– Андрей, какие у вас новости? Есть прибор?
– Да, есть. Все четыре рисунка в общих чертах сходятся.
– Где он?
– Пока не знаем.
– Ищите. И Заичкина постарайтесь освободить.
В трубке послышались короткие гудки. Андрей Андреевич поглядел на неё, словно недослушал чего-то, и положил на аппарат.
Викентий Вениаминович вопросительно посмотрел на него.
– Искать сказал… – ответил тот.
Гость понимающе кивнул.
– Что искать? – не понял Прокудин.
Гости переглянулись, и после непродолжительной паузы Викентий Вениаминович согласно кивнул на немой вопрос Андрея Андреевича.
– Трубу, которую ты видел на рисунке Гнедова, – сказал Андрей Андреевич.
– А что это за аппарат?
– Вот, гляди.
Андрей Андреевич раскрыл папку и стал раскладывать на столе рисунки.
– Дело в том, – начал он объяснение, – что твой подчинённый использует в следственных мероприятиях какой-то прибор. Назовём его по общепринятому – детектором лжи. Или сокращённо – делжи, условно. Но прибор, похоже, универсальный, точный, позволяющий распознавать убийц. Но что он именно показывает, на что реагирует? – это не ясно.
Прокудин с интересом рассматривал изображённый на листах предмет.
В разговор вступил Викентий Вениаминович.
– Нас даже не столько эти уникальные особенности интересуют, Евгений Моисеевич, в этом как раз его плюс, и надо только приветствовать этот феномен. Вопрос в другом. И мы бы хотели, чтобы вы правильно нас поняли и помогли. Вопрос в том, что этот делжи незаконен. Мы не знаем, каким образом он влияет на человека, на окружающих, ну и так далее. То есть мы не знаем, насколько он опасен. Ваш же уважаемый граф, похоже, не осознает данного обстоятельства и действует в нарушении не только закона, но и этических норм. Но вы-то должны понимать, что это значит?
Прокудин поднял на гостя глаза и подобострастно закивал: а то, как же, мы ж с понятием…
– Так давайте спросим у него самого? – брякнул он.
Оба гостя усмехнулись, что Евгения Моисеевича привело в смущение.
– Ну, Моисеевич, хм… – с разочарованием проговорил Андрей Андреевич.
Прокудин зачмокал уголком губ, провёл пальцем за воротом и поправил галстук
– У вас какие с графом отношения? – спросил Викентий Вениаминович.
– Да… – пожал плечами Прокудин. – Служебные.
– Ну, вот вам и ответ. Поэтому, мне думается, к нему с этим вопросом не следует подходить. Мы, пожалуй, единственное, о чём вас хотели бы попросить: понаблюдайте за ним. Сами понимаете…
– Конечно, конечно…
– И не вступать с ним на данную тему в разговоры. Только ведите наблюдение, не вспугните.
– Ну, а теперь, Женя, давай извлекать Заичкина. – Андрей Андреевич стал собирать на столе рисунки. – Где он у графа?
– Здесь, – Прокудин показал пальцем в пол.
– Пошли.
6
– Вот так бы и давно, – миролюбиво, даже ласково, говорил Михалёв, забирая от Заичкина листы допроса, на которых тот расписывался. – Умонька. А то заставляешь нервничать, сквернословить, будить в человеке зверя. Ты что думаешь, я только материться могу? Не-е-ет. Я очень даже могу быть обходительным и культурным. Когда к нам без дураков. Куда его, граф?
– В камеру, в капезе.
– Давай к этим, к лихим мальчикам?
– Они ж его изнасилуют! – подыгрывая Михалёву, испуганно воскликнул Юрочкин.
– А тебе что, жалко его задницы? Ха! Да такую курву только таким путём и надо исправлять.
В коридоре послышались шаги. Раздался голос Прокудина.
– Феоктистов!
Анатолий выглянул из двери вентпомещения.
– Где Заичкин? – голос начальника звучал резко, повелительно. Рядом с ним был Андрей Андреевич и незнакомец в гражданском.
На вопрос начальника Анатолий качнул головой взад себя: здесь…
Прокудин и гости вошли в помещение. Андрей Андреевич, едва кивнув присутствующим, устремил взгляд на Заичкина, его интересовало физическое состояние арестованного.
В помещении было душно, накурено и пахло потом. Неприятный, запущенный вид венткамеры, в углах на полу и на вентилях трубопроводов какие-то лоскуты, тряпки. Гости, оглядываясь, брезгливо морщились.
При их появлении всё замолчали, а Заичкин поднялся. Вид его был виноватый, жалкий, вызывающий отвращение. Но на нём внешних изменений не было, даже китель и рубашка были без признаков повреждений, не помяты, не порваны. Галстук слегка приспущен, что не могло говорить о бурных дебатах, переступающих парламентскую этику. Правда, люди, побывавшие в этих прениях, похоже, изрядно попотели.
Викентий Вениаминович пренебрежительно дёрнул носом и перевёл взгляд с Заичкина на молодых людей. Вначале он остановился на Михалёве, который держал в руках исписанные листы бумаги. Потом на Юрочкина и Анонычева.
Гость ни о чём не говорил, но глаза его, цепкие и проницательные вызывали насторожённость. Феоктистов стоял с боку и наблюдал за ним.
– Ну что, Владимир Васильевич, как ты? – спросил Прокудин. – Неужто ребята тебя раскололи?
А Михалёв добавил:
