Книга Роковая ошибка - читать онлайн бесплатно, автор Найо Марш. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Роковая ошибка
Роковая ошибка
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Роковая ошибка

– Значит, он уже «мистер Гарденер»?

– Верити, он действительно превосходен. К тому же я вообще ненавижу это снобистское подчеркивание классовых различий. В отличие от тебя, судя по всему.

– Да я готова называть его хоть герцогом Плаза-Торо[9], если он поможет мне избавиться от сорняков.

– Ну, мне пора, – категорично заявила вдруг Сибил, словно Верити удерживала ее. – Никак не могу решить: ехать мне в «Ренклод» или нет.

«Ренклод» был астрономически дорогостоящим заведением – отелем с собственным постоянным доктором и комплексом услуг для чрезмерно пекущихся о своем здоровье мнимых больных. Им навязывали убийственно суровую диету для снижения веса, одновременно стимулируя аппетит обязательными энергичными прогулками по весьма пересеченной местности. Если Сибил решит все-таки поехать туда, Верити придется в какой-то момент навестить ее, преодолев около двадцати миль по намертво забитой транспортом дороге, чтобы разделить с подругой обед: обезжиренный суп, бурда из печенки и помидоров и гарнир из грибов, на которые у нее была чудовищная аллергия.

Не успела Верити положить трубку, как телефон зазвонил снова.

– Черт, – выругалась она. Ей никак не давали усесться перед телевизором и приступить к холодной утке с салатом.

Энергичный мужской голос поинтересовался, она ли это, и, убедившись, что разговаривает с той, кого искал, представился Николасом Маркосом.

– Может быть, я не вовремя? – спросил Маркос. – Вы, наверное, смотрите телевизор или собираетесь ужинать?

– Еще не совсем.

– Но почти, как я догадываюсь. Поэтому буду краток. Не отужинаете ли вы у меня в следующую среду? Я весь день до вас безуспешно дозваниваюсь. Будьте паинькой, соглашайтесь. Придете?

Он говорил так, словно они были с ним старыми друзьями, и Верити, привыкшая к подобному типу общения в театре, ответила:

– Да, приду. С удовольствием. Благодарю. В котором часу?

III

О Николасе Маркосе в Верхнем Квинтерне было мало что известно. Он считался сказочно богатым вдовцом, финансистом, причем в разговорах о нем неизбежно упоминалась нефть. Когда поместье Мардлинг выставили на продажу, он купил его и к моменту приглашения Верити на ужин жил там наездами уже около четырех месяцев.

Мардлинг был уродливым сооружением. Его построили в середине Викторианской эпохи на месте бывшего особняка времен короля Якова. Дом был большой, странно выкрашенный – словно обсыпанный перцем – и в высшей степени неудобный, он не шел ни в какое сравнение с изысканным Квинтерн-плейсом – усадьбой Сибил Фостер. Единственное, что можно было сказать в пользу Мардлинга, так это то, что, несмотря на безобразный вид, он выглядел по-своему внушительным, как снаружи, так и внутри.

Подъехав, Верити увидела «Мерседес» Сибил, припаркованный в ряду с другими автомобилями. Парадная дверь отворилась, не успела она подойти к ней, и на пороге возникла фигура старомодного дворецкого.

Снимая пальто, Верити отметила, что даже самый уродливый холл можно спасти красивыми вещами. Мистер Маркос задрапировал бо́льшую часть покрытых нелепой резьбой стен коврами дымчатых тонов. Стены терялись где-то в вышине, переходя в почти невидимую снизу галерею, и уступали господствующее место полотну, висевшему над огромным камином. Что это была за картина! На портрете эпохи кватроченто[10] был изображен властный мужчина в полный рост, облаченный в пурпурный плащ, верхом на крутозадой строевой лошади. Мечом всадник указывал на уютный тосканский городок.

Верити была так потрясена портретом, что не заметила, как у нее за спиной хлопнула дверь.

– О! – воскликнул Николас Маркос. – Вам понравился мой спесивый всадник? Или вы просто удивлены?

– И то, и другое, – ответила Верити.

Его рукопожатие оказалось быстрым и небрежным. Хозяин дома был одет в зеленый бархатный пиджак. Волосы темные, коротко остриженные и вьющиеся на затылке. Лицо болезненно-землистое, черные глаза. Рот – с тонкими губами, чрезвычайно решительный, как подумала Верити, – под узкой полоской усов, казалось, противоречил почти «плюшевому» общему впечатлению.

