Локальная метрика
Вот и ещё один повод для «выхода в космос» – скалывать лёд на выходе рекуператора. Часть влаги уносит в трубу печка, но всё равно остаточная влажность воздуха достаточная, чтобы за сутки обмерзало. Пока генератор работает, канальные вентиляторы обновляют воздух в доме, а потом выходишь сколоть лёд. Тоже моцион всё-таки, хотя одеваться приходится сурово. Рукавицы поверх варежек, надетых поверх перчаток… Космонавту в открытом космосе и то ловчее орудовать, но деваться некуда. Надо следить за выхлопом генератора – его трубу пришлось наращивать кустарно и быстро, срез оказался ниже уровня снега, так что я приспособил наскоро отодранную водосточную трубу. Она разогревается, снег подтаивает, потом замерзает, труба деформируется, сползает… Упустить это дело легче лёгкого, а последствия будут летальны – выхлоп пойдёт в генераторную, оттуда в дом… Во всех жилых комнатах висят электронные детекторы СО2, а у печки и в генераторной – датчики СО. Они дважды уже спасали. Кстати, пока я тут «в открытом космосе», один, сам с собой, признаюсь – это относительно лёгкий способ умереть. Лучше, чем замёрзнуть. Я-то знаю. Не могу не думать, что мне, возможно, придётся выбирать для моей семьи способ смерти. Я живу с этим не первый день. Это почти непереносимо. Но пока «почти» – живём дальше.
Жена плачет ночами. Самая гадкая разновидность мужской беспомощности – когда женщина плачет, а ты не можешь ничего сделать. Я многое умею, но не в моих силах починить сломавшийся мир. Тяжело ей. Живём в вечной полутьме, на аварийных лампах, в относительном холоде – держим плюс восемнадцать, экономим дрова. Я на службе ко всему привык, но Света моя легко мёрзнет. Всегда дразнил её «зябликом», ей комфортно при двадцати пяти и выше. Мне после службы в Заполярье всё кажется жарко, и мы раньше не раз препирались по этому поводу. Не всерьёз, конечно. Мы никогда всерьёз не ругаемся. Когда-то я ушёл в отставку, чтобы она никогда больше не плакала, глядя в море с холодного берега, и мы долго-долго были счастливы. И даже теперь среди чёрных мыслей одна светлая – мы всё-таки вместе.
Чёрт с ней, со службой. Эти «десять лет в стальном гробу» – не самые приятные воспоминания в моей жизни, хотя и не самые паршивые. Мне часто снится, как мы лежим на грунте, и не можем продуть балласт. Реактор ещё работает, в отсеках тусклый аварийный свет, опреснители выдают воду, регенераторы – воздух, на камбузе полно еды – но отсек за отсеком заполняет вода, и всем понятно, что, если не произойдёт чуда, то тут мы и останемся. Эх, БЧ-5, маслопупие моё… Там была уверенность, что тебя ищут и надежда, что найдут раньше, чем ты вдохнёшь в последнем пузыре под переборкой стылой забортной воды…
После службы я строил чужие дома, чтобы построить свой. Ушибленный Заполярьем, очертеневший от тесноты стальных отсеков, поселился подальше от людей, на отшибе, купив недорогую развалюшку с заросшим участком. Перспективы на газ не было, так что греться пришлось дорогим электричеством. Чтобы не разориться на нём, дом строил «энергоэффективный» – его можно и в одиночку возвести, если руки из нужного места растут. Получился настолько хорош, что даже холодной осенью отапливается чуть ли ни одним дыханием. Но живы мы до сих пор благодаря моей мудрой жене – она запретила мне разбирать оставшуюся от старого дома печку. «Зачем она нам?» – спорил тогда я, – «У нас электрический котёл и тёплые полы. У нас для уюта камин в гостиной! Печка слишком мала для нового дома! Она усложняет проект!». Жена настояла – небольшая, но фактурная печка ей нравилась. И что бы мы теперь делали с электрокотлом? Живём вокруг печки, она греет две спальни и коридор, но часть тёплого воздуха попадает в остальные помещения первого этажа, держа там плюсовую температуру. Гостиную подтапливаем камином. Второй этаж мы потеряли – наш первый затопленный отсек. Старшая очень не хотела уходить из своей комнаты, да и мне кабинета было жалко. Мы ждали спасателей, жгли сигнальные лампы, думали, что нам только «день простоять, да ночь продержаться». Но холодало быстро, а снег, покрыв первый этаж, на втором остановился посередине окон. Видимо, весь кончился – температура упала так, что влага в воздухе уже не держится. Для первого этажа снег сыграл роль дополнительной теплоизоляции, но на второй его не хватило, и теплопотери оказались слишком велики. В сарае лежали упаковки утеплителя, предназначенные на стройку. Я прокопал туда тоннель, притащил в дом и разложил пеноплекс в два слоя по полам второго этажа. Перекрыл воду, слил унитаз, и, демонтировав перила лестницы, закрыл проём большим листом ОСБ. Задраил затопленные отсеки.
