Жестокая реальность (сборник)
– …Ты знаешь, Олег, я часто тебя вспоминала, почему ты так долго не звонил? – Прижавшись обнаженной грудью, Марина поцеловала меня в губы.
Я погладил ее по голове. Со времени нашей последней встречи Марина стала еще более страстной, и я чувствовал себя совершенно опустошенным.
– Мне пора ехать, – поднявшись с дивана, Марина подошла к креслу, где была сложена ее одежда, – поздно уже.
Я невольно залюбовался ее обнаженным телом. Стройная, загорелая, с округлыми бедрами и длинными ногами, она напоминала древнегреческую богиню. Я почувствовал, как во мне вновь пробуждается желание. «Подожди!» – подойдя сзади, я обнял Марину за плечи.
Она обернулась, отстранила мои руки, пристально посмотрела в глаза, затем неожиданно обхватила меня руками за шею и, застонав, прижалась всем телом.
Подняв на руки, я понес ее обратно к дивану…
Было восемь часов вечера, когда, проводив Марину до станции, я возвращался домой, с трудом передвигая ноги от усталости. Вопреки ожиданиям, встреча с Мариной нисколько не изменила мое настроение к лучшему. Даже в самом разгаре любовных утех я не переставал думать о Светке. Сейчас я чувствовал себя одиноким, несчастным, и мне вдруг захотелось напиться в стельку.
– Эй, Олег, ты оглох, что ли, я кричу, кричу, а ты хоть бы что! – Возбужденно размахивая руками, меня догонял старый школьный приятель Витька Мелентьев. Приятель был так себе: болтун, дурак, но в данный момент я обрадовался и такой компании.
– Здорово! – пожал я ему руку. – Куда направляешься?
– Хочу в гриль-бар заглянуть, коньячку выпить!
Судя по тому, что я слышал от общих знакомых, Витя медленно, но верно спивался. Работая зубным техником, он имел пока достаточно средств для удовлетворения своей страсти и постепенно превращался в алкоголика. Вот и сейчас при слове «коньяк» он машинально сделал горлом глотательное движение. Смотреть на него было неприятно. Тем не менее я подумал, что будет лучше составить Вите компанию, чем сидеть дома наедине со своими мыслями.
– Ладно, пошли вместе, – буркнул я, и мы двинулись по направлению к ярко размалеванной вывеске гриль-бара.
Он был полон. Взяв у бармена Эдика коньяк, мы с трудом нашли свободное место и, не чокаясь, выпили по первой. Слушая вполуха Витину болтовню, я лениво разглядывал окружающих.
Публика в зале собралась разношерстная. Слева от нас сидела компания девиц, оживленно беседовавших о тряпках и косметике. Две из них были ни то ни се, на троечку, но третья – худощавая блондинка с карими глазами, почти не принимавшая участия в разговоре, мне понравилась. Недалеко от них разместились пытавшиеся казаться взрослыми юнцы. Они преувеличенно громко смеялись, бросая на девиц жадные взгляды. Чуть поодаль мрачно напивался в одиночку угрюмый небритый мужик. Справа почти все пространство занимала большая компания ребят лет по восемнадцать-двадцать. Они сдвинули вместе три стола и, ввиду своей многочисленности, глядели дерзко и вызывающе. За главного у них был какой-то тип лет тридцати, судя по наколкам и фиксам, урка со стажем. Физиономия урки показалась мне смутно знакомой. Развалившись на стуле и жуя в углу рта папиросу, он что-то цедил сквозь зубы, а остальные подобострастно внимали. Из магнитофона, стоявшего за стойкой у Эдика, неслись звуки музыки.
Тем временем Витя, не забывая регулярно прикладываться к бутылке, рассказывал свои сексуальные похождения, которые, как я подозревал, на девяносто процентов были чистейшим вымыслом. Со школьной скамьи он отличался безудержной болтливостью, сочетавшейся с богатой фантазией, и теперь, изрядно выпив, Мелентьев дал полный простор своим талантам. Витя чем-то напоминал деда Щукаря, и его болтовня меня раздражала. Впрочем, как я убедился, не только меня.
