Щепотка пороха на горсть земли

К погибшему казначейскому проверяющему разговор таким образом вырулил не сразу, но плавно и удивительно естественно. Здесь, конечно, скрывать истинную цель приезда Косорукова никто не пытался.

Аполлинарий Адольфович внимательно изучил документы охотника и те бумаги, что выдали ему в Рождественске в закрепление полномочий, проверил все печати специальной зачарованной линзой для бумаг и только после этого неохотно согласился честно отвечать на вопросы. Но предупредил, что рассказывает он всё это частному лицу исключительно из уважения к Анне Павловне и её просьбе, ничего писать и подписывать не станет и уж тем более не подтвердит сказанного в суде.

Покойный проверял не только прииск, но и отделение банка, и некоторые другие учреждения, даже городскую казну. Образцовый порядок был только в последней, так что Анна искренне удивилась тому обстоятельству, что Шалюков брал взятки. Банкир же честно признался, что некоторые неточности и спорные моменты в его деятельности вроде отсутствия обязательной охраны всплывали нередко, и куда проще было договориться с проверяющим, чем с ними бороться. Тем более тот не зарывался, меру знал, был очень щепетилен в этом вопросе, и, со слов Хрустова, работать с ним было приятно. Аполлинарий Адольфович даже готов был ручаться, что примерно того же мнения придерживались все, с кем покойный работал. Банкир посетовал, что неизвестно, кого пришлют на смену и как с ним договариваться, и у Дмитрия сложилось впечатление, что беспокойство это было искренним.

– А почему нельзя устроить здесь нормальную охрану? Здесь что, настолько тихо и безопасно, что вы не боитесь грабителей?

– Зачем охрана? Есть же Тузик.

– Тузик – это тот кабысдох у двери? – озадачился охотник, не веря, что они всерьёз могут на это рассчитывать. Сторожевые качества рыжего Тузика доверия не внушали.

Банкир странно переглянулся с градоначальницей, пряча улыбку в уголках губ, и заверил:

– О, не волнуйтесь, он прекрасно справляется со своими обязанностями. Ведь главное не факт наличия охраны, а её результат, разве нет? А нас ни разу ещё не ограбили с момента основания, можете спросить у нашего начальства в Хинге, вам подтвердят. Хотя попытки были.

– И как здесь помогает облезлая дворняга? – вздохнул Дмитрий.

– Знаете, как говорят? Не будите спящую собаку. Вот и мы, думаю, не станем беспокоить его ради развлечения и утоления вашего любопытства. Да и помимо Тузика есть кое-что, что я, с вашего позволения, не стану афишировать. Безопасность всё же. Возвращаясь к Шалюкову… Знаете, мне сложно поверить, что он вдруг изменил своим принципам и порядкам и потребовал у кого-то сразу много. Или, например, пошёл на шантаж кого-то, кого шантажировать не стоило. По моим наблюдениям, ему вполне хватало на жизнь, и накопления на безбедную старость имелись, и ещё через десяток лет подобной исправной службы он вполне мог позволить себе уйти на покой. И, может быть, не шиковать, но жить в своё удовольствие где-то в более приветливых краях, о чём и мечтал. Детей у него не было, женщины тоже, и не сказать, что он об этом жалел. Наоборот, я как-то сетовал ему, что приданое для трёх дочек брачного возраста – изрядные расходы, так он вполне искренне сочувствовал и рассудил… Дословно я, увы, не помню, но и женщин, и детей он считал лишними тратами. А при столь скромных запросах, зачем бы ему понадобилось много денег?

– В таком случае выходит, что мотива для убийства не было ни у кого, однако кто-то же разрядил в него ружьё и забрал документы! Не женщины, не шантаж, не деньги… Вряд ли у него при себе была значительная сумма наличными, верно?

– Смотря какую сумму считать значительной, – осторожно возразил Хрустов. – Для кого-то и рубль – большие деньги. А он ведь собирался уже уезжать, дела закончил, так что сколько-то наличности имел. Хорошая лошадь и эти деньги могли стать весомым мотивом, особенно для какого-то отчаявшегося оборванца.

– Пожалуй… – пробормотал Дмитрий, принимая и эту версию, а после проговорил рассеянно: – Интересно, куда он девал все эти законные и незаконные накопления? Дома у него ничего такого не нашли, банковского счёта тоже.

