Ну вот, теперь, кажется, он в безопасности. Во всяком случае, он находится в стороне, как от движения военных, так и от зоны поражения. Снаряды разрывались примерно в километре от места его нахождения. Но все равно было довольно жутко, и так и казалось, что вот-вот шальной снаряд угодит прямо в него или разорвется рядом.
Он посмотрел в сторону базы сирийских вооруженных сил. Что делать, отправляться к ним, переждать здесь или что вообще? Больше всего Даниле сейчас хотелось сделать добрый глоток спиртного, но у него не было под рукой ничего подобного. Да, адреналин тот еще. Вот только получать его таким способом Беркутова совсем не радовало. Пусть бы Ростислав Морозов сам бы оказался на его месте, вот тогда бы он узнал, какой ценой дается этот самый адреналин. Пожалуй, самым лучшим сейчас будет отправиться в свой номер в гостинице, который ему арендовал Морозов, и в котором Данила даже не побывал. Вот там-то и можно будет спокойно расслабиться. Выпить изрядную порцию виски или просто отдохнуть, в ожидании обратного рейса.
Впрочем, нет, ему еще придется поработать над полученным материалом, довести его до ума, выложить в сеть. Но это уже мелочь, главное он будет подальше от зоны боев. В относительной тишине, и в такой же относительной безопасности. И, в этой спокойной обстановке, наконец-то можно будет поужинать. Ведь он не ел с самого утра. Хотя, то, что подают в здешних столовых и забегаловках назвать едой можно только с очень большой натяжкой.
В небе послышался гул самолетов. Это российские истребители шли на помощь сирийской армии. Совершенно неосознанным машинальным движением Данила вскинул видеокамеру на плечо, и принялся снимать авиацию. Да, здесь можно много чего наснимать интересного для потребительской массы. Событий хоть отбавляй. Но главное тут самому не остаться навсегда, не стать, так сказать, самому материалом для кого-нибудь из своих коллег-конкурентов, которые потом напишут про него, что еще один журналист отдал свою жизнь за свободную Сирию, до конца оставшись верным своему долгу военного корреспондента. Чихать он хотел на чувство долга. И не за какие интересы олигархов и вождей, помешанных на мировом господстве, свою жизнь отдавать не собирался.
V
В тексте упоминается запрещенная на территории российского государства группировка ИГИЛ.
Битва продолжалась, и даже набирала темп. О, как же громко и красиво это звучало. Но только со стороны. Данила Беркутов же предпочитал убраться отсюда как можно дальше. Все это снимать было хорошо издали, там, где тебя не достанут ни шальные пули, ни снаряды. Для рекламы, конечно же, было бы хорошо забраться на какой-нибудь БТР или танк. Но это было слишком уж рискованно. А деньги, которые ему платили, были недостаточно высоки, чтобы за них расстаться с жизнью. Да, собственно, о чем тут говорить, никакие деньги не стоили того, чтобы за них умирать. Как известно, мертвому деньги не нужны.
Продолжая держать камеру наготове, Данила стал отступать, но при этом зрителю могло показаться, что оператор специально отходит назад, чтобы дать как можно большую и обширную панораму происходящего. Постепенно движущая техника превратилась в игрушечные танки. То же самое произошло и с солдатами.
Солнце клонилось к горизонту, и скоро наступит момент, когда оно начнет садиться. И к тому времени, когда это произойдет, Даниле будет лучше находиться в номере гостиницы. Надо быть настоящим смертником, чтобы оставаться на улицах Сирии после наступления темноты.
Пока Данила размышлял над всем этим, он вдруг услышал женский голос. Обернувшись, он увидел сирийскую женщину, неопределенного возраста, и одетую, как показалось Беркутову, в какие-то лохмотья. Женщина что-то кричала и размахивала руками.
В первое мгновение Даниле показалось, что она пытается кого-то от чего-то предостеречь. Но в следующее мгновение он понял, что женщин кричит именно ему и, скорее, подзывает его, чем предупреждает.
Эх, жаль, что Данила не говорил по-арабски. Он, конечно, знал, несколько самых основных фраз, но этого было явно недостаточно для того, чтобы вести с кем-нибудь беседу.
Беркутов еще раз огляделся по сторонам, в надежде, что ошибся, и женщина обращается совсем не к нему. Но ни рядом, ни позади никого не было, а женщина продолжала кричать, махая руками, словно подзывая его к себе.
Данила указал пальцем себе на грудь, как бы спрашивая, действительно ли женщина обращается именно к нему, и та тут же энергично закивала головой. Стало быть, сомнений больше не оставалось. Что-то случилось? Женщине нужна помощь? Она ранена? Но, вообще-то, на раненую она не была похожа, уж слишком активно себя вела. И все же, по жестикуляции можно было понять, что женщина зовет на помощь.
Между Данилой и женщиной было несколько десятков метров, и Беркутов шагнул навстречу женщине. Но тотчас же остановился. Он отлично знал, в какой стране находится, как знал и то, что многие из жителей являются сторонниками ИГИЛ. И он наслышан о многих случаях, когда похищали и убивали корреспондентов. Вот только они сейчас находились на открытой местности, и нигде не было видно засады. Но кто знает, может эта женщина является шахидкой, скрывающая под своими балахонами пояс смертников. Стоит Даниле к ней приблизиться, как она нажмет на невидимую кнопку, и бац, Данила отправится на небеса, если они, конечно существуют, в чем Беркутов весьма сильно сомневался.
Хотя нет, пояс смертников, это, конечно же, перебор. Не такая уж он важная птица, чтобы тратить на него шахида. Тех обычно посылают в места большого скопления людей, а не тратят на одиночек. Ну, за исключением, разумеется, важных лиц, к которым Данила себя не причислял. И все же не факт, что этой женщине действительно требуется помощь.
Женщина продолжала кричать, звать Данилу, и указывать куда-то позади себя. Она что, хочет, чтобы я пошел туда, подумал Беркутов? Ну, уж нет.
Видя, что Данила не двигается с места, женщина быстрым шагом направилась к нему. Так, успел подумать Беркутов, кажется, начинаются неприятности. Он не питал иллюзий насчет внешности женщины, и знал, что под этой маской может скрываться какой-нибудь обученный агент, в совершенстве владеющий техникой рукопашного боя, и способный убить человека голыми руками.
Рука Данилы машинально сжала видеокамеру, ведь это было единственным, что худо-бедно могло сойти за оружие. Конечно, камера стоила больших денег, и на ней был записан репортаж, но собственная жизнь стоила дороже.
Женщина подбежала к Даниле и, схватив его за руку, потянула за собой. При этом она продолжала что-то говорить и указывать на ближайший дом. Э, нет, подумал Данила, уж что-что, а с тобой я никуда не пойду. Сейчас ты меня заманишь в подворотню, а там выскочат твои дружки с автоматами и все, мне конец. Либо убьют, либо сделают заложником. А, может, и еще что похуже.
Женщина продолжала тянуть Беркутова, и торопливо говорить.
– Вы говорите по-английски? – спросил Данила, изо всех сил упираясь ногами, и не позволяя себя тащить.
В ответ снова послышалась арабская речь. Ну, разумеется, женщина не говорила по-английски.
– Что вы хотите? Что вам нужно?
Он повторил эту фразу по-английски, и по-русски. Никакого понимания со стороны сирийки.
Выражение лица было просящим, а в речи женщины звучали умоляющие нотки. На миг Данила подумал, а вдруг там действительно кто-то нуждается в помощи. И его ноги сами собой двинулись следом за женщиной.
Женщина ускорила шаг, тянула за собой Данилу, и была явно недовольна тем, что он не торопится.
Данила, что ж ты делаешь, куда ты идешь, подумал Беркутов, сетуя на самого себя. Он бросил взгляд по сторонам, в надежде увидеть того, кто мог бы прийти к нему на помощь. Но никого не увидел. Случись сейчас что-нибудь с ним, этого просто никто не заметит.
Женщина тянула его к дому. Одно из двух, либо там засада, и тогда у Данилы будут крупные проблемы, либо там раненный и нуждающийся в помощи человек. Но, в этом случае, опять же, что может сделать Данила? Он не врач, хотя оказать первую помощь он сумеет. Надо думать, что женщина это тоже понимает. Тогда зачем она его тянет? Неужели это и вправду ловушка?
Но было уже поздно, женщина подтащила его к дверям дома. Данила успел заметить, что в окнах на первом этаже горел свет, а ведь на улице еще было достаточно светло. Это было подозрительно, но и обнадеживало, так как засады обычно устраивают в темноте.
Дом многоквартирный, но к высоткам не принадлежит. В лучах заходящего солнца он казался старым, почти древним, и напомнил Даниле бараки сталинских времен. Впрочем, жизнь в современной Сирии вряд ли многим отличалась от жизни в эпоху сталинизма. Такой же тоталитаризм.
Дворы и улицы не отличались чистотой. Кругом мусор и грязь. Там и сям валялось битое стекло. Кое-где в окнах можно было разглядеть испуганные лица, которые быстро исчезали, стоило Даниле бросить взгляд в их сторону.
Но ведь если дом многоквартирный, какая помощь могла потребоваться от него? Или же всему причина надпись «пресса» на его каске и бронежилете? Ее увидели и… И это значит, что с Данилой могло произойти что угодно.
Женщина тянула его внутрь здания, показывая куда-то рукой, и непрерывно что-то говоря. Подъезд, если конечно, место, где оказался Беркутов, можно было назвать подъездом, был завален всяким хламом, и ему приходилось внимательно смотреть себе под ноги, чтобы ни обо что не споткнуться.
Женщина ввела его в какую-то комнату, освещенную лампой без абажура, одиноко болтающейся под потолком. В комнате, можно сказать, совершенно не было никакой мебели, и выглядела она почти как бомбоубежище. Голые стены, голый пол. У противоположной от входа стены, на каком-то не то матрасе, не то одеяле, лежал человек, возле которого хлопотали мужчина и женщина арабского происхождения. Лежащий был раздет до пояса, и грубо и наспех перевязан. Повязки были наложены и на груди, и на боку, и на шее. Видимо, несчастному сильно досталось. Очевидно, он попал под сегодняшний обстрел. Неподалеку от раненого, на полу, лежали его верхняя одежда, бронежилет и каска, на которых красовалась надпись «пресса».
Господи, да ведь это же журналист, такой же, как и он сам. Так вот почему его позвали. Женщина, очевидно, увидев такую же надпись на Даниле, решила, что раненый является его коллегой, и поэтому позвала его. Что ж, во всяком случае, кажется, Даниле здесь не угрожает опасность, как он того опасался. Но кто этот корреспондент, на какую страну работает?
Данила шагнул поближе, чтобы получше рассмотреть лицо раненого. Ему показалось, что оно было славянского типа. Как бы там ни было, но по-английски он должен был говорить.
Был ли раненый в сознании, Данила затруднялся определить. Тот лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.
Женщина, приведшая Беркутова, снова заговорила, но Данила не смог определить, к кому она обращается. Раненый открыл глаза и, слегка повернув голову, посмотрел на Данилу. Видно было, что даже такое небольшое движение причинило ему мучительную боль. Он некоторое время всматривался в лицо Беркутова, а потом вдруг произнес на чистом русском языке:
– Подойди.
Голос прозвучал слабо, видно раненый потерял много крови и сил. Данилу изумила родная речь, услышанная им от фактически первого встречного. Впрочем, чему тут было удивляться. Здесь было множество его коллег-конкурентов, занимающихся тем, чем занимался и он сам. Что же необычного было в том, что один из них оказался раненым.
Конкурентов? В данной обстановке Данила видел не своего конкурента, а соотечественника, нуждающегося в помощи. Он быстро подошел к раненому, и склонился над ним.
– Кто вы?
Человек мотнул головой, и сморщился от боли.
– Сейчас не время. Вы должны помочь мне.
– Вам нужен врач, – сказал Данила, опускаясь рядом с раненым. – Необходимо немедленно отвезти вас в больницу.
А про себя подумал, что лучше бы это была бы европейская или хотя бы российская больница, там уж хотя бы первую помощь окажут. А вот в сирийских госпиталях он отнюдь не был уверен. По отношению к ним он не питал никакого доверия.
– Нет времени, – ответил раненый.
– Что значит, нет времени? Я сейчас вызову «скорую».
И Данила потянулся за мобильным телефоном.
– Они сказали, что уже вызвали ее.
Но это почему-то не очень обнадеживало. Местная «скорая помощь» здесь могла приехать только через несколько часов, а учитывая положение в стране, не приехать и вовсе. Да еще и не прекращающийся обстрел. Данила отсюда слышал, как ухали взрывы. Хорошо еще, что они звучали где-то далеко в стороне.
– Вы должны сохранить и передать. Это очень важно.
– Что сохранить, что передать? – не понял Беркутов.
– Запись. Сберегите ее. Она не должна попасть не в те руки. Передайте ее правительству Российской Федерации.
– Какая запись? – Данила был уверен, что у раненого начался бред. Ну, что может заснять секретного на видеокамеру обыкновенный корреспондент в горячей точке? Тайный договор правительств? П-ф, в век-то глобального интернета никаких секретов быть не может. Тому доказательством является эта комедия с Эдвардом Сноуденом. Тоже мне, раскрыл заговор, который всем известен.
Раненый непослушной рукой попытался залезть в карман своих брюк. Это ему удалось сделать не сразу. Потеря сил, боль от ран, да еще и в лежачем положении засунуть туда руку…
Данила наблюдал за действиями корреспондента, не зная, что ему делать, помочь или ждать что будет дальше.
Наконец, с большим трудом раненый что-то извлек из кармана, и протянул это Даниле.
– Вот, возьмите. Сберегите ее.
Данила взял протянутый предмет, и увидел, что это была компьютерная флэшка.
– Никто не должен знать, что она у вас.
Яснее не становилось. Начиналась игра в какой-то шпионаж. От кого должен был уберечь флэшку Данила? И кому ее передать? А если тот, кому он ее передаст, как раз и окажется тем, от кого ее необходимо было сберечь? Российскому правительству? Интересно, как он это себе представляет. Его что впустят прямо в Кремль, где его примет сам президент? И потом, Данила вовсе не собирался лезть в политику. Он знал, чем заканчивают те, кто ввязываются туда, куда им ввязываться не положено. И вовсе не горел желанием закончить так же.
– Кто вы? – спросил Беркутов.
– Чем меньше вы обо мне знаете, тем лучше для вас, – раненый тяжело дышал.
Угу, стандартный шпионский ответ. И Данила решительно покачал головой.
– Не пойдет, – решительно заявил он. – Я не желаю играть в подобные игры. Не желаю в этом участвовать. И не стану иметь дело с тем, о ком ничего не знаю. И уж, тем более, скрывать у себя то, за чем в любой момент может начаться охота. Словом, для таких дел найдите кого-нибудь другого.
И он протянул флэшку обратно.
– Меня зовут Олег Макеев, – сказал раненый. – Что-то изменилось теперь? Вам это имя о чем-нибудь говорит?
– Нет, – признался Беркутов.
– То-то и оно. Я – корреспондент одной из радиостанций. Свободная пресса.
– Если вы представитель свободной прессы, то почему же вы хотите, чтобы я передал флэшку властям? Термин «свободная пресса» всегда подразумевает оппозицию по отношению к действующей власти.
– Свободная пресса – это та, которая пишет правду и ищет справедливости, – перебил его Макеев.
– Вот как? Так что же записано на флэшке?
– Правда. Истина.
VI
В тексте упоминается запрещенная на территории российского государства группировка ИГИЛ.
Внезапно все происходящее показалось Даниле похожим на водевиль. Олег Макеев говорил об истине, которой так любил прикрываться сам Данила. Отсюда вывод, либо раненый журналист смеялся над ним, (что было уж очень маловероятным), либо перед ним был религиозный фанатик, возомнивший, что ему одному открылась какая-то тайна, недоступная остальным. Ведь каждому известно, что только фанатики претендуют на то, чтобы быть хранителями истины, сокрытой от глаз всего остального человечества.
Правда? Истина? В определенном смысле этого слова в его собственной видеокамере хранилась как раз эта самая правда. Так что же, ее тоже необходимо передать правительству?
А, с другой стороны, какая вообще может существовать правда, которая была бы неизвестна сильным мира сего? Все всё про всех знают, и ничего ни от кого невозможно утаить.
– Правда? – переспросил Данила.
– Да, правда. Истина, знание которой способно перевернуть весь мир. Нельзя, чтобы это попало не в те руки.
Истина где-то рядом, подумал Данила, вспоминая свой собственный излюбленный девиз, позаимствованный им из «Секретных материалов». Вот только какую истину имеет в виду Олег Макеев? Секретный договор с инопланетянами? Планы уничтожения Земли космическими агрессорами? План колонизации чужаками мира людей? Или вообще что?
– Но откуда вы так уверены, что уже не передали запись не в те руки? Может, я как раз и есть тот, к кому флэшка не должна попасть? Что если я работаю на «них»? Что вы вообще обо мне знаете? Вы даже не знаете моего имени.
– Вы профессор Берковец, известный блогер и журналист. Вашими репортажами пестрит весь интернет.
Олег Макеев произнес все это таким тоном, будто бы это должно было все разъяснять, и Данила невольно почувствовал себя польщенным. Вот она, слава журналиста. Его знали в лицо, знали его имя, точнее, ник, под которым он был известен в сети. Что ни говори, а это льстило. Но это так же и настораживало.
– И что же это вам говорит? – спросил Данила. – Где гарантия, что я работаю не на «них»?
Он снова произнес это загадочное слово «них». Не правда ли, это придавало любой теме определенную остроту. Всегда, когда происходит что-то ужасное и необъяснимое с точки зрения здравого смысла, всегда появляются «они». Это слово всегда символизирует некую безликую и абстрактную темную сторону, олицетворять которую может кто угодно. В термин «они» каждый вкладывает что-то свое, зачастую собственную паранойю. Но почти всегда этот термин подразумевает какую-то теневую тайную организацию, стремящуюся к безграничной власти над родом человеческим, а быть может, и вовсе стереть его с лица Земли. Одним словом, «они» – это всегда враги народа, государства или вовсе всего рода человеческого.
Ответ Макеева был так прост, что Данила на мгновение даже испытал растерянность.
– Я доверяю вам, – сказал раненый.
Как же это наивно и беспомощно звучало.
– Как же вы можете мне доверять, когда не знаете ни моих целей, ни моих стремлений?
– Вы моя единственная надежда.
Данила почувствовал жалость к раненому. Либо он настолько чувствует себя обреченным, что готов передать ценный материал первому встречному, либо… Либо что? Это вообще походило на акт отчаяния. Чисто человечным поступком было бы сейчас успокоить раненого, заверив, что Данила непременно исполнит его просьбу, и передаст флэшку кому нужно. Но у Данилы почему-то не поворачивался язык сказать так. Может, он не хотел обманывать умирающего, не хотел воспользоваться его заблуждением, его наивностью. Он открыл было рот, чтобы так и сказать, но вместо этого произнес:
– Вам нужен врач.
Олег Макеев повернул голову к сидящему рядом мужчине, и что-то спросил его по-арабски. Последовал довольно длинный ответ, который, видимо, удовлетворил Макеева.
– «Скорая» уже едет. Давай уходи отсюда. Спрячь флэшку, и никому ее не показывай.
– Я поеду с вами, – заявил Данила. – Я должен убедиться в том, что с вами все будет в порядке.
– Нас не должны видеть вместе. Никто не должен догадаться, что флэшка у вас. Уходите, быстрее. – Макеев снова перешел на «вы», возможно, сам этого не заметив. – Вы и так провели со мной слишком много времени. За мной следили. Если они напали на мой след… Одним словом, бегите, скрывайтесь.
Он посмотрел на женщину, приведшую Данилу, и что-то сказал ей. Та кивнула.
– Идите, она вас выведет.
Беркутов машинальным движением сунул флэшку в карман брюк, и повернулся к женщине. Та повела его к выходу. Он вышел, даже не попрощавшись с раненым. Слишком был потрясен случившимся.
Проводница вывела Данилу на улицу, и молча поспешила обратно. Беркутов остался посреди улицы. Небо уже темнело, и скоро должна была наступить темнота. А оказаться одному в темноте посреди сирийских трущоб совершенно не улыбалось Даниле.
Но и взять вот так просто и уйти он теперь тоже не мог. Его беспокоила судьба Олега Макеева. Как бы там ни было, но он должен убедиться в том, что с ним все будет в порядке. Пока он не увидит, как сюда прибудет «скорая» он никуда не уйдет.
Макеев утверждал, что за ним следили. Если это правда, то вполне возможно, что слежка теперь установится и за Данилой. Макеев, отдав ему флэшку, как бы передал ему эстафету, и теперь охота, если она действительно ведется, будет идти за ним.
Данила осторожно огляделся по сторонам, но в надвигающемся сумраке не смог никого увидеть. Однако это не значило, что слежки не ведется. Если здесь действуют профессионалы, то было бы, мягко говоря, наивным суметь увидеть их.
Беркутов укрылся между двумя зданиями, стараясь держаться в тени. Это было рискованно, так как именно там его и могла поджидать засада. Темнота, тени и сумрак были не его друзья, и больше всего Даниле сейчас хотелось броситься наутек, подальше от этого места. Но он не мог оставить своего соотечественника и коллегу на произвол судьбы, хотя именно эти обстоятельства его всегда меньше всего волновали. Что ему до соотечественника, когда люди в его родной стране живут по принципу «человек человеку волк». А то, что Макеев корреспондент, означало, не более, не менее, как то, что этот человек был его конкурентом, а значит, недругом.
Но может, именно то обстоятельство, что он находился на чужбине, среди тех, кто ненавидел его страну и его народ, в корне меняло все дело. Как бы там ни было, но мысль о раненом корреспонденте не давала ему покоя.
Тьма быстро сгущалась, и вскоре послышался вой сирены. Это могла быть «скорая помощь», но с таким же успехом могла оказаться и полиция или военные.
На улице показалась машина с мигалками, и Данила увидел, что это действительно была «скорая помощь». Она въехала в трущобы, и Беркутов украдкой последовал за ней. Ему необходимо было удостовериться в том, что карета прибыла по адресу.
«Скорая» остановилась возле дверей дома, где скрывался раненый. Из машины вышли врач и двое санитаров с носилками. Все трое исчезли в дверях. Кажется, все в порядке, но Данила продолжал ждать. Через несколько минут, показавшихся Беркутову целой вечностью, санитары вновь показались на пороге, неся на носилках Олега Макеева. Врач замыкал шествие. Данила вздохнул с облегчением, теперь можно было возвращаться со спокойной совестью.
Он снова укрылся в тени, и подождал, когда «скорая» уедет, после чего быстрым шагом направился в сторону отеля, где для него был зарезервирован номер. Путь показался Даниле бесконечным, он все время ожидал нападения, выстрелов в спину, засады или еще каких-нибудь ловушек. Он тщательно смотрел себе под ноги, так как вполне мог наступить на мину или подорваться на растяжке.
Кроме того, встреча с Макеевым, и получение от него ценной флэшки, добавляли новой опасности. Теперь следовало опасаться не только боевиков ИГИЛ, но и безликих и таинственных «их», которые могли напасть на Данилу, с целью завладения флэшкой. А может, следовало ожидать и похищения иностранными спецслужбами. Его вполне могли принять за сообщника Макеева. Господи Боже, ну почему эта тетка выбрала именно его?! Что, во всей округе не было других журналистов? Не мог же сам Макеев ткнуть в сторону Беркутова пальцем, и велеть привести к нему именно него, и никого иного. Флэшка жгла ему карман, и в Даниле боролись два противоречивых чувства: избавиться от флэшки, и непременно выяснить ее содержимое. Но больше всего его сейчас занимала одна проблема, сумеет ли он добраться до гостиницы или же нет.
А, может, и нет никакой слежки, как нет и никаких шпионов? Что если этот Макеев обычный сумасшедший, параноик, возомнивший о себе, что он раскрыл какой-то секретный заговор? А на флэшке записана какая-нибудь никому не нужная ерунда. Или обычный, ставший бытовым, трагический случай. Скажем, расстрел сирийским командиром своих подчиненных. Или же наоборот, убийство солдатами своего командира. Падение самолета, захват боевиками пилота, да мало ли еще что. Что если этот Макеев вообще не журналист, а так, любитель острых ощущений или сенсаций? Свободное радио. Ну-ну, так себя отрекомендовать может каждый. Но Данила никогда не слыхал ни о каком корреспонденте по имени Олег Макеев. А он знал многих лично, а уж понаслышке-то и вовсе. Свобода, правда, истина: всеми этими терминами любит разбрасываться и он сам.
Может, выбросить эту флэшку, и всех дел-то. Сразу станет одной головной болью меньше. Но Данила знал, что никогда не сделает этого, пока не узнает, что записано на ней.