По следам Франкенштейна и другие ужасные истории

– Я не буду говорить об этом, – сказала Ефразия, приняв позу, подчеркивавшую всю соблазнительность ее тела, – никто не обманет меня больше ни улыбкой, ни обещаниями. Я хочу, чтобы жизнь моя была сплошным праздником.

– Я хочу, чтобы мной восхищались, я хочу торжествовать над всеми женщинами, даже самыми добродетельными, затмевая их красотой и богатством! – подхватила Акелина.

– Разве не отвратительна женщина, лишенная добродетели? – обратился Эмиль к Рафаэлю.

Ефразия бросила на них насмешливый взор и ответила с неподражаемой иронией:

– Добродетель? Предоставим ее уродам и горбуньям – что им бедняжкам без нее делать?

– А ты не боишься, что когда-нибудь за все это поплатишься? – спросил Эмиль.

– Что ж, – отвечала она, – я поделю мою жизнь на две части: первая – молодость, несомненно, веселая, а вторая – старость, думаю, что печальная – тогда настрадаюсь вволю.

– Страдать? – повторила Акелина, улыбаясь беспомощной растерянной улыбкой. – Ах, вы не знаете, что значит заставлять себя наслаждаться со смертью в душе….

Взглянуть в этот миг на гостиную – значило заранее увидеть нечто невероятное. Голубоватое пламя пунша окрасило лица тех, кто еще мог пить, в адские тона. Бешеные танцы, в которых находила себе выход первобытная сила, вызывали хохот и крики, раздававшиеся как треск ракет. Атмосфера была накалена вином и наслаждением. Любовь, бред, самозабвение были в сердцах и на лицах. Воздух казался насыщен опьяняющими парами.

Там и сям группы влюбленных, сплетенных в объятиях, сливались с белыми мраморными статуями, с благородными шедеврами скульптуры. Оба друга еще сохраняли в мыслях своих и чувствах некую обманчивую ясность, но уже не могли различить, было ли что-то реальное в тех странных фантазиях, которые беспрерывно проходили перед их утомленными глазами.

– А вот, смотрите, пришел Растиньяк! Да, я слышал его имя. Так вот он каков – Растиньяк: красавец, гуляка и богач!

Растиньяк взял Рафаэля под руку, стал расспрашивать о его положении с участием, по-панибратски.

– Тебе надо бывать в свете, – сказал Растиньяк. – Надо, чтобы твое имя стало известным среди этих миллионеров и знаменитостей. Если они одобрят какую-нибудь книгу, она становится модной, они выдают ей патент на гениальность. Если ты не лишен ума, – продолжал Растиньяк, – дитя мое, то фортуна твоей «теории» в твоих руках. Нужно, чтобы она стала известной в свете. Завтра вечером ты увидишь прекрасную графиню Феодору – самую модную женщину.

– Итак, до завтра!

Имя Феодоры звучало в сознании Рафаэля, подобно далекому отголоску. Ночью он не спал. За несколько часов он пережил целую жизнь, полную любви. К счастью, у него сохранился вполне приличный черный фрак и белый жилет. Он купил перчатки, нанял фиакр, – они съели его хлеб за целый месяц.

И вот, наконец, он увидел Феодору. Это была женщина лет двадцати двух. Среднего роста, одетая в белое, с веером из перьев в руке, окруженная мужчинами. Заметив Растиньяка, она приветливо улыбнулась, голос ее был нежен и вместе с тем звучен. Растиньяк принялся рассказывать ей о талантах Рафаэля. Его ловкость и самоуверенность обеспечили его другу теплый прием. Рафаэль встретил в этом салоне ученых, литераторов, министров в отставке, пэров Франции.