– Это Уччелло? – поинтересовалась Верити, снова поворачиваясь к картине.

– Мне хотелось бы так думать, но это спорный случай. Эксперты позволили считать автора лишь «принадлежащим к школе».

– Невероятно интересно.

– Не правда ли? Рад, что вам понравилось. И, кстати, счастлив, что вы пришли.

На Верити накатил приступ смущения, какие иногда случались с ней.

– О, приятно слышать, – пробормотала она.

– За столом будет девять человек: мой сын Гидеон и некий доктор Бейзил Шрамм, который еще не приехал, остальных вы знаете – миссис Фостер с дочерью, викарий (его половина нездорова), а также доктор и миссис Филд-Иннис. Идемте же присоединимся к ним.

По воспоминаниям Верити, гостиная в Мардлинге была огромным нескладным помещением, загроможденным мебелью и всегда холодным. Однако сейчас она очутилась в комнате, окрашенной в бело-голубые тона, тепло мерцающей в свете камина, гостеприимно-элегантной.

Вальяжно расположившись на диване, Сибил в полную силу демонстрировала свою женственность, и это говорило о многом. Волосы, лицо, пухлые ручки, драгоценности, платье и – если подойти достаточно близко – аромат духов – все это представляло собой ингредиенты некоего экзотического пудинга. Она махнула Верити миниатюрным носовым платочком и состроила лукавую гримаску.

– Это Гидеон, – представил сына мистер Маркос.

Волосы у молодого человека были даже темнее, чем у отца, и он поражал своей красотой. «О боже, настоящий Адонис», – отозвалась о нем Сибил, а позднее добавила, что есть в нем «нечто неправильное», ее, мол, не проведешь, она такое чувствует сразу, пусть Верити запомнит ее слова. А когда Верити попросила Сибил объяснить, что та имеет в виду, ответила, что это неважно, но она всегда это знает. Верити подумала, что она тоже поняла, в чем дело. Сибил с дьявольским упорством добивалась, чтобы ее дочь Прунелла приняла ухаживания наследственного пэра с неправдоподобной фамилией Свинглтри[11], и испытывала неприязнь к любому привлекательному юноше, который появлялся в поле ее зрения.

Гидеон, молодой человек на вид лет двадцати, имел хорошие манеры и уравновешенный характер. Его не слишком длинные черные волосы были безупречно ухожены. Как и отец, он был в бархатном пиджаке. Единственным намеком на экстравагантность была сорочка с рюшами и шейным платком вместо галстука. Она придавала завершающий штрих его невыносимо романтическому облику, но абсолютно естественное поведение Гидеона помогало сгладить впечатление.

Сейчас он разговаривал с Прунеллой Фостер, которая очень напоминала свою мать в том же возрасте: восхитительно хорошенькая и невероятная болтушка. Верити никогда не могла понять, о чем говорит Прунелла, так как та имела привычку разговаривать почти шепотом. При этом она часто кивала и загадочно улыбалась, потому что это было модно; одета она была в дорогие тряпки, которые имели такой вид, будто частично были сшиты из лоскутного покрывала. Из-под этого, предположительно вечернего, наряда выглядывали грубые ботинки.

Доктор Филд-Иннис был истинным спасением для всех в Верхнем Квинтерне. Младший сын бригадного генерала, он вместо военной избрал медицинскую карьеру и женился на женщине, которая иногда выигрывала на скачках, но чаще терпела поражение.

С викарием мы уже встречались. Звали его Уолтер Клаудесли, и служил он в очень красивой старинной церкви, насчитывавшей теперь, как ни печально, всего около двадцати прихожан, хотя некогда их число доходило до трехсот.

«В целом, – подумала Верити, – это вполне предсказуемый верхне-квинтернский званый ужин, правда, с непредсказуемым хозяином и в необычной обстановке».

Все пили коктейли с шампанским.

Сибил, сверкая, рассказывала мистеру Маркосу, как он умен, и захлебывалась от восторга от его дома. Верити не переставал удивлять ее талант в разговоре с мужчинами делать самые заурядные замечания так, будто бы они содержали некий шаловливый намек. Она жестом пригласила мистера Маркоса сесть рядом с ней на диван, но он, судя по всему, не заметил этого и остался стоять. «Не сомневаюсь, – подумала Верити, – потом она скажет мне, что он прекрасно умеет подать себя в обществе».

Стоя на коврике перед камином, мистер Маркос с удовлетворением наблюдал за своими гостями.

– Очень мило, – сказал он. – Мое первое квинтернское «мероприятие». На самом деле это нечто вроде крестин дома, не правда ли? Как чудесно, что вы смогли прийти, викарий.

– Разумеется, я благословляю его, – излишне самодовольно изрек викарий. Он с удовольствием приканчивал уже второй коктейль.

– И кстати, состав гостей не ограничится только квинтернцами. Должен прибыть еще кое-кто. Надеюсь, он не слишком запоздает. Это человек, с которым я познакомился в Нью-Йорке, некто Бейзил Шрамм. Я нахожу его, – мистер Маркос сделал небольшую паузу, и странная улыбка заиграла на его губах, – весьма интересным. Он позвонил мне сегодня утром совершенно неожиданно, сообщил, что собирается практиковать где-то в наших краях и приедет сегодня вечером. Мы обнаружили, что его путь будет пролегать через Верхний Квинтерн, и я спонтанно пригласил его на ужин. Он немного нарушит баланс за столом, но, надеюсь, никто не поставит мне это в упрек.

– Американец? – спросила миссис Филд-Иннис. Голос у нее был хриплый.

– По рождению – швейцарец, кажется.

– Он будет кого-то замещать или собирается открыть постоянную практику? – поинтересовался доктор Филд-Иннис.

– Последнее, полагаю. В каком-то то ли отеле, то ли доме престарелых, то ли санатории. «Рен-что-то».

– Не в «Ренклоде» ли? – воскликнула Сибил, всплеснув руками.

– Вот-вот, я же чувствовал, что название напоминает мне о несварении[12]. Конечно, в «Ренклоде», – подтвердил мистер Маркос.

– Так вот куда он направляется, – произнес доктор Филд-Иннис.

Этому совпадению, если можно его так назвать, было уделено большое внимание. Потом разговор перешел на садовников. Сибил взволнованно представила присутствующим свою находку. Мистер Маркос принял вид важного господина, и когда Гидеон спросил, не наняли ли они этого нового человека, небрежно ответил, что наняли, но он еще не знает его имени. Верити, которая в душе была совершенно аполитична и с виноватым видом прохаживалась справа налево и обратно, почувствовала, как в ней закипает ярость. Она заметила, что мистер Маркос смотрит на нее так, словно видит насквозь.

Он пододвинул к ней свой стул.

– Мне очень понравилась ваша пьеса, – сказал он. – Думаю, на настоящий момент это ваша лучшая вещь.

– В самом деле? Спасибо.

– Очень умно с вашей стороны уравновешивать проницательность воспитанностью. Вот только я хотел спросить…

Он с большим пониманием говорил о ее пьесе, и Верити вдруг пришло в голову, что в Верхнем Квинтерне не было ни одного человека, с которым она когда-либо обсуждала свою работу, и сейчас она чувствовала себя так, словно произносила правильные реплики в каком-то «неправильном» театре. Поймав себя на том, что слишком горячо говорит о собственном сочинении, она осеклась.

– Простите, я разговорилась на профессиональные темы.

– И что? Что в этом плохого? Особенно если ваша профессия – из области искусства.

– А ваша?

– О, – вздохнул мистер Маркос, – моя – тоска зеленая. – Он взглянул на часы. – Шрамм опаздывает-таки. Боюсь, заблудился в кентском Уилде. Не будем его ждать. Скажите мне…

И он снова погрузился в обсуждение пьесы. Вошел дворецкий. Верити ждала, что он объявит – обед, мол, подан, но вместо этого он торжественно произнес:

– Доктор Шрамм, сэр.

Когда доктор Шрамм вошел в гостиную, Верити показалось, что весь мир как-то сдвинулся. У нее пересохло во рту.

– А ведь с вами мы уже встречались, – сказал доктор Шрамм, когда Николас Маркос подвел его к Верити. – Какое-то время назад.

IV

«Если быть точным, двадцать пять лет назад», – подумала Верити. Нелепо, почти смехотворно было спустя двадцать пять лет чувствовать себя выбитой из колеи из-за его появления.

– В таких случаях говорят: мир тесен, – заметил доктор Шрамм.

Он любил делать подобные замечания. И всегда точно так же посмеивался при этом, поглаживая усы.

«А ведь поначалу он меня не узнал, – подумала Верити. – Будет мне наукой».

