И Юрка решил позвонить Валерию Алексеевичу. Ну и что, что он с ним уже сегодня виделся?! Раз такое дело… Да, были моменты, когда он не знал, как поступить, и звонил ему, советовался, а как иначе? Что делать, если нужен старший товарищ, такой человек, который как отец – в тревожную минуту поддержит и даст совет?!
Валерий Алексеевич сказал коротко:
– Приходи. – Хотя часы показывали уже половину одиннадцатого.
Юрка шагал по мокрым лужам, подставляя лицо прохладным снежинкам, и ругал себя за то, что так и не научился общаться с людьми, особенно с подростками.
Как не хватало ему сейчас отца!
Чтоб не барахтаться одному… Чтоб знать, от чего отталкиваться. Это как в плавании, когда вдруг виснет электроника, и ты сразу не можешь определить положение судна, и нужен хоть какой-то ориентир, чтоб двигаться дальше.
Здесь одним из ориентиров была его, Юрина, совесть. А она корила его за то, что не смог разобраться. За тот глупый вопрос, который задал он Мише: «А ты хочешь в детский дом?!» Да зачем это тебе вообще потребовалось спрашивать?! Зачем напоминать ему об этом?! Видишь ведь – намучался парень, что-то у него случилось!
Но что делать, раз ты уже столько всего натворил?!
Валерий Алексеевич, опершись локтями о стол, кулаками подпирал щетинистый подбородок, хмурил рыжие брови. Потом поднял на Юрку пытливые глаза.
– Юр, а давно у вас так? Он всегда так с тобой разговаривает?
– Нет… Сегодня только… А, ещё несколько дней назад он что-то Наташе ответил грубо, не помню.
– Значит, что-то у вас изменилось в семье. Что?
Юра пожал плечами. Что? Разве что Наташа ждёт малыша, но они пока Мише ничего не говорили…
– Думай, думай, Юрка. Он вам никак не мешает?.. Точно?!
– Нет, – твёрдо ответил Юра. – Может, он переживает, что я скоро уеду? Или из-за хулиганов тех? Но они в другом районе… Ну, не понимаю я… Вот так – вроде и ничего, всё спокойно, потом раз – и вдруг грубить начинает. Да понимаю я, что он внутри из-за чего-то переживает, ночью плачет иногда… А сегодня ещё в дневнике запись эта…
– Ты узнал, что случилось?
– Нет. Не успел…
– Не успел… – грустно передразнил Валерий. – Что ж ты не знаешь, что у ребёнка в школе творится? А ещё в отпуске…
– Да замотался я… То с детским домом, я сегодня уже рассказывал, надо им все документы до отъезда отдать, все справки, ещё школа приёмных родителей… Дела какие-то мелкие. Да хотел я с ним поговорить, хотел! Не успел. А он мне тут про этот детдом выдал… Так ведь ясно же, что он туда не хочет, плохо ему там!
– Не хочет. – Валера взъерошил свои рыжие волосы и повторил жёстко. – Не хочет.
– Тогда почему он сказал «да»? Зачем врать-то?
– Зачем?! – неожиданно рассердился Валера. – Зачем сейчас врут сотни людей? Притворяются самостоятельными, хотят показать друг другу, что сами справятся! – Он вздохнул и проговорил чуть мягче:
– Из-за гордости – раз. А второе – не было рядом нормального взрослого, которому можно было бы доверять, и он сам для себя стал взрослым. Только что здесь хорошего? Юрка, Юрка, да не понимаешь ты, что он – такой же, да все ребятишки: и домашние, и детдомовские, и бездомные – нуждаются в любящих и сильных родителях. Которые, если нужно – защитят, если нужно – обнимут и успокоят. Только вот у детдомовских есть якобы путь отступления, а у «домашних» – такого пути нет! Не сдадут же их родители в детский дом! А сироты – как котята: выбрал, сдал обратно… Только это ведь – обман. Потому что, усыновил ты ребёнка – ты отвечаешь за него, а раз ведёшь его обратно – ты предатель, такой же предатель, как если бы он был твой кровный сын и ты его сдал в детский дом!
– Да это-то я понимаю.
– Ты понимаешь, а он – нет! Ты думаешь, ему легко? У него ведь сейчас всё по-другому, пусть даже и лучше. И он боится что-то не так сделать. Ты говоришь, запись в дневнике была…
– Была.