– Эй, ты, козел, на полтона ниже! – распорядился урка и выплюнул окурок, норовя попасть Вите в голову.
– Ты что, озверел? – Мелентьев, подавившись очередной байкой, удивленно вытаращился в его сторону.
– Ни хрена себе, это чмо что-то вякает! – Урка повернулся к своим холуям, и те почтительно засмеялись. Наглая рожа урки выражала такое превосходство над окружающими, что мне захотелось дать ему по зубам.
Больше урка не успел ничего сделать, потому что я вскочил на ноги и врезал ему прямым справа в подбородок. Урка, как мячик, отлетел в сторону, с размаху врезавшись в стойку, с которой со звоном посыпалась посуда. Он потерял сознание и, закатив глаза, медленно сполз на пол. Его подданные в удивлении замерли, но затем двое самых храбрых сорвались с места выручать хозяина. Первого я встретил двумя правыми ударами в живот и в голову, а второго пнул ногой в пах, после чего оба свалились рядом с уркой. Один без сознания, а другой – корчась и скуля от боли.
– Ну, кто еще хочет? – Вопрос мой остался без ответа. Остальные восемь парней скромно потупили глаза, не выказывая ни малейшего желания вмешаться. – В таком случае забирайте эту падаль, и чтобы я вас здесь не видел!
Меня раздражали эти шакалы, готовые разорвать на куски любого, кто их боится, и мгновенно поджимавшие хвост, почувствовав над собой силу.
– Ну, живо! А ты, Эдик, – я повернулся к бармену, – дай нам еще бутылку. Да, сколько там с меня за разбитую посуду?
Когда парни ушли, волоча на себе пострадавших и бросая в мою сторону злобно-трусливые взгляды, я снова сел за стол и, не обращая внимания на присмиревшего Витю, принялся молча накачиваться коньяком. Мысли опять вернулись к жене, но под влиянием больших доз спиртного боль в душе несколько притупилась. Проглотив очередную порцию, я полез в карман за сигаретами.
– Можно вас на минутку?
Я поднял голову.
Это была та девушка, которая с самого начала привлекла мое внимание. Сейчас она казалась еще симпатичнее. Черная футболка выгодно контрастировала со светлыми волосами, а из-под короткой юбки виднелись стройные ноги, покрытые легким золотистым загаром.
– Садись.
Я пододвинул к ней свободный стул и, вытащив наконец сигарету, чиркнул спичкой.
– Что случилось?
– Ты хорошо дерешься, но не надо было с ними связываться.
Коньяк наконец-то начал действовать. Я ощутил приятную расслабленность, легкий гул в голове. Поэтому слова блондинки не произвели на меня впечатления.
– Возьми у Эдика еще по двести грамм. – Я протянул Вите деньги, глубоко затянулся сигаретой и, улыбнувшись, посмотрел на девушку. «Ничего киска», – подумал я.
– Почему нельзя с ними связываться?
– Тот здоровый, с наколками, – Сережка Монах. Ты избил его на глазах у всех, он отомстит.
Теперь я понял, почему рожа урки показалась столь знакомой. Сергей Сафронов, по кличке Монах, был довольно известной личностью в нашем районе.
Монаху было тридцать три или тридцать четыре года, значительная часть которых прошла в лагерях и тюрьмах. Он корчил из себя блатного авторитета и имел значительное влияние на местную шпану. Судя по слухам, Монах в настоящее время сколотил банду из молодых ребят, которая промышляла угоном машин. Никаким авторитетом он, конечно, не был, и серьезные урки считали западло поддерживать с ним отношения. В то же время охмуренные Монахом пацаны постепенно подрастали, набирали силу и уже сейчас доставляли окружающим массу неприятностей. Молодежь нашего района боялась Монаха как огня, поэтому я не удивился, что девчонка, которой вряд ли было больше семнадцати, говорила об этом ублюдке с таким страхом.