Ничего ценного там не осталось – голая мебель. Когда дрова кончатся, и до неё дойдёт очередь – достанем. Книги, постели, одежду – всё перетащили вниз. Стало немного тесновато, но это ничего. Переставил в спальню и свой компьютер из кабинета. Он, в отличие от ноутбука, прожорлив, зато на нём можно играть. Теперь у Старшей два часа в день скромного счастья – пока работает генератор, она гоняет свою эльфийку-лучницу по игровым просторам. Хотя бы там ей есть куда пойти. Лишние триста-четыреста ватт, но ничего, не жалко. Когда приходит время глушить генератор, она чуть не плачет, зато есть чего ждать. Создаёт иллюзию смысла, структурирует время, дает поводы для обсуждений – Младший, сидя рядом, переживает за героиню, да и мы с женой с интересом слушаем рассказ о её приключениях. Событий у нас тут, мягко говоря, немного, а новости – не радуют.
Узких мест два – топливо для генератора и дрова. Из этих двух проблем бензин меня волнует меньше – в нашей борьбе за живучесть мы можем даже полностью потерять генерацию и всё равно выжить. Из критичных функций на неё завязана только водоподача – насосная станция в подвале закачивает воду из глубокой скважины в два пятидесятилитровых гидроаккумулятора. Это удобно, но, если что, на улице полно снега. Будем топить его на печке, как-то проживём. Правда, из света останутся одни батарейные фонари, но батареек у нас много. Больше, чем понадобится на оставшееся нам время.
Дрова – другое дело. Мы не планировали жить при печном отоплении, у нас их не вагон. Пара кубов пиленного-колотого дуба в дровнике. Мы думали, что это на несколько лет уютного сидения у камина со стаканчиком хереса, а оно вон как вышло. Сейчас дровник опустел уже наполовину, а температура, как я полагаю, продолжает падать. Измерить мне её нечем, но наверху, на поверхности снежного покрова, замерзают бензин и спирт, но ещё не замерзает ацетон. Это значит, что минус семьдесят минимум, считая, что спирт у меня градусов 95. Это ещё не космический холод, в Оймяконе регистрировали минус семьдесят один, а на полярной станции Восток и все минус восемьдесят. Но этого достаточно, чтобы даже мой прекрасно изолированный дом сильно терял тепло на разнице температур. Это всё же дом, а не космическая станция. Печку с некоторых пор топили аккуратно, но часто – я ночью вставал на вахту, подбрасывал дрова. Кончатся дрова – вымерзнем за сутки. Ну ладно, ещё день-два можно жечь мебель, потом книги, потом греть тепловой пушкой – газовый баллон для кухонной плиты полон, готовим мы на печке, – но потом всё.
Я не рассматриваю вопрос, надо ли нам выживать, если мир сломался. Я просто буду бороться до последнего, я так устроен.
Мы живём на отшибе и не особенно общались с соседями, но это пригородный дачный посёлок, ещё не перешедший в коттеджный, зимуют тут считаные семьи. В основном, пенсионеры, и у них газ, который почему-то никак нельзя было дотянуть до наших выселок. Теперь газа нет, а значит, нет и их самих. Кажется, кроме нас вообще никого нет. Мы долго ждали, что нас придут спасать или к нам придут спасаться. Жгли сигнальную лампу над крышей, но никто не пришёл, теперь уже не ждём.