Доктор Шрамм в сопровождении мистера Маркоса перешел к камину и с небольшим перерывом осушил два бокала. До Верити донеслись его объяснения по поводу того, что он пропустил поворот на Верхний Квинтерн.

Но почему «Шрамм»? – терялась она в догадках. Мог бы взять двойную фамилию, если «Смит» недостаточно хороша для него. И «доктор»? Значит, он в конце концов все же получил диплом.

– …очень трудная местность, – говорила между тем – и, видимо, уже давно – миссис Филд-Иннис.

– Да, очень! – излишне горячо согласилась Верити и была награждена недоумевающим взглядом.

Наконец всех позвали к столу.

Верити боялась, что они могут оказаться рядом, но после недолгих колебаний – а может, ей это только показалось – мистер Маркос посадил Шрамма между Сибил и доктором Филд-Иннисом, которому было назначено место справа от Верити, слева сел викарий. Сам мистер Маркос устроился справа от Сибил. Стол был круглым.

Во время ужина Верити вполне справлялась с собой. Викарий всегда был хорошим собеседником, но в силу необходимости, а также по собственной воле склонным к воздержанности, так что под непривычным воздействием вина язык у него немного развязался. Доктор Филд-Иннис тоже пребывал в разговорчивом настроении. Он блистал анекдотами о дерзких проделках своих студенческих дней.

На дальнем от него конце стола доктор Шрамм, чей бокал наполнялся уже трижды, оживленно болтал с Сибил Фостер, как будто не обращая внимания на доктора Филд-Инниса и Верити. Склонившись к Сибил, он охотно смеялся над тем, что она рассказывала, и между ними установилась атмосфера легкого флирта и взаимопонимания. Верити почувствовала груз воспоминаний и боль давно заживших ран. Это была его обычная манера поведения, когда он хотел показать, что его интересует другая женщина. Он демонстрировал эту манеру, сидя в театре во втором ряду партера и продолжая смеяться, когда все остальные уже замолкали, чтобы она, Верити, и актриса, на которую он якобы положил глаз, обратили на него внимание. Верити чувствовала, что даже теперь, двадцать пять лет спустя, каким бы идиотизмом это ни казалось, он устраивал это представление для нее.

И она знала, хоть и не смотрела в их сторону, что Сибил пустила в ход весь свой арсенал восторженного смеха и томных взглядов.

– А потом, – рассказывал тем временем викарий, вернувшийся к воспоминаниям о Риме, – была вилла Джулия[13]. Не могу даже описать вам…

Повернувшись к нему, Верити заметила, что за ней наблюдает хозяин дома. Вероятно, потому, что теперь викарий перешел к этрускам, Верити пришло в голову, что взгляд улыбающегося мистера Маркоса в тот момент сделался типичным взглядом знатока. Этого так просто не обманешь, подумала она.

Очевидно, он попросил миссис Филд-Иннис исполнять обязанности хозяйки, поскольку после того, как всех по кругу обнесли портвейном, та обвела взглядом дам и непререкаемо пригласила их перейти в гостиную.

Когда дамы оказались там, выяснилось, что доктор Шрамм произвел впечатление. Сибил, не теряя времени, принялась допрашивать Верити. Почему та никогда о нем не рассказывала? Хорошо ли она его знает? Женат ли он?

– Понятия не имею. Это было тысячу лет назад, – ответила Верити. – Он, кажется, был одним из студентов моего отца. Насколько помню, мы столкнулись с ним на какой-то вечеринке во время больничной практики.

«Насколько помню»? Он наблюдал за ней тогда половину вечера, а когда начался танец со сменой кавалеров, перехватил ее у какого-то здоровяка-первокурсника и уже не отпускал до конца вечера.

Она повернулась к Прунелле, своей крестнице, спросила, какие у нее планы на предстоящие дни, и, как могла, истолковала ответ, ориентируясь главным образом на мимику.

– Ты что-нибудь поняла? – устало спросила ее мать.

Прунелла захихикала.

– Кажется, я становлюсь туговата на ухо, – сказала Верити.

Прунелла решительно тряхнула головой и «включила звук»:

– Только не ты, крестная Вэ. Расскажи нам про своего супердруга. Какой красавчик!

– Пру! – машинально, как часовой механизм, одернула ее Сибил.

– Ну, мама, ведь это правда, – огрызнулась дочь, снова переходя на шепот. – И уж не тебе говорить, – добавила она. – Ты набросилась на него, как на жареную индейку.