– Спасибо за заботу, но для меня у него руки коротки.
– Ты многого не знаешь! – Девочка вдруг всхлипнула, закрыв лицо руками. – Он, он… – Рыдания заглушили конец фразы.
– Давай успокойся, расскажи по порядку. – Я положил руку на плечо девушки и почувствовал, как дрожит ее тело. Она плакала все сильнее. Подойдя к стойке, я взял у Эдика чашку крепкого кофе, стакан сока и поставил все это перед ней на стол.
– Выпей сперва, потом поговорим.
Девочка, послушно кивнув, поднесла стакан с соком к губам. Рука ее дрожала.
– Я пойду, по-пожалуй. – В стельку пьяный Витя, пошатываясь, побрел к выходу.
Кивнув на прощание, я снова повернулся к своей новой знакомой, которая постепенно приходила в себя. Допив кофе, девушка окончательно успокоилась, и я наконец узнал, в чем дело.
Ее звали Наташа, и она, оказывается, жила совсем недалеко от меня, через два дома. У Наташи была сестра Надя, на год ее моложе. Как-то раз Надя возвращалась вечером домой. Недалеко от дома она натолкнулась на Монаха, с которым было еще несколько ребят. Они затащили Надю в подвал, где по очереди изнасиловали, причем сам Монах сделал это каким-то особым, на редкость гнусным способом. Каким именно, Наташа объяснять не захотела и чуть снова не разревелась. В милицию Надя заявить побоялась, потому что Монах пригрозил зарезать. Дома, кроме сестры, никто не узнал о случившемся, поскольку мать у них умерла два года назад, а вечно пьяному отцу было до лампочки. Однако Надя рассказала все своему парню, который был немногим ее старше, и он при свидетелях громогласно обещал проломить Монаху голову. На другой день его сбила машина. Парень чудом остался жив. Сейчас он лежал в больнице с многочисленными переломами. Водителя, совершившего наезд, не нашли, но Наташа считала, что здесь не обошлось без Монаха.
Сегодня в баре к Наташе подошел один из Монаховых «шестерок» и передал, чтобы она не смела никуда уходить, пока Монах с ней не поговорит. Девочка подозревала, что ее тоже изнасилуют, и, дрожа от страха, ожидала своей участи. Однако дальнейшие события в корне изменили ситуацию.
Слушая эту историю, я на время позабыл о своих горестях, глубоко раскаиваясь, что врезал Монаху лишь один раз, в то время как следовало переломать ему все кости, дабы раз и навсегда отбить охоту к подобным художествам. Мысленно я дал себе слово, что при случае посчитаюсь с мерзавцем.
– За меня ты можешь не беспокоиться, глупышка, но все равно спасибо. – Я был по-настоящему растроган. – Монах свое получит! Теперь пойдем, я тебя провожу, нам по пути.
На улице стемнело. Ветер шелестел листвой деревьев, приятная прохлада освежала лицо. Машин на улице почти не было, а одинокие прохожие шли быстро, торопливо, как будто чего-то опасались. Надо сказать, что для этого у них были основания, так как наш район издавна пользовался дурной репутацией. Я полной грудью вдыхал свежий воздух, невнимательно слушая щебетание Наташи, которая уже совершенно успокоилась и шла рядом, доверчиво держа меня за руку. Сокращая дорогу, мы свернули в переулок, единственный фонарь в котором был давно разбит малолетними хулиганами. Бледный свет луны с трудом рассеивал окружающую темноту. По обе стороны дороги высились мрачные громады старых домов. Было совсем поздно, и лишь в некоторых окнах горел свет. «Как здесь страшно», – прошептала Наташа и, задрожав, прижалась ко мне. Справа от нее послышался легкий шорох.
– Там кто-то есть, я боюсь. Олег, пойдем отсюда.
