Книга Тайны тропического рая - читать онлайн бесплатно, автор Аристарх Барвихин. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Тайны тропического рая
Тайны тропического рая
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Тайны тропического рая

Эмми села рядом с ним, наклонилась и, щекоча его прядкой волос, тихо спросила:

– Болек, ты чего это, а?

Ее теплое, почти материнское участие растрогало его, размягчило, он всхлипнул и тяжело вздохнул.

– Тебя кто-нибудь обидел, малыш? – прошептала она, гладя его по голове. – Ты чего такой сегодня?

– Никакой я не малыш и никто меня не обидел! – мотнул он головой. – Просто я несчастный и глупый, и никому я не нужен, – вдруг произнес он сквозь слезы, почувствовав ужасную жалость к самому себе.

– Тогда что с тобой такое? – не унималась Эмми и стала гладить его по голове как маленького. – И что это у тебя ухо такое красное? И синяк на щеке. Подрался с кем-то, да?

– Оставь меня в покое! – вдруг неожиданно даже для себя самого огрызнулся он, отталкивая ее руку.

– Ну, как знаешь, – миролюбиво произнесла сестра, встала и вышла из комнаты.

Был уже поздний вечер, а они с Эмми все еще сидели на кухне и болтали о том, о сем.

– Ладно, братик, – сказала она, зевнув и прикрыв рот ладонью, – давай-ка помоги мне убрать со стола. А то мне еще посуду мыть. Прислуги сегодня нет, она вся на празднике, так что будем справляться сами.

– Иди, иди, – милостиво предложил Билл, – я сам всё уберу и помою.

– Какой ты милый, – проворковала сестра, чмокнула его в щеку и выпорхнула из столовой.

Когда родители вернулись с праздника, отец поинтересовался, показывая на ухо Билла и на синяк на его щеке:

– Что это у тебя?

– Так, поцапался кое с кем, – уклонился от прямого ответа Билл.

– Надо учиться решать все дела мирно, – назидательно проговорил отец. – Терпеть не могу насилие. Оно аморально. Я вот никогда ни с кем не дрался. И тебе не советую.

– А все остальное в жизни ты тоже делал правильно и морально? – поинтересовался Билл, прямо глядя отцу в глаза.

– Ты про что это? – не понял его тот.

– А про то, что у тебя… что у тебя… – Билл не в силах был продолжить.

– Что у меня? Ты про что?

– Про то, что там у вас с Изабель Фуэнтес… – наконец решился Билл. – Или у тебя с ней ничего нет?

– Это просто никуда не годится, – сказал отец.

– Что не годится? – спросил Билл, заметив смущение отца. – Та-а-ак, значит всё это правда.

Отец был явно растерян от его слов. Наконец он совладал с собой и сказал, глядя куда-то в сторону мимо Билла:

– Понимаешь, некоторые женщины даны нам для души, как твоя мама, а другие – для боли. Потому что те, которые для души, к великому сожалению, не всегда удовлетворяют наше тело. Поэтому те, которые для боли, спасают наши души.

Билл вскочил с места и злобно выдохнул:

– И ты меня учишь морали?!

– Я… – отец осекся, не найдя подходящих слов.

– Значит, тебе нечего мне сказать? – спросил Билл и с вызовом посмотрел на отца.

– Не буду я ничего говорить, – отозвался тот, – легче все равно не станет. Ты еще мал, все равно не поймешь.

– Ничего я не мал! – огрызнулся Билл. – Мне уже шестнадцать, так что я всё могу понять.!

– Тогда попытайся понять и меня.

– Понять что?

– Пожить хочется, вот что, – отозвался отец. – Понимаешь? Хочется кроме работы хоть что-то еще в этой жизни видеть!

– То, что у Зябки между ног, да? – Билл посмотрел на отца с вызовом.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной! – воскликнул его отец. – Кто тебе дал такое право? Ты спасибо должен мне сказать.

– За что?! – воскликнул Билл. – За что я тебе должен сказать спасибо?!

– За то хотя бы, что я тебя кормлю!

– Я сам себя прокормлю! – воскликнул Билл и бросился вон из дома.

Здесь, на улице уже снова кипела жизнь. Но это уже была не его жизнь. Сердце его билось как бешеное, а на грудь словно бы жаба села. Внутри него была пустота. А еще боль и разочарование. Он был в бешенстве, он был в горе. И не знал, что ему делать с собой и с этим миром вокруг.

Глава 2. Золотая индианка.

Он смутно помнил всё, что было с ним дальше. Очнулся он только тогда, когда добрался до знакомого ему убежища в кувтах напротив старого пирса. Вокруг не было ни души. Упав на землю, Билл застонал. Ему казалось, что жизнь его кончилась. Возвращаться домой он не хотел. Да и как он мог вернуться? Идти ему было некуда. И от этой безысходности горло сдавил комок, и брызнули слезы. Выплакавшись, он неожиданно для себя уснул, проснувшись только под утро от какого-то шума. Протерев глаза и зевнув, он прислушался. Вне всяких сомнений это был шум мотора, раздававшийся со стороны океана. Билл осторожно выглянул наружу из своего убежища, раздвинув ветки куста. Прямо перед ним буквально в двух десятках метров стояли трое незнакомцев. В руках одного из них, здоровенного верзилы, был револьвер. Вдалеке у края прибоя виднелась только что вытащенная на берег длинная лодка с мотором.

Не успел Билл понять что к чему, как стоящий к нему ближе всех незнакомец произнес, обращаясь к тому, что стоял с револьвером в руках:

– Не думай, Хуан, что тебе удастся провести меня на этот раз. Думаешь, я не знаю, сколько это стоит? – с этими словами он потряс рукой с каким-то свертком.

И тут спрашивающий неожиданно ударил держащего револьвер по руке и, не дожидаясь, пока тот упадет на песок, бросился прочь в заросли, пробежав в каких-нибудь трех шагах от Билла и бросив в его сторону сверток. Через несколько секунд в том же направлении промчались и оставшиеся двое.

Едва все трое миновали Билла и скрылись в зарослях, как он подскочил к тому месту на земле, куда упал сверток, схватил его, ощутив странную для такого маленького предмета тяжесть, и со всех ног побежал прочь. Удалившись на достаточное расстояние от опасного места, Билл остановился перевести дух. Развернув материю, он увидел, что держит в руке необыкновенной красоты небольшую, сантиметров двадцать высотой, статуэтку, изображающую стройную нагую девушку. Без всякого сомнения, это было изображение индианки. Работа была такая искусная, что видны были самые мелкие детали, даже отдельные волосы, спускающиеся по ее плечам и перевязанные лентой или ремешком. Глаза девушки были полузакрыты, а по лицу ее блуждала странная улыбка. Статуэтка была глубокого желтого цвета и очень тяжелая. Присмотревшись внимательно, Билл понял, что она золотая…

В последний раз обернувшись в ту сторону, где едва виднелась вдали длинная лодка, в которой приплыли незнакомцы, и где осталось его теперь уже кончившееся детство, Билл вздохнул, завернул статуэтку обратно в материю и пошел прочь, все дальше и дальше уходя от родного крова.

Добравшись до города, он проскользнул в пустой товарный вагон и через сутки был уже далеко от дома, соскочив на какой-то незнакомой станции неподалеку от столицы. С тех пор он мотался по стране, перебиваясь случайными заработками и ночуя где придется. Наконец ему удалось устроиться в магазин продавцом. Его старательность, цепкую память и вежливую манеру обращения с сослуживцами и покупателями заметил хозяин магазина и предложил ему повышение, если Билл останется работать в магазине. Но Билл отказался. Его не прельщала мысль простоять всю жизнь за прилавком. К тому же ему никак не удавалось забыть прошлое. Несколько раз пытался он разузнать что-нибудь о своей семье, но все напрасно. Наконец он решился съездить туда сам. Накопив немного денег и получив расчет, он сел на поезд и отправился к себе домой.

С того самого дня, когда он покинул дом и поднял с земли золотую статуэтку, прошло больше трех лет. Теперь он из угловатого подростка превратился в сформировавшегося красивого юношу, который жаждал вернуться в родные места и одновременно боялся этого.

Он добрался до своего городка рано утром. С колотящимся от волнения сердцем он шел по знакомой улице к родному дому. Но едва свернув за угол, он остановился, замерев на месте. Его дома не было. Вместо него была груда поросшего травой мусора вперемешку с обуглившимися перекрытиями.

Заметив проходящую мимо пожилую женщину, он бросился к ней с расспросами. То, что она рассказала, повергло его в отчаяние. Их фабрика разорилась. Отец не выдержал и покончил жизнь самоубийством. Что стало с семьей женщина не знала, но долгие расспросы в округе помогли ему выяснить, что его мать и сестра перебрались в далекую деревню. Прибыв туда и найдя их новый адрес, Билл оказался перед заколоченным покосившимся домиком на самой окраине. Ничего не говорило о том, что здесь кто-то живет. Обшарив всё вокруг и расспрашивая буквально каждого встречного он, все-таки. узнал судьбу своих близких.

