Тургеневская стриптизерка

Но не тут-то было. Путь ей внезапно преградил вынырнувший, как из-под пола с дорогим покрытием, Челентано.

– Выйдешь еще! – приказал он.

– Как… с чем? – не поняла Варенька. – У меня нет другого номера.

– Неважно – с чем. Главное – выйди.

– Но у меня такие обстоятельства… Я не могу.

Челентано посмотрел на нее оценивающе. И оценил так:

– Получишь, как за двойной выход.

– Хорошо… – вздохнула Варенька. – Когда?

– Часа через два… Где-то перед рассветом. Вполне успеешь что-нибудь подобрать.

Когда Варенька опять появилась на эстраде, в иллюминаторах уже слегка бледнел ранний рассвет. Зал, подуставший веселиться, по мере сил затих, ожидая от свежеоткрытой стриптизерной звездочки очередного сюрприза. И он его получил (правда, без участия нашей героини). Да еще какой!

В иллюминаторы вдруг мощными потоками хлынула вода. Зазвенела падающая посуда, пронзительно завизжали женщины. Посетители, опрокидывая столики и оттаптывая друг другу фирменную обувь, рванулись к выходу.

Вода очень заметно прибывала. Варенька одиноко замерла на эстраде, не зная, что предпринять. Бежать вместе со всеми к выходу? В полураздетом виде? Кинуться в гримерку за одеждой? Но это слишком долго. Завернуться в скатерть или какую-нибудь штору?

Лихорадочно осматриваясь по сторонам, девушка встретилась взглядом со Славским-младшим. Клим, в отличие от других, не давился к выходу, а стоял столбом и наблюдал за растерянной стриптизеркой.

Когда Варенька уцепилась за него взглядом, как утопающий за соломинку, Клим решительно прохлюпал своими «гриндерсами» к эстраде, на ходу гусарским жестом сдирая с себя кожаную куртку. В этот шедевр кожевенного производства он с неожиданной для своей комплекции шустростью завернул Вареньку и, подхватив ее на руки, понес к выходу.

Когда они оказались на залитой водой палубе, там уже царила полная веселуха. До пассажиров лже-«Титаника», наконец, дошло, что потоп – это и есть тот самый сюрприз, о котором, как бы по секрету, всех предупредили. То есть в приглашениях намекалось, что посетители, не желающие рисковать, могут особо на презентации не задерживаться. Заинтригованные намеком, рисковать, конечно, захотели все. Выходит, жажда сильных ощущений стоила в этом кругу дороже, чем какой-то там – подумаешь! – фирменный прикид.

А если кто-нибудь и вздумает вдруг подать в суд за испорченные шмотки, так ведь какой из этого можно извлечь грандиозный рекламный трюк! «На презентации ночного клуба “Титаник” испорчено столько-то пиджаков от Кардена, платьев от Валентино, галстуков от Версаче, туфель от Кальяна и утеряна бриллиантовая запонка от Картье…» Эх, вот это класс, вот это, черт подери, размах! Так на заре Голливуда в рекламе вестернов восторженно перечислялось количество разбитых во время съемок стульев, бутылок и носов.

Публика, мокрая и подрастерявшая кое-какие детали своих туалетов, но довольная и возбужденная, с восторженным визгом, хохотом и брызганьем перебиралась на берег. Персонал клуба заботливо помогал потерпевшим. Заранее вызванная бригада спасателей обшаривала каюты на случай, если какой-нибудь перебравший гость и вправду вздумал тонуть. На берегу уже расторопно был организован фуршет с холодными закусками, разводились костерки, подавали шампанское. Желающие могли согреться на выбор теплым пледом или водкой. Или и тем, и другим вмести.

И вот уже Варенька и Клим стояли возле яркого в утренних сумерках костерка. «Надо отдать куртку. И взять плед, что ли…», – вяло размышляла девушка.

Заметив ее движение скинуть дорогостоящую одежку, хозяин куртки протестующе махнул рукой:

– Не надо, оставь… Дарю. Между прочим, очень смотришься. Тебе кто-нибудь говорил, что ты стильная девушка?

«А почему на “ты”? – хотела поинтересоваться Варенька. – Мы на брудершафт не пили»

Но вслух сказала:

– Спасибо.

«Все-таки человек обо мне заботится. Да и старше он лет на двадцать. А куртку верну сразу, как смогу», – она твердо помнила мамины наставления, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Ты не хотела бы работать моделью? В моей фирме, – продолжал делать подарки Клим, откровенно рассматривая Вареньку циничным взглядом профессионального оценщика женских прелестей. – Визитная карточка, кстати, в кармане куртки.

«Может, там еще и кошелек есть?», – разозлилась девушка, невольно ощупывая карманы чужой одежды. Ничего такого в них, слава Богу, не было.

– Благодарю, вы очень любезны. – Попыталась светски улыбнуться своему спасителю наша героиня. – Но мне сейчас надо побыть одной, извините.

И она побрела наугад вдоль берега.

Светало. Затянувшаяся вечеринка тем временем закручивала новый виток. Принявшие отрезвляющий душ представители богемных и околобогемных кругов слонялись по берегу босые, с мокрыми волосами, смытой косметикой, прилипшей одеждой и заново накачивались шампанским. Все это напоминало то ли ночь после школьного выпуска, то ли милый сердцу студенческий пикничок, а больше всего – эпизод из фильма Феллини с обожаемым мэтром налётом ирреальности. Впрочем, ненавязчивые ассоциации с эстетикой классика итальянского неореализма, вполне возможно, были умело срежиссированы устроителями водного шоу.

Солнце вставало над «Титаником», который и не думал тонуть. Имитация рекламной катастрофы оказалась эксклюзивным ноу-хау организаторов массового представления. Заранее проинструктированный персонал сновал по палубам и каютам с бешеной скоростью, дабы свести к минимуму последствия рекламной кампании. Поэтому обратно в клуб пока никого не пускали.

Варенька, залитая лучами восходящего солнца, смотрела на лже-«Титаник» и размышляла, как бы ей поскорей вызволить свою одежду и, при необходимости, высушить ее…

– Что значит стильная девушка, – неожиданно раздалось у нее за спиной, – смотрится в любой ситуации!

Варенька обернулась и увидела самого Славского-старшего с бокалом шампанского в руке.

«Какой аншлаг! – изумилась она. – Должно быть, я соответствую эстетическому чувству красоты в этом семействе. Где-то на генетическом уровне»

– Выпейте шампанского, – протянул бокал Станислав, – Вы совсем продрогли.

– Спасибо, на работе не пью.

– И не курите? – пошутил кутюрье. – В смысле пожарной безопасности.

– И не курю, – машинально ответила девушка.

– Гм-м… Тургеневская барышня… – озадаченно покачал головой русский Диор. – Что же вы здесь делаете?

– Деньги зарабатываю.

– Какие-то форс-мажорные обстоятельства?

– Угадали.

– Но деньги можно зарабатывать каким-то более приемлемым для вас образом.

– Например?

– Например, мне для новой коллекции как раз нужна такая вот артистичная модель. Через две недели – поездка в Париж…

«Господи, – тоскливо подумала Варенька, – ну к чему мне сейчас такие подарки судьбы? Как некстати!»

– Благодарю.

– «Благодарю» – да или «благодарю» – нет?

– Благодарю – нет.

– Но почему?

– Дело в том, что я не могу сейчас ехать в Париж. У меня муж в больнице.

– Ах, вот как… понимаю. Могу чем-то помочь? Не стесняйтесь, я всецело к вашим услугам.

– Благодарю…

– Опять – «нет»?

– Ну почему? Да! – вдруг осенило Вареньку. – Пожалуйста, помогите забрать одежду! Она на «Титанике». А то я в больницу тороплюсь.

– Конечно, как скажете. Но, я думаю, ваше платье плавает сейчас где-то брассом. Или баттерфляем, если угодно. Словом, если вы спешите, давайте я подвезу…

– В таком виде?

– Вы не дослушали. По дороге заедем в мой бутик и, думаю, сможем быстренько подобрать что-нибудь подходящее.

Заспанные дежурные медсестры в полном составе расплющили носы о больничные стекла с целью получше разглядеть картинку из красивой жизни.

Из серых рассветных сумерек на совершенно пустынной (если не считать прилепившегося у крыльца небесно-голубого «ауди») площадке перед центральным входом сгустился серебристый «мерседес». Из него выпорхнула белокурая топ-модель в блекло-зелёном платье. Вероятно, стоимость одёжки тянула на то, что её сшили из стодолларовых купюр. Красотку сопровождал – ах и ах! – сам знаменитый кутюрье Станислав Славский (которого кто же не знает в лицо!) Впрочем, сопровождал только до входных дверей. Здесь он галантно поцеловал спутнице руку и ретировался с заметной неохотой.

В столь ранний час гулкие коридоры-тоннели лечебницы, освещенные холодным нереальным светом люминесцентных ламп, были совершенно пусты. Казалось, по ним бродят отрывки тревожных, бредовых сновидений больных. Попавшаяся навстречу Вареньке странная пара, похоже, как раз воплотилась из такого горячечного сна. По коридору быстро шагали ухоженная, вся пропахшая французскими духами женщина и шкафоподобный парень, на лице которого крупными противопожарными буквами было написано несмываемое выражение «Не лезь – убьет!»

Никита был без сознания. С трудом верилось, что это равнодушное ко всем краскам дня, опутанное трубками и проводами тело еще вчера было сильным и чутким. На лице юноши, даже не бледном, а каком-то сероватом, казалось, уже отметилось своими жуткими мазками нечто страшное и потустороннее. И это был Никита, сгусток энергии, олицетворявший саму жажду жизни…

В силу своего возраста Вареньке никогда еще не приходилось близко видеть смерть или неизлечимые страдания. Поэтому она никак не могла постигнуть жестокого предательства такой многообещающей, такой щедрой жизни. «Нет! – билась в голове одна мысль. – Нет! Нет! Нет!»

– Деньги? На операцию? – переспросил Челентано, глядя, как всегда, куда-то мимо Вареньки. – Сочувствую. Всем нам нужны деньги… И всем почему-то срочно.

Менеджер лениво подвигал челюстями, перемалывая жвачку, и процедил:

– Единственное, что могу предложить, – выступление в VIP-кабинках. Топлесс – пятьдесят баксов, обнаженка – сто. Все, как говорится, в ваших руках. Некоторые умудряются за ночь по полтора куска наколбасить. Но учтите: хотя девочки и называют такие танцы «за пять минут до секса», сам секс должен быть все-таки исключен…

В ресторанном зале «Титаника» тем временем отец и сын Славские, уютно расслабившись и потягивая мартини, с увлечением обсуждали какие-то свои внутрикутюрьевские дела. Обычно эти представители двух поколений отечественного модельного бизнеса не особенно стремились к обществу друг друга. Поэтому родившаяся прямо на глазах у изумленной публики традиция демонстрировать родственную приязнь, каждый день (вернее, каждую ночь) встречаясь в «Титанике», несколько озадачила всезнающую тусовку.

К столику Славских подошел официант и передал каждому из представителей славного семейства по пластиковому пакету. В одном из них лежала фирменная куртка, в другом – бледно-зеленое, словно сшитое из бумажек достоинством в сто баксов, платье. Отец и сын посмотрели сначала в пакеты, потом друг на друга – и весело расхохотались.

Варенька в кабинете Челентано молчала, опустив глаза.

– Хорошо, я согласна, – сказала она наконец.

– Ну и ладненько, – рассеянно резюмировал менеджер, набирая по сотовому очередной номер, – сегодня и приступайте.

Выйдя из кабинета, Варенька была неприятно удивлена, нос к носу столкнувшись с Климом. Кутюрье как бы ненароком загородил девушке дорогу свои тучным телом. Он явно был настроен основательно пообщаться.

– Я слышал вашу историю, – покровительственно начал воротила модельного бизнеса, – прямо страничка из Достоевского.

– Возможно, – не возражала Варенька, отметив про себя между прочим, что модельер все-таки счел нужным называть ее на «вы».

– Напрасно, напрасно вы себя так изводите, – проникновенно продолжал Клим, – уверяю, вашу проблему можно решить куда проще…

– Благодарю, – слегка перебила Варенька. – Я думаю, что сумею справиться сама.

– Ну, а если нет?

«Тогда и поговорим», – подумала Варенька, но решила не афишировать эту мысль.

– Извините, мне пора, – она аккуратно обошла Славского-младшего и направилась в гримерку.

Клим смотрел вслед затуманенным взором. Словно провожал глазами не стройные ноги в колготках фирмы «Леванте», а плавно стекающий по мраморным ступеням шлейф…

Варенька сидела на кухне, гипнотически уставившись в одну, видимую только ей, точку и неумело затягиваясь сигаретой из Лолкиной пачки.

Вошла Лолка и, застав подругу за столь нетипичным для нее занятием, сочувственно осведомилась:

– Что, паскудно?

– Ох, не то слово, – не сразу отозвалась Варенька, морщась то ли от своих раздумий, то ли от сигаретного дыма. – Слушай, Лолка, я вот думаю одну мысль… Когда мы про Сонечку Мармеладову в школе проходили, точно помню, усвоила, что она была порочна телом, а душой вроде как невинна… Но разве может такое быть? Ведь душа и тело всегда вместе. Слитно. Как получится у них жить – каждый по себе? Когда душа отделяется от тела, человек умирает…

– Ну знаешь! – возмутилась подруга. – Кончай свою никому не нужную философию! Она тебя до добра не доведет. Противно, да! Но за это «противно» – какие бабки отваливают! Да в конце концов, если тебе нужно…

– Если бы было нужно мне, – перебила Варенька, – я бы лучше удавилась…

– Ах, ну как же, как же! еще больше взъерепенилась Лолка. – Русская, блин, женщина из одноименной поэмы А.Н. Некрасова! Ясное дело! «Жизнь – Родине, честь – никому»!

– Н.А. Некрасова, Николая Алексеевича, – машинально поправила Варенька. – И вообще, что ты несешь, Лолка! У тебя же каша в голове! Это совсем из другой оперы.

– Плевала я на твои оперы! – не унималась подруга. – Да, пусть у меня в голове каша! Зато ее лопать можно! Ложками! – неожиданно поднялась она до афоризма. – А с твоими операми – только подохнуть! Под них и похоронят…

Варенька помолчала, зажигая вторую сигарету. Лолка забрала у нее пачку и как могла утешила.

– Ладно, не горюй, подруга. Главное, запомни: если ты беременна, то это временно. Если не беременна – то это тоже временно.

– Все проходит… и это пройдет, – перевела на свой язык Варенька.

– Все пройдет, – замурлыкала Лолка старую, из детства, песенку, – и печаль, и радость… Все пройдет, так устроен свет…

– …все пройдет, только верить надо, что любовь не проходит, нет… – подхватила Варенька.

Коли это так, то можно было жить дальше.

Навстречу Вареньке по больничному, ставшему к этому времени родным, коридору шла женщина с некогда красивым, но, казалось, уже навеки заплаканным лицом. Это была мать Никиты.

– Все хорошо, – сказала она, обнимая девушку, – Никите сегодня сделали операцию…

Варенька ахнула и вся обратилась в немой вопрос.

– Все хорошо, – заклинающе повторила женщина и заплакала, привычно поднеся к глазам платок, ставший, видимо, в ее руках несменяемым атрибутом. – Операцию, главврач сказал, делал талантливый хирург. Он где-то заграницей стажировался, поэтому и стоит так дорого: за учебу еще не заплатил. Слава Богу, все удачно совпало: молодой организм, травма ничем не осложнена. Говорят, после такой операции все функции должны обязательно восстановиться… Дай-то Бог…

Здесь Варенька не выдержала и тоже заплакала.

– Господи, деточка, – сказала мать Никиты, утирая девушке слезы своим платком, – где ты деньги-то такие достала, чтобы задаток заплатить? Это ж фантастика – такие деньжищи!

«Как заплатить? – ахнула про себя Варенька, при этом что-то довольно складно (актриса!) сочиняя вслух – Я же их вот только что несу… Но кто же тогда заплатил? Кто же из тех двух?!»

На какое-то время работа в ночном клубе стала для Вареньки рутинной повседневностью (вернее – повсеночностью). Львиную долю времени занимали репетиции новых номеров, поэтому в театре пришлось взять отпуск за свой счет.

Для того, чтобы составить репертуар, Вареньке сутки напролет приходилось проводить в «Титанике». Основываясь на успехе премьеры, ей совместно с тамошним режиссером удалось придумать чрезвычайно удачный имидж прелестной «динамовки», которая ловко заводит зал, но никогда, под разными предлогами, до конца не раздевается. Уловки с каждым разом изобретать было все трудней. Но девушка, зная, что это ненадолго – только день простоять да ночь продержаться – фантазию не экономила. То она танцевала с партнером ожившую индийскую фреску (которые известны своей эротичностью), то весталку в античном храме, то скромницу, впервые попавшую на нудистский пляж (в окружении обнаженного кордебалета), то фантастически гибкую тигрицу, буквально выпрыгивающую из шкуры под лучами тропического солнца и убегающую, услышав выстрелы.

Номер с тигрицей Вареньке нравился. Девушка отличалась нерядовой пластичностью, поэтому еще в институте обожала изображать всякого рода и вида кошачьих.