– Это кошка, – рассмеялся я, – успокойся.
– У меня такое чувство, что что-то случится!
В ее голосе слышался неподдельный страх. Невольно поддаваясь ее настроению, я прибавил шагу. Нельзя сказать, что я боялся, но в этом глухом местечке действительно можно было нарваться на приключения, которых после бурно проведенного дня мне совсем не хотелось.
– Ничего, малышка, скоро придем… А, черт! Подожди минутку. – Осторожно высвободив руку, я наклонился, завязывая на кроссовке развязавшийся шнурок. Неожиданно раздался рев мотора. Наташа дико закричала. Обернувшись, я увидел машину с погашенными фарами, которая неслась прямо на нас. Расстояние оставалось минимальное, и в какую-то долю секунды я осознал, что шансов спастись почти нет. Схватив Наташу за плечи, я изо всех сил швырнул ее в сторону и кинулся следом, в последний момент пытаясь увернуться от неминуемой смерти. Машина все-таки слегка задела меня. Почувствовав острую боль в ребрах, я отлетел к стене и, ударившись головой о что-то твердое, потерял сознание…
… – Ну, как он там?
– Отрубился, падла! – Кто-то сильно пнул меня ногой в бок.
– Тащи сюда телку. Сейчас этому козлу кости переломаем, а потом с ней займемся.
Я услышал сдавленный крик Наташи, тут же прервавшийся. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел неподалеку от себя Монаха с сигаретой в зубах. Рядом стоял один из его «шестерок», тот, кто меня ударил. Остальные толпились поодаль. Белобрысый парень в светлой ветровке крепко держал Наташу, зажимая ей рот рукой.
– Ничего, телочка, ничего, сейчас мы тебя растянем! – Гнусно ухмыляясь, Монах подошел к Наташе и запустил ей руку под юбку.
Она забилась, безуспешно пытаясь вырваться. Все вокруг весело заржали.
– Норовистая кобылка, гладкая. Посмотрим, какая к утру станет! – Из груди Монаха вырвалось хриплое кудахтанье, которое должно было обозначать смех. – Каждый по палке бросит, а потом ты нам станцуешь. Гы-гы-гы!.. – Монах разве что не подпрыгивал от радости. – Твой защитничек не поможет, он как мешок с дерьмом валяется, а как очнется, так у него ручки с ножками переломаны будут. С Монахом ссориться не надо!
Я уже полностью пришел в себя и, с трудом сдерживаясь, выжидал удобного момента. Голова прояснилась. Несмотря на боль в боку и затылке, я почувствовал, что еще могу за себя постоять. Рядом с собой я ощутил какую-то длинную железяку и осторожно, чтобы никто не заметил, положил на нее руку. Тем временем Монах вспомнил о моей персоне.
– Слышь, Лешка, возьми арматуру, посчитай ему косточки. Давай живее, не телись.
Приземистый коренастый парень с наголо выбритой головой, отделившись от своих товарищей, неуверенно двинулся в мою сторону.
– Живее, тебе говорят! – рявкнул Монах.
Поняв, что тянуть дальше нельзя, я изо всех сил ударил стоявшего рядом парня пяткой в пах и тут же вскочил на ноги, вертя над головой железяку. Первый удар пришелся в ключицу бритоголовому Леше, который, завизжав, выронил арматуру и завертелся юлой на месте. Остальные в испуге отпрянули. Тут я заметил, как Монах, подавшись назад, с хищной улыбкой заносит руку для броска. В последний момент я резко отпрянул в сторону, и брошенный нож лишь слегка задел плечо. Вниз по руке поползла теплая струйка крови. Взвыв от ярости, я врезался в толпу, нанося вокруг себя сокрушительные удары железякой. Мои противники опешили и с воплями стали разбегаться.
– Бей его! Он же на ногах едва стоит! – заорал Монах, благоразумно стоявший в отдалении. – Кто убежит, кишки выпущу!
Он был прав, я действительно чувствовал себя отвратительно. Голова кружилась. Из разбитого затылка и распоротого плеча текла кровь, а ребра при каждом резком движении пронзала острая боль.
Приободрившись, шакалы начали осторожно приближаться ко мне. Перехватив поудобнее железяку, я приготовился дорого продать свою шкуру. В этот момент невдалеке от нас послышался вой милицейской сирены.
– Шухер, менты! – закричал Монах и первым бросился наутек. Его подручные не заставили себя долго просить, и спустя несколько мгновений переулок опустел.
– Олег, ты жив! – Ко мне со всех ног бежала Наташа.
Я выронил из рук дубину и из-за внезапного приступа головокружения едва удержался на ногах.
– Спасибо, я… я… – Не договорив, она спрятала лицо у меня на груди.
– Не надо, в крови измажешься, – слабо воспротивился я, из последних сил удерживая остатки сознания.
Вой сирены затих в отдалении. Оказывается, Монах поднял ложную тревогу.
– Пойдем, поздно уже! – Мне не терпелось добраться до кровати, но сперва нужно было отвести девочку домой.
Несколько десятков метров, отделявшие нас от Наташиного дома, растянулись в моем сознании на целую вечность. Увидев ее подъезд, я вздохнул с облегчением, пошатнулся и тяжело рухнул на землю, сильно ударившись разбитым затылком. В голове взорвался ослепительно желтый шар, все вокруг потемнело и исчезло.
Глава 5. Олег Селезнев
Когда я пришел в себя, было утро. Я обнаружил, что лежу на кровати в маленькой чисто убранной комнатушке со светлыми обоями, а моя одежда, аккуратно выстиранная и выглаженная, сложена рядом на стуле. Слева я увидел стол, застеленный белой скатертью, на котором стояла простая глиняная ваза с букетом цветов. Чуть поодаль высился старенький секретер, посреди которого гордо восседал пушистый кот непонятной масти. Заметив мой взгляд, кот лениво зевнул и отвернулся. Вероятно, по его мнению, я не заслуживал особого внимания. Прямо напротив виднелось полуоткрытое окно с кружевными занавесками.
В первый момент я никак не мог сообразить, как сюда попал. Отбросив одеяло, я сел на кровати и спустил ноги на пол. Только сейчас я заметил, что левое плечо и голова у меня забинтованы, а на правом боку расплылся огромный кровоподтек. События вчерашнего вечера стали постепенно оживать в памяти. Я осторожно пощупал больной бок и с удовлетворением отметил, что ребра целы. Тут я мысленно благословил своего тренера, заставлявшего нас в свое время делать «железную рубашку». Это довольно нелепое на вид упражнение предназначалось для укрепления костей туловища. Сняв пояса и куртки, мы под ритмичный счет сэмпая, подобно орангутангам, били себя кулаками в грудь и по ребрам, чтобы закалить их, сделать менее восприимчивыми к ударам в спаррингах. Я всегда относился к «железной рубашке» скептически, но вот вчера она сослужила мне хорошую службу. Впрочем, я не исключал возможности, что это могло быть простое везение.
Со скрипом отворилась дверь. На пороге стояла Наташа, встревоженно глядя на меня. Она была одета так же, как вчера в баре: в черную футболку и короткую юбку. Глаза ее покраснели, из чего я заключил, что Наташа не ложилась.
– Как ты себя чувствуешь? – Она робко шагнула в комнату. Увидев хозяйку, кот тяжело спрыгнул на пол и принялся, мурлыча, тереться о ее ноги. – Подожди, Кеша, – отстранив кота, девушка присела на стул.
– Отлично чувствую!
Вспомнив, как свалился без сознания около подъезда, я подивился, как смогла эта хрупкая пичуга втащить по лестнице стокилограммового бугая, раздеть, перевязать и уложить в постель. Глядя на это слабое, беззащитное и такое мужественное существо, я испытывал к ней почти отеческие чувства.
