Иван Миронов
Квартира номер 24
1
Денис стоял перед квартирой номер двадцать четыре и не решался нажать на звонок.
Облупившаяся деревянная дверь, изогнутая алюминиевая табличка с номером, оплавленная кнопка дверного звонка, резиновый коврик: всё, казалось, покрывал толстый слой пыли. Ни единого следа, кроме своих собственных, Денис не заметил. Ему пришла в голову мысль, что здесь не хватает прибитых крест-накрест досок, надписи «Господь, помоги нам» и начерченного мелом креста, каким помечали дома с умирающими чумными жильцами, как в «Интервью с вампиром».
В волнении он провёл правой рукой по немытым волосам, превращая и без того неопрятную причёску в полный хаос. Затем вновь обвёл глазами бетонный пол, окрашенные в серый цвет стены, чёрный коврик и грязно-коричневую дверь. Нет, всё выглядело достаточно заурядно. Пыльно, но не более того. Никакой мистики.
«Слишком много голливудского хлама в голове», – решил он.
Денис достал из заднего кармана джинсов потрёпанный, с протёртыми до белого пластика кнопками, телефон. На экране высветилось время – 0.16. Он как раз успел ко времени, которое ему обозначил странный тип, предложивший подработку. Но желание подзаработать постепенно уступило место более простому инстинкту.
Денис хотел уйти из этого подъезда, от деревянной двери с табличкой «24».
Телефонный звонок раздался за полчаса до полуночи, когда Денис возвращался домой после успешно проведённой операции, которой он дал довольно романтичное название – «Огненный шквал». Что-то такое, напоминающее «Апокалипсис сегодня».
Первые три раза операция проходила по пятницам – эдакое завершение трудовой недели, но сегодня, в понедельник, он решил, что на четвёртый раз можно поменять им же установленные правила. Сделать себе небольшой внеурочный подарок. И подарок оказался весьма удачным.
Денис шёл, неспешно перебирая в голове детали операции. Справа от него промелькнул подсвеченная холодно-голубым светом вестибюль станции метро «Юго-Западная». Это означало, что до дома оставалось каких-нибудь минут десять. Как всегда, после операции настроение было на высоте: приятно обдувал тёплый лёгкий ветерок, звук проезжающих машин ласкал слух – всё доставляло сейчас удовольствие. Дополняло сегодняшний вечер, как глазурь дополняет кремовый торт. Чувства необычайно обострились. Так он себя чувствовал после редкого секса: умиротворение, блаженство, возведённые в степень.
Звонок разрушил эту идиллию.
Номер не определился.
«Играем в шпионов?»
Денис улыбнулся и проговорил в трубку заговорщицким тоном:
– Юстас Алексу!
– Простите?
Низкий мужской голос моментально убил игривое настроение Дениса.
– Я…а…хм, я слушаю.
– Насколько я понимаю, молодой человек, ваше имя – Денис? – произнёс безжизненный голос.
«Чёрт, он словно станции метро объявляет. Тут уже не игра в Штирлица, а кое-что покруче – живые мертвяки». Денис представил себе мертвеца, судорожно передвигающего ногами и скалящего в пустоту не прикрытые губами зубы. Шутливая ассоциация, как ни странно, не только не вызвала у него улыбку, но и прошлась морозом по коже.
– Да.
– Простите, что беспокою вас в столь поздний час, но звонить меня вынуждает крайняя срочность, – отчётливо и неторопливо продекламировал голос. – Вы, судя по объявлению в Интернете, оказываете курьерские услуги.
Это прозвучало не как вопрос, а скорее как утверждение.
– Всё верно.
Дениса беседа заинтриговала. По крайней мере, это могло привнести некоторое разнообразие в его скучное существование. Мимолётное чувство волнения прошло.
– Я хочу предложить вам работу. Детали мы сможем обсудить при личной встрече. Смею повториться, что мной движет неотложность вопроса, поэтому нам необходимо встретиться… – Секундная пауза, – через час.
– Эй-эй-эй! Гражданин, не гоните лошадей. Я вам не мальчик на побегушках. – Поняв, что данный аргумент при его способе заработка не очень убедителен, Денис быстро продолжил. – Я хочу сказать, что мы сможем обсудить всё это завтра вечерком, если у вас будет желание, но на данный момент у меня есть более приоритетные задачи. – Он не заметил, как стал говорить с голосом в похожем ключе. – И самая первостепенная из них – деловая встреча с моим давним партнёром – Морфеем. Посему прошу меня извинить.