Из-за газа в посёлке никто не держал запас дров. Однако у одного из соседей, заядлого банщика, поленница для бани. Довольно приличный объём, не меньше нашего. Правда, берёза, от неё копоть и дёготь, но тут уж выбирать не приходится. Будем чередовать с дубом, чтобы выгорало. Наш шанс – как-то эти дрова достать. По прямой до его дровника метров… три стандартных участка по диагонали, плюс два проезда – итого примерно сто двадцать. Ерунда вроде, но к этому добавляется пять метров снега. Вопрос на засыпку – копать напрямик тоннель или идти поверху? По тоннелю удобно таскать – нагрузил в тачку и попёр. Но на пути тоннеля два забора – рабица теперь не в моде, у всех стальные из профлиста. Резать? Ладно, допустим. У меня есть аккумуляторная болгарка, если ухитриться сохранить её тёплой, то, может быть, и прорежу. Второе – куда девать снег из стодвадцатиметрового тоннеля? Это много, очень много снега. До какой-то степени он уплотняется, но не настолько. Значит, его надо выкидывать. Куда? Только наружу, на высоту пяти метров. Как? Вообще не понимаю. Нет идей. Прожечь тепловой пушкой ледяной коридор? Не хватит мне газа на сто двадцать метров. Да и как выдержать направление, которое я могу определить довольно приблизительно? А вот если выбраться наверх, то там ровная снежная поверхность, из которой торчат столбы и крыши, даже в нынешней темноте не заблудишься, если с фонариком. И вообще, открывается поле для маневра – не дровами же едиными. Где-то в трёх километрах трасса, на выезде стоит продуктовый магазин, а на другой стороне – заправка. Это еда и бензин. Дрова, еда и бензин – и мы можем жить дальше. По крайней мере, пока на замёрзшую снегом воду не ляжет замерзший снегом воздух. Какая там температура замерзания? Минус двести? Не помню. В справочнике вахтенного офицера этого нет, а в Интернете уже не посмотришь.
Значит, первая задача – подняться на поверхность, пройти сто двадцать метров, найти нужный дом, прикинуть, где его дровник, разметить дорогу в снегу. Как потом до него докопаться, а тем более перетаскать дрова – это уже следующая задача, до неё ещё дожить надо. Шаг за шагом, одну мелкую задачу за другой – так и справимся постепенно. Не можем не справиться.
Дорога на поверхность у меня уже проложена – я её называю своей «потёмкинской лестницей». Наклонный тоннель с вырубленными лопатой ступеньками заканчивается небольшим выходным отверстием, которое я закрываю листом пеноплекса. Благодаря этому в тоннеле на несколько градусов теплее, чем наверху. Ступеньки лестницы, так же, как пол тоннеля, посыпаны пеплом из печки и обдуты газовой пушкой, так что они и прочные, и не скользкие. (Ну, по крайней мере, пока не стоит задача перетаскать по ним тонну дров). Отодвинув лист теплоизоляции, посветил фонариком на бутылки – с белым льдом спирта, жёлтым льдом бензина и все ещё жидким ацетоном. Ничего не изменилось. У нас это сейчас идёт за хорошие новости. Иногда мне кажется, что наша печка – единственный источник тепла на планете.
Глава 3. Артём
В апокалипсисах я профессионал. Я про них столько книжек написал, что стыдно перед информационным полем Вселенной. Читатель любит апокалипсисы – чтобы весь мир в труху и герой на обломках… Кассовый жанр, порожденный состоянием общей тревожности общества. Люди читают выживалочки ради развлечения, но как бы и в подсознательном поиске рецептов спасения «если что». Ну а я их пишу, паразитируя на социальных страхах. Про себя называю «пиздецомами». Это еще не самое дно беллетристики – ниже, у самого плинтуса, расположились «литрпг» и «попаданцы» – но близко к тому. Я написал пиздецому про зомби, пиздецому про вирусную пандемию, две небольших пиздецомочки про ядерную войну и развесистую пиздецомину с продолжениями про удар метеорита, сдвинувшего к херам земную ось. Так вот, в каждой пиздецоме читатель трепетно ждёт сладостного момента – мародёрки! Брошенные магазины, ничейные склады, опустевшие квартиры манят читателя своей доступностью. Он легко представляет себя на месте героя, готовый грести ништяки с двух рук. И я, как автор, ему, разумеется, такую возможность даю – иначе он продолжение не оплатит, и мне будет кушать нечего.
Но вот сижу на скамейке посреди пустого торгового центра, ем пирожок с капустой, запиваю соком и понимаю, что ничего мне, собственно, не нужно. Кофе, вот. Сигареты. Чай. Пирожок я уже съел. Можно ещё пирожок, но, в принципе, наелся. Может, позже. Одежда на мне есть, обувь тоже, износятся нескоро. Всё остальное – наведённый морок социального. На кой чёрт тебе даже самый дорогой телефон, если позвонить некому?
Достал свой дешёвый, убедился, что сети нет. Убрал обратно. В деревню хочу. Домой. Отчего-то мне казалось, что, стоит мне вернуться в старый деревянный дом и закрыть за собой дверь на щеколду, всё, оставшееся с другой стороны двери, не будет иметь значения. Наладится как-нибудь само собой.