В комнату вошла другая девушка, на вид лет шестнадцати, одетая в скромное ситцевое платье.
– Это Надя. – Наташа улыбнулась сестре. Надя тихо поздоровалась.
У меня сжалось сердце при виде ее худенького бледного личика со следами слез и бессонных ночей. В больших синих глазах девочки пряталась затаенная боль. Неожиданно вспомнилась наглая рожа Монаха, и в глазах потемнело от ненависти. Должно быть, я сильно изменился в лице, потому что Наташа, испуганно вскрикнув, схватила меня за руку.
– Тебе нужно лежать, Олег! Ляг, пожалуйста! Ну я прошу тебя!
– Ничего, малышка, все в порядке, – деланно засмеялся я, осторожно высвобождая руку. Ледяная ненависть переполняла все мое существо. Голова стала ясной, легкой, а боль, казалось, полностью исчезла. В считанные секунды в мозгу сложился дьявольски коварный и жестокий план устранения Монаха. Простым мордобитием тут было не обойтись, да и не заслужил этот подонок столь легкой участи. Его нужно вывести из строя всерьез, надолго, и я знал, как это сделать. Я опустил глаза, стараясь скрыть от девушек горевшую в них лютую злобу, но Кеша, с присущей животным чувствительностью, все понял и, попятившись, негромко зашипел.
– Вы бы заварили чаю, девочки, – справившись наконец с собой, я криво улыбнулся. – Залеживаться некогда, сегодня уйма дел.
Оставшись один, я торопливо оделся и, высунувшись в окно, закурил сигарету. На улице моросил мелкий дождь, и несколько капель попало мне в лицо. В воздухе пахло сыростью. Посмотрев на часы, которые чудом уцелели во время вчерашних приключений, я обнаружил, что уже около одиннадцати. Чтобы провернуть за сегодня задуманное мероприятие, нужно было поторапливаться. Сделав несколько глубоких затяжек, я выбросил сигарету и уселся на стул, дожидаясь чая. В глубине квартиры хлопнула дверь.
– А где Надя? – спросил я, когда Наташа появилась на пороге, держа в руках поднос.
Узнав, что Надя уехала в больницу к своему парню, я несколько опешил, так как рассчитывал получить от нее информацию, которая была необходима для осуществления моего плана. Поглощенный своими кровожадными замыслами, я как-то не сообразил тогда, что выяснять у бедной девочки, где ее насиловали, было бы крайне жестоко. Прихлебывая из чашки ароматный горячий напиток, я напряженно размышлял. Наташа что-то говорила, но ее слова почти не доходили до моего сознания.
– Слушай, гриль сегодня работает? – невпопад брякнул я, чтобы как-то поддержать разговор.
– Не ходи туда! – В голосе девушки послышался страх. – Монах с Эдиком большие друзья. Он наверняка скажет, что тебя видел!
– Большие друзья, значит, прекрасно! – Я понял, что нашел выход. – Ты у меня просто умница! – От избытка чувств я чмокнул Наташу в щеку. Не понимая, в чем дело, она застенчиво улыбнулась и густо покраснела.
– Ты мне веришь?! – Я крепко взял девочку за руку, заглядывая в глаза. – Ну так вот, я даю слово, что Монах больше ничего и никому не сможет сделать! Никогда!
Наташа, ничего не понимая, удивленно и робко смотрела на меня…
Спустя двадцать минут я пинком отворил дверь бара, на которой висела табличка «санитарный час». По дороге я успел заскочить домой. Еще сидя у Наташи, я вспомнил, что позавчера забыл отдать Рафику пистолет, и сейчас он тяжело оттягивал карман моей ветровки. Посетителей внутри, естественно, не было, однако уборкой не пахло. Толстый Эдик, облокотившись на стойку, лениво таращился в телевизор, настроенный на коммерческий канал. «Растут лимоны на высоких горах, на крутых берегах, короче, ты не достанешь!..» – тряс телесами на экране Витя Рыбин, солист популярной группы «Дюна». В душном, плохо проветренном помещении пахло какой-то кислятиной и непромытыми пепельницами. Свет, пробивавшийся сквозь разноцветные окна, падал пятнами на лицо Эдика, делая его похожим на жирного клоуна. На звук открывшейся двери Эдик медленно обернулся и, ехидно улыбаясь, воззрился на мою забинтованную голову.