Собеседник Дениса продолжил, словно его и не прерывали:
– Забыл сказать вам об оплате. К стоимости, которую вы обозначили, мы можем приписать ещё один ноль, и таким образом, проведя несложные математические вычисления, мы получаем оплату, увеличенную в десять раз.
А вот это Денису понравилось гораздо больше.
– Денис, поверьте – это не розыгрыш. Я готов выплатить вам столько же после нашего разговора независимо от его результата. Если мы договоримся (а я в этом уверен), то эти деньги будут считаться вашими подъёмными. В противном случае это будет считаться небольшой компенсацией за беспокойство. Как видите, в любом случае ваши интересы защищены.
Невидимый собеседник резюмировал:
– Итак, жду вас по адресу: Остоженка, дом шесть «а», квартира двадцать четыре, полпервого. Код подъезда – пятьдесят один. До встречи.
В трубке раздались гудки.
Сохранив информацию в телефоне, Денис задумался. С одной стороны, очень уж отдавало гнильцой такое щедрое предложение. Но с другой стороны, было безумно интересно узнать, что за всем этим кроется, хоть ехать ночью к человеку, произносящему слова, как автоответчик, было определенно рискованно.
В один момент Денис решил отказаться от этой затеи и позвонить незнакомцу, чтобы сообщить об этом. Уже потянувшись к телефону, он вспомнил, что номер не определился.
– Тогда дождусь его звонка, – задумчиво пробормотал он.
«Сходи, – раздался внутренний голос. – Ты же ничего не теряешь. Не понравится работа – возьмёшь деньги и свалишь. Понравится – возьмёшь деньги и заработаешь ещё».
Голос не походил ни на его собственный, ни на воображаемые голоса, которые частенько давали ему советы. Но этот неизвестный воображаемый советчик имел неопровержимую логику – в любом случае Денис получал свои деньги. Оставалась, конечно, вероятность розыгрыша, что было бы не особо хорошим развитием событий, и вероятность того, что человек, предложивший ему работу, – убийца, маньяк или ещё какой извращенец, что было бы совсем плохо.
«Нет, – подумал Денис, теперь уже узнавая свой голос. – Скорее, этот делец хочет мне предложить не совсем легальную халтурку».
Денис не заметил, как развернулся и двинулся ко входу на станцию метро.
Двадцать минут по «красной» ветке, и он окажется на «Кропоткинской». Ещё минут пять, и он у дома шесть «а». То есть он окажется там раньше на полчаса. Если разговор не затянется, то у него были все шансы успеть до закрытия метро сесть на поезд в обратном направлении.
Денис вошёл в ярко-освещённый вестибюль.
– Да чёрт с ним, все равно сегодня не уснуть, – проговорил он и, поняв, что произнёс это вслух и достаточно громко, огляделся. Никто не обращал на него внимание.
Он стоял, прикрыв глаза, в углу плавно покачивающегося вагона и вновь думал о том, стоило ли ехать к странному человеку, который, скорее всего, предложит не менее странную работу.
В свои двадцать пять Денис походил на студента – второкурсника: чёрная потрёпанная футболка на худом теле, потёртые голубые джинсы и давно не мытые кеды выдавали в нём человека, который не только не обращает внимания на свой внешний вид, но и вообще редко видит своё отражение в зеркале. За спиной висел синий рюкзак, который, впрочем, очень удачно скрывал свой истинный цвет.
Четыре года назад Денис закончил своё обучение в институте, вылетев с третьего курса. Завалив сессию, он нисколько не огорчился. Родители равнодушно отчитывали его, а Денис, двадцатилетний парень, тем временем радовался, что теперь ничто не мешало ему уйти из родительского дома. Он больше не желал видеть эти тихо ненавидящие его лица. Через пару недель после отчисления он собрал самые необходимые вещи, поместившиеся в этом самом рюкзаке, взял свои сбережения, вышел из квартиры, поехал на вокзал и купил билет до Москвы. С тех пор он не видел своих родителей, и его это вполне устраивало. Судя по всему, его никто не искал, что тоже радовало. Он снял однокомнатную квартирку на «Юго-Западной» со скрипящими полами, ободранными обоями и старой трухлявой мебелью. И это тоже ему подходило.
