Суд Линча

У того ноги пошли направо, туловище – влево, и упал он на левый бок. В этот момент Волков успел встать на ноги и сильным ударом по левой руке фотографа выбил из рук пистолет. Затем бросил на него софит, что стоял на треногом штативе, а сам вышел за ширму, куда отлетел пистолет, поднял его и вернулся.

– Ну что, старый? Не та хватка у тебя, что была лет двадцать назад. Теперь узнал меня? Ведь я был у тебя одним из лучших учеников.

– Ты был дураком, дураком и остался, – бормотал фотограф, поднимая упавший светильник. – Нет чтобы попросить по-человечески, ты начал на испуг брать.

– А как с тобой? А то «я – не я, и хата не моя». Скажи, как ты стал Никитиным? Никанора шлепнул?

– Нет, он не вернулся с задания. Потом узнал, что он подорвался на мине при переходе линии фронта, а у своих он числился, как пропавший без вести. После войны я взял его документы.

– А сейчас кем ты здесь? Резидентом?

– Нет, обыкновенным гражданином, у меня нет связей за рубежом. Я простой фотограф, свой хлеб добываю своим трудом.

– Не верю.

– Дело твое, можешь не верить. После войны я перешел на мирные рельсы. Так жить спокойнее.

– Да? не верю! Нет, так найдешь новые связи и поможешь мне. Я сейчас поеду к себе на родину. У меня в Ростовской области живет сестра. Больше двадцати лет я ее не видел. Побуду там, выправлю себе паспорт, а потом приеду. К тому времени ты поищешь для меня лазейку, чтобы я мог пересечь границу.

Фотограф протянул руку к пистолету.

– Верни мне его.

– Что, пушку? Нет уж, как ты признался, перешел на мирные рельсы, эта штука тебе не нужна. Вот отправишь меня в «загранкомандировку», тогда она мне не нужна, я оставлю ее тебе. А пока возьму ее себе.

Тут постучали в дверь фотоателье. Никанор Иванович встряхнул головой, словно проснулся от кошмарного сновидения, сунул фотографию Волкова в конверт и крикнул:

– Открыта дверь, заходите!

Дверь открывается, и в ателье заходит Петр Антонов. Он закрывает за собой дверь и быстро отходит в глубь ателье. Увидев Никанора Ивановича, здоровается с поклоном.

– Ты что, не в увольнении? – спрашивает фотограф.

– У нас старшина не человек, а язва сибирская, хотя хохол. В тот раз что я выпил, две кружки пива? Мало того, что дал два наряда вне очереди, так лишил меня увольнительной. Я, раз обещал придти к вам, не мог не выполнить своего обещания, ушел через жениховый лаз.

– Какой лаз?

– Жениховый. У нас многие солдаты, у кого здесь есть девушка, на ночь бегают к ним ночевать. В заборе сделали удобную дырку, после отбоя уходят на самоволку. Я рискнул уйти до отбоя, хотя это очень опасно.

– Не знаю, злиться на тебя или хвалить за то, что ты стараешься сдержать данное слово любой ценой. Но ты знаешь, что такие поступки – это головотяпство, за это ты попадешь на губу и ни о каком отпуске домой не может быть и речи. Ты можешь в течение месяца быть примерным солдатом?

– Конечно, могу.

– Вот, в течение этого месяца у тебя появится возможность совершить армейский подвиг, за что не только могут наградить отпуском домой, но и представить к государственной награде.

– Какой такой подвиг я могу совершить?

– Ликвидировать шпиона иностранной разведки.

– Да бросьте вы, Никанор Иванович, я думал вы что-то серьезное скажете. Разведчиков поймать… Что я, чекист, что ли?

– Молодец, что мыслишь весьма трезво. Вот и я долго думал, как же помочь сыну моего друга, чтобы он в самом деле совершил такой поступок, о котором бы в газетах писали. Чтобы командование части не могло отказать в такой мелочи, как кратковременный отпуск на родину. Для этого надо бы действительно поймать иностранного шпиона, но где его взять? Вот у меня зародился такой план: есть один весьма гадкий человек, которого убить не грех. Если ты его застрелишь при попытке пролезть на территорию базы, ты станешь героем.

