Обсессия

Пролог

Все началось со смерти.

У меня была лучшая подруга, её звали Бьянка Вайш. Ключевое слово «была». Я, Кэндис и Бьянка дружили со средней школы: у нас даже был свой девиз – «одна за всех, все против трёх». Я до сих пор слышу отголоском их детский смех…

Восемь месяцев назад Бьянки Вайш не стало: она покончила жизнь самоубийством в 21:21, после того как мистер Вайш, узнав о произошедшем, избил её и вырвал все волосы.

Я помню тот вечер. Слушая старые пластинки, которые я приобрела на блошином рынке за полцены, я думала украсить свою комнату рождественскими гирляндами. В тот момент зазвонил мой телефон. Помню как я улыбнулась заставке фотографии, где была изображена Бьянка с китайской лапшой на ушах и смешной рожицей. Она говорила задыхаясь, прерывалась на всхлипы и севшим голосом просила меня успокоить её. Прямо так и говорила.

– Эгги, успокой меня! Скажи, что это все не взаправду, – ревела навзрыд, кашляя и скуля, подобно побитой собаке.

Я, не понимая в чем дело, села на ноги и выпрямила спину. Спросила, хочет ли она, чтобы я приехала. Она вскрикнула «нет!». Трудно описать то странное чувство, прошибившее мою грудную клетку, но я задержала дыхание и запустила руки в волосы.

В нашем городе… Нет, не так. В нашем крошечном, ублюдочном, гнилом, мерзком патриархальном городе, где время застыло ещё в начале пятидесятых, сплетни разносятся со скоростью света. Я держала телефон, разговаривала с плачущей Бьянкой и параллельно смотрела на айпад. Почта моя взрывалась от количества сообщений.

Вложения. Вложения. Вложения.

Мои одноклассники, друзья детства, знакомые, ребята из соседних школ… Они все обсуждали что-то.

Они обсуждали обнаженное тело Бьянки, слитое её же бойфрендом в интернет, в школьную группу старших классов. Узнала я об этом уже утром в школе.

Я ждала Бьянку будучи на иголках. Мне тяжело было вообразить, что с ней сделают родители, узнай о мерзком поступке Чака. Бьянка метиска: её отец индиец, а мать американка со смешанной кровью. Они переехали в нашу дыру, я убеждена в этом, случайно, иначе данную ошибку не объяснить. Все ошибки люди привыкли считать случайными. Мистер Вайш привержен строгим правилам и традициям их семьи, поэтому показать своё тело, храм, не просто парню, а всем… это непозволительно, это позор. Это…

Стоя в коридоре школы, у шкафчика Бьянки, я ещё не знала, что вчера вечером подругу уже успели наказать, я не знала, что в голове её родилась мысль сделать это, я не знала, что она не придёт…

В тот день все обсуждали её загорелую кожу, бюст и нижнее белье. Над ней смеялись и говорили «не такая уж она и святоша».

«Зачем, – много раз спрашивала себя, – зачем она отправила ему эти фотографии? Это не похоже на тебя, Бьянка! Неужели ты так сильно любила подонка Чака, что осмелилась на этот шаг?».

Прошло восемь месяцев с того дня… Подругу кремировали, прах ее поместили в фарфоровый сосуд и увезли. Семья Вайш покинула наши края спустя неделю после смерти дочери.

Я не проводила подругу в последний путь, я не приходила к ней домой, не разговаривала с её родителями. На самом деле, в то время я ненавидела мистера Вайша. Их соседи в подробностях рассказывали кому не лень о криках и плаче доносящихся тем вечером из дома. Они видели ползущую по полу Бьянку, умоляющую отца сжалиться, но взмах ремня её мольбу разорвал в клочья.

Мне чертовски жаль, что я не смогла её утешить. Быть может, сделай я все правильно, она бы сейчас жила? Но нет. Не стоит обманываться. Бьянка была воспитанней и скромней меня и Кэндис, она умела себя вести и продолжать жить после всего случившегося…

У неё был выбор? Был. Конечно, был. У всех есть выбор, только не всегда есть между чем выбирать, а покончить с собой – то, что люди ошибочно считают выходом. Для Бьянки это казалось ещё и спасением.

