Чувства
Хотя отчасти дело было не только в её странности. Просто так в посёлке повелось, что их с бабулей считали чудными, а покосившийся старый домик соседи именовали не иначе как «ведьмина изба» и без надобности в гости не заглядывали, обходили стороной.
Сколько Алёна себя помнила, сельчане и приезжие к ним заявлялись лишь тогда, когда кому-то совсем худо становилось. И тогда бабка Тася бралась за дело. Кого-то вытягивала с того света, а кого-то, наоборот – подготавливала к уходу.
Что она ожидавшим смерти говорила – никто не знал, но после её сеансов эти люди преображались на глазах и доживали последние часы счастливыми. И как будто бы даже светились изнутри. Причём никакой разницы не имело – молодой ли человек или старый.
Могла баба Тася и карты раскинуть, но делала это редко и не для каждого. Долго всматривалась в расклад и наконец заявляла: «Иди, всё хорошо будет…», – или говорила. – «Жди беды…». Ничего другого от неё добиться не представлялось возможным.
Эта её немногословность и вселяла в обывателей страх. А ещё – точность прогнозов.
Алёнка бабкиных премудростей не любила, хоть и помалкивала об этом. Она старалась делать вид, что не замечает, как та – после очередного посетителя – подолгу сидит, уставившись в одну точку, и даже дыхания не слышно. Но внучка ни о чём не спрашивала и уж тем более не просила раскрыть ей тайну заговоров.
Всё, что она себе позволяла, так это сходить с бабой Тасей в леса. Они в их северных широтах дремучие, хвойные, сплошь кедр, ольха да лиственница – тайга, одним словом. Никаких особых трав знахарка там не собирала, разве что грибы по осени домой таскала.
Алёнка сначала пробовала задавать вопросы: «Что, зачем, да почему…», – но ответ всегда получала один. – «Слушай просто…».
Так и бродили они – бабуля да внучка – от рассвета до заката по непролазной чащобе, даже словом не обмолвившись.
Одно радовало Алёну – комары да мошки её не кусали. Как будто даже стороной облетали. И поэтому смогла она всё-таки научиться слушать особенную таёжную тишину. Ныряла в неё и плескалась на волнах покоя. Ничего важного не говорила тишина, но от этого казалась девушке ещё более ценой.
Ни к чему ей в жизни лишние сложности…
Окончив школу, Алёна – в отличие от здешней молодёжи – не спешила упорхнуть за лучшей долей. Не строила планы на счёт института.
Она даже на выпускной не пошла – настолько неприятно ей было слушать разговоры о том, что где-то может быть лучше, чем в её родном краю. В классе её недолюбливали, поэтому никто не заметил отсутствия девушки.
Как-то она услышала разговор двух одноклассниц о себе…
Девчонки говорили о том, что рядом с Алёной находиться страшно, что от неё странная энергия идёт и заставляет бояться чего-то или гневаться больше меры.
Алёна не понимала, как она может кого-то что-то заставить чувствовать и поэтому разговор этот отнесла к обычным сплетням придурошных подростков, начитавшихся хоррора7.
А между тем, она действительно могла как-то по-особенному влиять на других. Её глаза – практически всегда светившиеся ясным, даже кристальным блеском – были серьёзны и словно сверлили окружающих насквозь.
Возможно, родись она в средневековье, ей бы не дали прожить долго. Сожгли бы на инквизиционном костре, как нечисть, а может, утопили бы, кто знает…
В наши дни Алёна отделалась легко – всего лишь перешёптываниями о ней и косыми взглядами, что, в общем-то, её несильно-то и напрягало.
Про мать Алёна редко спрашивала, боялась услышать что-нибудь плохое. Не интересовалась и причинами, почему её оставили у бабушки.
«Раз решили так сделать, значит – было необходимо…», – думала Алёна.
Но иногда воображение всё же рисовало ей встречу с мамой. И тогда прозрачная скупая слезинка медленно стекала по щеке. Но на том всё и заканчивалось – до истерик и подростковых заскоков дело не доходило…
– Алёна, обедать иди, – послышался бабушкин голос.
Она тут же бросила своё орудие труда и чуть ли не вприпрыжку побежала к дому.
В сенях витал пряный запах свежих щей…
Домик их, неказистый снаружи, внутри был вполне ничего. За чистотой хозяйки следили. Жили не богато, но всё что нужно имелось.