– Существует практика номерных счетов, при пользовании которыми не нужны имя и фамилия, только комбинация цифр – номер счёта плюс некий пароль. Вполне возможно, что именно таким он и пользовался. И если он нигде этот номер не записал, а унёс с собой в могилу, то его вряд ли удастся отыскать. А он мог и не записывать, у него была прекрасная память на числа. Или записать, но где-то в таком месте, какое надо знать, иначе не догадаешься, что это именно оно.

– Но если кто-то узнал эти цифры, он ведь мог воспользоваться своим знанием? И убить Шалюкова за это мог, и при попытках вызнать пароль – тоже.

– Мог, конечно, но я сомневаюсь, что дело в этом. Если бедолага записал и номер счёта, и пароль, и эта информация к кому-то попала, не было нужды его убивать, достаточно просто пойти в банк и забрать деньги. И он бы долго ещё не обнаружил потери, а обнаружив, ни в коем случае не пошёл бы в полицию. Что бы он им сказал? Что у него украли полученные с взяток деньги, которые он ото всех прятал? Нет, за это его убивать не стоило. А вот если цифры и пароль пришлось выбивать – это другое дело, тут могли и прикончить.

– Тогда расследование можно сворачивать, – хмыкнул Дмитрий. – За то время, что прошло с момента убийства, убийца уже мог добраться до Рождественска, забрать деньги и счастливо отбыть в неизвестном направлении.

– Ну это уж вам виднее, – развёл руками Аполлинарий Адольфович. – Но с другой стороны, ведь и узнать про этот счёт как-то было нужно, а покойные не был болтлив. Поверьте мне, о договорной стороне работы Шалюкова знали очень немногие. Вот даже Анна Павловна не в курсе, а это о многом говорит. Только те, кто давно имел с ним дело и регулярно давал эти самые взятки.

Дмитрий только задумчиво кивнул. Версия с деньгами на секретном счёте и ему самому казалась слабой. Следов побоев и других прижизненных повреждений на трупе не нашли, так что на пытки всё это не походило – его просто пристрелили. Конечно, повреждённые места могли объесть упыри и уничтожить следы, но…

И кому верить? Милохин считал убитого жадным до денег и способным вляпаться в авантюру, Хрустов – осторожным и предусмотрительным, знающим меру. Оба как будто проницательные люди, знавшиеся с покойным, оба как будто достойны доверия.

Пока самым правдоподобным казался вариант с каким-нибудь жадным старателем, заметившим у проверяющего приличную сумму наличных. В этом Хрустов был прав, есть люди, которые за рубль удавят, а у Шалюкова суммы были куда более существенные. Но всерьёз в эту версию Дмитрий не верил, потому что имелась ещё одна важная деталь, о которой он не спешил распространяться.

Вскоре после этого они, допив чай, распрощались с банкиром.

– Куда теперь? – полюбопытствовала Анна, когда они вышли из банка обратно на пыльную и пропечённую солнцем площадь.

– В приисковую контору, наверное. Хотя, если подумать, идея для вида наняться на прииск охранником уже не кажется мне такой привлекательной. Боюсь, мне там никто не поверит. Для того, чтобы поверили, следовало с самого начала к этому готовиться и вести себя иначе. Уж как минимум не таскать вас всюду с собой, а то с чего бы градоначальнице сопровождать какого-то бродягу?

– Без меня с вами тем более не станут там разговаривать, – возразила она и зашагала в нужном направлении, всё равно охотник дороги не знал. – Вся охрана приисков – из местных. Несмотря на столичного управляющего и нескольких пришлых инженеров, горожане считают прииск своим и не станут откровенничать с чужаком. Это среди старателей всякие-разные охотники за удачей встречаются, но их местные не жалуют, и это взаимно.

– Кстати, я до сих пор не спросил… А вы как общались с покойным? Мне кажется, что все, кто не вырос в этом городе и не знает местных обычаев, воспринимают вас на этой должности… с насторожённостью.

– С негодованием и недоверием, вы хотели сказать? – усмехнулась она. – Держу пари, вы тоже считаете, что градоначальницей я стала случайно.

– Это не моё дело, я здесь не живу и к этому городу не имею никакого отношения, – не позволил он втянуть себя в пустой спор. – Так что с Шалюковым?