– И впрямь! – подхватила миссис Филд-Иннис и испортила весь эффект, разразившись грубым смехом.

К облегчению Верити, этот инцидент положил конец дальнейшим расспросам о докторе Шрамме. Дамы приступили к обсуждению местных новостей и были увлечены этим, пока к ним не присоединились мужчины.

Интересно, думала Верити, расспрашивал ли кто-нибудь – хозяин, или викарий, или доктор Филд-Иннис – Шрамма об их былом знакомстве, как расспрашивали ее саму дамы, и если да, то что он отвечал, и сочтет ли он уместным подойти и поговорить с ней. В конце концов, было бы странно, если бы он этого не сделал.

И он подошел. Николас Маркос, следя за тем, чтобы его гости не скучали, устроил это. Шрамм сел рядом, и ей пришло на ум, будто нечто неподобающее было в том, что на первый взгляд он ничуть не постарел. Если бы он показался ей – как, без сомнений, показалась ему Верити – сильно изменившимся, она могла бы представить себе их конфронтацию более ярко. А так он вызывал у нее ощущение тяжелого похмелья. На первый взгляд его лицо действительно мало отличалось от прежнего, хотя, когда он повернулся к свету, под кожей четче обозначилась сеточка сосудов. Глаза теперь были слегка навыкате и немного покрасневшими. О таких мужчинах говорят – не дурак выпить, подумала она. Волосы, лишь немного поредевшие на висках, были смазаны тем же составом, что и в былые времена.

Он был все так же, как и двадцать пять лет тому назад, одет с иголочки и сохранял выправку как у военного.

– Как поживаешь, Верити? – спросил он. – Вид у тебя цветущий.

– Спасибо, прекрасно.

– Пишешь пьесы, я слышал?

– Совершенно верно.

– Потрясающе. Я должен пойти посмотреть одну из них на сцене. Какая-то ведь идет сейчас, если не ошибаюсь? В Лондоне?

– В «Дельфине».

– Публика ходит?

– Аншлаги.

– Да что ты говоришь! Значит, мне на спектакль не попасть. Если только ты не составишь мне протекцию. Составишь? Пожалуйста.

Он, как в былые времена, склонил к ней голову. «Зачем, черт возьми, ему это нужно?» – подумала она.

– Думаю, мое слово будет мало что значить, – ответила Верити.

– Тебя удивило мое появление?

– Весьма.

– И чем же?

– Ну…

– Ну?

– Во-первых, фамилией.

– Ах, это! – он небрежно махнул рукой. – Давняя история. Это девичья фамилия моей матери. Швейцарская. Мама всегда хотела, чтобы я взял ее фамилию. И вписала это в свое завещание, можешь поверить? Она предложила мне именоваться Смитом-Шраммом, но это так труднопроизносимо, что я решил отказаться от Смита.

– Понятно.

– Видишь, Верити, я в конце концов получил диплом.

– Вижу.

– В Лозанне. Моя мать осела там, и я к ней присоединился. Я так сблизился с этой семейной ветвью, что решил закончить образование в Швейцарии.

– Понятно.

– Практиковал там некоторое время – если быть точным, до маминой смерти. А потом кочевал по свету. Имея медицинское образование, найти работу нетрудно. – Он говорил свободно и непринужденно. Фразы следовали одна за другой так складно, что у Верити создалось впечатление, будто они заучены наизусть в ходе частого употребления. Так он болтал некоторое время, нанося легкие уколы ее самообладанию. Впрочем, уколы эти, к удивлению и радости Верити, оказались настолько незначительны, что ей стало интересно – из-за чего он так суетится?

– А теперь ты собираешься осесть в Кенте, – вежливо предположила она.

– Похоже на то. В некоем отеле-санатории. Я много занимался диетологией – в сущности, специализировался по ней, – а это место представляется весьма подходящим для приложения моих знаний. Оно называется «Ренклод». Знаешь такое?

– Сибил, миссис Фостер, часто туда наведывается.

– Да, это она мне сообщила.

Он посмотрел на Сибил, которая с недовольным видом сидела подле викария. Верити поняла, что Сибил наблюдает за ними и, завидев, что Шрамм бросил взгляд в ее сторону, многозначительно улыбнулась ему, словно они обменялись только одним им понятной тонкой шуткой.

– Папа, можно мне показать Пру твое последнее чудачество? – спросил Гидеон Маркос.

– Давай, – откликнулся тот. – Конечно.