Был еще сложный номер, который придумал режиссер, чтобы показать все таланты новоявленной стриптизерки. В нем девушка играла статистку, вообразившую себя порнозвездой. Она музицировала на рояле, пела, танцевала, при этом как бы между прочим скидывая с себя предметы туалета. Появлялись рабочие сцены, девушка пряталась в рояле, который вместе с ней укатывался за кулисы.

Казалось, такой имидж не может иметь стабильный успех, но он держался. Впрочем, режиссер любил поучать бездарных стриптизёрок: чтобы быть сексапильной, не обязательно оголяться. Эротично можно выглядеть и в скафандре космонавта. Таким образом, Варенька служила живым подтверждением творческого кредо создателя ночных шоу.

Впрочем, творческая работа, пусть на самом презренном уровне, стимулировала и вдохновляла. Подлинной же Голгофой, доводившей Вареньку до нервного истощения и стрессов, стали VIP-кабинки. Отказаться от них девушка уже не могла: именно благодаря нестандартному имиджу там ей платили особенно щедро.

Утром в гримерке она с ужасом смотрела в зеркало на себя, выжатую, вялую и потухшую. Привычным уже жестом зажигала сигарету и, прикрыв глаза, повторяла как заклинание:

– Ну, еще немножко. Еще чуть-чуть. Так надо. Я выдержу… Я выдержу…

Внимательно изучив незамутненную признаками продуктов чистоту холодильника, Лолка заглянула в хлебницу. Здесь ее взору предстала та же картина. Если не считать скрюченной в приступе хлебного радикулита черствой корочки более чем скромных размеров.

– Варька! – заорала сладкая девушка. – Ты что, вчера даже хлеб не купила?

– На какие, пардон, шиши? – пробормотала Варенька, поворачиваясь на другой бок.

– Как, а деньги от плаща оставались? – не унималась подруга.

– Купила Никите фруктов в больницу.

– У него от твоих фруктов скоро диатез будет… на одном месте, – немилосердно пообещала Лолка, пристально обследуя корочку хлеба. Внезапно со словами «А! Гулять – так гулять!» она широким жестом кинула корку шустро скачущим по подоконнику нахальным воробьям. Птички не замедлили последовать ее совету.

Раздался звонок в дверь. Лолка отправилась отпирать, на ходу ворча: «Самим жрать нечего, еще гостей черт принес». Открыла – и ахнула. На пороге благоухал огромный куст чайных роз. Куст вплыл в прихожую и, утвердившись на тумбочке, обнаружил за собой юношу с внешностью клерка.

– Варвара Мещерская здесь живёт? – любезно осведомился он.

– Здесь, здесь, не сумлевайтесь, – заверила Лолка.

Варенька из экономии решила уйти с прежней съёмной квартиры, где они жили с Никитой, и теперь обреталась у щедро приютившей её подруги.

– Это для нее, – сообщил юноша и растворился в сгустившемся от тяжелого аромата воздухе.

– Варька! – завопила начинка для торта в глубину квартиры.

– Отстань, – послышалось оттуда. – Дай поспать!

– Варька! Тебе цветы принесли! Розы!

– Еще раз разбудишь из-за ерунды – я за себя не ручаюсь! – пообещала Варенька, швыряя в сторону кухни тапком.

– Варька! – голосила девушка-сюрприз, не обращая на угрозу абсолютно никакого внимания. – Здесь визитная карточка есть! Вот: Славс-кий… – она присвистнула. – Это тот самый, что ли? Ну ты, мать, даешь!

Варенька не ответила. Лолка, потоптавшись возле корзины, оторвала нежный лепесток. Понюхала, пожевала и, скривившись, выплюнула. В сердцах вынесла вердикт:

– Лучше бы отдал колбасой.

– Жаль, жаль, что не хотите продлить контракт, – Челентано впервые за время их знакомства смотрел целенаправленно на Вареньку, а не мимо. – Ну, если что – просим, будем рады.

– Спасибо, – ответила девушка, подумав: «Не дай Бог».

Дверь деликатно приоткрылась, и в кабинет просочился господин с худощавым профессорским лицом, украшенным элегантными очками в тонкой оправе и студенческой косматой гривой седеющих волос.

Он слегка поклонился Челентано, а в Вареньку прямо-таки впился настырным взглядом. Девушке показалось, что сейчас незнакомец потребует у неё зачётку, чтобы влепить пару. Но лицо лжепрофессора вдруг выразило одобрение, и он сказал с акцентом:

– Я был на вашем выступление… О! Впечатление – колос-саль! Да! Как это…ши…карно!