– С ним всё было спокойно, – задумчиво отозвалась Анна, оценив и честность, и тактичность собеседника. – Его не волновали мой пол и возраст, только цифры, а с ними у меня полный порядок. Мне достаточно того жалования, которое положено государем, так что все городские деньги идут на городские нужды и нет необходимости что-то подгонять. Да и порядок я тоже люблю, поэтому общий язык мы, как ни странно, находили легко. Можете не верить, но про его взяточничество я не знала. Ну и кроме того… Он застал моего отца. Прекрасно знал, как к Павлу Андреевичу Набелю относились горожане, и тоже умел не лезть в чужие дела. И он не подтасовывал факты и не пытался найти нарушение там, где его не было. Я полностью согласна с Аполлинарием Адольфовичем: Шалюков был далеко не самым плохим работником, мне жаль, что с ним так вышло, и будь моя воля – я бы оставила всё как есть, – она неодобрительно поморщилась и вздохнула. – Хрустов дело сказал. К нему все привыкли, он не досаждал, и менять знакомое малое зло на невесть какое незнакомое – дураков здесь нет.

– Все привычные, а новый начальник прииска? Он же появился здесь недавно, мог не сойтись с проверяющим в цене.

– Мне не нравится Старицкий. Но он не похож на человека, способного убить ради денег. – Анна задумчиво пожала плечами. – Кроме того, убийство проверяющего не решит проблему, и он не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Это просто исполнитель, на место которого придёт новый. Проще уж договориться с тем, который есть…

– Потому что договариваться с ним было легко и удобно, – подхватил Дмитрий. – Я понял, что он всех устраивал. И всё более правдоподобной кажется идея со случайным бандитом с приисков.

– Вам она не нравится? – проницательно предположила Анна.

– Не нравится. Я думал об этом, но… Но всё равно кое-что не клеится.

– Чутьё, – задумчиво предположила Анна. – Знаете, я совсем не сыщик, но почему-то мне тоже кажется, что всё не так просто. Хотя совпадения порой бывают очень неожиданны, а случайности – нелепы… Но я предлагаю выход. Не задумываться пока об этом. Скажите, если даже его убил случайный бандит, это как-то скажется на ваших дальнейших действиях?

– Нет, – невольно улыбнулся Дмитрий. – Наверное, вы правы: не стоит городить версии, не обладая фактами. В любом случае нужно посетить прииск и осмотреть место трагедии, оно же по дороге?

– Да, ближе к городу. Завтра утром и посмотрим, хотя я не понимаю, что вы хотите найти там через столько времени.

Дмитрий только пожал плечами.

Деталь, ломавшую эту правдоподобную версию получше любого чутья, отметил ещё следователь в Рождественске. Шалюкова застрелили с близкого расстояния, почти в упор, в грудь. Значит, вероятнее всего, убивали не в седле, а стоящего на земле, притом некто, кого казначейский проверяющий не боялся или даже хорошо знал. И сегодняшние расспросы только подтвердили это предположение: покойный совсем не казался смельчаком и рисковым парнем, не стал бы он вот так сходиться с кем-то подозрительным.

Так что если грабитель и был, то не вовсе уж случайным разбойником с прииска. Кто-то, кто не выглядел опасным и угрожающим, кто-то из хорошо знакомых… А кто может казаться менее безобидным, чем молодая честная девушка, пусть даже у неё в кобуре револьвер?

Впрочем, всерьёз госпожу Набель Дмитрий не подозревал. Похоже, ту здесь искренне любили, и, если бы у неё начались проблемы, наверняка решала бы она их не одна и не так. Достаточно вспомнить того же Милохина, вот уж кто разобрался бы с кем угодно! А он ведь ещё и чародей, пусть и слабый, зато – незарегистрированный. У младшего командного состава и рядовых матросов нередко за годы службы вскрывались плохонькие способности к чарам. Уж хватило бы обставить всё поаккуратнее, так, чтобы труп не нашли и следы от дроби – тоже.

Феномен, при котором у моряков, в ком изначально никакого дара не выявляли, но с годами службы он в незначительной мере проявлялся, был описан уже очень давно. Чародейская наука до сих пор не нашла этому точного объяснения, но версий было много – от смешных и глупых до вполне связных. Косорукову нравились две.