– Конечно, он расстроился из-за этого… А надо-то ему немножко: чтоб ты обнял его покрепче и сказал, что любишь! Ты для него должен быть защитой и опорой.
– Наделал я делов…
– Наделал. Полтора месяца назад, как привёл его домой. – Юрка поднял глаза. – Не жалеешь?
– Нет.
– Тогда не делай глупостей.
– А как научить его быть честным?
Валерий Алексеевич взъерошил себе волосы.
– Как ты думаешь, Юр, чем отличаются дети родителей, которые не боятся признать свои ошибки, от тех, кто предпочитает их замалчивать?
– Первые тоже умеют признавать свои ошибки?
– Да. Они учатся быть честными перед собой. Хотя, казалось бы, это непедагогично – признаться ребенку в своём промахе и попросить прощения. Самое страшное нынче, знаешь что?
– Что?
– Да что сейчас вокруг учат обманывать, как будто это нормально, и человек привыкает врать самому себе. Оправдывать себя и винить другого. А потом вдруг раз – непоправимое! Сколько было таких случаев: уехал на работу и – не вернулся. Всё! А возьми ты честно, хоть раз, напролом, несмотря на ссору, напрямую скажи: «Постой! Я был не прав, прости», – насколько легче было бы обоим!.. А оно так, как есть, и жить потом с этой виной – ох как тяжко…
Юра промолчал: в точку.
Валерий Алексеевич вздохнул и сказал тихо:
– Ты на меня не сердись. Просто наболело уже…
Юра посмотрел ему в глаза.
– Спасибо вам, Валерий Алексеевич…
– Это тебе, Юрик, спасибо. На одного детдомовца меньше стало… Всё наладится у вас потихоньку… А ты как думал, легко воспитывать детей, даже таких больших? Ох, сынок, нелегко… Особенно – больших. С маленькими-то полегче…
Затренькал в кармане телефон.
– Да, Наташа. Всё в порядке?
– Нет! – голос у неё был взволнованный. – Юра, Миша весь горит! Я заглянула к нему в комнату, а он дышит так часто и не откликается…
– Понял. Иду, жди! – Юра посмотрел на Валерия Алексеевича и убрал мобильник. – Пойду я… Похоже, заболел наш Мишка.
Валерий Алексеевич протянул руку:
– С Богом! Звони, если что. Мало ли, может, машина понадобится или ещё что – звони!
* * *…Миша тяжело дышал, разметав по постели худенькие руки. Юра сел рядом, потрогал лоб: ого! Отправил Наташу спать, а сам взял ковшик с холодной водой, который она приготовила, бесшумно прошёл на кухню и бросил туда несколько кусочков льда, вернулся в тёмную комнату. Сел к Мише на постель, смочил ставшее уже тёплым полотенце, откинул одеяло, приподнял на нём футболку. Мальчик чуть слышно застонал.
– Ничего, ничего, маленький, потерпи, – шёпотом сказал Юра. Снова намочил полотенце. Ещё в школе он читал, а потом, наблюдая за собой, убедился – в течении лихорадки есть три стадии: сначала температура поднимается и человек мёрзнет, его можно укрыть; потом, когда температура достигла определённого значения, организм начинает отдавать тепло и становится просто невыносимо жарко – тогда легче от холодного компресса, обтираний, прохладного душа – если температура не очень высокая; на третьей стадии она начинает снижаться, человек сильно потеет, и его опять неплохо бы укрыть и напоить горячим крепким чаем… Чай с малиной тоже хорошо снижает температуру, надо бы заварить Мишке…
Что у него случилось? Простыл, не доглядели? Когда он успел замёрзнуть?
«Господи… Помоги ему… Прости его… Помоги ему поправиться! Архангел Михаил, помоги Мишке…»
…А может, просто – от переживаний у него так? Прав Валерий Алексеевич, нелегко ему, пожалуй, труднее всех: и новая семья, и новая школа – надо привыкать. Ведь детский дом и семья – два несравнимых понятия, и, как ты ни старайся, не будет там таких же отношений, как в семье. Просто по причине недостатка времени у воспитателей и большого количества детей. Когда с каждым поговорить? Ключик ведь так просто к человеку – не подберёшь.