В деревне была единственная старая маленькая церковь и единственное такое же старое кладбище рядом с ней.

Билл все бродил и бродил по нему и, наконец, нашел то, что искал, и что надеялся не найти. Небольшой скромный крест и плита с двумя родными женскими именами и его собственной фамилией рассказали ему всё. Он долго стоял над ними, привыкая к мысли, что потерял всех, кто был ему дорог.

Он упал перед могилой на колени и произнес сквозь хлынувшие ручьем слезы:

– Я грешник… я страшный, ужасный грешник… страдания терзают меня… прости раба твоего за содеянное… Господи, прости!..

Погруженный в тяжелые думы, он не заметил, что рядом с ним стоит человек.

– Вы тоже остались одни? – вывел его из оцепенения приятный мужской голос.

Билл вздрогнул и посмотрел на спрашивающего. На вид тому было лет сорок пять или чуть меньше. Это был высокий хорошо одетый светловолосый мужчина крепкого телосложения. Он стоял чуть поодаль, опираясь на красивую резную трость.

– Почему вас это интересует? – Билл не хотел быть невежливым, но он не любил, когда посторонние вмешивались в его жизнь.

– Просто я тоже из этих мест, – пояснил незнакомец. – И мне кажется, что я вас где-то уже встречал.

– Может быть, – пожал плечами Билл, вставая с колен, и хотел было уже повернуться и уйти, но незнакомец поинтересовался:

– Вам случайно не в город?

– Уж, по крайней мере, не обратно в деревню, – нехотя отозвался Билл, который твердо решил не возвращаться к заколоченной хибаре.

– Тогда позвольте мне предложить вас подвезти. У меня тут автомобиль.

– Что ж, – согласился Билл. – Подвезите, если хотите. Хотя не понимаю, почему вы мне это предложили.

– Вы белый, а это здесь редкость, – отозвался незнакомец. – Ганс Клюге, – он протянул Биллу руку.

Но тот не стал ее пожимать. В ответ на удивленный взгляд незнакомца он пояснил:

– Я не люблю немцев. Именно они загнали нас в эту глушь.

– Не все немцы носили свастику, – мягко улыбнулся человек с тростью. – По крайней мере, в нашей семье ее никто не носил. И не одобрял, – добавил он после паузы.

– После войны все немцы так говорят, – ухмыльнулся Билл и с вызовом посмотрел на своего собеседника.

– Я так говорил и до войны, – произнес тот спокойно. – Ну, так как, поедем? А то уже темнеет.

Они вышли с кладбища и скоро уже ехали по дороге к городу.

– Не бойтесь, я не нацист, – прервал воцарившее молчание Ганс. – Я вообще не люблю политику.

– А что вы любите?

– Я люблю… любовь, – улыбнулся хозяин машины и добавил: – И вообще жизнь как таковую. А вы?

– Я? – Билл задумался на мгновение и произнес: – Когда-то я любил своих родителей и свою сестру. Сейчас, когда их нет, я никого из живых не люблю.

– Хотите, я верну вам это чувство? – Ганс посмотрел на Билла внимательно и серьезно.

– Вы что же, можете повелевать человеческими чувствами? – ухмыльнулся Билл.

– Вы попали в самую точку, – отозвался его собеседник, направив машину по одной из пригородных улиц. – Я дарю людям то, о чем они мечтают всю жизнь и ради чего издревле постоянно воюют друг с другом.

– Вы говорите о любви?

– А разве есть на свете хоть что-нибудь, что может с ней сравниться? Вот мы и приехали, – он остановил машину у маленькой гостиницы. – Сейчас я возьму свои вещи, и мы двинемся дальше. Вас не затруднит мне помочь?

– Разве в гостинице некому это сделать? – несколько удивился Билл.

– Не хочется никого будить. К тому же вещей у меня немного.

– Мистер Кдюге, вас ждут какие-то господа, – обратился к спутнику Билла портье, едва они переступили порог гостиницы.

– Назад! – Ганс вдруг увлек Билла к выходу.

Но в дверях им преградил путь широкоплечий верзила.

– Что, не ожидал нас увидеть? – ухмыльнулся он и выхватил пистолет.