– Как же я застрелю живого человека?

– Хорошего человека, конечно, жалко убить, но этого гада убрать – общество спасибо скажет. Он долгое время был в заключении, его недавно освободили, а он уже успел двоих избить до полусмерти.

– А я как могу его убить?

– Ты же часовой, сам бог велел тебе стрелять в людей, когда они полезут на охраняемую тобой территорию.

– А почему он полезет на территорию базы и полезет именно там, где я буду стоять?

– Вот в этом и есть моя задумка помочь тебе в совершении этого подвига. Этот гад тупой, как два паровоза вместе взятые. Как-то он заходил ко мне фотографироваться и поинтересовался, где можно приобрести пистолет. Я ему совру, что на базе, в складе вооружения, много пистолетов.

– Какие пистолеты? Там же хранятся самолетные пушки, авиационное вооружение, может быть, бомбы.

– Но ты же умный парень, соображай! Он об этом не знает и не должен добраться до этого склада. Пистолет – это повод, чтобы его заманить туда, а ты его встретишь огнем.

– А как же ни с того, ни с сего я открою огонь? Я должен кричать: «Стой, кто идет!», должен дать предупредительный выстрел, потом стрелять в него.

– Петр, ты умный человек?

– Но я не хочу нарушать устав и попасть в тюрьму.

– У вас что, там магнитофон стоит, записывает ваши разговоры? Кто у вас свидетель, если он будет мертв? Кто скажет, что ты не кричал «стой, кто идет?», что ты не стрелял в воздух? После того как ты его застрелишь, стреляй в воздух сколько захочешь. Никто не может определить, сначала ты в воздух стрелял или в него. Главное, чтобы он был мертв и не смог рассказать, как ты поступил с ним. Я ходил тут недавно по задам вашей базы и обнаружил, что один пост, самый отдаленный, прямо в лесу стоит, поблизости нет никого и ничего.

– Да, мы его «камчаткой» называем.

– Ты можешь сделать так, что попасть именно на этот пост?

– Конечно, туда никто не хочет идти, там постоянно дуют ветры со стороны леса. А почему он пойдет именно к этому посту?

– Я ему скажу, что там в заборе есть лаз, откуда можно пробраться к складам.

– Да нет там в заборе никакого лаза!

– Петр, ты дурак? – разозлился Никанор Иванович. – Он не должен добраться до забора. Ты его подпустишь и внезапно выстрелишь в упор, потом в воздух, потом крикнешь «стой, кто идет!», потом поднимешь тревогу, потом пойдет следствие. Чтобы все были уверены, что он целенаправленно шел с намерением проникнуть на территорию базы и попасть именно в склад вооружения, у него в кармане должно быть доказательство. Ты хорошо знаешь расположение складов? Можешь начертить план от этого места, до склада вооружения?

– Могу.

– Вот тебе бумага, вот карандаш. Начерти расположение зданий складов, автомобильных и железных дорог внутри базы и пути или проходы, по которым можно добраться от этого места, где стоит ваша вышка, что называется «камчаткой», до склада вооружения.

Петр берет бумагу и карандаш, чертит расположение складских помещений, ветвей железнодорожных линий и автомобильных дорог.

– Ты сам подумай, – продолжает убеждать Никанор Иванович, – что подумают люди в особом отделе, найдя в кармане человека план базы и намеченный путь от забора к складу вооружения? Конечно, подумают, что это иностранный разведчик. Ведь там у вас хранятся и новейшие виды вооружения.

– А если это будет не он, а я застрелю другого? – поразмыслил Петр.

– Что, у вас там шастают посторонние люди? Ведь везде написано «Стой, запретная зона».

– Только осенью грибники заходят. Они кричат: «Солдат, не стреляй!» Но они проходят днем.

– Вот, а сейчас уже снег выпал, да еще ночью, какие грибники? Так что этот план безукоризненный. Только смотри, не промахнись. Стреляй прямо в сердце. Как упадет, сделай контрольный выстрел в голову. И ты попадешь в книгу героев вашей части.

Никанор Иванович вытащил из пакета фотографию Волкова и стал показывать Петру.

– Вот этот друг, посмотри на его лицо и запомни этого красавчика.

– Я могу взять эту фотокарточку?

– Зачем? Чтобы там, на месте сличить? – засмеялся Никанор Иванович. – Ни в коем случае! Если найдут фото подозрительного типа у тебя в кармане, тогда вместо отпуска попадешь в родные места этого друга на Колыме. Ты его никогда не видел, не знаешь о нем ничего, с ним не знаком. Понял?

– Понял.

– Возможно через неделю, может быть, и раньше, может быть, и позже, этот приятель появится. Сейчас он на югах, отмечает свое освобождение от тюрьмы. Вот мой телефон. К тебе звонить нельзя, можешь ли ты откуда-нибудь позвонить мне и спросить: «Никанор Иванович, не готова ли моя фотокарточка?»

– Я могу звонить из клуба нашей базы, там мой приятель Саша, художник, он может открыть кабинет начальника клуба, там есть городской телефон.

– Никаких лишних слов. Если я скажу что фотография готова и спрошу: «Когда можешь придти забрать?» – значит, ты поймешь, что клиент приехал, и ответишь в тот день, когда ты будешь в наряде, словами: сегодня, завтра или послезавтра. Понял?

– Понял.

– Вот тебе фонарик электрический, положи в карман и не забудь взять с собой, когда пойдешь на пост. Другим фонариком я подам знак из леса. Если все в порядке, и ты готов «принимать» гостя, включенным фонариком сделаешь круговые движения, а если что-то не так, ты машешь фонарем так: верх-вниз, налево-направо. Понял?

– Понял.

И вот в казарме у солдат свободное время, кто-то подшивает воротничок, кто-то чистит пуговицы кителя щеткой, кто-то сидя на табуретке возле тумбочки, пишет письмо, а Петр Антонов, что сидел на кровати, вытаскивает из кармана электрический фонарик, включает, выключает, включенным фонарем пишет круг в воздухе и делает движение: вверх-вниз, влево-вправо. К нему подходит солдат с черными усами и с грубым грузинским акцентом обращается к Петру:

– Пэтро, у тэбэ хароши фанар, нэ дадиш сэгодниа мэнэ? У маэй Катушки дэн раждени, пайду паздыравлат.

– Ни в коем случае, – отвечает Петр. – Этот фонарь имеет совсем другое назначение, не имею права расстаться с ним ни на одну минуту.

– Ну и жадны ты пиджо! – Пробурчав несколько ругательных слов на своем языке, уходит в сторону солдат.

На двери в фотоателье Никанора Ивановича висит табличка с надписью «Закрыто», а рядом – часы работы ателье, где указано: «Перерыв на обед – с 13.00 до 14.00». Люди, желающие зайти туда, смотрят с недоумением на огромные часы, что висят на фасаде кинотеатра, качая головой, уходят. Ведь время на этих часах 11.00.

Внутри ателье на повышенных тонах разговаривают Волков и Никанор Иванович.

– Я знал, что от тебя не отвяжешься, заранее подготовил все каналы для отправки тебя за кордон. А тебе еще расскажи, на какую разведку я работаю. Зачем это тебе?

– Я столько лет пахал на Колыме, спрашивается, за что? Я же был простым исполнителем, пешкой в твоей игре. Кто спланировал и организовывал все эти диверсионные работы? Я понес наказание, а ты свободно живешь и процветаешь. Справедливо это?

– Не забудь, что я враг, а ты предатель. Врага берут в плен и должны ему сохранять жизнь согласно международной конвенции, а предателей сразу ставят к стенке. Если ты миновал этой участи, значит, ваши органы не знают того, что я знаю про тебя. Ты не блистал особым умом, так дураком и умрешь. Но умирай своей смертью где-нибудь на банановых островах, а не в подвалах Лубянки. Чувствую, что горишь желанием сдать меня органам, не соображая при этом, что, если я попаду туда, с м еня будут первым делом вытягивать списки всех предателей, которые перешли на сторону врага, и перечень тех заданий, что выполняли они, и твои «подвиги» тоже. Давай, иди! Докладывай. Подсказать, где в нашем городе сидят кагэбэшники?

– Не надо. Живи, черт с тобой! Только меня с моим товаром отправляй за границу.

– С каким еще товаром?

Волков вытаскивает из кармана спичечную коробку, открывает и ставит на стол. Никанор берет коробку, опрокидывает. Оттуда на стол высыпаются золотые самородки разной формы, мелкие и крупные.

– И сколько у тебя этого добра? – спрашивает он.

– Около тринадцати кило.

– Значит, все эти годы, что ты, как выразился, пахал на Колыме, ты занимался воровством. Как же ты мог такое количество золотых самородков своровать, там же строгий контроль за этим?

– Каждая эта штука проходила через мой кишечный тракт.

– Представляю, как ты всю жизнь в собственном дерьме копался, а теперь этот же груз будет тебя тянуть ко дну.

– К какому дну?

– Ты что, собираешься это количество золотых самородков вносить в декларацию? Как ты собираешься проносить их через таможенную?

Волков округленными глазами смотрел на Никитина.

– Я знал, что с моей биографией мне никогда загранпаспорт не дадут, и предполагал, что ты можешь организовать мне фальшивый паспорт. Вот насчет декларации я не подумал. Может быть, есть другие пути? Ты же тезка фюрера, умный мужик, придумай что-нибудь.

– Вот почему говорю, что с таким грузом металла ты пойдешь ко дну, потому что уже подготовлены все каналы, где ты, минуя таможенников, минуя пограничников, можешь доплыть до нейтральных вод, где тебя будет ждать корабль.

– Ты что? Я плавать не умею.

– Особенно если на шею повесить металл на тринадцать кило, – засмеялся Никитин. – Я все предусмотрел, только нет там в Крыму акваланга. Еще один пенопластовый пояс я достану для поддержки дополнительного полпуда груза, а вот акваланг надо тебе самому достать, точнее не достать, а зайти в склад и взять.

– А это что такое, как ты сказал, акваланг?

– Это изобретение одного умного человека по имени Кусто. – Из стола вытаскивает Никитин фотографию акваланга. – Вот такой он аппарат. Наденешь на спину и будешь свободно дышать под водой. На ноги наденешь ласты, они уже в Крыму ждут тебя, и через полчаса ты уже будешь в нейтральных водах.

– Да, я видел такой аппарат в кино. А где, говоришь, его можно достать?

– На базе, где они хранятся. База военная, охраняется кругом. У кого хранятся, он не может сам взять да вынести. Акваланг – не самородок, его не проглотишь. Это надо тебе самому пойти и взять. Теперь слушай внимательно! – Вытаскивает он чертеж, сделанный аккуратно на кусочке ватмана. – Смотри сюда! Вот эта схема расположения складов на военной базе. Вот это место, где стоит часовой. В тот день, в тот час, когда будет стоять на посту мой человек, ты подойдешь, он покажет жениховый лаз в заборе.

– Какой лаз?

– Жениховый. Так называют лаз в заборе, откуда женихи, так называют солдат, которые здесь имеют девушек, самовольно уходят ночью к ним. Ты полезешь вовнутрь забора и окажешься… смотри на чертеж! Окажешься вот здесь. Ты пройдешь к этому зданию, что обозначено красным карандашом. Можешь ориентироваться?

– Ты же знаешь, что могу. Мы же всегда ходили на задание по топографическим картам. А здесь элементарная схема, сориентируюсь.

– Пойдешь вот так, перешагнешь две железнодорожные линии, у этого склада поднимешься на пандус. Вот на этом месте на стене висит пожарный ящик с гидрантом и рукавами. Там возьмешь ключ от дверей. Мой человек уже месяц этот ключ не таскает с собой в кармане, а кладет именно сюда. Когда возьмешь ключ…

Не успел Никитин кончить свое предложение, вдруг раздался телефонный званок. Волков поднял трубку и опустил на место со словами:

– Давай, давай, показывай дальше! Не отвлекайся на всякую ерунду.

– До чего же ты тупой стал. Где твоя подготовка в разведшколе? Как тебя обучали? В нашем деле не бывает ерунды. Каждая ерунда – это есть важная информация для умного, а для тебя, как выяснилось, для тупого, ерунда есть ерунда. Каждый день звонит мой приятель, солдат, чтобы узнать, в какой день пропустить моего человека, то есть тебя, на территорию базы. Ты сейчас рвешься быстрей узнать все ходы и побежать туда, а там стоит другой часовой, даст тебе пулю в лоб, и прощай банановые острова. Зачем ты сделал это?

– Я не знал.

– Не бери больше трубку!

Тут повторно раздался звонок. Никитин взял телефон.

– Алло!

– Никанор Иванович, это я, узнали?

– Голос сына моего армейского друга я всегда узнаю. Могу тебя обрадовать, твои фотокарточки готовы. Когда ты сумеешь зайти за ними?

– Сегодня или через два дня.

– Лучше сегодня. В какие часы?

– Не могу точно сказать, или с двенадцати до двух, или с двух до четырех.

– Не забудь прихвати с собой фонарик.

– Фонарик всегда со мной.

– Условные знаки не забыл?

– Нет, конечно.

– Смотри не перепутай! До встречи, ну пока!

– Пока!

Никанор Иванович кладет трубку и обращается к Волкову:

– Вот тебе и ерунда! Парень на свой риск и страх берется помочь тебе. Смотри, не подведи его! Теперь слушай сюда! Если возьмешь ключ и побежишь к двери, раздастся сирена. Тебя поймают, и парню не миновать трибунала. Взяв ключ, подойдешь сюда, где отмечено красным карандашом. Это пожарный щит. Вот с этой стороны отодвинешь немного и сунешь руку за щит. Нащупаешь тумблерный выключатель, отключишь сигнализацию, только тогда пойдешь в склад. На левой стороне полки, там стоят эти акваланги. Возьмешь один аппарат, закроешь двери, включишь сигнализацию и быстро уйдешь. Зная твою жадность, уверен, что будешь искать, что там еще ценное есть, чтобы свистнуть. Не делай этого, понял!

– А что там есть еще ценное?

– Вот, вот! Уже любопытство заиграло. Не твое собачье дело, что там есть, и не вздумай копаться! А сейчас надо подумать, как эти тринадцать кило золота плотно спрятать под свитер, чтобы не мешало надеть скафандр. И чтобы те люди, которые будут подбирать тебя, не заметили твое золото, а то я не знаю, какие они люди, позарятся на твое золото, шлепнут тебя по голове, отберут золото, а тебя обратно бросят в море. Где сейчас твое золото?

– В надежном месте.

– До двенадцати часов вечера у нас есть время. Слушай, что ты должен делать: сейчас поедешь в Москву, купишь билет на поезд Москва – Ялта…

– Может быть, на самолет? – прервал Волков.

– Ну до чего же ты тупой стал! До сих пор ты летал в самолете, сдавая свое золото в багаж, а теперь оно будет при тебе, на твоем теле. Как ты пройдешь через металлоискатель? Берешь билет только на поезд и сядешь в него уже зачехленный. Купишь сегодня толстый большой свитер. Под свитер наденешь рубашку с металлом. Ты можешь достать бронежилет?

– А где его достать?

– Я так и предполагал, что ты ничего не можешь достать. Я уже заказал, мне его привезут, но чуть попозже, после двенадцати ночи. Мы с тобой успеем за ночь вытащить из бронежилета стальные пластины и туда насыпать твой металлолом. Затем надо все это так строгануть, чтобы твои самородки не собирались в одну кучу, и ты в этом жилете не был похож на конька-горбунка.

– А что будет дальше?

– Дальше я поеду с тобой до Ялты, там объясню ход дальнейших действий. Сейчас поезжай в Москву, купи билет на Ялту на завтра, свитер толстый купи и забери свое золото из надежного места. В мастерскую, сюда, зайдешь после десяти часов вечера. В десять ровно я приду сюда.

– Значит, мне взять два билета на Ялту?

– Волков, ты что такие тупые вопросы задаешь, словно не обучался в разведшколе? Я полечу на самолете. До твоего приезда узнаю обстановку. На железнодорожном вокзале в Симферополе, если меня увидишь на перроне, не вздумай подойти ко мне. Мы с тобой при посторонних не знакомы. К тебе подойдет мальчик и отведет, куда надо. Понял?

– Понял.

– Ну давай, поезжай в Москву! Нет, нет, кстати, раздевайся и садись, я тебя сфотографирую на загранпаспорт. Фамилия в паспорте будет другая, но фото должно быть твое. В Ялте получишь другой паспорт.

Волков стал раздеваться, а Никанор Иванович включил свет и стал готовить фотоаппарат.

Ночь. Светит луна, от нее света больше, чем от тусклых лампочек, висящих на высоком деревянном заборе вокруг базы, едва освещающих полосу между забором и ограждением из колючей проволоки, что стоит в трех метрах от забора. Между забором и ограждением протоптана на свежевыпавшем снегу дорожка, по которой идут пятеро солдат, впереди – разводящий в погонах младшего сержанта, за ним четверо часовых. Вторым за разводящим идет Петр Антонов, молча, не разговаривает, остальные солдаты яростно спорят:

– В Токио у нас только три боксера стали чемпионами: Попенченко, Поздняк и этот, как его… Степашкин. Кто четвертый, по-твоему? – доказывал небольшого роста солдат, идущий последним в строю.

– Енгибарян, – произнес солдат, идущий за Антоновым.

– Вась, ты в этом деле знаток, как я канатоходец. Енгибарян был чемпионом в Мельбурне. А в Риме у нас чемпионов было и того меньше, только Григорьев сумел завоевать золотые медали.

К этому времени они уже подошли к сторожевой вышке.

– Замирайло! Ты жив? – крикнул разводящий.

– Жив, здоров и невредим, как мальчик Петя Бородин! – крикнул часовой и стал спускаться в тулупе.

– Тулуп оставь там! – крикнул Петр Антонов и подошел к ступенькам лестницы вышки.

Спускающийся Замирайло снял тулуп и отдал Петру со словами:

– Пост сдал!

– Салага! – крикнул Петр, – надо сказать, как положено по уставу: «Рядовой Замирайло пост сдал!»

– Ладно, если не забуду, в следующий раз так и скажу.

– Все в порядке? – спросил разводящий.

– Какой-то чудак в лесу фонариком с двенадцати часов все мне азбуку Морзе диктовал минут пятнадцать.

– А ты дуб дубом в этой азбуке, ничего не понял, – съязвил идущий сзади солдат небольшого роста.

Антонов стал подниматься на вышку, а часовые с разводящим пошли дальше к последнему посту, который находился за углом налево и подходил почти к казармам автобата. Как только наряд завернул за угол, Антонов вытащил фонарик, включил, направил в сторону леса и стал мигать, как заметил часовой Замирайло, под азбуку Морзе, хотя и он эту азбуку не знал. Вскоре из леса последовало такое же мигание фонариком. Заметив это, Антонов стал махать по обусловленному знаку: верх-вниз, налево-направо.