Когда молодежь ушла, он сказал:

– Шрамм, я не могу позволить вам вот так монополизировать мисс Престон. Вы уже достаточно поболтали, так что придержите свои воспоминания о прошлом и перейдем к другим гостям.

Он подвел его к миссис Филд-Иннис, а сам занял место рядом с Верити.

– Гидеон считает, – сказал он, – что, приглашая гостей на ужин, я слишком командую ими, веду себя старомодно, напыщенно или как там еще. Но что же мне еще делать? Предложить своим гостям извиваться и дергаться под его оглушительные музыкальные записи?

– Забавно было бы посмотреть, как пляшут викарий и Флоренс Филд-Иннис.

– Да, – согласился Маркос, искоса бросив на нее взгляд, – действительно было бы забавно. Хотите знать, что это за «мое последнее чудачество»? Это картина. Трой.

– С ее арлинтонгской выставки?

– Именно.

– Как мило с вашей стороны. Которая? Случайно не «Разные наслаждения»?

– Вы – гений!

– Значит, действительно она?

– Пойдемте – увидите.

Он повел ее в библиотеку, где не оказалось никаких признаков присутствия молодых людей. Там все еще продолжался ремонт. Весь пол был уставлен открытыми ящиками с книгами. Стены, включая и те участки, которые находились за книжными стеллажами, были отделаны красной китайской лакированной бамбуковой бумагой. Картина Трой стояла на каминной доске – блистательное буйство цветных росчерков – сплошь завитки и окружности.

– Вы коллекционируете прелестные картины, – сказала Верити.

– О, я вообще заядлый барахольщик. Я коллекционирую даже марки.

– Серьезно?

– И занимаюсь этим страстно, – ответил он, разглядывая картину из-под полуопущенных век.

– Вы собираетесь повесить ее на этом же месте? – спросила Верити.

– Думаю, да. Но что бы я ни сделал, этот дурацкий дом все равно останется компромиссом, – признался Маркос.

– Это имеет значение?

– Да, имеет. Я испытываю что-то вроде вожделения к Квинтерн-плейсу. – Он произнес это с такой страстью, что Верити уставилась на него в недоумении.

– Вот как? – сказала она. – Дом, конечно, прелестный. Но это если смотреть на него снаружи…

– О, я видел его и изнутри.

Верити подумала, что хитрая старушка Сибил не утаила бы такого визита, но мистер Маркос внес ясность, добавив, что в поисках дома путешествовал через Кент, издали увидел Квинтерн-плейс и был так потрясен, что объехал его со всех сторон.

– Миссис Фостер дома не было, но я уговорил кого-то из прислуги впустить меня, чтобы бегло осмотреть нижний этаж. И этого оказалось достаточно. Я отправился в ближайшее агентство недвижимости, как выяснилось, только для того, чтобы узнать: Квинтерн не числится ни в их, ни в чьих-либо других списках продаваемых объектов и на все прежние запросы всегда следовал категорический отказ. Мой запрос ждала такая же участь: никто не собирался продавать дом. Так что – можете считать, из чувства досады – я купил этого монстра, чтобы сидеть в нем и держать бесплодную осаду.

– Сибил все это знает?

– Она – нет. Свои изыскания я проводил втайне. Будьте умницей, – добавил мистер Маркос, – не говорите ей ничего.

– Хорошо.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Но, боюсь, ваши надежды тщетны.

– Что еще мне остается? – сказал он, а Верити подумала, что если ей когда-либо и доводилось видеть чистую целеустремленность, то именно сейчас, на лице мистера Маркоса.

V

По пути домой Верити пыталась разобраться в событиях вечера, но, едва успев начать, увидела в свете фар знакомую фигуру, плетущуюся по улице. Затормозив рядом, она поздоровалась:

– Привет, миссис Джим. Ныряйте в машину, довезу вас до дома.

– Но вам же не по пути, мисс Престон.

– Неважно. Присаживайтесь.

– Это очень любезно с вашей стороны. Не откажусь, – обрадовалась миссис Джим.

Она постаралась быстро и аккуратно сесть на пассажирское сиденье, однако неловкость движений выдавала ее немалую усталость.

Верити заметила, что у миссис Джим, верно, был долгий день.

– Да, довольно долгий, – ответила она и добавила: – но деньги хорошие, а поскольку Джим работает лишь неполный день, отказываться от работы не приходится. Всегда ведь что-то нужно.