Новый знакомый Билла, увидев перед собой верзилу, вдруг подпрыгнул и ударил его ногой в лицо. Да с такой точностью и силой, что того отбросило назад, и пока он падал, они вдвоем выбежали в раскрытую дверь. Но не успели они выскочить наружу, как на них из темноты кто-то бросился, повалив хозяина машины на землю. Схватив лежащего на земле за горло, неизвестный стал душить его. Но тут Билл выхватил из-за пазухи сверток, сжал его в руке и с силой ударил нападавшего в висок. Тот охнул и стал валиться на бок. Лежащий под ним Ганс выбрался из-под обмякшего тела, вскочил на ноги и бросился прочь, увлекая Билла за собой.

– Быстрее, быстрее, мой мальчик! – крикнул он. – Иначе нам с тобой придется туго.

Они вскочили в машину, мотор взревел, и вскоре они уже мчались прочь от негостеприимной гостиницы.

– Спасибо за помощь, – поблагодарил Билла его новый знакомый и потер шею. – Так схватил, что едва концы не отдал.

– Вы ничего не хотите мне рассказать? – поинтересовался Билл.

– Потом, мой юный спаситель, все потом. А пока нам надо побыстрее убираться из города.

Некоторое время Ганс вел машину молча, явно что-то обдумывая. Они выехали из города и помчались по ночному шоссе прочь.

На просьбы Билла пояснить происходящее Ганс пожимал плечами или отшучивался.

Почти три дня они колесили по дорогам страны, изредка позволяя себе несколько часов сна. Однако никаких признаков того, что за ними охотятся, не было.

Чем дальше они удалялись от океана, тем хуже становились дороги и тем реже им попадались автомобили.

Наконец дорога резко ушла в горы, и начался подъем по горному серпантину.

– Голова что-то разболелась, – пожаловался Билл.

– Это от нехватки кислорода. Тут, наверное, километра четыре, а то и больше над уровнем моря. Ничего, ты скоро привыкнешь.

Солнце исчезло, вокруг стелился туман. Показался снег.

Они коротко пообедали в придорожной харчевне, и снова отправились в путь. К вечеру они прибыли в небольшой городок.

– Скоро мы будем дома, – сказал Ганс. – Кстати, поскольку мы очень высоко забрались, то первое время лучше тебе не употреблять алкоголь, не переедать и не переутомляться. И много пить. Обильное питье способствует быстрому привыканию к такой высоте. Курильщику лучше выкуривать не больше 1-2 сигарет в 3-4 часа и не слишком затягиваться.

– Я не курю, – сказал Билл.

– И хорошо. Иначе будет кружиться голова. Также стоит избегать резких движений – все движения должны быть равномерными и плавными. Отлично помогает «мате де кока» – чай из листьев коки. Надо будет его приготовить по прибытии.

Наконец машина свернула на едва заметную грунтовую дорогу и через некоторое время подъехала к высокому каменному забору.

– Вот мы и на месте, – произнес с облегчением Ганс, когда они вылезли из машины у парадных дверей похожего на средневековый замок огромного дома. – Это моя вилла «Вилинорес». Кстати, а у тебя хороший удар. Свалил этого негодяя с одного раза. Ты случайно боксом не занимался?

– Я его ударил вот этим, – усмехнулся Билл и достал из-за пазухи сверток.

– Что это? – поинтересовался Ганс.

Билл развернул материю, внутри которой оказалась та самая золотая статуэтка, которую Билл подобрал у океана несколько лет назад. Едва Ганс взглянул на статуэтку, как глаза его расширились от изумления.

– Господи! – взволнованно проговорил он. – Откуда у тебя это? Расскажи мне всё, это очень важно. Поверь мне, очень.

И Биллу пришлось рассказать своему новому знакомому о том, что предшествовало его появлению у старого пирса в тот самый день, когда он нашел статуэтку, и о том, как она к нему попала.

Когда Билл закончил свой рассказ, Ганс поманил Билла за собой:

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Они поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж и вскоре очутились в огромном кабинете. Ганс сдвинул в сторону одну из деревянных панелей, которыми был обшиты стены кабинета, и за ней оказалась дверца сейфа. Достав из кармана ключ, Ганс открыл дверцу и выдвинул наружу большой деревянный ящик.

– Помоги мне поставить это на стол, – обратился он к Биллу.

Взявшись за боковые ручки ящика, они с трудом приподняли его и еле дотащили до стола.

Хозяин дома открыл ящик ключом и стал вынимать оттуда золотые статуэтки, изображающие людей. Все они были похожи на ту, что была у Билла.