Иностранец опустился в кресло и незамедлительно принялся обстряпывать свои грязные капиталистические делишки. Для начала он широко осклабился продемонстрировав Вареньке дорогую вставную челюсть.

– У меня к вам деловое… как это… предположение… предложение. Вот. – Здесь господин соорудил загадочную паузу, словно фокусник, делающий пассы перед тем, как продемонстрировать маленькое чудо. – Хотите сняться для «Плейбоя»? – Этот вопрос, по его мнению, был сродни блистательному фейерверку. Варенькино же молчание пришелец оценил как потерю дара речи от счастья и продолжал поощрительно: –Вы – то, что нам нужно. Вот.

Иностранец, оказавшийся американцем, щедрым жестом протянул девушке визитную карточку.

– Благодарю. – Варенька сделала отстраняющий жест. – Я должна посоветоваться с мужем.

– О, с мужем – конечно! – с пониманием согласился гражданин Штатов, шустро вскакивая и навязчиво засовывая карточку в кармашек Вариной сумки. – Конечно, с мужем. Муж есть ваш… как это? – защелкал он пальцами.

«Хочешь сказать – сутенер», – про себя усмехнулась Варенька.

– Продюсер, – подсказал Челентано.

– Продюсер, да! – обрадовался господин.

– Нет! Он… он священник, – ляпнула Варенька первое, что пришло в голову. И подыграла сама себе, скромно потупив глаза.

Не ахти какая, прямо скажем, острота. Но ошарашенный вид профессора пикантных наук чрезвычайно веселил.

– Священник? Не совсем хорошо понял… Священник… это который церковь?

– Ну да, – кротко подтвердила Варенька.

– А…А! Шутка! – наконец дошло до труженика фривольного глянца . – Шутка?

Варенька загадочно улыбнулась и, сделав ручкой, скрылась за дверью.

Вот он и настал, наконец, этот долгожданный день! В сумочке у нашей героини лежала толстенькая пачка долларов – сумма, необходимая для окончательной уплаты за операцию.

Уже сегодня не надо идти в «Титаник» и ломать себя, перевоплощаясь в столь отвратительный для ее натуры образ. Мерзко было, но ведь смогла, выстояла, получилось! Доказала всем, что она – настоящая актриса. А главное – заработала деньги, чтобы спасти любимого!

Словом, худшее – позади, и все теперь у нее будет хорошо. Жизнь усовестится, что подвергла влюбленных такому страшному испытанию и вернет ужасно несправедливо отнятые здоровье, бесшабашность, веру в себя.

С такими мыслями Варенька распахнула дверь в палату и… застыла в изумлении.

Хотя, возможно, надо было радоваться. Потому что с первого взгляда выяснилось, что функции организма у больного явно восстанавливаются. Причем некоторые из них восстанавливались семимильными шагами.

Это было понятно из того, что в палате у Никиты почему-то оказалась та самая пропахшая французскими духами женщина в элегантном офисном костюме, которую Варенька уже как-то видела в пустом утреннем коридоре с телохранителем.

«Да она ж спонсор с телевидения! – наконец осенило Вареньку. – Которая финансировала рекламу кофе!»

Спонсорша оказалась не только в палате, но и в самой непосредственной близости от больного. Мало того, ей вдруг пришла в голову фантазия обнимать Варенькиного мужа, и объятия эти были чересчур темпераментными для больного человека.

Увы, Никита так не считал. Напротив, он отвечал гостье поцелуем, который, при всей богатой фантазии нашей героини, трудно было назвать братским.

Обернувшись на скрип двери и увидев Вареньку, женщина не спеша отстранилась от Никиты, ленивым жестом поправила прическу, хладнокровно одернула юбку. Затем спокойно поднялась, подхватила крошечную сумочку, в которую мог поместиться разве что носовой платок, слегка потрепала молодого человека по волосам и деловито сообщила:

– Ну, ребята, мне пора. Пока!

Проходя мимо Вареньки, она дружески подмигнула девушке и поделилась с заговорщической интонацией, слегка понизив голос:

– Терпеть не могу семейных, сцен!

«Ребята» молча проводили её взглядами.

Оставшись наедине с женой, Никита в первую минуту так растерялся, что лицо его пошло красными пятнами.

– Как ты мог… – только и нашла в себе силы выдавить Варенька.