Как-то Валерий Алексеевич говорил, что в детском доме нет того, что движет взаимодействием взрослого и ребёнка, – привязанности.
«Мы в ответе за тех, кого приручили, – вспомнил Юрка слова Сент-Экзюпери из книги про маленького принца. Тоже дружба мальчишки и взрослого – лётчика, невесть откуда прилетевшего в пустыню… Такие далёкие сначала и совсем родные, когда расставание близко…
Пусть нет у Мишки такой привязанности, но ведь Юрка его «приручил!»
«Ты будешь приходить ко мне в одно и то же время, а я буду тревожиться, если ты вдруг опоздаешь…»
Утром – проводить Мишку в школу, вечером – про что-нибудь поговорить. И ведь сидит мальчишка на диване, кажется, будто с котом возится, а сам-то ведь ждёт, когда Юрка от компьютера освободится, а иногда не ждёт – спрашивает сразу, а потом слушает ответ и снова спрашивает… И какими грустными становятся его глаза, когда во время его рассказов про плавание он вдруг спросит: «Когда ты уедешь?» Хотя знает когда, Юрка сто раз ему уже говорил, а всё равно каждый раз один и тот же вопрос… И уже не хочет расставаться.
Приручил.
Какой тут путь отступления?.. Да, пожалуй, и Мишке-то сложнее, раз у него в случае неудачи: верни меня обратно в детский дом. Ему тоже видится этот ложный путь отступления? Убежать… А как у «домашних» детей? Они тоже хотят убежать из дома?!
«Сколько было таких случаев: уехал человек на работу и – не вернулся…»
Не обязательно на работу – в театр, отдохнуть…
…Что же тогда произошло? Юрка как сейчас помнил тот день.
* * *…После школы они расходились не сразу, а шли на пустырь – играть в баскетбол. Тогда им это нравилось: игра новая, два соседних класса-соперника, сильные команды. Потом был перерыв, и у кого-то из мальчишек оказалась большая пачка петард. Кажется, это был Витька Павлов, у которого отец работал на заводе пиротехники… Стали они эти петарды взрывать по-всякому и как попало, да не заметили, как совсем рядом оказалась женщина, соседка по площадке в подъезде. Никто не знал, что она здесь появится: место-то довольно безлюдное. А она искала сбежавшую кошку и зашла на пустырь, не подозревая, что под новыми сапожками вдруг грохнет взрыв…
– Пацаны, атас! Валим… – пронеслось среди мальчишек.
А он находился ближе всех к ней и вместо того, чтоб бежать, в каком-то оцепенении так и остался стоять на месте… Естественно, что, опомнившись от шока, соседка сразу потащила его домой. К счастью, петарды взорвались рядом, а не под ногами, и, кроме испуга, не причинили ей никакого вреда.
Дома был только Олег. Извинился перед женщиной, дал младшему брату подзатыльник и велел ему молчать. Но молчи – не молчи, а отцу она всё рассказала… И, когда тот вошёл в дом и посмотрел по очереди на братьев, у Юрки внутри всё ухнуло вниз: будет нехороший разговор…
– Ты? – грозно спросил он Олега. Старший брат промолчал. Всегда он так: и ссорится, и обозвать может, и подзатыльник дать, но случись что – во дворе и перед родителями заступится и Юрку никогда не выдаст.
– Выдеру, – нахмурился отец и стал расстёгивать ремень на брюках.
– Да это не он, это я… – буркнул Юрка и услышал, как отругал его шёпотом старший брат: «Дурень! Молчал бы!»
Отец посмотрел по очереди на обоих. Поверил.
– Иди в комнату! – приказал он Юрке.
А потом… Конечно, он ушёл в комнату и там, сдерживая свою вину, обиду на отца, страх, горечь за испорченный вечер, – плюхнулся носом в подушку. Лучше бы выдрал! Лучше б накричал, чем теперь – без него! Он так ждал его, папиного выходного!.. И тут – эти злосчастные петарды… И ведь отец даже не спросил у Юрки, как было дело! «Ну и ладно, раз ты так, – пытаясь заглушить обиду, сердился он на отца. – Ничего мне от тебя не надо… Ничего…» В довершение ворочалась, не успокаивалась внутри совесть: «Почему ты не закричал, а стоял как пень, когда она шла на эти петарды?! Ладно, поздно увидел, но ведь всё равно же мог. Мог!» …От всего этого было так горько, что он даже не обернулся, когда папа вошёл в комнату и, помолчав, сказал уже грустно:
– Растишь вас, растишь… А если бы она взорвалась у неё под сапогом? Если б случилось чего? Как бы ты жил с этим, Юрик?!