Расставив их на столе, он протянул руку к Биллу и попросил:

– Не одолжишь мне на минутку свою красавицу?

Билл снова вытащил на свет сверток и развернул его, передав статуэтку Гансу. Тот поставил ее рядом с остальными и произнес:

– Ну и как тебе коллекция?

Билл ничего не ответил, пораженный тем, что его статуэтка явно была похожа на те, что стояли рядом с ней на столе. Это все были сплошь изображения обнаженных людей в весьма откровенных позах. Судя по лицам, все они были индейцы.

– Что это? – наконец произнес Билл.– В жизни ничего подобного не видел, – признался Билл, пораженный как откровенностью изображаемых сцен, так и тонкой работой неизвестного мастера, удивительно точно передавшего пластику тел и выражение лиц индейцев.

– И вряд ли увидишь, – почему-то с грустью вздохнул Ганс и добавил после некоторой паузы: – Впрочем, пути господни неисповедимы. Если ты не возражаешь, пусть твоя золотая подруга побудет со своими соплеменниками. Тем более, что они давно не виделись. Как только она тебе понадобится, я тебе ее сразу же верну. Поверь мне, так будет лучше всего. И помни: никто в этом доме кроме тебя и меня этой коллекции не видел и не знает о ней. И пусть так будет и дальше.

Пока Билл рассматривал статуэтки, то почувствовал, что от них ему передалось буквально источаемое ими возбуждение. Это смутило его, и он отвернулся, что не ускользнуло от взора Ганса.

– Ты не должен лишать себя того, ради чего мы все созданы, – произнес Ганс. – Настало твое время, когда тебе не придется ограничивать себя во всем. Скажи мне честно, разве любовь – это не радость?

– Радость, – признался Билл, – но… сейчас мне любить некого.

Увидев, что Билл сделался после этих слов грустным, хозяин дома сказал:

– Не печалься. Ты слишком молод и слишком здоров, чтобы пребывать постоянно в унынии. Не беспокойся, я помогу тебе избавиться от излишнего стыда. И от излишнего семени тоже.

Билл покраснел. Ему было неловко от того, что Ганс говорит с ним о том, что волновало его все годы скитаний. Ведь за то время, пока он странствовал вне дома, он не был близок ни с одной женщиной, изредка снимая напряжение при помощи рук. Но все это было совсем не то. И он сам понимал это. Ганс словно бы почувствовал охватившую его неловкость, потрепал его по руке и сказал:

– Пойми, вот сейчас, в эту самую минуту бесчисленные миллионы юных девушек и милых дам, лишенные жарких ласк, скрывшись от всех, тайно предаются самовозбуждению и мечтают о любви… А до нее рукой подать… Ведь эту любовь им можешь подарить ты. Ибо ты один сможешь утолить испепелившую их жажду струей своей живительной влаги. Ведь тебе хочется этого?

Билл молчал.

– Разве тебе не хочется снова увидеть их тайные прелести? – голос Ганса был мягок. – Но тайные для кого? Для других или для них самих? И то и другое. И вместе с тем и ни то и ни другое. Вот что ты должен понять прежде, чем снова побываешь внутри них: они хотят того же самого, чего хочешь и ты. И все у тебя будет, как и полагается. Если только тебя не задавит «трамвай желания», – усмехнулся он.

– Трамвай желания? – удивленно посмотрел на него Билл.

– Так можно перефразировать название пьесы Тенесси Уильямса, – пояснил Ганс. – Недавно появилась. Увидишь, когда повзрослеешь. И испытаешь всё, что должен испытать, – добавил он. Так что давай не будем тяготиться бесконечными терзаниями. К чему все эти зачем, что будет потом, что о нас скажут другие. Знаешь, в чем наша основная беда? Мы слишком современные люди, слишком! У нас так много рефлексий и ненужных вопросов! Какая-нибудь девочка, валяющаяся на соломе или шкуре где-нибудь в пещере каменного века, была куда счастливее нас, теперешних: она просто хотела и также просто получала то, что хотела. И у нее никогда не было вопроса – зачем. Для нее был важен только один вопрос – с кем. Почему бы и нам не поставить его перед собой? Тогда мы получим единственно правильный ответ. Посмотри на эту картину, – он показал на висящее на стене рядом с ними полотно.

На нем была изображена удивительной красоты обнаженная девушка, спящая в лесу и стыдливо прикрывшаяся рукой.