Помню, проходя мимо шкафчика, где висела её фотография с цветами, я закрывала глаза. Там было много открыток, её любимых кислых конфет и платочков. Меня убивала эта фальшь. Бывало, кожа зудела от желания развернуться, подойти к синему шкафчику и сорвать эти гребаные открытки, цветы… Потому что люди, которые ещё вчера обсуждали размер её груди, сегодня делают вид, словно скучают. Черта с два! Все ещё считаю, что мне стоило устроить, так называемый, вандализм. Думаю, Бьянка бы не рассердилась.

После её смерти что-то сломалось. Или кто-то. Я? Да, наверное.

Я не могла идти дальше, как это сделали мои друзья, одноклассники и та же Кэндис. Она смотрела на меня с недопониманием, словно я никак не могла понять тему с дискриминантом, жевала жвачку и качала головой. Кэндис быстро забыла Бьянку. А когда я сказала той о своих мыслях, подруга оскорбилась, послала меня к черту и произнесла то, что я считаю наитупейшим и достойным отдельной главы в книге «Худшие оправдания человечества»: «От горя меня отвлекает Макс». Макс – это её парень. Казалось бы, причём здесь их афишные отношения и смерть нашей общей лучшей подруги?.. Смешно.

Восемь месяцев. Они перевернули мой мир наизнанку, они позволили мне увидеть то, что раньше оставалось незримо для моих глаз.

Смерть, как бы парадоксально не звучало, дала толчок моей жизни.

Вышло так, что я не знала людей окружающих меня, не знала общество, в котором живу и расту, не знаю собственного отца, подруги, парня. Не знаю ничего.

Чтобы понять это, пришлось потерять подругу… Жизнь такая удивительная мразь, не так ли? Справедливости от неё ждать не приходится. Впрочем, нет смысла искать виноватых и спихивать ответственность на судьбу. Это в прошлом. Это восемь месяцев назад.

Сейчас октябрь. Я все ещё скучаю по тебе, Бьянка. И я все ещё не могу простить себе своё бессилие…

Глава 1

Октябрь я люблю называть стабильным месяцем. Именно в октябре меньше всего контрольных, умеренная температура воздуха и низкая вероятность выпадения осадков в виде дождя. В октябре красивые закаты. Мне нравится возвращаться домой в сумерках и наблюдать за тем, как с каждым моим шагом поочередно загораются фонари, вывески вспыхивают лампочками, и город будто оживает. Мельком вспоминаю момент из «Унесённые призраками», только в реальности улицы заполняются не духами, а людьми.

Скучные выходные подошли к концу, наступил не менее скучный понедельник. Как обычно, выпрямив непослушные, живущие своей жизнью, вьющиеся волосы утюжком, я нанесла на них спрей, чтобы закрепить эффект укладки и лениво потянулась к розетке, вытянув вилку.

За окном, к моему несчастью, чересчур солнечно, а значит придётся ещё и нанести крем от загара, потому как моя кожа слишком чувствительна. Помню, однажды я забыла нанести его и, вернувшись домой после прогулки, вся чесалась, словно успела побывать в запертой каморке с блохами и комарами.

Закончив с утренними традиционными процедурами, я вышла из комнаты и сразу столкнулась с отцом. Папа уже был одет в свою привычную форму. Дело в том, что он тренер городской команды по бейсболу, по этой причине наша гостиная завалена всякими грамотами и кучей газет с фотографиями его «звёздах ребят», одерживающих победы несколько лет подряд. Многие считают это заслугой отца.

– Вот, – протянул он мне в руки листы больших форматов, – я распечатал для тебя. Взгляни, вдруг заинтересует.

Но меня не заинтересует… Даже не посмотрела на содержание, сразу опустила на комод с домашним телефоном и устало вздохнула.

– Я не хочу, – прошла мимо, поправив на плече школьный рюкзак, – сколько можно повторять, что я не собираюсь связываться с медициной?

Отец постоянно талдычит, что я обязана поступить в медицинский колледж, потому что это а) престижно, б) доходно. С каких вообще пор два вышеперечисленных качества стали важным критерием при выборе профессии? А как же – получать удовольствие от дела?

– Эгги, просто просмотри варианты. Там даже есть колледж в двух тысячах миль от нас, – продолжил настаивать он, словно мои слова это пустой набор звуков.

– Ты не подкупишь меня расстоянием. Я и так свалю из этой дыры, но точно не в медицинский колледж! – последнее, что воскликнула я, выходя из дома.

Папа проводил меня надменным тоскливым взглядом и парочкой вздохов. Наверное, он считает меня безнадежной. В отместку, я считаю его упёртым стариком. Пусть он и не ворчлив, не суховат и весьма общителен, однако все равно я иногда зову его за спиной Хитклиффом.

До школы добралась за двадцать четыре минуты на обычном автобусе – школьный я презираю. Именно что презираю, ведь там всегда воняет потом, а из-за того, что мой дом последний по кругу, постоянно приходится добираться стоя. И никто никогда не уступает. Кретины…

Поздоровавшись с нашим электриком, я достала из кармана кожаной широкой куртки мобильник, удивившись весточке от Брайана, моего бойфренда. Мне внезапно захотелось смеяться и обозвать себя дрянью, сама не понимала почему, но это факт. Брайана нет в городе со вторника – они с отцом большие фанаты охоты. Насколько помню, их целью был кабан по кличке Гигант. Такое имя ему дали, если вы уже догадались, из-за больших размеров. Гиганта многие замечали в нашем лесу, старались поймать, ставили капканы, однако, видимо, зверь имеет не только крупную тушу, но и мозг, поскольку отлично скрывается от назойливых людишек. Интересно, Брайану и его отцу удалось поймать знаменитого «короля» леса или как?

Прочитав сообщение, я громко хмыкнула. Он прислал мне смайлик. Мол, скоро увидимся. Ну, и на том «спасибо».

– Эгги, – помахала мне со стороны Кэндис.

Вы её помните? Я вам говорила про неё. Пока она не подошла ко мне, я попробую описать эту девушку. Кэндис любит внимание, скорее всего, именно поэтому она сейчас пафосно снимает солнечные очки с ровного остренького носа. Ещё она моментами слабохарактерная и мнительная, хоть и старается скрывать эти недостатки под маской крутой девчонки; боится грозы, как чумы и очень любит попсу. Кэндис привыкла называть меня Эгги, пусть я просила перестать это делать, вспоминая вмиг про покойную Бьянку. Это она придумала мне прозвище, благодаря ей все так меня называют и по сей день. Человек ушёл, след от него остался…

– Доброе утро, – широко улыбнулась Шиммер, ослепив меня своей белоснежной улыбкой.

Она обожает злоупотреблять отбеливающими полосками.

Кэндис взяла меня под руку, и мы зашагали в такт, периодически здороваясь с нашими общими знакомыми.

– Почему ты не отвечала мне вчера в Снэпи? – спросила с обидой Кэндис, легонько толкнув в плечо, из-за чего моя кожаная куртка издала смешной звук. – И что я говорила тебе за этот ужас?

Снэпи – так Шиммер называет Снэпчат. Ужас – это моя куртка.

– Уснула рано, – отмахнулась я, подавляя зевок, – я учила анатомию и вырубилась.

– У нас же сегодня практика, – с сомнением произнесла она, а я завыла от этой новости. Зря, получается, зубрила! – Ладно, забей, – продолжила меж тем брюнетка, – значит, так. Я уже все решила. Через две недели папа отмечает своё повышение. В тот день я хочу попросить его подарить мне машину на день рождения.

– Но он в июле, – прищурилась я в недопонимании.

– Так это заранее. Смотри, что самое важное в старшей школе?

– Ну, например, экзамены?

Кэндис закатила глаза и встала напротив меня, загораживая путь.

– Машина, дурочка! У каждого старшеклассника должна быть своя тачка.

– Попахивает устаревшими стереотипы, – пробурчала я, тем не менее брюнетка была слишком взволнована, чтобы реагировать на мое замечание.

– Я хочу кабриолет. Просто представь меня за рулём? Круто, да? – мечтательно ахнула та, и я не выдержала.

Схватила её за плечи и потянула за собой, напоминая, что через пять минут начнётся первый урок. Мы поспешили в кирпичное здание, называемое «Старшая школа Форд».

***

Перед четвёртым уроком, когда все учащиеся собрались в кафетерии, забивая желудки, я поспешила к своему шкафчику. Мне нужно поменять учебники и запастись новой тетрадью.

Коридоры школы окрашены в приятные тона, гармонируют с полом и визуально расширяют пространство: бежевые стены, белый кафель, где то и дело можно заметить жвачки и, если внимательно приглядеться, женские волосы.

Добравшись до своего шкафчика, я исполнила задуманное и захлопнула дверцу, повесив замочек. Перевела дыхание.

Если посмотрю туда, то проиграю самой себе. Сколько бы я не боролась со своей привычкой, все возвращалось к исходной точке. Моя голова вновь устремилась вперёд, где в противоположной стороне находились ещё ячейки, и нашла глазами дверцу с номером B14.

Раньше на нем весело много открыток и ленточек. Это шкафчик Бьянки. Я тепло улыбнулась, вспомнив наши утренние приветствия.

«Доброе утро, мисс», – говорила мне она с поклоном.

«Доброе утро, сэр», – отвечала я, делая реверанс.

И мы хохоча бежали друг к другу в объятия и дурачились, пока ждали Кэндис. Мне не хватает её смеха: он всегда поднимал мне настроение. Такой чистый, звонкий и приятный на слух, заразительный… В последний раз она смеялась в тот день, утром. Я разбудила её своим глупым видео, а она в ответ прислала свое, где повторяла, задыхаясь от смешка, что я ненормальная.

Наша школа скорбела по Бьянке две недели. Потом её называли шлюхой под прикрытием.

– Агата! – завопил кто-то прямо мне в ухо и ущипнул изо спины, из-за чего я подскочила на одном месте и развернулась всем телом к «пришельцу».

Пришельцем оказался, неожиданно для меня, Брайан. Парень лучезарно улыбался, ожидая какой-нибудь фантастической реакции, но я лишь держала рот открытым и глазела на того, не скрывая эмоции, а именно – недоумение. Откуда он взялся?

– Сюрприз, – решил начать диалог тот, тогда я расслабила плечи, – твои волосы у тебя во рту. Дай-ка я… – Брайан потянулся к моему лицу, пальцами осторожно стряхнул рыжие пряди и, ловко воспользовавшись ситуацией, чмокнул меня в губы.

Хитрее Брайана Мойса нет никого на свете.

– Когда ты вернулся? – скрестила руки на груди, и вновь треск кожаной куртки.

– Вчера вечером. Скучала по мне, да?

– Почему ты скрыл это? – пропустила вопрос мимо себя, нахмурившись и оперевшись плечом о соседний шкафчик.

Брайан представляет из себя харизматичного парня. У него шотландские корни, но рыжие волосы здесь почему-то у меня. Впрочем, это ещё один стереотип. Не все шотландцы рыжие.

Брайан выше меня на голову, хотя мой рост 5,8 футов. Мне нравилась наша разница в росте, пока он не начал ворошить мои волосы. Это раздражает, особенно если вы тратите уйму времени на укладку. Кто-то посчитает подобный жест милым проявлением дурачества, но мне, как не любителю романтики и прочих розовых соплей, думается, что это просто неуважение к чужим стараниям с утра…

– Я же отправил тебе утром смс, – попытался оправдаться парень.

– Смайлик? Воу, ты так красноречив, – фыркнула я, закатив глаза и собираясь уйти.

Как бы то ни было, только развернувшись, я застала приближающихся к нам друзей в лице Кэндис, её бойфренда Макса и Бруно.

– Голубки не успели встретиться, а уже ругаются? – издеваясь в своей идиотской манере, заулюлюкал Макс.

Блондин убрал руку с талии подруги и подошёл к Брайану, перебросив кисть через плечо и повиснув на нём.

– Заткнись, – отмахнулся Мойс.

– В среду вечер кино. Кто идёт? – сменил тему Бруно.

Это афроамериканец с красивой формой губ. Я часто делаю ему комплименты насчёт этого, но он отнекивается.

– Конечно мы все, – хмыкнула Кэндис, достав из сумочки блеск для губ – единственная косметика, которая разрешена в нашей школе, – чур, фильм выбираем мы с Эгги. Мне надоело просыпаться по ночам из-за того, что во сне меня пытались сожрать или зомби, или «чужие».

– Агата, Кэндис. Я же просила, – умоляюще протянула я.

– Да, прости, забыла…

В это мгновение мимо нас прошла девушка в джинсовой мини-юбке. Вроде, она в этом году заканчивает двенадцатый класс.

Парни, стоящие по левое плечо от меня, приложили сложенные в кулак ладони ко рту и загудели. Брайан и Макс даже достали сотовые, чтобы запечатлеть вид сзади.

Я хлопала ресницами, смотря на профиль брюнета, и отказывалась даже воспринимать за действительность происходящее. Выглядят действия мальчишек дико и мерзко, а главное оскорбительно.

– Какого черта, Мойс?! – выросла перед ним я, словно сорняк, выхватив телефон и рассматривая чужие ноги и бёдра. – Ты серьёзно? А ничего, что я тут?

Брюнет, не стирая улыбки, шутливо отмахнулся и потянулся ко мне руками, но я не поддавалась, хмуря брови лишь больше. Мне хорошо известны предпочтения Брайана: он любит девушек с формами, однако, посмотрев на меня, можно подумать по-другому. Все из-за моего веса, для своего роста я слишком худая и, грубо выражаясь, плоская. Однажды Мойс подшутил надо мной, а я сделала вид, будто все нормально. Бьянка тогда отругала за молчание, сказала, что я должна любить себя и что Брайан козёл, раз уж не подозревает о моих проблемах со здоровьем. Худеть на нервной почве? Почему бы и нет?

– Да мы же прикалываемся. Я удалю эту фотографию.

Это была ложь. Пару месяцев назад я случайно нашла в его телефоне группу, куда они отправляют подобные снимки и принимаются обсуждать запечатлённые женские части тела. Вспомнив одну из этих фотографий, я прикусила щеку и отвернула голову вбок. Затошнило. Ненавижу, когда мне нагло врут в лицо.

Также я поражаюсь безучастию Кэндис. Макс облизывает взглядом каждую вторую школьницу, а она либо относится к этому нормально, либо вовсе оставляет без должного внимания. Ей и сейчас будто бы все равно. Разве это правильно? Если человек правда тебя любит, на остальных ему плевать. Судя по всему, мои догадки считаются бредом: парни до сих пор пялились в экран телефона и ржали подобно ослам. В этот момент я поймала себя на мысли, что от Брайна мне не по себе.

– Забей на этих дураков, – обратилась ко мне Кэндис, когда мы шли на общий урок – тригонометрию.

– Ты считаешь их поведение нормальным?

– Они же парни, – усмехнулась Шиммер, – им нужно давать свободу, чтобы они успевали затосковать по тебе.

Странная философия, думалось мне. Я поджала губы и кивнула на дверь, теряя всякое желание обсуждать данную тему; через секунду темноволосая навалилась всем весом на ручку и попросила у учителя прощения за опоздание. Следом своё слово вставила я, коротко кивнув и усевшись за третью парту.

Вновь ловлю себя на мысли, что здесь мне все чуждо…

***

Вечером мне пришлось пойти в супермаркет за пастой. Это как раз было с наступлением сумерек.

Я не заморачивалась с одеждой, накинула на себя утеплённую джинсовую куртку и кепку, заткнула уши наушниками и побежала вниз по улице.

Так вышло, что у нас квартал со спуском, поэтому я непроизвольно разогналась и смеялась над собакой за забором, которая налетела на калитку и своим лаем как бы грозилась распотрошить мне душу. Это не считается поведением здорового человека, но я правда обернулась и показала огромной псине непристойный жест. Она, в свою очередь, как будто все понимала, начала рычать громче.

– Привет, Джо, – распахнув стеклянные двери, поздоровалась я с мужчиной на кассе.

Он взглянул на меня из-под пушистых бровей, видимо, сперва не признав, а потом доброжелательно хмыкнул и помахал.

Я в охапку взяла две упаковки итальянской пасты, потом, пританцовывая, остановилась перед соусами и сняла наушники. Надеюсь, мне хватит налички на то и другое.

– Разве это не Бьянка Вайш из Форда? – слышу за спиной.

Сердце пропустило удар и точно сделало сальто, иначе истолковать нарастающую боль в груди я не в силах. Если мир можно поставить на паузу, то в чьих руках сейчас пульт? Возможно, у Джо или трёх школьниц, находящихся рядом со мной и выбирающих сырный соус. Без понятия.

Перед носом поплыло, пришлось опереться о полку и позволить себе дышать. Мне не могло послышаться, слух у меня безупречный.

Я заглянула в планшет низенькой девочки, которая выглядела младше меня и совсем растерялась, чувствуя слабость в ногах: они задрожали и сигналили, что вот-вот совсем ослабнут и не смогут удерживать вес.

Это фотография. Не та, что перекинул всему городу подонок Чак. Новая. Эту фотографию Бьянка скидывала мне и Кэндис. На её шестнадцатый день рождения мы с Шиммер подарили той красивое красное шёлковое белье. Позже Бьянка скинула нам снимок примерки с подписью «спасибо, я вас люблю».

– Откуда у вас это? – чужим голосом спросила я трёх подружек.

Они одновременно перевели на меня напуганные и недоуменные взгляды, оценивающе изучая мой внешний вид.

– Ты про что?

– Откуда у вас эта фотография? – я перевела дыхание, желая прополоскать горло любой жидкостью, ибо во рту настолько сухо, что савана в сезон засухи – это детский сад.

Самая расторопная из них протянула мне гаджет в руки и принялась объяснять:

– Мне подруга скинула. Это рассылка, если я не ошибаюсь.

– Рассылка?.. – не веря ушам, сжала края планшета я.

На меня смотрела улыбающаяся и живая Бьянка в красном лифчике и в расстёгнутых спущенных до колен джинсах. Вдруг картинка поплыла, а на обнаженный живот подруги упала слеза.

– Ты в норме? – неловко потянулась за своим планшетом незнакомка.

Ничего не ответив, я бросила макароны на пол и рванула к выходу, пропустив мимо ушей реплику Джо.

Срочно нужен кислород, ветер или лучше ливень.

Душа выла, рвалась на лоскутки от несправедливости. Это снова повторилось? Как так? Бьянка умерла! Она, черт возьми, покончила с собой, а какая-то сука не способна успокоиться? Когда это прекратится? Мне тошно от воспоминаний, однако они тяжёлым грузом ложатся на мои плечи, заставляют вспомнить каждую деталь, слово или взгляд, шепоты… Бьянку несправедливо называли разными грязными оскорблениями. Люди высмеивали её в социальных сетях, представляете? Человека нет в живых, а они все равно писали гадости под публикациями. Мне дозволялось лишь затыкать рты, хотя руки чесались вырвать кому-нибудь волосы. Но пока одни языки молчат, за них говорят другие, и эта цепочка бесконечна. Невозможно заставить кого-то молчать, особенно, если говорить есть о чем. Меня это так злит, так раздражает! Несправедливо! Подонок Чак просто спокойно выпустился из школы, получил хорошую характеристику, был признан лучшим игроком в футбол, а его фотография весит на доске «Звездных выпускников». Это, по-вашему, честно? Он, черт побери, распространил полуголые снимки своей девушки, довёл её до точки невозврата, а единственное наказание, которое он получил, отчисление из школьной футбольной команды? Ха, и то, я уверена, в своём Чикаго Чак продолжает строить карьеру спортсмена. Всем плевать, что Бьянка умерла. Всем плевать, что это преступление – распространение сведений о частной жизни лица, составляющих личную тайну, без его согласия. Чака оправдали, а моя подруга стала козлом отпущения. Дело в том, что всех волновала голая девушка, а не то, что человек совершил мерзкий поступок. Бьянка не заслуживала этого… Она даже укороченные футболки позволяла себе надевать раз в год, пока её отец за городом.

Слёзы повторно собрались в уголках глаз и поспешили пролиться на землю, вместо ожидаемого мной дождя.

Я стояла на бордюре, смотрела на мигающий красным светофор и резко села, обняв себя руками.

«Раз уж боли избежать нельзя, тогда можно её принять и игнорировать», – я повторяла себе эту фразу каждый день, как мантру. Вместе с тем, это не работало. А я все продолжала нашептывать себе ложь, в надежде, что однажды она станет правдой.

Прошла минута, а я сидела на корточках и изучала мокрыми глазами трещины на тротуаре, как рядом послышалось копошение. Шмыгнув носом, я подняла вспотевшее лицо и застала возле себя сидящего, в той же позе, что я, парня. Он тоже обнимал себя руками и держал голову опущенной.

Что за?.. Парень молчал, не реагировал на меня, и я самовольно принялась изучать его, много раз моргая, чтобы туман в глазах рассеялся.

Шелковистые на вид волосы с коротким маллетом, цвет их был чёрным, но на свету отдавал синим. Он одет в широкий коричневый свитер и чёрные брюки. И это все, что я сумела разглядеть.

– Что ты делаешь? – наконец спросила я.

Юноша поднял на меня невинный взгляд и промолчал. Теперь его разглядеть легче: овальное лицо, кожа отдавалась оливковым оттенком, красивые миндалевидные глаза с пушистыми ресницами, торчащая из-за ветра челка и губы бантиком. Где-то я этого человека уже видела…

– Я не хотел, чтобы ты сидела здесь одна, – отозвался он медовым тягучим голосом.

Я изогнула бровь и усмехнулась.

– Понятно. Значит, со стороны я выглядела жалко, – заключила я и поднялась на ноги, поправляя кепку на макушке.