Отец постоял и ушёл. А ему, Юрке, так хотелось вскочить и крикнуть: «Пап, прости!» Сквозь вину, обиду, сквозь запоздалый страх!.. А он молчал и боролся с собой – зачем?!
Они уехали и не вернулись. А те слова – были последними, которые он услышал от папы.
Глава 13. Школа и нарушители
В школе начиналось обычное зимнее утро. Было ещё очень рано, и первые ученики чуть слышно передвигались по коридору, стучали каблуками учителя, шуршала шваброй уборщица, скрипел лопатой на улице дворник. За окнами учительской пробивался серый рассвет, едва заметный за длинными тюлями. Уютно, тихо. Белый свет ламп отражался на гладком коричневом столе. Пока нет суеты, дремали на этом столе журналы и почти по-домашнему тикали часы. Раньше всех пришли сюда Анна Геннадьевна, молоденькая учительница физкультуры, только начинавшая работать в этой школе, и Лидия Вениаминовна, которая двенадцать лет преподавала здесь физику.
– Так, и что у нас на сегодня? – поинтересовалась вслух Анна Геннадьевна, задумчиво листая журнал. – Два урока у малышей, два у старшеньких, а потом… потом…
– Вот ты на уроке и поставь вопрос ребром, – откликнулась Лидия Вениаминовна, подкрашивая губы.
– Какой вопрос?.. Ой, этот, с дворником, что ли?!
– С дворником! С нарушителями дисциплины, вот с кем! Долго они будут ещё за школой собираться?!
– Постой, Лид, а как ставить-то?!.. Никого ведь не поймали, кроме этого мальчика, как его… Саши…
– Миши. – Лидия Вениаминовна закрыла зеркальце, убрала помаду. – Миши Жукова. Кто у них классная? Наверное, Валентина Викторовна? Они из неё верёвки вьют.
– Да, она, учитель русского. Ну и память у тебя!
– Хм… Вот поработаешь с моё – будет у тебя такая же память… Как ставить? Вот например: так и так, давайте признавайтесь, почему ваш товарищ один страдает?
Анна Геннадьевна поморщилась.
– Банально это. Может, сначала с его отцом стоит поговорить?.. – она придержала руку на страничке, где записаны имена родителей, поморгала. – А… почему, интересно, Жуков, а папа – Данилов?
– Почему, почему… Отцы разные, вот почему… Данилов?! Это не Юра случайно?
– Да, «Юрий Алексеевич» написано… Не, ну вот как ты всё помнишь?!
– Я у них в девятом классе преподавала и в тот год только начинала здесь работать. Как такое не запомнить! Это ж сколько лет назад-то было?.. Двенадцать… Слушай, постой, что-то я путаю… У него уже такой сын большой?! Странно…
Дверь отворилась, и в кабинет вихрем влетел директор.
– Так, девочки, доброе утро! Где у нас было личное дело Петрова?.. Лида, тебе сегодня пятый-шестой урок у седьмого «В» – их учитель заболел… Аня, вы день здоровья готовите?
– Э-э… Да мы потихоньку, я пока ещё с программой не определилась…
– Ты не потихоньку, ты давай это… В темпе марша. К нам первый канал собирался приехать, так что вы это… Не подкачайте! – директор наконец разделся и перевёл дух.
В дверь осторожно постучали.
– Да-да, входите! – громко откликнулся директор. И уже вполголоса продолжил:
– Кого там ещё к нам принесло?
На пороге оказался высокий молодой человек, в чёрных брюках со стрелками, в расстёгнутой чёрной куртке, на которой поблёскивали брызги снежинок. Он вошёл, а в кабинете сразу стало светлее и спокойнее. Окинул всех взглядом и – улыбнулся, быть может, от этого? Острые скулы, внимательные карие глаза, короткие усы, добродушный и немножко усталый вид – неужели новый преподаватель? Так подумали две учительницы, разом обернувшись на неожиданного посетителя.
– Как давно я не был здесь! – выдохнул гость, вежливо поздоровался и сразу перешёл к делу. – Юрий Алексеевич. – Он вынул из-за пазухи белый дневник, открыл, протянул директору. – Здесь пожелание прийти вместе с отцом.
– Садитесь, – кивнул ему директор и, отодвинув стул, сел напротив. – И вы, девушки, останьтесь на десять минуточек, вы же вчера были?.. Юрий Алексеевич, вы здесь учились?
– Ага, – отозвался посетитель и, задержав взгляд на Лидии Вениаминовне, кивнул ей.
– А где ваш сын?
– Он заболел. Лежит дома с высокой температурой, – невесело отозвался человек. – Олег Викторович, я хотел бы узнать от вас, что вчера произошло.
Директор и Лидия Вениаминовна переглянулись.
– Наш сторож поймал его вчера за школой за собиранием бычков. А до этого видел его с курящими одноклассниками.
Юрий Алексеевич кивнул.
– А курящим его видели?
Директор покачал головой:
– А какое это имеет значение? Ребята нарушили правила, и он в том числе. Мы делаем им поблажку, разрешая выходить после пятого урока, чтобы они немножко отдохнули. Но скоро, я думаю, это закончится, потому что, во-первых, они курят, а во-вторых, выходят раздетые, а сейчас не лето.
– Но почему-то выговор получил только он? Вы не допускаете такой мысли, что он мог не курить, а просто стоять вместе с мальчишками?
– Откуда вы знаете, Юрий Алексеевич? Вас там не было.
– Но и вас – тоже. Мальчика поймал сторож.
Вмешалась Лидия Вениаминовна:
– Понимаете, нам не так уж важно – он или не он. Нам надо поймать всех нарушителей и всех хорошенько наказать. Они убегают от сторожа и развлекаются, а он старый, больной человек; если он уйдет – кто у нас будет работать? А за курение школе придётся платить штраф.
– Я понимаю. Так, и вы с Мишиной помощью решили узнать нарушителей?
Ответом было молчание.
– Олег Викторович, помнится мне, на недавнем собрании вы говорили, что хотите с нами, в смысле с родителями, сотрудничать в деле воспитания подрастающего поколения… А будучи мальчишкой, признайтесь честно, вы выдавали своих одноклассников?
– Но я – это совсем другой разговор! У нас и таких нарушений не было…
Юрий Алексеевич усмехнулся.
– А много ли изменилось с тех пор? Вы думаете, мальчишки стали другими?
– Конечно, другими! – воскликнула Лидия Вениаминовна. – Я ещё тебя, вас то есть… мальчишкой помню! Да, конечно, были шалости, были драки, но чтоб так открыто нарушать правила поведения?! И он ведь молчит, и даже на нас не смотрит, и знай себе думает… Да вы вспомните своих одноклассников, разве они были настолько наглыми?
– Ну, допустим, что своих одноклассников я хорошо помню… – сказал Юрий Алексеевич, осторожно подбирая слова. – Разными они были… Не лучше и не хуже, чем нынешние мальчишки… Мне непонятна цель вашего вчерашнего диалога с Михаилом и этой записи в дневнике. Победить курение? Победить курение за школой, наказать нарушителей?
– Ну, во-первых, – веско произнёс директор, – привлечь ваше внимание к вашему ребёнку. В какой компании он оказался, с кем общается.
– Спасибо, – улыбнулся Юрий Алексеевич. – Цель достигнута: внимание привлекли.
– А во-вторых, – нахмурился директор, – да, мы надеялись узнать, кто там ещё собирается… Я так понимаю, что напрасно.
Отозвалась Анна Геннадьевна, до сих пор молчавшая и потому незаметная.
– У нас за такое называли «стукач». И потом весь класс этого человека не любил.
– У нас тоже, – Юрий Алексеевич медленно поднялся, задвинул за собой стул. – Потом эта же компания будет его ненавидеть, но курить они не перестанут. Мне кажется, вы правы, – обратился он к директору, – что решили перестать выпускать ребят на улицу на переменах. Тогда и курения на территории школы не будет, и ребята будут меньше простывать.