Все эти четыре года Денис бесцельно перемещался с одной скучной работы на другую. Продавец, грузчик, менеджер по продажам, курьер – денег с трудом хватало на жизнь. Большую часть бюджета «съедала» квартира. Но Денис не жаловался. Во-первых, его всё устраивало. Во-вторых, жаловаться было некому. Единственный его друг (и скорее, даже не друг, а приятель) Андрюха, живший за пару домов от Дениса, явно не был любителем выслушивать монологи о чужих проблемах.
Дни проходили, не сильно отличаясь друг от друга, – просто череда квадратиков на календаре. Зачеркнул все числа на этом листе? Сорви и заполняй следующий.
И тут на чёрно-белом экране его жизни появилась цветная рябь. Вполне возможно, ничего интересного, просто разряд статического электричества, но проверить всё же следовало.
Двери раскрылись, Денис вышел на станцию «Кропоткинская» и замер. За спиной двери вагона захлопнулись, оборвав голос, объявляющий следующую станцию, на полуслове. Состав тронулся, грохот железных колёс стал нарастать вместе со скоростью, а потом быстро сошёл на нет, когда поезд исчез в тоннеле. Денис не обращал на это внимания. Всё его внимание было приковано к самой станции.
Работая курьером, он часто бывал на этой станции. Успел запомнить шахматную доску коричневых и серых плиток на полу, огромное количество колонн и ярко освещённый белый потолок. В отличие от других станций «красной» ветки, эта отличалась лёгкостью. Здесь не было намеси архитектурных изысков, превращавших её в вычурный склеп, низких сводов, навевающих мысли о бункерах советских времён, и мрачных цветов, давящих своей безысходностью.
Сейчас этой лёгкости не ощущалось. Здесь стало меньше света. Цвета потеряли своё наполнение, поблекли. Станция приобрела мрачность средневекового замка.
Никто не обращал на это никакого внимания.
«Да ну, бред. Всё так и было. Станция, как станция. Может, раньше лампы были мощнее?» – подумал он.
Выйдя на улицу, он был ошарашен ещё больше – Храма Христа Спасителя не оказалось на своём обычном месте. Денис почувствовал, как сердце гулко ухнуло в груди и остановилось.
«Этого не может быть. Это…»
Он почувствовал удар в плечо. Из-за спины появилась крупная женщина с каменным лицом. Она не обратила внимания на парня, которого только что толкнула, а просто изменила траекторию и обошла его, шагая по-солдатски чётко и уверенно.
Денис снова посмотрел на другую сторону площади Пречистенские ворота и выдохнул. Сердце застучало в бешеном ритме, как будто навёрстывая пропущенные удары. Храм стоял там, где ему положено, но иллюминация полностью отсутствовала. Без ночного освещения, которое превращало Храм и территорию вокруг в остров света и блеска, огромное здание казалось чёрной дырой.
Денис медленно шагал по чётной стороне Остоженки, считая дома. Часы на мобильном телефоне показывали 0.07.
– Второй… четвёртый… шестой… – бормотал он себе под нос, выискивая глазами синие таблички с номерами на зданиях.
– Эй, постойте, постойте, – остановился Денис.
На квадратной табличке жёлтого пятиэтажного дома с застеклёнными арками на первом этаже стояла цифра «8».
– А где шестой «а»? Чёрт бы побрал этих московских архитекторов: в двух домах заблудиться немудрено.
Денис развернулся и прошёл пять метров в обратном направлении.
«Наверное, дом в глубине, во дворах», – подумал он, но тут же осёкся. Табличка находилась в дальнем от Дениса углу здания, но написанное можно было легко разобрать: шестёрка, и под ней – маленькая буква «а».
Дом номер шесть «а» оказался облезлым жёлтым строением, построенным, казалось, еще до рождества Христова. Куцые балкончики и грязные деревянные окна никак не сочетались с отреставрированными и ухоженными зданиями-соседями.
Денис обошёл дом и очутился в маленьком дворе, к которому, впрочем, этот термин совершенно не подходил. За неопределённого цвета забором виднелись маленькие высохшие деревца. Их окружала столь же безжизненная серая трава. Ветер гонял по асфальтовой дорожке разный хлам: обёртки, листовки, куски газет.
– Двадцать четвёртая квартира, – вслух размышлял Денис. – Четырёхэтажное здание. Два подъезда. Скорее всего, по три квартиры на площадке. Три на четыре равно двенадцать. Стало быть, двенадцать квартир в подъезде. И получается, что моя квартирка – самая последняя, на последнем этаже второго подъезда.
Довольный своим расчётом, Денис направился ко второму подъезду, чтобы проверить свою догадку.
Впрочем, логика подвела. Денис ввёл код, с трудом открыл железную дверь и поднялся на первый этаж. Слабая лампочка, спрятанная в пыльном круглом плафоне, еле рассеивала темноту, окутавшую площадку. Квартир на этаже оказалось всего две: семнадцатая и восемнадцатая. Денис провёл рукой по волосам, делая в голове новый расчёт. Получалось, в первом подъезде шестнадцать квартир, по четыре на этаж. А во втором – восемь, по две на этаж.
– Маразм какой-то, – пробормотал он и двинулся вверх по лестнице, к квартире, где его ожидал загадочный работодатель.
2
Лана свернула на Остоженку в полвторого ночи. В голову будто напихали бутылочных осколков и время от времени встряхивали её. Ноги гудели, словно она прошла не два-три километра, а все десять. И ужасно хотелось курить.
«Ну почему со мной происходит эта ерунда? Почему я всё время вляпываюсь в дерьмо? Вернулась бы, взяла свои деньги у Ленки, поехала бы домой, купила пачку сигарет и бутылку вина. Взяла бы книжку и сидела бы, читала. Нет же, шарахаюсь ночью в одиночку по городу».
Как только она начинала думать о том, что до дома нужно идти ещё не меньше двух часов, желание курить превращалась в невыносимую пытку, заставляющую Лану сжимать челюсть до скрипа в зубах. Она достала разряженный телефон и нажала на кнопку включения. Не надеялась, что вдруг произойдёт чудо, и тот заработает, но всё же попробовала.
«Чёртов кирпич! Почему ты сдох именно сейчас?»
Лане хотелось рвать и метать. Сейчас её всё раздражало. Она ненавидела весь мир за то, что она здесь, на Остоженке, так далеко от дома, без денег, без сигарет и без возможности позвонить. Ненавидела Ленку с её проблемами, ненавидела Ленкиного Серёжу с его тупыми дружками, которые смотрели не неё, как дворняги на суку во время течки.
Несмотря на отвратительное настроение, Лана ещё раз порадовалась, что ушла с этой пьянки.
Началось всё днём, часа в три.
Ленка, с которой Лана (собственно, последнюю звали Светланой, но представлялась она только второй частью, так как имя целиком она терпеть не могла) снимала квартиру, заявила:
– Мой Серёженька сегодня звал к себе. У него день рождения. Сказал, будет пара его друзей.
Лана, мысленно посмеявшись над тем, как Лена называет двухметровую с квадратными плечами махину – своего парня, сказала:
– Рада за тебя.
– Нет, ты не понимаешь. Мне там не хочется одной слушать их разговоры о том, сколько они выпили и как набедокурили.
– Ну, тогда не ходи.
– Ланка, ты задница.
Лана улыбнулась, хотя этого делать и не хотелось. Голова начинала побаливать, и мысль о том, что придётся куда-то идти, совершенно не радовала.
– Ну вот, ты мечешься: ходить – не ходить, а я – задница. Несправедливо.
Лена рассмеялась.
– Несправедливо, зато правда. В общем, в восемь выходим.
«Ладно, схожу. Надо немного развеяться перед учёбой», – подумала она.
Их дружба была довольно странным явлением. Девушки познакомились четыре года назад, на первом курсе. Они учились в одной группе, где с чьей-то лёгкой руки их назвали «Ланка и Ленка».
Ленка являла собой «хроническую блондинку», как её про себя называла Лана. Касалось ли это её высказываний и действий, цвета волос или смазливой внешности – всё умещалось в рамки, отведённые белокурым созданиям международным фольклором. Лана даже вывела формулу своей подруги: общительна до трепачества, улыбчива до зубов и мила до ярко-выраженного идиотизма. Естественно, этой формулой она не делилась ни с подругой-блондинкой, ни с кем-либо ещё. Большую часть своих выводов она предпочитала оставлять невысказанными.
