Всенародная Книга Памяти Светлогорского городского округа

Предисловие

Великая Отечественная война имеет много измерений, которые не перечислить, не говоря о том, чтобы дать ей всестороннее описание. Мы решили посмотреть на прошедшие страшные события глазами людей, которых они коснулись самым непосредственным образом, через чью жизнь война прошла безжалостным катком. Эти люди живут или еще совсем недавно жили рядом с нами, храня в глубинах памяти пережитые ужасы войны. Прошедшие десятилетия не в состоянии стереть глубокие шрамы. Им очень тяжело было вспоминать былые невзгоды. Ветераны, пройдя через смертельные испытания, знают цену жизни и человеческим отношениям и могут рассказать об этом потомкам, знакомым с войной лишь из кино и компьютерных игр. Эти рассказы помогут понять молодым людям смысл жизни и ценность мирной жизни в особенности.

Воспоминания участников и свидетелей войны, проживающих на территории Светлогорского городского округа, мы старались не править. Они сохранены в том виде, в каком были записаны ими самими или их родственниками. С каждым годом ряды живых свидетелей той страшной войны редеют, поэтому их воспоминания особенно ценны для нас и будущих поколений.

От имени всех жителей округа благодарю ветеранов Великой Отечественной войны за Подвиг, Победу и мирное небо над нашими головами.

Екатерина Акимова

У каждого, кто пережил войну, о ней своя особая память.

Екатерина Ивановна Акимова родилась в деревне Верхняя Норка в далекой Республике Марий Эл. Семья была большая, крестьянская: отец, мать и пятеро детей. Жили, как все: родители и старшие братья трудились в колхозе, пятнадцатилетняя Катя с младшей сестренкой учились.

Война и всеобщая мобилизация нарушили привычный уклад жизни. С первых дней все жители республики от мала до велика включились в борьбу. Один за другим все три брата ушли на фронт бить врага, а на хрупкие плечи женщин и детей лег нелегкий крестьянский труд.

– Школу я бросила, – вспоминает Екатерина Ивановна. – У меня образование всего 4 класса, день и ночь работала. В колхозе все вручную делали, днем мы жали, а ночью на молотилке молотили зерно. Колосьями наколешь все руки так, что все аж зудит, болит.

– Работали на совесть, так хотелось помочь родным братьям поскорее победить врага и вернуться домой с победой. Не отказывались ни от какой работы, трудились там, куда пошлют, а посылали девчонок, в том числе, и на самые тяжелые работы. Когда закончили со сбором урожая подростков на всю зиму забрали на лесоповал. «Опытные лесорубы все ушли на фронт, а лес был очень нужен, поэтому на заготовку оправили молодежь. Выдали нам ручную пилу, и днем мы с подружкой пилили деревья, а ночью грузили бревна в вагоны. Клали на плечи специальные подушечки и вдвоем затаскивали эти бревнышки по трапу в вагоны, ведь тогда паровозы еще дровами топились».

– В Йошкар-Олу было эвакуировано много заводов и фабрик из оккупированных районов, – рассказывает Екатерина Ивановна, – их быстро запустили и наладили выпуск военной продукции. Очень опасались, что немцы захватят город, а потому стали готовиться к обороне. Вот как-то раз мы копаем окопы, а тут, глядь – самолеты немецкие летят. В испуге бросились врассыпную, думали, бомбить будут. А они нам листовки скинули. Я эти поганые стишки до сих пор помню: «Русские дамочки, не копайте ямочки, пролетят наши таночки, не помогут ваши ямочки».

Не прошли немецкие танки, не удалось фашистам взять город. А еще мы посылки на фронт отправляли (картошку сушили, носки вязали, кисеты вышивали). Дадут нам лошадь, мы на лошадке в район все отвезем, там и сдадим на почту.

Несмотря на то, что юная Катя ростом была невелика и сложением богатырским не отличалась, работала девушка на совесть, ее портрет всегда красовался на доске Почета. «Передовиком была», – гордится собой Екатерина Ивановна.

Так и трудилась всю жизнь Екатерина Ивановна Акимова, 30 лет отработала в светлогорском «Курортторге», заработала два знака «Ударник коммунистического труда» и целую стопку почетных грамот и благодарностей.