– Ба, кого я вижу, наш герой пришел! Никак упал где?
По его хитрой гримасе я понял, что Эдик прекрасно знает, как я «упал», и спрашивает, чтобы поиздеваться.
– Осторожнее надо быть, осторожнее, – продолжал он, расплываясь все шире и показывая гнилые, покрытые никотиновым налетом зубы.
В дверь робко просунулся помятый пьянчуга, с надеждой глядя на бармена.
– Закрыто, не видишь, что ли! – рявкнул Эдик, и пьянчуга сконфуженно испарился. – Ну а тебе, так и быть, налью, – барственным жестом он плеснул в стакан коньяк. – Лечись!
«Страна Лимония – страна без забот. В страну Лимонию прорыт подземный ход. Найди попробуй сам…» – вопил телевизор.
Взглянув на довольную откормленную ряху бармена, я подумал, что уж он-то этот ход давно нашел.
– Вот что, родной, – сказал я, отодвигая от себя стакан, – скажи мне лучше, где твоего друга Монаха найти можно? Взаймы я у него взял, вернуть надо!
– Монаха? – Эдик изобразил удивление. – Кто это такой?
– Сейчас объясню. – Схватив бармена правой рукой за горло, я с силой ударил его головой об стену.
Эдик захрипел, из носа потекла струйка крови и испачкала мне руку.
– Говори, сволочь! – прошипел я, чувствуя, что теряю над собой контроль. – Иначе башку расшибу. К таким подонкам у меня жалости нет!
Лицо полузадушенного бармена налилось синевой. Он молча разевал рот, как вытащенная из воды рыба. В уголках рта появилась пена. С отвращением оттолкнув Эдика, я правым «уракэном»[4] ударил его по печени. Издав хриплый вопль, он рухнул на пол, корчась от боли. На мгновение я ужаснулся своей жестокости. В детстве, класса до шестого, я не мог ударить человека по лицу. Не потому, что боялся, просто не мог! Постоянные обиды со стороны одноклассников все-таки заставили меня давать сдачи, но я делал это с трудом, каждый раз переступая через себя. Занятия карате и служба во внутренних войсках избавили меня от этой слабости. Я научился быть жестоким к противнику в драке. Но вот сейчас я просто допрашивал с пристрастием человека, в лучших традициях НКВД и гестапо!
– Я скажу, – просипел бармен, – я все скажу, не бей, пожалуйста!
– Ну вот и чудненько, – вздохнул я с облегчением. – Я всегда знал, что ты умный мальчик. Только смотри, карапуз, не обманывай дядю!
– Андрей еще спит. – Наталья Николаевна, его мать, посторонилась, пропуская меня в квартиру. – Никак не хочет подниматься!
– Ничего, сейчас разбудим. – Я вежливо улыбнулся. – Вы извините, но он мне позарез нужен.
– Опять тренироваться пойдете? – Она понимающе поджала губы и с чисто женской логикой прошептала: – Ты знаешь, он, кажется, жениться собрался!
Я остолбенело уставился на нее. Это была новость поистине неожиданная. В свои двадцать восемь лет Андрей считал себя закоренелым холостяком, менял женщин как перчатки, гордился своей свободой и на «женатиков» смотрел с легкой жалостью, как на неполноценных. А теперь на тебе, сломался стойкий оловянный солдатик! Пока я переваривал это потрясающее известие, позади хлопнула дверь – Наталья Николаевна ушла гулять с собакой. «Ну и ну!» – пробормотал я про себя, заходя в комнату.