Первая утверждала, что зачаточные способности к водному чародейству заставляют человека невольно тянуться к родной стихии, а там они крепли и просыпались от постоянного пребывания на воде. Это, впрочем, не объясняло наличия среди моряков огневиков, которых к воде совершенно не тянуло, в том числе и среди таких вот «новопроявленных».

Вторая же полагала, что чародейские способности в той или иной мере присутствуют почти у всех людей, просто померить их можно лишь с определённого уровня, а у кого дар слишком слабый – раскачать его крайне трудно. Морские же суда издавна плотно окутывали чарами разного сорта, и чародеев на борту всегда хватало, и всё это служило благодатной почвой для взращивания малых талантов. Теплицей.

– Вашего отца здесь очень уважали? – заговорил Дмитрий через несколько мгновений тишины, когда они шли по теневой стороне широкой и достаточно оживлённой улицы. Кажется, оживление было связано не с местом, а со временем: солнце уходило, переставало нещадно палить, и люди выбирались под открытое небо.

И Шналь окончательно стал похож на обыкновенный маленький провинциальный город. Только перекати-ёжики не давали Косорукову забыть, где именно он находится.

– Моего отца любили, – возразила Анна. – Как и всю нашу семью. Род Набелей живёт здесь давно, мой предок был одним из основателей Шнали, так что мы тут свои.

– И место градоначальника передаётся по наследству?

– Можно сказать и так, – улыбнулась она.

– А почему Шналь? Откуда такое странное название? И какого оно вообще рода? А то я и в мужском, и в женском слышал…

– Чжуры так зовут нашу речку, в честь неё и назвали. И с родом потому сложно. По бумагам-то мужского, но у чжуров в языке родов нет, а жителям и так и этак нравится. Так что ни в чём себе не отказывайте, – улыбнулась она.

– И как это переводится?

– Вы не поверите, но – «маленькая река», – весело отозвалась девушка. – Чжуры не дают названий местам в том понимании, какое вкладываем в них мы. Они считают, что у каждой горы, каждой речки и долины есть свои духи, притом многочисленные, и им будет неприятно получить какое-то собирательное название. Считают, что это звучит пренебрежительно.

– Справедливо, – рассеянно согласился он. – Это примерно как западные соседи нас всех «Иванами» называют, уважительность в этом сложно найти.

Городское управление прииска «Южный» занимало первый этаж двухэтажного каменного здания, последнего в ряду похожих. Следом, через улицу, уже начинался другой город, из деревянных домов на каменных основаниях, а за ними всё чаще попадались обыкновенные срубы.

Внутри здание состояло, по ощущением, из одних сплошных коридоров со множеством запертых одинаковых дверей с номерами, в расположении которых не виделось никакой системы. Здесь Анна ориентировалась плохо, поэтому не стала рваться вперёд и уступила возможность дёргать все подряд ручки спутнику, сама же молча двигалась следом, чувствуя себя при этом лишней. Понятно, что от неё требовалось только поручительство и это правильно, но всё равно ощущение было странным.

За годы, прошедшие со смерти отца, она быстро привыкла самостоятельно решать все вопросы, разговаривать и договариваться, и всё это – в одиночку. Была, конечно, Татьяна, добрая дородная женщина, которая приходила помогать по хозяйству, а вернее – вела его сама. Было четверо работников управы, помимо Анны, но все свои места занимали давно, службу знали прекрасно и справлялись с ней без понуканий.

Ей никто не пытался навязаться в компанию и в помощники, один только Старицкий, но и тот не слишком настаивал. Отношение горожан было понятно: она – Набель, а что у города теперь хозяйка, а не хозяин, для них не играло особой роли. Она и в детстве всегда была заводилой и очень редко следовала за кем-то. Одиночество порой тяготило Анну, но привычка быстро справлялась с давящим чувством, а отсутствие других вариантов и вовсе делало размышления об этом пустыми и бессмысленными.