Зоя Алексахина

Зоя Федоровна Алексахина, труженик тыла. Родилась в Брянской области, когда началось война, ей было 10 лет. Потом окажется, что родилась Зоя Федоровна в один день с Победой – 9 мая, только в 1931 году. Во время войны она работала на полях, вспоминает, что все приходилось делать вручную, пахать, молотить, сеять, сажать, косить вместе с оставшимися в деревне женщинами. Отец с войны не вернулся. 14 лет после войны Зоя отработала в колхозе, в 1946 году она приехала вторым эшелоном переселенцев в Калининградскую область, в Гусевский район, пос. Калининское. Затем вместе с мужем переехала в Гусев, муж был строителем, Зоя Александровна тоже работала на стройке, даже грузчиком трудилась! Работала и на известном гусевском заводе «Микродвигатель».

Зоя Алексахина стоит вторая справа

Сейчас дома, есть увлечение – Зоя Федоровна вяжет.

Александр Асельборн:

«В трудовой армии приходилось несладко»

Наверное, далеко не все знают, что такое трудовая армия. Словарь дает такое определение: система принудительной трудовой повинности населения, призываемого в организованные по военному образцу трудовые организации в связи с особым периодом (Великая Отечественная война). Это были рабочие батальоны, включенные в систему НКВД CCCР. Чаще всего их основу составляли советские этнические немцы, которых априори считали самыми неблагонадежными.

…Александр Антонович Асельборн родился в семье этнических немцев в деревне Ровная Поляна Омской области. Деревня была основана в 1907 году немцами в 57 км северо-западнее Омска.

В начале войны Алексу было 10 лет, среднему брату – 12, старшему – 16. В 1942 году отец, мама и старший брат оказались в трудовой армии. Отца отправили под Краснотурьинск, на Урал, где строился огромный завод. Маму – под Куйбышев, старшего брата – в Молотовскую область (ныне – Пермская) на угольную шахту.

– Каким-то чудом в действующую армию удалось попасть только моему дяде. Он учился в Ленинграде, был художником, – вспоминает Александр Антонович. – Сражался на фронте и погиб при освобождении Бреста. Отца мы так больше и не увидели, он умер то ли от голода, то ли от непосильного труда.

Остались мы дома с братом – на двоих нам было уже 24 года, почти взрослые. Рядом жил наш родной дедушка, но дома он фактически не бывал, все в разъездах, по району мотался.

Я, честно говоря, не помню, когда мы были сыты или высыпались. Весь крестьянский труд лег на плечи таких же, как я, подростков. Но нам с братом приходилось тяжко и в моральном плане, нас все еще называли фрицами. И присматривали: не работаем ли мы вполсилы? Все делать приходилось вручную. Днем косим пшеницу, ночью сушим ее, чтобы поскорее можно было приступать к молотьбе.

Конечно, дедушка иногда заглядывал к нам, подбодрить, да кое-какие новости сообщить. Но радостными были только вести с фронта, а из нашей деревне, скорее, печальные. То одну женщину отправили в трудармию, то вторую. Забирали всех немцев и немок в возрасте от 16 до 45 лет. Исключение составляли беременные и воспитывающие детей до трех лет.

Наша мама вернулась чуть раньше срока, уже после войны. Сердце у нее было больное, вот и отпустили. Причем, выжившим немцам разрешалось вернуться только в места выселения: Урал, Сибирь, Казахстан, где находились их родственники.

Трудармия официально была расформирована в 1947 году. Но год спустя выселенные в годы Великой Отечественной войны были отправлены в ссылку. И все же нам с мамой разрешили отправиться в Молотовскую область, туда, где на шахте трудился мой старший брат Андрей.

Действовала карточная система, жили мы очень трудно, и я решил устроиться на работу в шахту. Поначалу взяли в маркшейдерский отдел, потом работал непосредственно в забое.

Реабилитировали всю нашу семью в 1954 году. До этого даже из шахты без разрешения не дозволяли выезжать. Доложился коменданту, тот записал цель поездки, время на нее необходимое, и, попробуй, опоздай. За это сразу полагался арест на 10–15 суток.

Затем я поступил в военный механический техникум, трудился на авиационном предприятии, где и познакомился со своей будущей женой Ираидой Андреевной. От завода нам была выделена комнатушка в коммунальной квартире, где и начинали совместную семейную жизнь.

В Светлогорск Александр Антонович с супругой Ираидой Андреевной перебрались в 2018 году, здесь живет сестра жены. Вместе Асельборны прожили более 60 лет. Сейчас стараются во всем поддерживать друг друга. А еще они большие оптимисты. Стараются ставить вполне достижимые цели. Впереди у них два больших праздника: 75-летие Великой Победы и 90-летие Александра Антоновича.

Из воспоминаний Валентины Башковой

«Родилась я в июле 1926 года. Мне было 15 лет, когда началась война. Мы с родителями, старшим братом Леонидом и старшей сестрой Евгенией уже не отмечали, как прежде, мой очередной день рождения. Не до того было. Да и к тому времени всех родных призвали защищать Родину.

Леонид служил на эсминце «Строгий». Эсминец не успел выйти в море, потому держал оборону на Неве, вел обстрелы вражеских частей.

В документальном фильме Кирилла Набутова «Блокада» повествуется о сражении на «Невском пятачке», и когда демонстрируют фотографию отца Владимира Владимировича Путина, Набутов зачитывает письмо старшего лейтенанта Башкова об этом сражении – это и есть мой брат. В том сражении он был тяжело ранен. Мы случайно узнали о его ранении, поскольку письмо от него некуда было доставить. От нашего дома осталась огромная воронка. Раненый брат попал в госпиталь, что размещался в Кронштадте.

Для жилья нам нашли маленькую квартиру на набережной, там часто стояли эсминцы и другие корабли. Мама работала на балтийском флоте, я помогала ей. Нам, подросткам, доверяли дежурить на крышах домов, гасить зажигательные бомбы. Дежурили постоянно.

Свободного времени не было, да и сил – никаких. Но все равно мы с сестрой Женей ходили на набережную смотреть на наши корабли. И брат Леонид мог иногда нас видеть в бинокль с корабля. Однажды он показал нас своему другу Коле. Так в Женю влюбился Николай Кузьмич Мавренков – начальник медицинской службы. 9 апреля 1942 года они поженились. Свидетельство о браке № 9 – это всего лишь девятое свидетельство с января 1942 года. А вот за похоронками стояли длинные очереди. Тяжело такое видеть – потемневшие от горя лица.

В 1943-м у Жени и Коли родился сын. Николай тоже был тяжело ранен во время боевых действий. Немцы постоянно бомбили корабли, поэтому те все время меняли рейды, чтобы немецкие диверсанты не успели подать сигнал. Кстати, Виктория, моя племянница, она дочь Николая Кузьмича, очень хорошо пишет об этом в своей документальной книге. Ее и назвали так в честь нашей Победы. Вот уже 15 лет она ухаживает за мной.

А еще я хорошо помню 27 января 1944 года, когда в 8 часов вечера был произведен салют в честь снятия блокады Ленинграда: вся Нева, все небо – одна сплошная радуга. Накануне прошло оповещение, что в эту ночь разрешено гулять до часу ночи. Мы стояли на набережной и смотрели салют, смотрели на корабль, где были наши любимые, и плакали, плакали…

В мирное время помню, как меня поздравляла губернатор Валентина Ивановна Матвиенко. Мы стояли друг напротив друга, она спросила: «Как, вы, Валентина Михайловна?» Я сильно волновалась, заплакала. И увидела, что и у нее в глазах тоже стоят слезы… Я до сих пор помню эти глаза. В память о той встрече я бережно храню подарок от Матвиенко – Павлово-Посадский русский платок.

…Мне грядет 94-й год. Вспоминается только хорошее. Люди, прежде всего, всегда должны оставаться людьми. Мы все помогали друг другу, много работали, приближали победу. Помните о живых, не забывайте о погибших, дарите заботу и добро родным».

Сестры – Роза Большакова и Валентина Артюнян

«Работали на износ»

Дружная семья Большаковых перед войной жила в Ярославле. Шло время. Подросла старшая дочь Роза, в 1941-м ей шел 17-й год, она очень хотела получить высшее образование, поэтому уехала в Москву. С родителями осталась Валентина, которой 20 июня 1941 года отметили 14-й день рождения. Это был последний семейный праздник перед войной.

Роза тогда не вернулась домой. С первых дней войны устроилась на авиационный завод, работала фрезеровщицей, вытачивала детали для самолетов.

– Нелегко было, – погружается в воспоминания Роза Ивановна. – Работали по 12–14 часов в сутки, а потом, наскоро перекусив, а иногда и без перекуса, отправлялись на крыши московских домов: дежурили во время налетов вражеской авиации. Тушили зажигательные бомбы.

Поясним: зажигательная бомба весила около килограмма, но бомбы сбрасывали в кассетах и сериями. Пробивной силы «железки» хватало для того, чтобы «прошить» крышу, обитую кровельным железом. А вот внутри помещения, на чердаке, срабатывал взрыватель. Начинка бомбы, напоминающая желатин, растекалась по поверхности, прилипала к стропилам крыши, поджигая их. Поэтому очень важно было погасить фугаску еще до того, как горючее вещество выплеснется наружу.

– Особенно трудно было осенью и зимой 1941-го, – продолжает повествование Роза Ивановна. – Бомбили практически каждую ночь, да еще и не по одному разу. Но мы были начеку.

Валентина, несмотря на юный возраст, тоже устроилась на завод. На токарном станке вытачивала корпуса снарядов. А вечерами вместе с подругами поднималась на крышу – гасить фугаски.

Налеты были частыми, гитлеровцев в конце осени 1941 года остановили примерно в полусотне километров от города…

Одной из первых медалей, которыми была награждена Роза, стала медаль «За оборону Москвы». Всего этой медалью было награждено более 1 млн. человек, а награда № 1 вручена Иосифу Сталину.

…Война откатилась на запад, налетов стало меньше, но интенсивность труда на предприятиях нисколько не уменьшилась. Работали на износ.

Самой большой радостью для домочадцев были письма с фронта от отца. Иван Васильевич провоевал в матушке-пехоте почти четыре фронтовых года. Вернулся он вместе с другими победителями в 1946-м, и осенью того же года, когда советских людей начали «вербовать» для восстановления самой молодой Калининградской области, принял решение: отправиться на прибалтийские хлеба.

Время было беспокойное, в Литве орудовали «лесные братья». Но все обошлось, вновь прибывшую семью определили в Ладушкино поднимать местный совхоз. Но уже в следующем 1947 году Большаковы перебрались в Светлогорск. Роза работала в коптильном цеху Пионерского порта, Валентина, после рождения ребенка, устроилась в детский сад «Березка», а потом долгие годы трудилась в одном из светлогорских санаториев. На пенсию ушла в 75 лет. Еще дольше проработала Роза. Ее очень ценили в коллективе пансионата «Балтика».

Сегодня Розе Ивановне Фроловой – 95, ее сестре Валентине Ивановне Артюнян – 92 года. Живут сестры вместе, за ними ухаживает дочь Валентины Ивановны…

Зинаида Братякова

«Незаживающая рана»

– Слобода Селецкая – небольшая деревня в Брянской области – была занята фашистами в августе 1941 года, тогда шел второй месяц войны. Слухи о зверствах фашистов уже дошли до этих мест, – вспоминает Зинаида Сергеевна Братякова. – Когда немцы вошли в деревню, мы попрятались в окопах.

Сначала немцы вели себя лояльно, призывали людей вернуться в свои дома, жить нормальной жизнью. Мы поверили, вернулись. Вроде все было спокойно, но уже через две недели случилось страшное. В Унече, это небольшой городок рядом с нашей деревней, фашисты собрали всех евреев, а их в городке было очень много, вырыли на окраине города траншею и там всех их расстреляли. Могилу забросали сеном и подожгли. Потом засыпали землей. Очевидцы рассказывали, что земля шевелилась, и еще долго из под земли раздавались глухие стоны.

Вот тогда 10-летняя Зина Братякова и узнала, что такое фашизм. Страх и ужас наполнили сердца всех жителей деревни от мала до велика. Это чувство сохранялось до самого освобождения.