В редкие дни бабуля выезжала в город, что значился райцентром, и возвращалась всегда нагруженная. Алёнке только диву оставалась даваться, видя, как восьмидесятилетняя старуха бойко спешит к калитке, нагруженная – словно войлочный вол – сумками да пакетиками.
К слову, и выглядела бабуля гораздо моложе своих лет. Подтянутая, резвая, морщин на лице – раз, два и обчёлся. Глаза ясные, голубые, нос кверху. Волосы только хорошенько сединой мазануло, но ей это шло. А улыбка – таинственная и обволакивающая – красноречивей любых слов могла сказать, что владелица её секретов жизни знает немало.
Алёнка зашла в кухню, которая служила им ещё гостиной, где баба Тася хлопотала возле плиты.
Пискнула микроволновка, и девушка поспешила достать из неё тарелку с пышными оладушками.
Бабуля налила наваристого супца и поставила перед внучкой. Ещё немного повозилась и сама присела за стол.
Ели они в тишине. Трапезу разговорами никогда не нарушали, зато после подолгу болтали о том и сем.
Насытившись, Алёна отнесла грязную посуду в мойку и, поблагодарив бабушку, хотела снова бежать на огород, но та её остановила.
– Сядь, Алёнушка, я спросить кое-что должна.
Алёна послушно присела на своё место и, подперев голову руками, уставилась на собеседницу.
– Скажи мне внучка: какие сны тебе снятся?
Алёнка помимо своей воли залилась краской и, опустив руки, заёрзала на стуле. Чего-чего, а такого вопроса она точно не ожидала…
Сны её были неприкосновенны, и не потому, что она считала их чем-то священным, просто последние несколько лет виделось ей одно и то же, верней, как будто фильм какой смотрела. Причудливый, цветной, со спецэффектами, и главный герой имелся. Парень молодой или мужчина уже – она ещё не определилась, но приходил он к ней, как к себе домой. Красивый, статный и нежный. Алёнка даже имя ему придумала. Назвала Романом. Почему – не знала, просто слово это было синонимом любовных отношений, а во сне у них так и было.
И сейчас бабуля ни с того ни с сего решила узнать именно об этом.
Алёнка мысленно посчитала до пяти и как можно спокойней произнесла:
– Ничего мне не снится, сплю как убитая.
– Не ври! – вдруг резко произнесла бабушка. – Только ты знать должна – скоро одна останешься.
Ничего непонимающая внучка замигала глазами и растерянно уставилась на родственницу. Та же, не изменяя интонации, продолжала:
– Мне уходить пора. Я, что могла – уже сделала. А парня этого найди. Он тебе поможет.
Алёнка взвилась юлой со стула и, словно не слыша последних слов, прокричала:
– Не смей так говорить. Зачем ты так со мной? Куда уходить? А я?
Но бабуля уже не слышала, она застыла в той самой позе, которая всегда вызывала во внучке дрожь, и отсутствующим взглядом уставилась в одну точку.
Алёнку разобрало зло. Она выскочила из дома, чуть не сшибла в коридоре кота Мотьку и побежала в сторону леса…
Она бродила там до позднего вечера и слушала. Она, быть может, и не стала бы этого делать, но тайга заставила. Заставила, впервые обрушив на неё свою таинственную тишину по-особенному тяжело, словно камень кто на шею привесил.
Алёнка хотела поплакать, прокричаться, но голос застывал где-то в горле, только какие-то хлюпающие звуки получались. Наконец она сдалась и повернула в сторону дома…
Там всё было как обычно: бабуля, сидящая у стола; на нём булочки румяные и повидло яблочное; чай с мелиссой в больших фаянсовых кружках…
И девушка успокоилась, даже постыдила себя за срыв. Выпила напитка, не заметила, что вкус у него не такой как всегда, и ушла спать, чмокнув свою любимую старушку в щёку…
Но снился ей в эту ночь не Роман…
Виделась ей своя избушка, баба Тася, ходившая вокруг кровати, как зомби. Она что-то шептала, но Алёна так и не разобрала. Изредка бабка наклонялась и дотрагивалась до внучкиной руки. В это мгновение Алёна чувствовала, как пробегает по коже ток. Она пыталась подняться с кровати, но тело, словно чугунными цепями сковали. Лежала и только глазами туда-сюда водила, а под утро провались в бездну без картинок, звуков и ощущений.
