Государыня-правительница

Любовь, может быть?

Потом они одновременно улыбнулись друг другу, Людовик подал Елизавете руку и торжественно повел ее во дворец. А скрипки продолжали играть дивные мелодии, вызывая слезы на глазах окружающих. Светлые, радостные слезы. При французском дворе уже успели основательно забыть, что такое счастье.

На следующий день в Часовне Троицы замка Фонтенбло состоялось второе бракосочетание. Оно было пышнее, чем первое. На церемонии присутствовали все знатные вельможи королевства; драгоценные камни сверкали на их парадных одеждах. Часовню украшали драпировки с вышитыми на них золотыми королевскими лилиями. Торжественно гудел орган, в воздухе плыли ароматы благовоний, смешавшиеся с запахом тысяч роз, которыми была буквально усыпана часовня.

По лестнице, с обеих сторон которой выстроились швейцарские гвардейцы, из галереи Франциска I торжественно шествовала пышная процессия во главе с королем. В день своей свадьбы Людовик был необыкновенно хорош и очень похож на своего легендарного прадеда в расцвете молодости и красоты. Правда, не осталось уже никого, кто помнил бы день свадьбы Короля-Солнца, но многочисленные портреты в королевских дворцах сохранили этот образ.

А его правнук, юный король, был одет в кафтан из серебряной парчи, а накинутую поверх этого мантию украшали бесценные испанские золотые кружева. На шляпе с белыми перьями сиял знаменитый бриллиант «Санси».

Вслед за королем и его свитой спустилась вторая процессия – королевы, одетой в сказочной красоты платье фиолетового бархата, опушенное горностаем и украшенное россыпью драгоценных камней. На пышных, отливающих червонным золотом волосах Елизаветы сияла корона – настоящий шедевр из бриллиантов, увенчанный двойной королевской лилией. Длинный шлейф пурпурного бархата за королевой несли самые знатные дамы французского двора.

У алтаря молодоженов ждал кардинал де Роан, который прекрасно провел церемонию в Фонтенбло, как сделал это и прежде, в Страсбурге. А потом кардинал произнес речь, где говорилось о величии любимого короля, о славе его предков и о благе только что заключенного союза для обеих великих держав.

В этот момент новобрачная, слегка покачнулась, и опытные придворные дамы поняли, что это юное создание вот-вот потеряет сознание от усталости. Чуть заметный знак кардиналу – и вот уже вместо выспренней речи в часовне ликующе и мощно запел орган. Под его аккомпанемент король, застенчиво улыбаясь, повел свою супругу в парадные покои дворца.

Елизавета изо всех сил старалась скрыть свое изумление и восхищение перед роскошью королевского дворца: в конце концов, она принцесса, дочь императора, невместно ей чему-то изумляться. Чай, не в курной избе выросла, а тоже во дворце…

Она вдруг воочию увидела перед собой этот дворец. Двухэтажное кирпичное здание с четырехскатной железной крышей увенчано медным флюгером в виде Георгия Победоносца, поражающего копьем змия. Да, пожалуй, ее родной дом целиком поместился бы в том великолепном зале, где начинался сейчас свадебный пир.

Новобрачные сидели рядом, украдкой бросая друг на друга восторженные взгляды. Придворные умилялись: два белокурых ангела в серебряных одеяниях. Воистину, Господь благословил этот союз!

В середине пиршества Елизавета, вообще-то не страдавшая отсутствием аппетита, еле притрагивалась к лакомым блюдам, которые ставили перед нею лакеи. Людовик же, основательно проголодавшийся, напротив, воздавал должное каждому кушанью. Не забывал и о вине, но, по природе своей умеренный, только отпивал время от времени глоток из золотого бокала, делая при этом полупоклон в сторону супруги. Та отвечала тем же, но лишь смачивала губы в вине…

Сидевшая неподалеку от новобрачных княжна Кантемир наблюдала за Елизаветой со сдержанной усмешкой. Быстро усваивает Лизонька европейский политес, чувствует, что здесь – не ассамблея ее батюшки, где не вино, а водку пили, да не бокалами, а кубками. А новая французская королева ведет себя будто чопорная испанская инфанта: отщипнула кусочек фазаньей грудки, взяла с блюда виноградину, а вино точно впервые в жизни распробовала…

– Вы ничего не едите, принцесса, – услышала она внезапно голос своего соседа. – Вам не нравится наша кухня?

Мария обернулась на голос: она и забыла, что в знак уважения к ее высокому происхождению ее посадили рядом с Филиппом Орлеанским, королевским кузеном и женихом принцессы Натальи. Та, кстати, с кислым видом сидела с другой стороны от герцога, но тот не обращал ни малейшего внимания на свою невесту.

– Что вы, ваше высочество, очень нравится. Но я залюбовалась на наших обворожительных новобрачных…

– Я вас понимаю. Какой дивный цветок вы привезли к нам из российских сугробов!

– Ну почему же из сугробов, ваше высочество? У нас бывает жаркое лето, когда травы в лугах вырастают по пояс человеку, а от аромата полевых цветов кружится голова. И осенью у нас красиво и совсем не холодно…

– Вы обязательно должны рассказать мне побольше о России, принцесса, – отозвался герцог и тут же попытался исправить могущую возникнуть неловкость, – ведь и мне предстоит вступить в брак с дочерью этой страны.

– Тогда вам лучше побеседовать о России с вашей невестой, – прохладно улыбнулась Мария. – К тому же я не русская, а молдавская принцесса. А Натали очень умна, не по годам развита…

Герцог прикусил губу от досады, но прозрачный намек понял и обратился к своей нареченной с каким-то вымученным комплиментом. Та ответила ему на безукоризненном французском, да еще ввернула подходящую к случаю латинскую цитату. Герцог сначала изумленно взглянул на Наталью, потом – вопросительно – на Марию.

– Вот видите, ваше высочество, – улыбнулась та. – Принцесса Натали умеет поддержать разговор, советую вам не пренебрегать этой возможностью.

В этот момент на том конце стола, где сидели новобрачные, поднялся какой-то шумок. Мария вгляделась: перед Елизаветой на коленях стоял герцог де Мортемар, протягивая ей обтянутую бархатом с золотым узором шкатулку, а перед Людовиком в глубоком реверансе присела княгиня Голицына, тоже с драгоценной шкатулкой в руках. Свадебные подарки молодоженов друг другу.

Елизавета не удержалась и ахнула:

– Ах, какая красота! Благодарю вас, дорогой сир.

Но сам Людовик буквально лишился дара речи от того блеска, которым ослепила его свадебная шкатулка русских. Хотя внука короля-Солнца трудно было удивить драгоценностями, трофеи южных походов Петра превосходили пределы человеческого воображения.

Людовик в самом искреннем порыве благодарности крепко сжал руку молодой супруги. Он чувствовал себя не просто королем, а сказочным королем, которому поднесли сокровища из пещеры «Тысячи и одной ночи». А его прекрасная юная супруга неподдельно радовалась произведениям итальянских и испанских ювелиров, которыми до сих пор ей не часто доводилось любоваться. Ах, как хорошо, оказывается, быть женатым!

Жаль только, что этот пир продлится еще Бог знает сколько времени, а потом, по разработанному церемониалу свадебных торжеств нужно будет идти… смотреть комедию Мольера! Вот уж не вовремя! А После спектакля будет ужин, а когда совсем стемнеет, начнется фейерверк… Когда же, наконец, они смогут остаться наедине друг с другом?!

Елизавета же, наоборот, радовалась про себя, что спектакль и фейерверк отдаляют неизбежную минуту, которой она боялась. К тому же она впервые в жизни видела французский театр, реагировала на все с детской живостью и непосредственностью, звонко смеялась и хлопала в ладоши. Придворные даже растерялись: это признак душевной чистоты юной королевы или именно так принято себя вести у русских?

Но к моменту начала фейерверка, зрелища для нее привычного, Елизавета вдруг почувствовала, что устала, что парчовой платье просто давит на плечи и что она с нетерпением ждет, когда же ее, наконец, оставят одну. То есть не одну, конечно, но…

Дрожащую от усталости и робости, ее ввели в комнату, которую она первоначально приняла за еще одну парадную залу. Но это была всего лишь спальня королевы. Стены были обиты пестрой узорчатой тканью, простенки и потолок – щедро позолоченной лепниной. Воистину королевское ложе под огромным балдахином стояло изголовьем к стене за низенькой позолоченной оградою. Бесчисленные диванчики, кресла, пуфики, обитые той же тканью, что и стены. Огромное зеркало с подзеркальником и… растопленный камин.

– Его величество приказали растопить камин специально для вас, мадам, – прошептала одна из придворных, сопровождавших Елизавету. – Это знак особого расположения, в Версале начинают топить камины только в ноябре.

Но к камину ей подойти не дали – увлекли в соседнюю, чуть меньшую по размерам комнату, где Елизавета надеялась увидеть лохань с горячей водой. После длительного путешествия, после тяжелых парчовых платьев ей так хотелось как следует помыться. В баньку бы сейчас, чтобы Наташка Лопухина по ней веничком прошлась…