Лидия Вениаминовна вздохнула. Анна Геннадьевна поджала губы. Директор кивнул:
– Мы просто вынуждены так сделать. В школе поставят пропускники и сделают карточки. Это указание сверху, и в таком случае выходить детям будет весьма затруднительно: поток очень большой. А про курение… Вы поговорите с Мишей, сейчас многие родители закрывают на это глаза, но ведь вред здоровью очевидный.
– Понял, спасибо. Разрешите идти? – Юрий Алексеевич взял со стола дневник. – С сыном я обязательно поговорю. Миши не будет сегодня на уроках и завтра – тоже. Справку мы принесём… Дома позанимаемся.
– У него с русским плохо, – тихо произнесла Анна Геннадьевна. – Мне их классная говорила. Позанимайтесь с ним, он мальчик способный, да только ведь нынешние дети совсем не читают книг.
– И поправляйтесь! – вздохнул директор. – Приятно было пообщаться.
Глава 14. Сон про маму
Что было дальше, я помню плохо, как в тумане. Кажется, я всё же пошёл на кухню есть. Мои любимые котлеты казались мне безвкусными, как опилки, чай казался холодным… Я даже не помню, что говорил мне Юра. Что-то вроде:
– Миш, утро вечера мудренее. Завтра, если ты хочешь, пойдём, только при одном условии, если ты честно ответишь мне на один вопрос. Только завтра. А сейчас – расскажи, что у вас в школе произошло.
Но я ничего не мог рассказать. И так же молчал, как в учительской.
Потом я лёг спать. Нет, сначала я долго плескался в ванне – в последний раз. Там ведь нет ванны и не будет.
Неужели он меня и вправду отведёт завтра обратно?!
Ну, я ведь сам напросился. Я соврал. Зачем я это сделал?! Я не хочу в детский дом…
Может быть, ночью, пока все спят – убежать куда-нибудь?
Каша была у меня в голове, мысли путались, крутились, я плюхнулся в постель – носом к стенке, почувствовал, как в ноги прыгнул и заурчал кот, и – провалился в сон. Если это можно назвать сном.
Мне приснилась какая-то тёмная комната, вроде нашей детдомовской кладовки с матами, там Перец и наши «хулиганы», с которыми я сегодня стоял, и Колька – а его-то за что? – и я понимаю, что сейчас мы будет драться, а места мало – не развернуться, и душно, и нечем дышать… И вот Перец меня ударил в грудь, так больно, я падаю и понимаю, что сейчас мне наступит конец, на помощь никто не придёт, и зову на помощь, а у меня не получается крикнуть ни слова… А потом я словно увидел икону, которая была в храме, и Богородица там совсем как живая, и я прошу её: «Помоги!»… Всё исчезло, и наступила темнота, и боль тоже куда-то прошла…
Кажется, где-то в этой темноте я увидел Юру. Было жарко, как в печке, я не понимал, сплю я или нет и где нахожусь, но мне казалось, что я слышу, как он шепчет:
– Бедняга… Потерпи, Мишка…
Словно сквозь туман я чувствовал его руку, и мне становилось чуть легче.
Потом снова меня накрыла темнота, но было уже не так жарко. И мне приснился другой сон, спокойный и ласковый.
Поле, цветы, лето – синее, солнечное, и мы идём – я и моя мама, и она мне рассказывает, как они с папой познакомились, как потом он сделал ей предложение. И как я у неё в животе жил, и толкался, и спать ночью не давал. И говорит, что не надо обижать Наташу, потому что у неё тоже маленький. А я слушаю её вполуха и думаю: вот же рядом она, мама, и так она близко, словно это не сон, я иду и радуюсь, что нашёл её, что на самом деле она не умерла!.. А от цветов так пахнет вкусно, и бабочки разные над нами кружатся, и ветерок такой свежий – чуть дует, что не жарко. Да точно не сон, а настоящее лето вокруг! А за полем – озеро, чистое-чистое; вдали – белое, вблизи – прозрачное, волны маленькие, а подойдёшь поближе – песчинки можно пересчитать! Мне захотелось искупаться, а мама мне говорит: «Нельзя, сыночек, ты болеешь, вот выздоровеешь и будешь купаться… Потерпи, сынок…» – «Как – болею, ты что, не видишь, мама, – я здоров! И вообще лето, мамочка!» – счастливо кричу я ей, и сон вдруг медленно тает, как облака…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
1-е послание святого апостола Павла к Коринфянам 13:4–13.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги