Дочери: были отмечены как сильные, так и слабые стороны его.

Они сравнительно плохо знали географию Земли, и не удивительно: с ней они были знакомы только по учебным материалам. Зато прекрасно знали географию Земли-2, на которой побывали почти везде, и видели всё собственными глазами. Особенно юноша: он знал её исключительно и помнил всё удивительно точно, до мельчайших подробностей.

Нечто подобное и с ботаникой: оба прекрасно разбирались во всем, что касалось деревьев в лесах Земли-2, многих видов овощей – выращиваемых там ими самими; остальное также по учебным материалам.

Прекрасно знали историю. Знание математики: у девочки – в пределах нормы; у юноши – отличное, особенно в областях, имевших прикладное значение. Нормальные или высокие оценки знаний по остальным дисциплинам.

Отмечалось, что юноша знал также многое из того, что входило в учебные программы более поздних ступеней обучения: мог вести космический катер, знал подробно технологии производства различных материалов, умел многое самостоятельно конструировать.

Развитие девочки – с большим уклоном в сторону гуманитарных и художественных дисциплин.

– Молодцы, Дети!

За праздничным вечерним столом Мама заказала какие-то необыкновенно вкусные блюда; потом Отец играл на оркестрионе, и все, кроме Сына, пели. Сын только слушал. Молча, с отсутствующим взглядом: мысли его были где-то далеко.

Спать разошлись рано.

– Всё прошло гладко. Непонятно, почему? – вслух думал Дан, лежа рядом с Эей.

– Что-то изменилось.

– Не похоже пока. Судя по тому, что удалось узнать. Слишком немногому: из всех, кто у нас был, никто непосредственно не связан с неполноценными.

– Ева бы ответила на многие наши вопросы.

– Она ни разу не дала знать о себе.

– Справочник ответил, что она жива и здорова. И при этом, на мой вызов не отвечает, хотя я пользовалась её пластинкой. Понимай, как хочешь. Ладно, Отец, спи: завтра нам надо быть в форме.

– Я, пожалуй, немного поброжу по саду: не усну сейчас.

– Недолго только, хорошо?

– Конечно.

Дан накинул на себя плед, и, выйдя, уселся на ступеньке. Ночь была ясная, небо всё усыпано яркими звездами. Дан взглядом отыскал созвездие Тупака: там прах Лала. Лала Старшего, как будут называть его с завтрашнего дня в отличие от Сына, Лала Младшего.

Завтра! Завтра начало того, к чему готовились они на Земле-2. Завтра, может быть, удастся уже что-то узнать. А узнать надо много – всё. Чтобы понять, как действовать. До того – осторожно: придется набраться терпения – как Лалу когда-то. Он предупреждал: в лоб здесь не возьмешь.

Так! Надо, всё-таки, походить – а то начинает зябнуть.

Глаза уже настолько привыкли к темноте, что различали почти всё. Но человеческая фигура в дальнем углу сада так неподвижна, что Дан чуть не наступил на нее.

Сын! Лежит в полурастегнутом спальнике: для него ночлег под открытым небом, без всяких колпаков и крыш – самая большая роскошь из возможного на Земле.

Не спит: глаза его обращены к звездам. Конечно, к созвездию Тупака.

– Почему ты не спишь? – Дан опустился рядом с ним. – Волнуешься, как пройдет твое появление среди универсантов?

Сын не отвечал, – казалось, даже не слышал. Глаза его были неотрывно устремлены в небо.

Потом, словно очнувшись, он повернул их к отцу, и тот прочел в них тоску. Неожиданно он поразил Дана вопросом:

– Отец, а когда мы вернемся туда? – Сын протянул руку к небу.

Сердце Дана сжало болью: он понял, что его сын – не землянин; он ни за что не останется с ними надолго – улетит, чтобы снова очутиться там, на ещё мало уютной планете. Его родине. Первый сын Земли-2.

А Они с ним улететь не смогут. Пока не воплотят в жизнь идеи старшего Лала. На это уйдут многие годы. Может быть, вся оставшаяся жизнь.

Радости возврата к обычной жизни поглотили в первые дни Дана и Эю с головой. Встречи с друзьями, учениками, коллегами, знакомыми; – они с жадным удовольствием окунулись в море общения с уймой людей. Это нисколько не утомляло их.

И в эти же дни получили некоторую информацию, которая лишь подтвердила то, что им уже было известно. И ничего более.

Ева не отзывалась. Можно было попробовать связаться с ней через Ли, если бы он не был вызван в Космос ещё во время карантина. Он даже не отдохнул как следует после спасения астронавтов – но там, в Ближнем космосе, случилось что-то, и требовались лучшие из спасателей. Когда-то он вернется!

– Что будем делать, Отец?

– Я хочу понять: уяснить обстановку до конца. Слишком странно они себя вели. Проверка знаний Детей – самый удобный момент: почему они им не воспользовались?

– Что могут они сейчас сделать с нами – с тобой? Слишком понимают. Предпочли не заострять общее внимание.

– Наверно, ты права, Мама. Пытаются сделать вид, что ничего особенного не произошло. Выставить появление наших Детей как чистый эксперимент, проведенный в исключительных условиях, из которого следует только, что дети выживают на Земле-2 и в Большом космосе. И ничего больше. Никаких дальнейших – социальных – выводов. Они, действительно, большинству и в голову не приходят.

– Значит, они боятся тебя – твоей популярности: она создает обстановку не в их пользу. Именно сейчас и надо этим воспользоваться. Ты должен выступить по всемирной трансляции.

– Ни в коем случае. Вспомни все, что рассказывал Лал. Его взгляды были слишком неожиданны для всех: никто не хотел его слушать.

– Тебя будут!

– Но не поймут. Это их лишь ошарашит. Сыграет только на руку недругам Лала.

– Что предлагаешь ты?

– Не торопиться. Будем знакомить с взглядами Лала отдельных людей: пусть они рассказывают о них другим, передают от одного к другому, обсуждают их и спорят. Распространяясь постепенно, они верней укоренятся в сознании многих. Тогда у нас появятся единомышленники, а не оппоненты.

– И все? Нет! Нужны дела, примеры.

– Появление у нас Детей – пока главный пример.

– Ты же сам говоришь, что большинство из этого не сделали никаких выводов – ничего не поняли.

– Дай им время: поймут.

– А до той поры ждать?

– Вести пропаганду.

– Недостаточно! И того, что мы там сделали – оказывается, тоже. Нужно, чтобы появился хоть один ребенок, рожденный настоящей матерью здесь уже, на Земле. Но я сама…

– Я знаю.

«Знаю. Ты не можешь – смерть Малыша стоит перед твоими глазами. И перед моими».

– Надо действовать. Действовать! – упрямо повторила Эя. – Я знаю – были женщины, желавшие сами родить ребенка. Педагоги. Ева говорила мне об этом: тогда, перед отлетом. Она сама – тоже.

– Опять Ева?

Но новые попытки вызова Евы ничего не дали: сигналов отзыва не было. Почему: не хочет говорить с ними?

Решили связаться с Ли, не дожидаясь его прилета. Дан заказал сеанс космической связи с ним. Но вместо Ли на связь вышел врач космической станции на Минерве. Ли находился в госпитале: сильно покалечен во время последней операции спасения, на которую был тогда внезапно вызван. Сейчас жизнь его вне опасности, но он долгое время будет прикован к кровати после сделанного ему хирургического ремонта. Весть страшная!

– Он выкарабкается, Мама. Ты слышала: врач сказал! Но ему придется долго лечиться – мы не скоро увидим его.

– Надо было обратиться к нему, пока он был на Земле. Он-то с Евой наверняка общался. Ну ладно, делать нечего: сама отправлюсь к ней.

– Не заставишь же ты её говорить с тобой, если окажется, она, действительно, не хочет!

– Заставлю – как-нибудь. Главное – разыскать её, увидеться.

– Это же будет страшным нарушением этикета.

– Пусть: надо! Кстати, я, кажется, знаю, как на нее воздействовать: возьму с собой Дочь. И откладывать не буду: полетим в эту пятницу.

Дети возвращались домой всегда полные впечатлений и сразу начинали рассказывать и обсуждать увиденное и услышанное за день.

Пока вхождение в обычную земную жизнь давалось им легко. У обоих сразу появились постоянно окружавшие их товарищи, которые старались показывать и знакомить со всем, что они не могли увидеть вне Земли. Они расплачивались рассказами о Земле-2 и Дальнем космосе. Отношение к ним не только товарищей, но и педагогов было, конечно, особым: они были, всё-таки, не такие, как все.

Дети не торопились после занятий домой – появлялись лишь к ужину. Но заканчивать день вне привычной обстановки, без родителей, они бы не смогли.

…Сын был, казалось, не в своей тарелке – чем-то смущен.

– Со мной сегодня говорил сексолог, – после ужина сказал он Отцу наедине. – Спросил, не хочу ли я пойти к гурии. Разве это надо сразу?

– Нет: ты имеешь право подождать.

– Отец, а вообще – это обязательно?

– Все твои сверстники в первый раз имеет дело с гурией.

– Я бы не хотел этого совсем. Не могу относиться к гуриям, да и ко всем неполноценным, как все. Ты же сам говорил. Я ведь ношу имя Лал.

– Верно, Сын!

– Ну да! И потом: нужно ли так? Мне хочется, чтобы – как у вас: у тебя и Мамы. Это правильно?

– Думаю, да. Хоть, может быть, не для всех. Ты можешь делать, как захочешь.

– Понимаешь, хуже, что ребята пригласили меня сходить на эротические игры. В эту пятницу. Нужна какая-то серьезная причина, чтобы их не обидеть: я, всё равно, с ними не пойду.

– В пятницу мы отправимся с тобой на рыбалку. Есть одно озеро: я был там незадолго перед отлетом на Землю-2. Вместе с Лалом. Для твоих товарищей этого, по-моему, достаточно.

– Да – вполне!

И он начал делиться с Отцом своими планами: облетать всю Землю, увидеть собственными глазами все её уголки. И все растения. И всех животных: пока что ему больше всего понравилось в зоопарке.

– Но всех их мы туда брать не будем: по крайней мере, вначале, – привычно свел он под конец всё к своей Земле-2.

46

На ракетодроме детского острова никого не было. О месте работы Евы Эя узнала там же по справочному компьютеру: в другой части острова, куда пришлось добираться аэрокаром.

На лужайке, как когда-то, босоногие дети в пестрых ситцевых трусиках делали с инструктором зарядку. Рядом, под деревом, сидела женщина. По-видимому, педагог – дожидалась конца зарядки, чтобы повести группу завтракать. Она не обращала внимания ни на садившийся аэрокар, ни на то, что Эя с Дочерью подошли к ней. Даже не повернула голову.

– Доброе утро! – поздоровалась Эя.

Женщина вздрогнула и подняла, наконец, голову. В глазах её почему-то мелькнул ужас. Незнакомая.

– Эя?! – хрипловато спросила она.

– Ева! – Эя вдруг узнала её – она была слишком не похожа на прежнюю Еву: осунувшаяся и худая, внешне много старше своих лет. Глаза – потухшие.

Было видно, что она в таком состоянии, когда ни о чем расспрашивать нельзя. А это так нужно сейчас!

«Спокойно!» – Эя напряглась: «Ничего: ты заговоришь».

– Это моя дочь. Её зовут Дэя.

– Дочь… – в глазах у Евы что-то загорелось.

– Хочу показать ей детей на Земле. Ты поможешь?

– Да. Помогу, – глухо отозвалась Ева.

Она дала детям выпить сок и сразу повела в столовую.

Они завтракали там же, за отдельным столом. Ева угрюмо молчала, и Эя старалась ничем не выдать свое нетерпение.

– Поведи нас, пожалуйста, сначала к самым маленьким, – попросила она Еву, когда встали из-за стола.

– Замени меня, – сказала Ева помощнице-практикантке. И они пошли в ясли, к грудничкам.

– Маленькие! – широко раскрыла глаза Дэя. – Можно взять его на руки, сеньора?

– Только осторожно.

– Не бойся, Ева: она – всё знает.

Кормилица передала Дэе младенца, и девочка бережно взяла его.

– Она держит умело! – заметила удивленно Ева.

Дэя крепко прижимала младенца к себе. Лицо её побледнело, губы дрожали.

Ева молча посмотрела на кормилицу. Дэя отдала ей ребенка, подошла к матери. Голова её была низко опущена.

– Что с тобой, девочка? – спросила ещё ничего не понимающая Ева. Вместо ответа Дэя вдруг задохнулась рыданием.

– Малыш! Маленький! – прорвалось у нее сквозь плач. Ева схватила её, прижала к себе.

– Не плачь, дочка, не плачь! Ну же! – Сумела успокоить её – и только тогда отпустила. Повернулась сразу к Эе.

– Нам нужно поговорить! – глаза её горели – это была снова прежняя Ева, с решительными, энергичными жестами.

– Очень нужно, Ева! Из-за этого я и прилетела.

– Пойдем: я сейчас не смогу сидеть – мне надо двигаться.

– А мне можно ещё здесь остаться? – попросила Дэя.

– Если не будешь плакать. Да? – она ласково погладила девочку по голове.

– Не буду, – я обещаю.

– Ну, оставайся. Жди нас здесь. Когда проголодаешься, закажи обед: робот привезет его тебе в кабинет.

– Может быть, я пообедаю с ними? – Дэя показала на нянь.

– Нет, это – лучше не надо.

По мере того, как они удалялись от яслей, Ева всё больше сникала снова. Но Эя не собиралась отступать, хоть первая и не начинала разговор.

– Хорошая у тебя дочка, – наконец произнесла Ева.

– Хорошая! И сын у меня тоже хороший. У меня с Даном.

– У тебя с Даном, – задумчиво повторила Ева.

– Я хотела тебе первой показать наших детей – в их появлении на свет есть и твоя заслуга. Но ты не навестила нас. Почему? Почему даже не отвечала на мои вызовы? Ведь ты дала мне свою пластинку.

– Много почему, как много! Сколько воды утекло с тех пор.

– Что случилось с тобой?

– А! Да ничего.

– Ты хотела поговорить.

– Пожалуй, передумала.

– Что с тобой?

– Со мной? Ничего. Просто устала от всего.

– От чего?

– Я же сказала: от всего.

– Ну-ка, – вдруг решительно заговорила с ней Эя: – расскажи мне! Всё до конца.

– Что тебе рассказать?

– Что случилось с тобой: отчего ты стала такая.

– Кто дал тебе право требовать?

– Ты. Сама. Я – мать. Ты этого хотела.

– Хотела, – эхом отозвалась Ева.

– Ты и Лал. Ты ведь была его другом. На Земле не было никого, кто был бы ему по взглядам ближе тебя.

– Да: было. И нет больше. Прошло. Я уже теперь ничего не могу.

– Не смей так говорить!

– Ты уже даже кричишь на меня?

– Кричу! Почему ты думаешь, я – не должна кричать? Или ты уже забыла, почему рыдала дочка? Ты думаешь, я – спокойно смотрела на малышей? Разве – ты не знаешь?

– Знаю! Прости меня, – обняла её Ева. – Да: я знаю – одного ребенка вы потеряли.

– Нашего Малыша, – Эя чувствовала, как охватывает её слабость. Напряжением воли заставила взять себя в руки. – Ева, ты должна мне рассказать – всё. Немедленно.

– Да, сестра. Садись. А ещё лучше ляг на траву. Я сейчас. Только соберусь немного с мыслями. Не так-то легко начать. Я буду говорить не совсем связно, ты уж не обижайся.

Она села рядом.

– Вот так.

Вы улетели, когда мы только добились первых ограничений отбраковки. Мы – педагоги и врачи. Не все – только те, кто занимается детьми трех первых ступеней. На которых производится она – отбраковка.

И Лал был когда-то с нами. В самом начале. Но он хотел не только то, что мы. Лал высказался и против существующего использования неполноценных вообще, – и его никто не поддержал. Даже мы. Я тоже: не очень понимала, что он хочет. Его услали в Ближний космос.

Дальше мы продолжали без него. Когда после обновления Дана он вернулся из Космоса, то в нашем движении уже не участвовал. Совсем. Не знаю, почему. Может быть, потому, что стал готовиться вместе с вами к полету туда.

– Ева, он нашел другой путь, – прервала её Эя. – Во время полета туда он раскрыл нам глаза на всё, что творится. Мы потеряли его там сразу же, и то, что он хотел, сделали уже без него. И будем делать дальше. Потом я расскажу обо всем. А теперь извини, что перебила тебя. Продолжай, пожалуйста!

– Подожди! Вы хотите того же, что хотел Лал?

– Да, Ева. Теперь это – главный смысл нашей жизни.

– Да вы понимаете, что это значит? Одни, – кто вас поддержит?

– Пока – только один. Может быть, ещё кто-то, кого мы успели ознакомить с взглядами Лала.

– И кто он, тот один, который уже сейчас с вами?

– Ли, Ева. Твой Ли.

– Вы не понимаете, какой опасности подвергаете его!

– Понимаем. И он понимает. Но мы знаем и меру нашей силы. А Ли не боится опасностей. Кому, как не нам, кого он спас, сделав невозможное, не знать это? И я верю, что и ты будешь с нами.

– Я? Не знаю, – она снова сникала. – Прости, но мне теперь трудно говорить.

– Нет: продолжай!

– Хорошо, – не сердись, пожалуйста.

– Вы дальше продолжали без Лала… – подсказала Эя.

– Да. И нам удалось тогда добиться ограничения отбраковки. Частичного – но всё же это была победа: за часть детей мы уже могли не бояться.

«За счет увеличения потомства неполноценных», подумала Эя, но ничего не сказала: боялась снова перебить и так с трудом говорившую Еву.

– Мы добились победы без привлечения к решению вопроса всего человечества. Наши противники отступили – видимо из-за страха, что, придав нашему движению широкую огласку, мы добьемся гораздо большего: кризис кончился, и люди немного оттаяли, стали менее безжалостными и к себе, и к другим.

Единственным аргументом наших противников была ссылка на то, что и в нынешних условиях требуется не меньшее напряжение – для решения грандиозных задач, связанных с освоением новой планеты. Поэтому ограничивать отбраковку в ещё большей степени нельзя.

И это убедило даже кое-кого из участников нашего движения. Наши ряды поредели. А те, кто были против, усиленно пропагандировали свои доводы против нас.

Кампания продолжалась, но уже с очень малыми результатами. Мы, пожалуй, поздно обратились ко всему человечеству, и всемирное голосование слишком мало нам дало. Но всё равно – мы продолжали бороться.

Я всё больше начинала понимать, что дальше почти ничего не добьемся, не устранив основное условие возможности отбраковки: дети не должны быть общими – а, по сути, ничьими. Для этого женщины – все, а не одни неполноценные роженицы, сами должны рожать и растить детей. Тогда им уже не была бы безразлична судьба их ребенка, и отбраковка не смогла бы больше существовать. Она исчезла бы. Начисто.

Что ты так смотришь? Я ведь, когда тебе говорила, что женщины должны сами рожать, думала лишь о том, что нам самим это нужно. Природная потребность, заложенная в нас, женщинах, без удовлетворения которой мы чувствуем отсутствие в жизни чего-то существенного. И только.

Слишком много времени прошло, пока мы поняли, что это и единственное средство уничтожения отбраковки.

– Но ты же сказала это Лалу во время вашей первой встречи! Он сказал, что именно ты подсказала ему его тогда. Разве ты не помнишь?

– Сказала, да. И потом забыла почему-то. Вспомнила об этом гораздо позднее, намного, – уже после того, как снова пришла к такому же выводу. Уже вне всякой связи со сказанным когда-то Лалу.

Это был не только мой вывод. Мы подошли к нему вместе: я и ещё несколько женщин – из тех, кто боролся против отбраковки. Если бы Лал был с нами, мы бы, наверно, не потеряли бы столько времени, чтобы понять это. Мы не умели видеть так глубоко и широко, как он – видели лишь свои ближайшие цели.

Таких, которые поняли связь между самостоятельным рождением детей и отбраковкой, было ужасно мало. И главное, никому из нас не хватало решимости на это: боялись, что детей сразу отберут, и мы ничего не сможем сделать – общественное мнение будет против нас.

Но время шло; наша борьба практически приостановилась, потому что больше уже ничего не давала. И тогда я сама решила первой сделать это.

– Ева! – еле слышно произнесла Эя.

– Это скорее было похоже на акт отчаяния. Даже ближайшие подруги с ужасом восприняли мое решение. Но я решилась бесповоротно.