– Брянская область – партизанский край, – продолжает Зинаида Сергеевна. – Мы часто слышали о том, что партизаны взорвали мост или железнодорожные пути, либо водокачку, и каждый раз все жители деревни замирали в ожидании: ведь в ответ на это немцы сжигали деревни вместе с жителями. Немцы в лес боялись идти за партизанами, а деревни вокруг сжигали. Видела на площади повешенных людей с табличкой «Партизан». Это была страшная война, не дай Бог пережить еще раз такое.

Три года оккупации запомнились отсутствием самых простых и привычных вещей: не стало магазинов, перестали работать больницы, школы, а скоро закончились соль и спички. «До войны у нас был специальный бочонок, в котором хранили соль. Когда бочонок опустел, мама рубила его на щепочки, их она вымачивала в воде и на этой условно соленой воде варила еду. У нас в оккупации голодных, умирающих от голода не было, кормил огород, а вот соль отсутствовала, как и спички. Сегодня это такие обычные вещи, которые мы даже и не замечаем, а тогда они имели огромное значение».

– Освобождение встретили ликованием, мы так радовались, – продолжает повествование Зинаида Сергеевна. Ходили и ощупывали наших солдат, не верилось, что теперь у нас не Красная армия, а Советская, не красноармейцы, а солдаты и офицеры, и даже погоны у них есть.

Семье Братяковых повезло. Отец-железнодорожник остался жив, всю войну он водил поезда по фронтовым дорогам. К сожалению, так повезло далеко не всем. Все друзья, одноклассники, соседи Зои Братяковой остались без отцов. Это страшная незаживающая рана…

Отступая, немцы сожгли Слободу Селецкую. В 1946 году семья Братяковых переехала в Кенигсбергскую область. В 19 лет Зинаида окончила школу, затем институт, после окончания которого преподавала русский язык и литературу, была директором школы. Всю свою жизнь она посвятила детям.

Любовь Букланова

Любовь Петровна Букланова родилась и выросла на Калужской земле, семья жила в деревне Жерелёво. Мама работала учительницей в сельской школе, отец – в торговле, в семье подрастали две маленькие дочки. В 1937 году семья осталась без кормильца, отца арестовали и скоро осудили по 58 статье «Контрреволюция», дали десять лет без права переписки и отправили этапом через Вологду в Краснотурьинск. Мать осталась одна с двумя маленькими детьми, а через три года грянула война. Уже в начале осени 1941 года фашисты пришли на Калужскую землю, 3 октября немцы вошли в Жерелёво. В памяти пятилетней Любы этот день остался навсегда: «Я помню, как немцы пришли, школа, где работала мама, стояла на большаке – это перекресток больших дорог, и вот во двор заезжает огромный черный немецкий танк и оттуда вылезает немецкий офицер, он что-то жует. Подъезжает еще машина, оттуда выходят немцы, они заходят в классы, а там, на стенах, висят портреты Ленина и Сталина под стеклом, и они начинают их бить».

Немцы рвались к Москве и всех неблагонадежных выселяли из родных мест и сгоняли в лагеря. «Нас посадили на какой-то транспорт и увезли в пересылочный лагерь в Рославль, – вспоминает Любовь Петровна. – Мой дед по маме был священником, он служил в храме, многие храмы не закрывались во время войны. И вот мы всей семьей: мама с двумя детьми, ее сестра с дочкой и дед-священник попали в концлагерь в Брянске. Хорошо помню плац, разделенный на две части, там за деревянной перегородкой были наши военнопленные. У кого-то из пленных солдат чудесным образом оказалась гитара и они по вечерам тихонько пели песни, а мы с сестрой приникали к щели в этой перегородке и слушали». В лагерном бараке были такие небольшие отделения – «казематики», и в каждом из них жила семья. Людей было очень много, тесно, душно, кормили плохо. Узница вспоминает: «Привозили такие большие чаны, в них была еда – коричневая густая жижа, на вкус как сырое жидкое тесто, вот этим нас и кормили. Много людей расстреляли, многие умерли от голода и болезней. А еще хорошо помню, что там такие большие крысы бегали и мама очень за нас переживала, боялась, что они нас сожрут».

Сколько времени семья провела в концлагере, Любовь Петровна не помнит, в семье старались не вспоминать то страшное время, но то, что все вырвались оттуда живыми, считает настоящим чудом. Она вспоминает: «Когда немцы стали отступать, нас отпустили. Дед-священник, помолясь, обратился к начальнику лагеря, попросил отпустить его и двух дочерей с малолетними детьми, и немец разрешил выпустить всех нас из лагеря. И мы отправились назад, в родное Жерелёво. По пути, конечно, голодали, собирали гнилую картошку, наша заботливая мама всегда брала с собой две пуховые перинки для нас сестрой и небольшой самоварчик, чтобы у нас всегда был кипяток. Так мамина житейская мудрость, любовь и вера в Бога спасли нас».

А впереди было еще много суровых испытаний, богатое село Жерелёво после ухода немцев осталось в руинах, фашисты сожгли все дома, взорвали церковь. Жить было негде, в единственном уцелевшем доме собрались все оставшиеся в живых жители деревни, конечно, так жить было невозможно. Семья нашла пристанище на песчаном берегу реки Снопоть, вырыли землянку, выложили ее бревнами с пепелищ и стали жить. «Река кормила, дед ловил рыбу, питались рыбой сами, да еще и других кормили, вот так мы и жили. Постепенно жизнь стала налаживаться, переехали из землянки в Киров, мама стала работать учительницей, а в 1947 году вернулся отец, его освободили ровно через десять лет, и это еще одно чудо», – говорит Любовь Петровна.

Клавдия Быстрова

Семья Клавдии Михайловны Быстровой в годы войны жила в Богородске – это небольшой городок в Горьковской области. Семья была большая, дружная – отец, мать и шестеро детей. Глава семейства по возрасту и состоянию здоровья для военной службы не годился, а вот старшую сестру, которая только закончила десять классов, направили в школу радистов, где она проработала до конца войны, брат всю войну работал на военном заводе, и одиннадцатилетняя Клава не осталась в стороне, она пошла работать на фабрику, где шила попоны для лошадей и различную одежду для фронта.

«Богородск не бомбили, – вспоминает Клавдия Михайловна, – бомбили Горький, там было много военных заводов, а до Горького от нас всего двадцать восемь километров, поэтому слышно было, как бомбили. Помню, мы все боялись, что и нас бомбить будут, мама связала в узлы самое необходимое, и вот как только увидим, что самолеты летят, мама хватает эти узлы, нас, младших, и мы бежим в сад прятаться. Однажды бомба упала в поле неподалеку от города, и она не взорвалась, вот мы, дети, и побежали на бомбу посмотреть. Маленькие были, глупые».

После войны жизнь налаживалась трудно. Когда приехали в город вербовщики и стали агитировать переехать в Калининградскую область, предложение показалось заманчивым. В 1947 году семья приехала в Калининградскую область, в совхоз сорок семь, сейчас это Романово, сначала направили на полевые работы. «Копали картошку, урожай в тот год был очень хорошим, картошка была крупной, чистой, а капуста была какая, а морковка! – восхищается Клавдия Михайловна, – у нас бригадиром был немец, мы сначала все вместе с немцами жили и работали. На обед мы не ходили, там, в поле, варили в ведре картошку и ели, а еще в обед с немцами танцевали. Они на губной гармошке играли, а мы плясали, молодые, голодные, а веселые были. Когда после работы домой собирались, то бригадир по ведру картошки нам давал с собой. Голод же был в 1947 году, ничего же не было, так и жили, работали». Больше всего поразило юную Клавдию на бывшей немецкой земле чистота и порядок, а еще то, что немцы даже рожь пололи. «Были у них специальные тяпки, палки с крючочками, ими они колючки пололи, чтобы во время жатвы эти колючки руки не кололи. Снопы в то время руками вязали, приходилось туго, опухшие руки, болят, утром не разогнешься, а идти в поле надо. Где я только не работала, вспоминает труженица, – и полола, и жала, потом направили урожай снимать, после урожая, поручили принимать у доярок молоко, вот принимала, сдавала, а после этого уже в контору меня работать взяли, работала счетоводом. После работы училась в вечерней школе, окончила восемь классов, можно было и больше учиться, но было тяжело и страшно по ночам ходить, а учиться хотелось, хотелось десять классов окончить».