Кстати, то, что я пишу пиздецомы, никак не увеличивает мои шансы на выживание в апокалипсисе. Я не специалист по выживанию. Я не знаю никаких секретов и тайных способов. Я всё выдумываю. Худший способ спастись – вести себя, как мои герои, потому что они существуют только для того, чтобы за их историю заплатил капризный, избалованный изобилием сетевой графомании читатель. Мой школьный учитель литературы не гордился бы мной сейчас. Ну и чёрт с ним – я даже не помню, как звали этого старого мудака.
В общем, жизнь в очередной раз опровергла литературу – я сижу посреди апокалипсиса, ем пирожок и думаю, что даже такое маловероятное стечение обстоятельств не дало мне никаких дополнительных возможностей. Впрочем, нет – дало. Я могу закурить прямо в холле торгового центра. Что и проделал с некоторой даже торжественностью. Нет, мой читатель за такой сюжет не заплатил бы…
Стряхивая пепел в цветочную вазу, наблюдал за собачьими растусовками. Перед стеклянными автоматическими дверями постепенно собиралась группа довольно причудливого состава – кроме бродячих городских в ней были и породистые особи. От мелких карманных гавкалок до внушительного зубастого ротвейлера. Не похоже на обычную дворовую стаю – слишком много и слишком разные. Собаки целенаправленно толклись у дверей, скребли по ней лапами, кучковались у входа. Может быть, им не нравился я. А может – нравился продуктовый гипер внизу. Вид у них был, надо сказать, какой-то недобрый. Хорошо, что автоматика дверей на них не срабатывает.
Говорят, бродячие собаки опаснее волков. Умнее и людей не боятся. Опасаются, здраво оценивают соотношение сил, понимают последствия – но не боятся. Поэтому, если решат, что им за это ничего не будет – нападут. Даже сытые нападут, просто так. Впрочем, они не бывают сытыми. Я следил за их действиями сначала с праздным интересом, а потом уже и с опасением. Их стало как-то очень много – навскидку уже полсотни разнокалиберных псин. Надо будет через другой выход уходить, а то у меня даже палки завалящей нет – только пакет с кофе, сигаретами и бутылкой. Пойти что ли в спортивный магазин, биту бейсбольную стащить? Есть же там биты? Это мячики и перчатки никому не нужны, а на биты спрос в народе имеется. В рабочих кварталах каждый первый – бейсболист…
Не успел. Здоровенный чёрный пес неизвестной мне породы вскочил на спины столпившихся у дверей собак, подпрыгнул – и сенсор сработал. Стеклянные створки разъехались, и внутрь хлынула мохнатая орда. Они так целенаправленно ломанулись в мою сторону, что я не стал проверять, свернут ли к продуктовому. Магазин этажом ниже, а я – вот он. Восемьдесят кило свежего мяса, которое очень хочет жить и потому чертовски быстро бегает. Я, наверное, поставил мировой рекорд по рывку с места из положения «сидя на лавочке с сигаретой». Практически телепортировался через весь холл к пожарному выходу, который, слава пожнадзору, оказался открыт. Я захлопнул дверь буквально перед носом чёрного пса, успев подивиться на его крокодилий оскал. Разве у собак бывает так много зубов? И таких больших? Это же тираннозавр какой-то! Ну, или мне так показалось, когда его челюсти щёлкнули возле моей задницы. Я припёр дверь спиной и огляделся – заблокировать её было нечем, задний двор молла оказался возмутительно чист. Даже кирпича завалящего нигде не лежало. Завели тут европейские порядки, а я страдай.
Не стал дожидаться, пока собаки сообразят нажать на ручку и открыть – после трюка с сенсором я ожидал от них худшего. Рванул бодрой трусцой в сторону улицы, раздумывая на бегу, что день окончательно перестал быть томным. Хорошо хоть пакет с бутылкой сберёг. Мне точно понадобится что-нибудь успокоительное перед сном. Чёрт побери, если я хочу вернуться домой, то пеший марш-бросок выглядит в новых обстоятельствах плохой идеей. Я припомнил виденные по дороге сюда собачьи стаи в полях и понял, что размышления о бессмысленности мародёрки следует временно признать ничтожными. Мне срочно нужен автомобиль!
Я не склонен к противоправным действиям вообще и к покушениям на чужое имущество в частности. Это не окупается вдолгую. Рано или поздно общество предъявит тебе счёт, и он перекроет все ситуативные выгоды криминала. Однако текущие обстоятельства выглядят достаточно форсмажорными, чтобы пренебречь потенциальными последствиями. Возможно потом, когда всё наладится и в город прибудет кавалерия – прибудет же она когда-нибудь? – я пожалею об этом, но сейчас машина становится вопросом выживания. Верну потом. Авось примут во внимание чрезвычайность обстоятельств. Осталось придумать, где её взять.
Машин вокруг было полно. Вот буквально плюнуть некуда, чтобы в машину не попасть – горожане вовсю пользовались бесплатной до утра парковкой у обочин. Поскольку на работу офисный люд сегодня не спешил, то они так и остались стоять плотной, бампер к бамперу, вереницей глянцевого разнообразия. Но толку от этого чуть – потому что они, разумеется, все закрыты. Я мог бы, наверное, сломать замки и одолеть сигналку на какой-нибудь трахоме постарше, но это долго, нервно и нужен хоть какой-то инструмент. Нет, не вариант. Мне бы так, чтобы сразу с ключами. Где машины хранятся с ключами? Разные есть варианты, но самый очевидный – автосалоны. Место, где граждане лезут в кредитную кабалу, чтобы потом оплачивать штрафы, налоги и бесконечно дорожающий бензин. Нет, я им не завидую. Ну, почти. Но почему бы и не зайти раз в жизни в автосалон? Почувствовать себя этаким «потребителем»? Конечно, менеджеры не кинутся ко мне, улыбаясь шире ушей, с предложениями скидок и «зимней резины в комплекте», но я и без скидок обойдусь. Сегодня предложение превышает спрос. Ну, или я так думал. Пока не упёрся в запертые двери дилерского центра «Митсубиши».
У меня не сложилось особых предпочтений по производителям. Хоть моя «Делика» – неплохой автомобиль (или был таковым в своей далёкой молодости), я толерантен к брендам. У меня ни на одну новую машину денег нет, будь она выпущена в Японии, Америке или на ВАЗе. Автосалон с красными ромбиками просто ближайший. Возле него стоят тестовые машины, обклеенные рекламой себя, но ключи от них где-то внутри. В каком-нибудь столе какого-нибудь менеджера, сидящего под табличкой «Запись на бесплатный тест-драйв». Как-то я протупил этот момент, забыл, что чёрт всех унес ночью, как нечистой силе и полагается. Разумеется, ночью все двери закрыты, и только дремлет внутри какой-нибудь сторож. Проблема.
Глупо – я пришел сюда с мыслью о хищении чужого имущества в особо крупных размерах, но ломать дверь мне почему-то категорически претило. Как будто стоимость сломанного замка что-то значила на фоне тех миллионов, что сейчас машина стоит. Причудливо устроено наше бессознательное. Но пока я рассматривал внутренности салона через стеклянные стены, решение приняли за меня – из дворов на улицу стали подтягиваться собаки. Не могу сказать с уверенностью, те же самые, что были в торговом центре или другие, но нездоровый интерес ко мне они испытывали не меньший. Я занервничал – псины меня конкретно окружали, блокируя все пути отхода. Пока я колебался, их уже стало достаточно, чтобы идея силового прорыва с последующим бегством перестала казаться исполнимой. Догонят и завалят, как волки оленя. И сожрут так же. Нет, мои читатели точно не оценили бы такую концовку. Написали бы в комментах: «Что за отстой, верните мои деньги!». Все хотят ассоциировать себя с героем, который всех врагов победил, грудастую блондинку спас и её благодарностью немедля на дымящихся руинах поверженного зла воспользовался. С позорно сожранным помойными шавками придурком у читателя, разумеется, никакого душевного родства не ощущается. Хотя вероятность оказаться таковым у него куда больше. Как вот у меня сейчас.
– Подите нахер, блохастые! – сказал я, как мог, грозно. – Я вам не собачий корм!
Собаки не впечатлились. Они считали, что как раз корм. А у меня, как назло, было слабовато с аргументами – ведь биту я так и не взял. Хотя их уже столько, что никакая бита не поможет. Тут нужен пулемет такой, с которым бегают всякие накачанные супермены в голливудском кино – чтобы много стволов и всё крутится. Поэтому я кинул в стаю пакетом. Тем самым, из супермаркета, где кофе, сигареты и виски. Бутылка разбилась, произведя незначительное и недолгое замешательство среди обрызганных дорогим вискарем особей, а я воспользовался единственным доступным предметом – урной у входа. Урна оказалась антикварная, времен Империи – чугунная, перевёрнутым колоколом, такая тяжёлая, что в первый момент мне показалось, что она прибита к асфальту и мне конец. Но нет, адреналин творит чудеса – поднял и швырнул в стеклянную дверь, породив пушечный звук и водопад осколков. Внутри заметался между столами, выдергивая и выворачивая на пол ящики, но ключи оказались в специальном настенном шкафчике, который я заметил случайно.