Глава 5
14 июля 2014 года. Из записей Давида.
Запись ведётся через неделю после описываемых ниже событий.
После странного разговора с Наташей о её дочери я долго не мог уснуть.
Что такого страшного увидела она на снимке?
Я не стал расспрашивать её об этом, хотя всё время – пока мы ехали до места назначения – меня не покидало смутное чувство тревоги. Как будто бы оно даже повисло в воздухе и колыхалось там всю дорогу, подпрыгивая на ямах и съезжая в сторону на поворотах. Словом, оно было физическим.
Не могу сказать, что я очень обеспокоился этим чувством, скорей, наоборот, был рад снова ощущать острые эмоции.
Но вернусь к основному делу…
Мы приехали в какую-то небольшую деревеньку под Екатеринбургом. Здесь – как рассказала Наташа – уже более пяти лет действовала секта, возглавляемая неким отцом Сабином – то ли сумасшедшим, то ли обычным шарлатаном. Но, как бы там ни было, мужик этот в своих делах явно преуспел.
Как оказалось нас ждали. Наташа заранее позаботилась об этом, и спустя каких-то два часа после приезда, мы уже были адептами церкви со странным названием «Без чувств». Наташа потом призналась, что именно это название и привлекло её внимание.
Итак, мы прибыли к дому, внешне мало похожему на пристанище сектантской паствы. Он смахивал скорей на теремок. Белые резные наличники красиво гармонировали с конструкцией дома из дерева, выкрашенного в нежно-синий цвет.
Возле ворот нас встретил радостный пёс, он вертел своим пушистым хвостом, как пропеллером вертолёта, и казалось, что сейчас взлетит. Он пару раз гавкнул для приличия, и вскоре за калиткой послышались шаги.
Слегка обшарпанная калитка протяжно скрипнула, и на пороге появился невысокий мужчина с седыми, практическими белыми волосами, неопрятно свисающими вниз сосульками. Его маленькие глазки, чем-то напоминающие свиные, нас цепко просверлили.
Мы шли через длинный тёмный коридор, разделяющий дом на две части. На выкрашенных в белый цвет стенах висели иконы различных святых, горели лампады. Двери в комнаты были прикрыты, но, видимо – судя по протяжным монотонным завываниям, доносящимся из глубины – за ними молись. Несколько раз я слышал глухой стук, как будто кто-то со всего размаху прикладывался лбом к полу. Хотя, наверное, так и было…
Когда мы вышли на двор с другой стороны дома, я даже присвистнул от удивления.
Двор этот отличался образцовой чистотой. По периметру расположились высокие хозяйственные постройки. Были здесь и два высоких вольера с огромными немецкими овчарками, которые устрашающе клацали зубами, разбрасывая в разные стороны слюну. Между двумя сараями расположилась дверь, которая, скорей всего, вела в огород.
По двору ходили мужички в специальных комбинезонах. Кто-то тащил шланги для полива, кто-то – тяпки и косы. Женщин пока не было видно.
Но самым странным – и, пожалуй, страшным – было то, что лица работников не выражали никаких эмоций и скорей походили на маски, как будто кто-то написал для них программу, и теперь они были роботами.
Седовласый мужик, заметив наше замешательство, гневно гаркнул:
– Рты не разеваем. Следуем за мной.
Далее началось самое интересное…
Нас привели в дом, который кардинально отличался от теремка.
Двухэтажный особняк важно возвышался на пригорке. Помещения внутри были отделаны по последнему слову. Никакой вам деревенской простоты и набожной скромности. Всё кричало о богатстве хозяина.
Хотя, чему я удивляюсь…
Нас проводили в холл и усадили на мягкий полукруглый диван.
Через пару минут сюда же выкатился улыбающийся толстячок на пухлых кривоватых ножках. Одет он был неуместно для возраста и комплекции – по-мальчишески. Рваные джинсы, плотно облегающие ляжки, и белая – тоже рваная – футболка.
Он провёл с нами не больше десяти минут. Расспрашивал, изучал и в конце разговора заявил:
– Так, значит, устали от мирской суеты? Чувства замучили? Желаете покоя? Понимаю. Понимаю… Сейчас все устали. Разве можно нормально существовать в этой стране? Слушайте меня. Через пару дней все тревоги забудете. Благодать снизойдёт. Да-да, именно благодать. Ну, или просветление, как говорят на Востоке. Зачем вам чувства? Чувства разрушают, – потом он встал с кресла и направился к выходу, попутно завершая свой монолог. – Будете сначала послушниками. Молиться будете с утра до вечера. Пощады за грехи свои просить, отчищаться травками, а потом потихоньку начнёте жить местной райской жизнью. А теперь – марш в свои кельи. Там переоденетесь, покушаете, отдохнёте с дороги, поспите, а вечером – на службу.
Его самоуверенность меня сначала поразила. Это до какой степени надо верить в то, что делаешь, что даже вопросом не задаться: «А останутся ли новички?».
Но уже к вечеру я понял, что зря так думал – Сабин точно знал, что здесь остаются все, кто переступает порог…
Приблизительно через час после того, как я поел и лёг отдохнуть, я понял, что сделал это зря. С каждой минутой моё сознание мутнело всё больше и больше.
К моменту, когда за мной пришли – чтобы отвести на вечернюю службу – я уже мало что соображал, превратившись в безвольную куклу. Меня преследовали какие-то странные галлюцинации. Я то смеялся, то плакал, то вообще принимался выть, как волк на луну. А потом было недолгое забытьё…
Ночью меня нещадно рвало. Я блевал жёлчью, и охранник, приставленный ко мне, сильно матерился. К утру всё-таки привели доктора, и сутки мне пришлось провести под системой капельниц…
Когда я пришёл в себя, мне принесли еду и воду, один вид которых вызвал у меня новый приступ тошноты. Я наотрез отказался от яств, и тогда охранник, просверлив меня злым взглядом, вывали угощение на пол.
Я отвернулся к стене и пролежал так до обеда.
Днём пришла уборщица, убрала мой завтрак и передала записку от Наташи. Она писала, что всё хорошо, и я могу кушать, не опасаясь, что буду одурманенным. Она так и написала: «Не одурманенным».
А я предполагал, что меня отравили. Травки здесь, значит, были экзотическими.
В общем, я наелся и уснул…
Следующие два дня я пребывал практически в одиночестве. Из кельи меня не выпускали, а из людей ко мне заходил только охранник с подносом.
Я стал нервничать. Тревога, которая поселилась во мне ещё в машине, теперь не просто летала в воздухе – она наполняла всего меня и душила. Я задыхался от приступов паники. Руки мои тряслись, а нёбо пересохло.
Вконец измучившись этим состоянием, я решил воспользоваться некоторыми психологическими приёмами, а именно: попытался погрузиться в это чувство полностью, не загоняя его в подсознание.
Я лёг на кровать и, ненадолго задержав дыхание, медленно стал проваливать в нечто подобное гипнозу. Спустя некоторые время у меня получилось, и я полностью погрузился в своё чувство тревоги, давая ему возможность стать мной. И мой ум отключился – или мне так показалось? – только теперь это чувство тревоги уже не выглядело столь устрашающим.
В какой-то степени я наслаждался им, в конце концов, не об этом ли я мечтал долгое время? Мечтал снова остро чувствовать…
На третий день появилась Наташа и сказала, что мы должны уезжать.
Сабина я почему-то не наблюдал. Зато возле моей Чувствительницы маячил какой-то странный старик. Он практически не говорил, только делал Наташе какие-то знаки руками…
Когда мы ехали домой, Наташа молчала.
Её что-то мучило, и я не выдержал, остановил машину и приказал ей всё рассказать. И сам этому был не рад…
Как выяснилось, с Сабином было покончено. Усилиями охраны странного старикашки он был отправлен в мир иной. Людей распустили, но вот работать с их чувствами Наташа не смогла. Её сил хватало лишь на одно человека, а толпа ей, к сожалению, не подчинялась. Слишком сильный поток отрицательной энергии действовал на неё как анестетик8.
Это открытие стало для неё болезненным, но долго думать об этом ей не дало другое обстоятельство – старик. Он появился неожиданно, когда Наташа уже совсем отчаялась от безуспешных попыток повлиять на эмоции адептов, быстро взялся за Сабина и его приспешников, а когда со всем было покончено – представился Наташе.
– Его зовут Арон Гурдесвьюр, – сказала Наташа. – И он знал моего отца.
Дальше я больше успокаивал Наташу, чем слушал её рассказ. В перерывах между истеричным плачем она успела поведать мне только о том, что этот человек знает о её способностях. И о том, что дети её – если они имеются – могут обладать куда более мощной силой, чем у неё. Про Алёнку она Гурдесвьюру, конечно, не рассказала.
Но я смутно подозревал, что делать ей это и не обязательно.
Он попросил её работать на него. И она не смогла отказать.
Я спросил у неё: «Причём тут её отец?», – но она снова разрыдалась, и я оставил попытки прояснить ситуацию до конца.
Одним словом, женщины!
Даже Чувствительницы.
РАССКАЗ ВТОРОЙ
Глава 1
Егора распирало от нахлынувшего ощущения счастья. Он скакал, прыгал, крутился колесом, желая как можно острей выразить свои эмоции.
Девушка с чёрными волосами улыбалась и с нежностью смотрела на его дурачества.
Наконец парень устал и подбежал к ней, а она плавно положила свои руки ему на плечи и притянула к себе поближе.
От неё пахло мёдом и душистыми полевыми цветами. И аромат этот дурманил похлеще любых флюидов.
Егор тоже обнял девушку за талию, зарылся лицом в её мягкие волосы, и они замерли, наслаждаясь моментом…
Мир вокруг медленно закрутился, но с каждой секундой набирая обороты. И вот уже предметы рядом невозможно было рассмотреть. Всё слилось в однородной массе, и он почувствовал, что в его объятиях больше никого нет.
Страх и отчаянье заполнили его сознание. Он хотел закричать, но не смог – рот только открывался как у рыбы, а звуков не издавал.
Егор начал задыхаться и проснулся…
Комнату заливал предрассветный тусклый свет. Из открытого окна тянуло осенней прохладой и выхлопными газами. Слышалось шуршания шин и далёкие сигналы автомобильных клаксонов.
Он поёжился от пробежавших по спине мурашек.
Опять снилась Лиана. Только сегодня она исчезла, и наступил хаос…
Будничное жужжание жизни постепенно возвращало уверенность, и исчезновение девушки уже не казалось, чем-то бедственным. До очередной явки оставалось больше десяти часов…
Егор наскоро позавтракал и поехал на тренировку. Впервые за несколько месяцев…
Когда он важно вырулил со двора на своём «Харлее», машин на проезжей части заметно прибавилось.
«И откуда они только все понабрались!», – пронеслось в голове Егора.
Хотя в их провинциальном городке пробки давно уже не были редкостью…
Грациозно лавируя между потоком, он попробовал набрать скорость, но спешащие автомобилисты не торопились уступать дорогу. Егор нервничал. К тому же он забыл включить музыку, и теперь городская возня была частью и его самого.
Подрезав белый «Мерседес», Егор умудрился вылезти чуть вперёд и тут же резко дал по тормозам, остановившись буквально в сантиметре от чёрного «Volvo», который возник как бы из ниоткуда.
Парень громко выругался и крепко сжал руль. Водитель иномарки, видимо, не торопился трогаться с места – Егору даже показалась, что машина слегка качнулась, как будто в салоне шла какая-то возня. Мотоциклист медленно обошёл своё препятствие справа. Впереди обозначился просвет, и он – воздавая хвалу богу! – хотел поскорей умчаться, но правая нога почему-то не торопилась давить на газ.
Проезжая мимо окон «Volvo», он повернул голову и замер: прямо на него испугано смотрели два знакомых глаза.
Девушка из его снов материализовалась в самый неподходящий момент.
Он тряхнул головой, дабы убедиться, что до сих пор не спит. В это время послышались недовольные сигналы едущих сзади водителей, и ему пришлось продвинуться вперёд. Возможности ещё раз заглянуть в машину не представилось, и он медленно поехал дальше.
Воспользовавшись первой подвернувшейся возможностью, он вырулил к обочине, остановился, рывком стащил с себя шлем и впился глазами в автомобильную пробку. Минут пять он «сканировал» все проезжающие авто, но нужного так и не обнаружил.
«Сквозь землю, провалился, что ли?», – подумал Егор.
Он попытался сосредоточиться и в итоге – не найдя ничего более разумного! – списал всё на усталость и излишне разыгравшееся воображение. Даже поверил на время в эти объяснения происходящего…
Он тягал штанги до седьмого пота в спортзале, накачивал икры на беговой дорожке, отжимался, но в голове всё равно шёл непрекращающийся процесс мышления.
«Что это было?», – этот вопрос пока оставался главным на весь оставшийся день, да и ночь – тоже…
Егор въехал на стоянку локомотивного депо за час до смены. Припарковал «Харлея» на обычном месте и пошёл в ангар.
Не успел зайти, как к нему подлетел начальник колоны.
– Твой помощник совсем охренел! – орал ушастый мужик, теребя в руке какие-то бумажки. – От него за километр перегаром несёт. Он как комиссию проходить будет?
– Отстань, Палыч, – меланхолично отозвался Егор. – Как всегда проходит – так и сегодня пройдёт.
Лопоухий «ТЧ»9 ещё немного покричал, а потом плюнул и ушёл восвояси.
Егор подошёл к молодому парню, вальяжно развалившемуся на стареньком диванчике.
– Серёга, вылетишь же. Я заступаться не буду. Ты меня знаешь.
Тот только махнул рукой и закрыл глаза…
Через сорок минут они сидели кабине локомотива…
Комиссию на удивление прошли быстро. Молодая медичка не стала кочевряжиться и поставила допуск. Да и к счастью не так уж сильно и разило от Сергея.
Сегодня они вели пассажирский, поэтому в поездку отправились точно по времени, вышли за полночь. В этот раз прицепились под екатеринбургский поезд. Через несколько часов прибудут на место, там отсидятся или отлёжатся – это как повезёт? – в бригадном доме и поползут назад.
Состав медленными рывками набирал ход.
Егор пытался сосредоточиться на работе, но в голову, как назло, лезло утрешнее происшествие. Он снова был готов поклясться, что видел именно Лиану. Но тогда это смахивает на мистику, если он, конечно, не сошёл с ума.
Но сейчас к общему недоумению добавилось ещё и ощущение, что в момент их первой встречи она нуждалась в помощи. Её глаза выдавали испуг, тогда он не придал этому значения, а теперь – мучился.
Егор не разгонял поезд – всё равно через пятнадцать минут скорый пойдёт на обгон. Состав уже приближался к стрелке, когда он, приспуская скорость до минимальной, боковым зрением заметил мелькнувшую тень.
– Мать твою! – громко выругался Егор. – Там шляется кто-то.
– Самоубийца, что ли? – испугано спросил Сергей.
За десять лет работы Егор только однажды сбивал человека, решившего уйти из жизни таким способом. И это случай долго отзывался в его сознание тяжёлыми воспоминаниями с привкусом горькой вины. И ему совсем не хотелось повтора.
Состав прополз ещё метров двадцать и встал.
Егор сорвался с места и побежал к выходу.
– Куда? – заорал помощник. – Нельзя же!
Но машинист уже не слышал, он в один прыжок преодолел подножку и спрыгнул на землю. Включил карманный фонарь и двинулся вдоль локомотива, освещая боковые кусты.
Кругом тишина.
Вдруг где-то громко хрустнула ветка, и Егор остановился, чутко прислушиваясь к звукам. Но всё опять смолкло.
Он, ориентируясь на собственное чутьё, спустился с откоса – благо, что здесь он был совсем маленький – и нырнул вглубь посадок.
Егор не отличался спецназовской подготовкой, но почему-то сейчас его слух волшебным образом обострился, и он отчётливо услышал приглушённое дыхание.
Осторожно ступая, он сделал ещё несколько шагов, обошёл дерево и резко поднял фонарик.
Девушка зажмурилась от яркого света, а машинист остолбенел.
– Лиана…
Гул приближающего поезда нарастал с каждой секундой…
Пока вагоны грохотали в нескольких метрах от них, парень и девушка продолжали смотреть друг на друга.
– Егор, блин, немедленно возвращайся! – взвизгнул в темноте помощник.
– Опусти фонарь. Ослепишь, – послышался следом тихий грудной голос.
Он перевёл луч в другую сторону.
Девушка попыталась обогнуть его застывшее тело и двинуться дальше, но он неожиданно схватил её за руку и потащил за собой. Она начала сопротивляться, но он лишь сильней сжал ладонь. Так и притащил к локомотиву…
Серёга ошалело уставилась на парочку, и пока Егор пытался впихнуть брыкающуюся находку в тамбур, не проронил ни слова. Но как только девушка скрылась в глубине кабины, обрушил на него поток негодования.