Оказаться вдруг не одной, и притом – ведомой, было очень непривычно. Вроде бы мелочь, ну что такое одно посещение приисковой конторы? А всё равно – странно. И любопытно. Особенно любопытно со стороны наблюдать за Косоруковым, таким серьёзным, спокойным, уверенным, знающим…

Это любопытство, граничащее с любованием, удерживало рядом с охотником гораздо крепче необходимости и желания узнать разгадку смерти Шалюкова. И Анне оставалось только радоваться, что она не любила откладывать дела на потом и предпочитала решать проблемы сразу: они не успевали накапливаться и при необходимости давали возможность взять перерыв и потратить его на что-то… вот такое. Тот же объезд города вполне можно было отложить на завтра, а сегодня – понаблюдать за охотником.

Милохин оказался прав, в охрану прииска Дмитрия никто с распростёртыми объятьями не принял. Присутствия градоначальницы хватило на то, чтобы его выслушали, вполне убедительно посетовали на отсутствие мест, предложили попробовать себя в качестве старателя… В общем, то ли рекомендация не помогла, то ли им правда никто не требовался.

На Анну рядом с приезжим пожилая делопроизводительница поглядывала с интересом и порывалась что-то спросить, но так и не решилась, а та предпочла сделать вид, что не заметила интереса. Тем более интерес был простым и понятным: прежде Анна с незнакомыми молодыми мужчинами по инстанциям не ходила. Но слухи градоначальницу не беспокоили.

Зато, как неожиданно выяснилось, беспокоили охотника.

– Думаю, сегодня уже поздно кого-то расспрашивать, вам стоит отдохнуть с дороги, а завтра я покажу место убийства и провожу на прииск, – предложила Анна, когда они вновь вышли на улицу. – Мне тоже нелишне туда прогуляться.

– Удобно ли? – с сомнением глянул на неё Дмитрий. – Нас и так уже заподозрили в нехорошем, – он кивнул на дверь конторы, – стоит ли усугублять совместными поездками? Хм. Вас это забавляет?

– Спасибо за заботу о моей репутации, но беспокоиться о ней не стоит, – действительно развеселилась она. – Я хозяйка города, мне позволено несколько больше, чем обычной незамужней девушке моего возраста.

– Вам виднее, – нехотя согласился он, не желая вступать в спор. Для дела её компания была кстати, а личное… На то оно и личное, чтобы позволить ей решать самостоятельно.

– Как вы стали охотником за головами? Мне кажется, вам не очень подходит это ремесло, – заметила Анна, меняя тему разговора.

– Зато за него хорошо платят, – невозмутимо отозвался Косоруков. – И оно не противоречит моим принципам, потому что охотиться на бандитов – вполне достойное и полезное занятие.

– А как вы доказываете, что действительно убили этого преступника? На самом деле приносите голову?

– Иногда удаётся привезти его живьём, – усмехнулся Дмитрий. – Но всякое бывало, да, у меня для этого специальный зачарованный мешок есть. Не всегда голову, иногда довольствуются рукой, если на ней есть особая примета, или каким-то предметом. Обычно ещё и документы прихватываю, если они есть. Они не все обременены паспортами.

– Значит, у вас и топорик при себе имеется? Голову отделять.

– Топор в любом путешествии полезная вещь.

– Хотела бы я на это посмотреть, – рассеянно проговорила она и задумчиво склонила голову набок, глядя перед собой.

– На что?

– На то, как вы готовите этакий отчёт, – пояснила девушка, неопределённо взмахнув рукой – не то охватила пространство перед собой, не то примерилась воображаемым топором к воображаемой шее. – Мне кажется, вы слишком щепетильны для такого.

– Вам кажется, – пробормотал Дмитрий, в который раз пытаясь убедить себя, что это не его дело и не стоит лезть в чужие странности. Но госпожа Набель с подобными рассуждениями впечатляла его гораздо сильнее, чем мамонты, поэтому он не выдержал: – А вы, мне кажется, уж слишком спокойно относитесь к подобным вещам.

Анна искоса бросила на него непонятный, пробирающий взгляд и ответила:

– Мне было семнадцать, когда началась война. Через два года заболел и умер отец, и я заняла его место. Так что – вам тоже кажется, – она смягчила слова улыбкой, но на это Косоруков не обратил внимания.

Продолжать разговор Дмитрий не стал, но решил попытать счастья и расспросить вечером Милохина. Не о госпоже Набель, не очень-то это достойно – обсуждать за глаза девушку, но о войне и о том, как она обошлась с этим городом. Никаких разрушений он не наблюдал, значит, в городе боёв не было, но упоминание множества трупов в окрестностях, оставшихся с войны, говорило о многом. Не могли чиньцы проигнорировать это место: неподалёку удобный участок Клубнички, где можно наладить переправу, да и золотой прииск – лакомый кусок, пусть и небольшой.