– Красиво, – отозвался Билл и отвернулся в смущении.

– Признайся, разве ты не видишь под ее нежной ладошкой того, что хочешь видеть больше всего? – поинтересовался Ганс. – И чем больше такая вот нимфа хочет сокрыть свою тайну, тем больше ты стремишься в нее проникнуть. Потому что нет ничего слаще запретного рая, чьи тайны так нас манят к себе. Нам ведь всегда больше всего хочется того, что нельзя. Так уж мы, люди, устроены. И глупо с этим бороться. Да и зачем? Не отворачивай от картины взора, посмотри на нее. Тем более, что это картина, а не реальность. Посмотри на нее, не бойся. Подойди к ней поближе.

Билл послушался Ганса и подошел к картине.

– Видишь – девушка на этой чудесной картине вовсе тебя не стесняется и совсем не краснеет, – произнес его собеседник. – Ну, прикрылась слегка ладошкой, так что? Это забитый в ее чудною головку элемент воспитания, ничего больше. Инстинкт, первобытный инстинкт говорит ей как раз обратное: вот стоит перед ней красивый молодой человек, у которого на нее тоже стоит. Так зачем же вам обоим стесняться того, что вы обоюдно хотите? Глупости это всё. Скажи, ты бы хотел соединиться с ней, будь она живая?

Билл утвердительно кивнул головой и вздохнул

– Я часто вот о чем думаю, – продолжил Ганс. – Не потому ли мы готовы крушить все преграды на пути к запретному плоду, что он нам недоступен? Чем больше женщина задрапирована, тем она желаннее. Заметь, почему-то ни у кого нет эрекции в семейной бане. Ты не находишь это странным?

– Не знаю, – пожал плечами Билл. – Я как-то не очень задумывался об этом.

– А ты задумайся, – посоветовал Ганс, убирая стоящие на столе статуэтки в ящик.

Они вдвоем с Биллом водрузили ящик на прежнее место сейфе, Ганс запер дверцу, убрал ключ в карман и обратился к Биллу: – Ты, наверное, устал с дороги?

– Если по правде, то есть немного, – признался тот.

– Ладно, мой юный друг и спаситель. Тебе пора отдохнуть. А я позабочусь о том, чтобы ты отдохнул как следует. Это единственное, что я могу для тебя сделать в благодарность за спасение своей трижды никому не нужной жизни.

Ганс направился к двери и сделал Биллу знак следовать за собой.

Глава 3. Первый круг познания.

Вскоре они оказался в небольшой хорошо обставленной комнате, посередине которой помещалась огромная кровать с балдахином.

– Пока это будет твоими апартаментами, – сказал Ганс. – Сейчас уже поздно, так что прими душ и ложись спать. А об остальном не беспокойся. Видишь шнур у кровати. Это колокольчик для слуг. Если что-то понадобится – звони, не стесняйся. Помни: ты в этом доме главный гость. Ничего не бойся, ничему не удивляйся и делай всё, что хочешь.

Едва Билл коснулся головой подушки, как сразу же заснул, сломленный усталостью последних дней.

Проснулся он поздно. Было приятно ощущать прикосновение тонкого шелка постельного белья, в комнате пахло чем-то ароматным, кругом стояла мертвая тишина. Билл потянулся, зевнул, и тут в его дверь постучали.

Это была служанка. Чуть полноватая, невысокого роста, с миловидным лицом и плавными движениями. С виду ей было лет тридцать или чуть побольше. Под тонким обтягивающим ее фигуру платьем угадывалось еще молодое, но уже чуть оплывшее тело.

– Меня зовут Этель, – мягко улыбнулась служанка. – Я буду вам прислуживать.

Билл хотел было встать и одеться, но служанка ходила по комнате, что-то поправляя и казалось, не собиралась никуда уходить.

– Вам что-нибудь нужно, господин? – поинтересовалась она и как-то странно посмотрела на Билла.

– Вы можете быть свободны, – сказал он. – Я оденусь и позову вас.

– Разве я вам мешаю? – неожиданно произнесла она и снова бросила на него странный взгляд. Он был одновременно спокойным и призывным.

От этого взгляда Биллу стало не по себе. Но он скрыл свое смущение и усмехнулся:

– У вас всегда мужчины одеваются при женщинах?

– Настоящие мужчины – да, – ответила Этель и, подойдя к его кровати и присев на нее, положила свою мягкую руку на его. – Разве хозяин не сказал вам, что в этом доме вам не надо задавать лишние вопросы?