Шкафчик был закрыт и, когда в разбитую дверь начали прыгать собаки, я просто сорвал его со стены и влепил им по башке первой прыгнувшей на меня шавке. Вторая вцепилась мне в левую голень, неглубоко, но адски больно. Я отоварил её углом шкафчика и, освободившись, запрыгнул в ближайшую машину, пачкая кровью белый кожаный салон. С первой попытки прищемил дверью собачью башку, выпнул её раненой ногой, захлопнул снова. Всё, я в домике.
Нога, правда, болит зверски. Кстати, прививки от бешенства теперь делать некому. Но есть и хороший момент – у бешенства длинный инкубационный период и до первых симптомов я, возможно, не доживу. Потому что собаки отнюдь не считали, что «концерт окончен, всем спасибо, все свободны». Они плотно набились в автосалон, превратив его в собачий вольер. Кажется, полны решимости тут навеки поселиться. Какая-то мелкая лохматая гадость уже лопает печеньки с клиентской стойки и вообще чувствует себя как дома. А у меня болит нога, в ботинке хлюпает кровь, и нет еды и воды. И бутылка с виски разбита зря. А главное – сигареты пропали. Что-то меня не радует игра «кто кого пересидит» на таких условиях.
– Ну конечно, тебя только не хватало! – сказал я вслух, когда явился Главный. Главный пёс, который черный и большой. Не знаю такой породы, но совсем немаленькому «Паджеро» он заглядывал в салон, не поднимаясь на задние лапы. Гладкошерстный, уши торчком, хвост длинный, и пасть как у карьерного экскаватора. Вот зачем люди таких заводят? Почему не ограничиться той-терьером или, в крайнем случае, спаниелем? Он же, небось, жрет, как три меня, а на прогулке за ним надо следить, чтобы не подавился соседкой с первого этажа.
– Р-р-рыы! – сказал пёс.
– Хрен тебе! – показал я ему палец из-за стекла.
– Клац! – лязгнули по стеклу зубы.
Вот и поговорили.
Замочек на шкафчике с ключами символический, я провернул его бутылочной открывалкой с карманного «викторинокса». Четвёртый по счету ключ подошел, машина издала мелодичную трель, оповещая о включённом зажигании, и завелась. Собаки возмущённо забегали вокруг, но я не спешил радоваться – уехать я мог только на метр вперед или на полтора назад. Селектор на «R» – парковочный радар противно запищал, предупреждая меня о грядущих неприятностях и заткнулся, когда я раздавил его датчики о бампер стоящего сзади «Аутлендера». Трёхлитровый мотор напрягся, буксанул по полу полным приводом на пониженной, и, под скрежет кузовного железа, «Аутлендер» поехал, пока не упёрся в стену. Теперь вперед – какой-то красный кроссовер из новых, не знаю модель. Удачно стоял под углом, отодвинул его почти без проблем, только фара осыпалась. Назад – теперь можно сдвинуть второй аутлендер, ещё не мятый, увеличив сумму ущерба на миллиончик-другой. Божечки мои, из писательских роялти я буду расплачиваться до тепловой смерти Вселенной. Собаки бесновались, надрываясь в истошном лае, а я с изяществом слона в посудной лавке расталкивал автомобили к стенам, освобождая место для разгона. Упёрся носом в борт последней небитой машины, включил заднюю, и, прижав голову к подголовнику, продавил педаль газа до пола. Тяжёлый внедорожник на освобожденных дорогой ценой десятках метров успел набрать достаточно инерции, чтобы вынести кормой секционные ворота въезда. Их алюминиевые планки вылетели из направляющих, а машина стала немного короче, лишившись заднего стекла и вдавив запаску в заднюю дверь. Но я не зря задом разгонялся – все важное у неё спереди. Так что крутанул не без пижонства «полицейский разворот» и, крикнув «выкусите, шавки», – рванул с места преступления, совершённого с особым цинизмом против имущества юридического лица. Но меня больше заботил тот факт, что в машине я был не один.