Распрощались они всё на той же центральной площади, и Анна зашагала в управу. Во-первых, она жила в том же здании на третьем этаже, куда вела отдельная лестница из зелёного заднего дворика, в который, в свою очередь, ближе всего было пройти сквозь здание. А во-вторых, стоило узнать, не случилось ли чего-нибудь в её отсутствие. Серьёзного – вряд ли, иначе бы её нашли, но какие-то прошения и письма исключать не стоило. Завтра она планировала уехать на целый день, и перед этим стоило всё проверить.

А Дмитрий, немного постояв и проводив девушку взглядом, двинулся дальше, мимо «Мамонтовой горки». Сидеть в трактире не хотелось, спать – тоже, поэтому он предпочёл пройтись и осмотреться. Лучше бы, конечно, продолжить расследование, но он пока не знал, за что можно взяться в городе. А ехать на прииск на ночь глядя, когда в округе полно упырей… Он не был трусом, но зачем рисковать попусту? Две недели это дело лежало и ждало расследования, ещё один вечер ничего не изменит.

В трактире он уже был и всё, что трактирщик считал нужным сообщить по делу, узнал. Поговорить с завсегдатаями? Не факт, что они станут откровенничать, а даже если и станут после бутылки, вряд ли расскажут что-то полезное. Судя по всему, с малознакомыми людьми Шалюков не откровенничал, а близких знакомых не имел. И не пил, так что рассчитывать на пьяные откровения не приходилось.

То же касалось и борделя. Обычно в такие места стекалась масса сведений, полезных и совершенно не нужных, но вряд ли там могли что-то знать о человеке, ни разу этот самый бордель не посетившем.

Церковь?..

Дмитрий, уже миновавший её, обернулся и вгляделся в золотые купола, залитые розовым закатным светом. Трактирщик упоминал, что в день перед смертью Шалюков посещал службу, значит, человеком был верующим. Конечно, набожность плохо сочеталась с остальным портретом покойника, но почему бы не проверить. Вдруг Шалюков так переволновался, что побежал исповедоваться местному священнику, как его? Отцу Алексию?

И хотя в принятом решении Дмитрий сомневался, но развернулся и двинулся обратно, к церкви. Только пройти решил не по нагретой каменной мостовой, а под сенью деревьев. Позади церкви, отделённое невысокой оградой, уютно устроилось старое кладбище, утопающее в тени древесных крон. Миновав небольшую калитку, Косоруков нырнул в приятную, сумрачную прохладу.

Кладбище оказалось тихим, очень чистым и ухоженным – не до холодной безликости, а таким… правильно чистым, по-парковому. Старые надгробия местами покрывал густой мох, многие могилы просели, но расположены были аккуратно, как по линеечке, а мощёные дорожки – чисто выметены. На могилах густо росли какие-то мелкие бледные цветочки, которые здорово уступали в яркости традиционным погребальным венкам, но смотрелись как-то… уютно, что ли? Дмитрий и сам себе не верил, но слово это подходило идеально. Ко всему кладбищу.

Здесь царили покой и умиротворение, и вид этот так сильно противоречил словам о рыскающих в округе упырях, что опять возникла мысль о некой незримой границе, словно в сказке. Как там было?.. Явь, Навь и Правь? Человек городской, образованный, деревенскими суевериями и старыми верованиями Косоруков не интересовался и только посмеивался над их наивностью. А в городке со странным названием Шналь все эти сказки казались удивительно близкими и правдивыми, и Дмитрий немного досадовал на себя, что плохо знаком со всем этим фольклором.

Вскоре Косоруков заметил между деревьями светлую человеческую фигуру и через несколько шагов сообразил, что видит перед собой местного священника в рясе из небелёного льна и такой же скуфье.

Решив, что это судьба, Дмитрий направился к нему, вглядываясь и пытаясь понять, чем тот занимался: священник доставал что-то из небольшого холщового мешочка и бросал на землю. Наверное, кормил белок или птиц, но кого именно – рассмотреть за надгробиями не получалось. В зеленоватой кладбищенской тишине слышался только негромкий требовательный писк.