Каждому Иню положен свой Янь. И Лана играла эту роль на «отлично». Она была миловидной брюнеткой с большими карими глазами и мальчишески-озорным взглядом. Короткая причёска придавала ей образ оторвы, коей, собственно, она и являлась. Знакомые парни называли её «своим парнем», и это ни капельки не смущало Лану. Время от времени, глядя, как подруга крутится перед зеркалом, собираясь на свидание с «Серёженькой», или устраивает слёзные концерты на тему узколобости парней, Лана мысленно констатировала, что звание «своего парня» не так уж и плохо. Некоторые злопыхательницы за спиной называли её лесбиянкой, но никогда не делали этого в лицо. Они её побаивались, и это вполне устраивало Лану. Всё это напоминало тявканье дворняг, боящихся подбежать ближе и укусить, и вызывало только улыбку.
Учёба Лане давалась достаточно легко: каким-то чудесным образом, изредка открывая учебник, девушка выхватывала самую суть, и раз вложенная в голову информация моментально оседала там. Когда она училась в школе, мама временами удивлялась этому таланту: «У тебя память не девичья, а профессорская». Экзамены не имели для неё того сакрального значения, которое им придавали её одногруппники. Она приходила, извлекала из головы необходимую информацию, передавала её преподавателю и уходила. Никаких проблем. У белокурой подруги же всё обстояло с точностью до наоборот – каждая сессия становилась серьёзным испытанием, убивающим не только время, но и миллионы нервных клеток.
Базисом этой странной дружбы и её же единственным оправданием было умение Ланы выслушивать свою подружку. Бросил ли парень, порвались ли чулки, получила ли «незачёт» – Лена жаловалась Лане.
Лана же, будучи универсальной «жилеткой», ничего существенного не получала от этого союза. Ей просто нужен был кто-то рядом. С детства она слушала свою маму, которая постоянно плакала из-за того урода, которого в анкетах в графе «Отец» Лана обозначала прочерком. В школе она слушала свою одноклассницу Катю, толстую дурнушку в очках с толстой коричневой оправой и неимоверно толстыми линзами. Толщина и безысходность – два слова, которые чётко определяли всю суть Кати. Но всем были безразличны проблемы толстухи. Всем, кроме «жилетки» Ланы, равнодушной к своему положению в классе. И вот теперь появилась блондинка Леночка, которая по причине своей юродивой бестолковости стала самым жизнерадостным собеседником Ланы.
Вечер у Серёженьки предсказуемо скатился к банальному «разводу». Какое-то тщедушное существо, видимо, воображавшее себя Аленом Делоном в лучшие годы, брызгало слюной и всячески пыталось подобраться к Лане поближе. И чем больше водки он поглощал, тем маслянистей становился взгляд, обращённый на неё. Он постоянно что-то томно шептал на ухо Лане, в то время как её терпение плавно сходило на нет.
Последней каплей явилось предложение уединиться. Как будто она давала повод. Лана наклонилась к этому студенту-неудачнику и хрипловато-эротичным голосом спросила:
– Как тебя зовут?
Парень, мигом покрасневший, тихо сообщил:
– Юрик.
Лана медленно приблизилась к нему, едва не касаясь губами пушка на мочке уха. Этот червяк вызывал у неё стойкий рвотный рефлекс, но она всё же не прекратила игру. Его нужно было поставить на место раз и навсегда. Когда она почувствовала, как студент задрожал от возбуждения в ожидании её ответа, она гаркнула резко и чётко:
– Иди в жопу, Юрик!
Все встрепенулись и повернули головы в направлении возгласа: Серёженька со вторым своим дружком с рюмками в руках, Лена с зубочисткой в зубах. Немая сцена, ни дать ни взять. Юрик не мог вымолвить ни слова. Он покрылся пятнами и явно желал провалиться в тартарары. Он даже как будто стал ещё более худым и тщедушным. Нижняя губа по-медвежьи обиженно выкатилась вниз.
Лана со спокойным выражением на слегка бледном лице встала и неторопливо пошла в прихожую. Тут же подбежала подружка. На лице блондинки застыла улыбка, которая вкупе с изумлением в глазах смотрелась неимоверно мило, но при этом вызывала у Ланы раздражение своей картонностью.
– Ланка, ну ты чего? Что случилось? Да ладно тебе, давай ещё часик посидим и вместе на «таксишке» доберёмся. Ну, давай?
Лана молча надела кроссовки, накинула свою ветровку.
– Нет, Лен, я пойду. Если хочешь, присоединяйся.
Улыбка на лице Лены сменилась упрямо натянутой тонкой нитью губ.
– Да ну! Чего так рано домой переться? Пошли бы сейчас в парк все вместе, прогулялись-проветрились. Лето же уже заканчивается. – И тихо прибавила, вновь улыбнувшись. – А круто ты его отшила.
– Я знаю. Ну, пока.
– Будь осторожней.
– И ты.
Спустившись на один лестничный пролёт, Лана достала из кармана мятую пачку «Кент», вынула сигарету и закурила. Первая затяжка неприятно обожгла горло. Вторая показалась чуть мягче.
Несмотря на внешнее спокойствие, внутри у неё всё бурлило. Изначально дерьмовый день совершенно скатился под гору. Складывалось ощущение, что кто-то решил годовой запас несчастий и проблем вывалить на её голову в один день. Да так, чтобы каждая следующая проблема была гораздо хуже предыдущей.
«Надо же было быть такой дурой и припереться сюда. Мне же уже не пятнадцать лет. Этот придурок всё настроение испортил».
Вспомнив выражение лица Юрика, Лана всё же невольно рассмеялась. Этот «ловелас» после меткой фразы Ланы стал пятнистым, как ягуар, в мгновение ока.
«Нет, ягуар слишком благородно для него. Скорее, жираф».
Лана не удержалась и рассмеялась в полный голос. Образ жирафа с вытянутой физиономией Юрика не мог не насмешить.
«Теперь, дружок, твои друганы будут тебя целый год подкалывать. Смирись!»
Затянувшись горьким дымом, она подумала, что, наверное, её великолепная импровизация была чрезмерна. Этот несчастный «ботан», и без того осознающий своё ничтожество, совсем погрузится в свои комплексы. И нынешняя выходка совершенно не делала ей чести. Ведь она могла отшить его тихо, без привлечения внимания всей компании.
«Да пошёл он, этот Юрик», – разозлилась она и бросила окурок в дверь. «Бычок», рассыпая искры, перелетел все десять ступенек пролёта и попал точно в дверную ручку.
«Незачем было строить из себя мачо. Сам дурак».
В голове ухало чуть сильнее, чем днём, а это означало, что через полчаса её ждала жуткая головная боль. Так бывало всегда, а сегодняшний день был просто создан для этого. Плохое самочувствие в плохой день – закон.
Лана вышла на улицу. Тёплый ветерок ненавязчиво обдувал разгорячённое лицо, делая день чуть менее скверным. Лана улыбнулась, подбадривая себя.
– Прорвёмся, подруга. По крайней мере, сегодня хуже уже не будет.
Но она ошиблась. Запас неприятностей на этот день ещё не иссяк. Это она выяснила через пару километров, решив, что нужно садиться в метро и ехать домой.
Она полезла в карман за проездным билетом, но там его не оказалось. Так же, как и денег.
– Ох ты, блин, – расстроено и зло пробормотала она, вспомнив, что не взяла свою сумочку из дома, а просто свалила всё необходимое в большую сумку Лены. «В твоей всё равно прибавления не будет заметно», – подколола она Лену, когда они, готовые выходить, обувались. Лена тогда улыбнулась, видимо, не поняв шутки.
А вот Лане сейчас совершенно не хотелось улыбаться. Хотелось заплакать.
– А вот и не вернусь, – решила она, представив кислую мину Юрика и шуточки, которые начнёт отпускать Серёженька – именинник.
Очередное огорчение ожидало её примерно через несколько минут, когда она достала телефон, сообразив, что можно вызвать такси и расплатиться дома. Мобильник не работал. Она раз за разом нажимала на кнопку включения, но экран так и не засветился.
– Да что же это такое!
Телефон, который она заряжала раз в неделю, решил вырубиться именно сейчас.
«В такой день не удивительно», – подумала Лана.
Ничего не оставалось, кроме как идти пешком. По её расчётам, на это требовалось часа два с половиной – три.
«Хорошо, что хоть на улице тепло», – постаралась Лана немного раскрасить ситуацию, но это не помогло. Ложка мёда в целой бочке дёгтя была совершенно не заметна.
Прогулки по ночной Москве Лане нравились. Город, днём суетливый, как блохастый пёс, к ночи успокаивался настолько, насколько вообще может успокоиться многомиллионный мегаполис. Темнота, разбавленная тысячами разнообразных огоньков, была удивительно уютной. Потихоньку из головы вылетали неприятности этого дня.