Городские СМИ по большей части находились на стороне Собчака. Против него выступали главным образом газеты КПРФ и издания националистов. Однако много статей, наносивших мэру явный политический ущерб, публиковалось в Москве – в «Новой газете», «Независимой газете», «Комсомольской правде», «Известиях», «Трибуне». Все эти газеты продавались и в Санкт-Петербурге, а некоторые имели специальные «петербургские» вкладки. Несколько телевизионных передач против Собчака подготовил популярный в начале 90-х годов тележурналист Александр Невзоров.
Конечно, в распоряжении мэра оставалось немало административных возможностей. В. Путин не только вовлек большую часть управленцев мэрии в избирательную кампанию, но и убедил их принести что-то вроде клятвы на верность Собчаку. Это подразумевало обязательство уйти в отставку в случае поражения главы города. Таким образом, команда Собчака была связана публично и жестко честным словом. Это подняло активность мэрии в предвыборной борьбе.
Однако главной неожиданностью кампании – и к ней не были готовы ни Собчак, ни Путин – стало массированное применение против них «грязных технологий». По городу распространялись и попадали в печать слухи о несметных богатствах Собчака, нажитых за счет нищих жителей. Говорили и писали о том, что у мэра хранятся в австрийском банке шесть или семь миллионов долларов, что он купил большую виллу на Лазурном Берегу во Франции и дом в Испании. Кандидат в губернаторы А. Беляев заодно обвинил Владимира Путина в покупке за миллион долларов большой виллы – вот только не на южном, а на северном побережье Франции… Путин немедленно подал на Беляева в суд, обвиняя его в клевете, и выиграл дело о защите чести и достоинства (но уже в 1997 году). Собчак также предъявил своим обвинителям и очернителям несколько исков, однако это только разжигало скандальный ажиотаж.
По двум уголовным делам, заведенным в Москве на чиновников из питерской мэрии, А. А. Собчак проходил как свидетель. Справка об этом, но без указания, что Собчак в этих делах только свидетель, была отпечатана большим тиражом и разбрасывалась над городом с вертолета. Кому принадлежал этот вертолет, кто планировал и оплачивал подобные акции? Собчак предполагал, и не без оснований, что к такого рода делам был причастен избирательный штаб Ельцина в Москве, в который входили тогда О. Сосковец и А. Чубайс. Сам же Собчак никогда не имел опоры в левой части политического спектра: и для коммунистов, и для социалистов, и для социал-демократов он был политическим противником. Но оказалось, что у него нет серьезной опоры и в «правой части» – для многих правых кандидатура Юрия Болдырева казалась предпочтительней.
Одним лишь красноречием переломить ситуацию оказалось невозможно. Собчаку не удалось победить в первом туре, хотя он и получил больше голосов, чем другие претенденты, 28 процентов. Владимир Яковлев, неожиданно для многих занявший второе место, получил 21 процент голосов. На третье место вышел Юрий Болдырев с 15 процентами голосов, 8 процентов получил Беляев.
Борьба за победу во втором туре продолжалась недолго, но она была, вопреки ожиданиям Анатолия Александровича, еще острее. Собчак боялся больше всего конкуренции с Болдыревым и не воспринимал всерьез Яковлева. Но теперь не только все бывшие кандидаты из числа левых, но и Юрий Болдырев призвали своих сторонников голосовать против Анатолия Собчака. Существенно возрос и объем выливаемой на его голову негативной информации, дезинформации и прямой клеветы. Тот же Беляев распространил по городу слух, что еще в 1992 году в Лондоне британские спецслужбы задержали Анатолия Собчака и отобрали у него миллион долларов наличными… Говорили, что кроме виллы на Лазурном Берегу Собчак приобрел и роскошный дом в Париже на авеню Фош…
Надо сказать, что и в адрес В. Яковлева шел поток дезинформации и клеветы. Его обвиняли в развале городского хозяйства и в корысти, его возможную победу на выборах изображали как угрозу для демократии. Когда его стали обвинять и в связях с криминальными структурами города, Яковлев обратился в суд. Но все же главные потоки компромата выливались на голову Собчака. Напряжение в эти две недели было так велико, что участники борьбы боялись и прямых покушений. В окружении Яковлева говорили, что Собчак его «заказал»; об этом Яковлев даже спросил Путина! Но опасался покушения и сам Путин… Однажды вечером, приехав переночевать на дачу к своему другу Сергею Ролдугину, Путин положил рядом с кроватью помповое ружье. «Ружье не спасет, но так спокойнее», – объяснил он хозяину.
Многое могли определить телевизионные дебаты в прямом эфире, назначенные в канун выборов. Это было честное состязание; проверялось не только красноречие, но и компетенция. И вот здесь совершенно неожиданно Анатолий Собчак проиграл по всем пунктам. Впервые он выглядел растерянным и неумелым в телестудии. Он уклонялся от прямых ответов, юлил, держался как провинившийся ученик. Выдающийся оратор, он буквально потерял способность говорить. Друзья и сторонники мэра, глядя на экраны телевизоров, ничего не понимали и были в отчаянии. Собчака публично уличали во лжи, а он не мог ничего ответить… Уже через несколько лет, объясняя этот решающий эпизод в своей политической карьере, Анатолий Александрович писал: «Раньше со мной такого не случалось; во время дебатов я вдруг ни с того ни с сего начал терять дар речи. Мысли переполняли меня, а высказать их было невероятно трудно. Мой язык с каждой минутой становился все тяжелее и тяжелее. Горло перехватывали спазмы, появилась головная боль. Тогда я отнес это на счет переутомления и волнения, но потом я узнал, что в группе поддержки Яковлева в телестудии находился сильный экстрасенс, вызванный из Москвы. Специалисты мне подтвердили позднее, что сильное гипнотическое воздействие часто провоцирует как раз спазмы в горле, тяжесть языка, головную боль и резкое повышение температуры тела вследствие активного сопротивления организма чуждому энергетическому влиянию. Это состояние бывает кратковременным, но весьма болезненным».
Это объяснение не кажется мне убедительным. А. Собчак был превосходным оратором, но плохим полемистом. К тому же его оппонент лучше всех других знал слабые места и просчеты Собчака как мэра Санкт-Петербурга. Вести полемику со своим заместителем – такая задача оказалась Собчаку не под силу. А. Собчак проиграл выборы, получив всего на два процента меньше голосов, чем В. Яковлев. Тем не менее это было тяжкое и громкое в масштабе Петербурга политическое поражение. В центральной печати и на телевидении в Москве это событие мало комментировали, так как в то же время заканчивался первый и начинался второй тур выборов Президента России.
Собчак не поздравил своего недавнего соперника с победой и не пошел на церемонию передачи власти в Санкт-Петербурге; был удручен и Владимир Путин. Через три года, перед назначением В. Путина на пост премьера, он скажет Ельцину: «Предвыборной борьбы не люблю. Очень. Не умею ею заниматься и не люблю».
Это были отголоски настроений и переживаний весны и лета 1996 года.
«Дело Собчака»
После поражения Собчака его первый заместитель Владимир Путин еще приходил в Смольный и работал в своем кабинете. Оставались текущие дела и бумаги, но были и дела, связанные с выборами Президента России. Приближался второй тур, а Путин входил в санкт-петербургский штаб избирательной кампании Бориса Ельцина.
Новый губернатор Владимир Яковлев через своих людей передал Путину предложение остаться на том же посту. Путин это предложение отклонил и в начале июля 1996 года покинул кабинет в Смольном. Месяца два он оставался без работы. Однако о нем, как об эффективном чиновнике, знали в Москве, и вскоре он получил несколько предложений. В конце концов, по протекции бывшего питерца Алексея Большакова, который в 1996 году занимал пост одного из первых заместителей премьера В. Черномырдина, В. В. Путин был назначен на высокий пост в Управление делами Президента РФ; во главе этого управления стоял Павел Бородин. В Администрации президента, на еще более высоком посту, начал работать и другой заместитель бывшего мэра Санкт-Петербурга – Алексей Кудрин. Но многие недавние сотрудники Собчака и Путина остались в Питере на своих прежних постах.
Остался в Санкт-Петербурге и Анатолий Собчак. Поражение на выборах было для него тяжелым ударом, особенно остро переживал он то обстоятельство, что выиграл выборы у него его же собственный заместитель, которого сам Собчак считал недалеким и серым чиновником. Как могли жители города предпочесть яркому и сильному лидеру какого-то примитивного инженера из коммунхоза?
Несколько дней Анатолий Александрович провел на собственной даче в Репине, которую строил пять лет. Он занялся здесь благоустройством, сажал кусты и деревья и наблюдал, как демонтируют в его доме линии специальной связи. Вырыли и увезли из подъезда дома на Мойке, где жил Собчак с семьей, узел спецсвязи. Потоком шли телеграммы и письма от западных политиков и от деятелей российской интеллигенции. Бывшего мэра призывали не отчаиваться и рассматривать итоги выборов как временную неудачу. Но Собчак договорился о работе в Петербургском государственном университете и о лекциях по конституционному праву в Гуманитарном университете. Ему было 59 лет, он имел не только общероссийскую, но и международную известность, и он не хотел и не собирался уходить из большой политики. Собчак говорил, что для него репутация честного человека и политика важнее карьеры и что он будет по суду преследовать тех, кто распространял по его поводу клевету.
В судебных инстанциях в это время находилось пять дел, возбужденных Собчаком, и одно дело, возбужденное Яковлевым против Собчака. Уже осенью 1996 года Анатолий Александрович выиграл два судебных процесса и полученные в качестве компенсации деньги публично передал на благотворительные цели. Немалую компенсацию в пользу Собчака пришлось выплатить и московскому журналисту Павлу Вощанову. Анатолий Собчак был умелым юристом и рассчитывал путем судебных исков если не разорить, то посрамить своих политических противников и недоброжелателей. Но он недооценил их возможности и силу.
Еще в августе 1996 года Собчак был вызван в прокуратуру города, где ему пришлось давать показания в качестве свидетеля. Осенью того же года в Москве в Кремле шла острая борьба за власть, в которой по разные стороны участвовали министр внутренних дел Анатолий Куликов и секретарь Совета безопасности генерал Александр Лебедь, премьер Виктор Черномырдин и руководитель Администрации президента Анатолий Чубайс, а также многие олигархи, крупные предприниматели – олигархами их стали называть позже. Собчак со своими претензиями в это время почти всем мешал, и Борис Ельцин, которого готовили к сложной и опасной операции на коронарных сосудах, дал ясно понять, что не собирается вмешиваться в питерские дела. В этих условиях недоброжелатели бывшего мэра, которых оказалось очень много и в Санкт-Петербурге, и в Москве, повели против Собчака борьбу на политическое уничтожение.
Особенно активным оказался в этом деле Генеральный прокурор Российской Федерации Юрий Ильич Скуратов. Он шел прямо к Ельцину и просил о санкциях. «Есть необходимость в следственных действиях, – заявлял Скуратов. – Собчак подозревается в крупных хищениях»[62]. И в Санкт-Петербург была направлена из Москвы специальная бригада следователей во главе с генералом Леонидом Прошкиным, заместителем начальника следственного управления.
Новая кампания против Анатолия Собчака началась с публикаций в московских газетах. Бывший мэр Санкт-Петербурга проигнорировал несколько статей активиста из питерской организации «Яблоко» Бориса Вишневского. Но в январе 1997 года статьи с обвинениями в адрес Собчака опубликовал в газете «Известия» известный московский журналист Игорь Корольков. Анатолий Александрович послал в газету письмо с опровержениями. Газета опубликовала это письмо, но включила его в текст новой большой статьи того же Королькова под большим, на всю страницу заголовком «Брал ли Собчак взятки, установит суд». Но ведь и сам Корольков признавал в статье, что до суда дело пока не дошло, что даже следствие еще не сделало окончательных выводов, что есть только «ниточка, которая может погибнуть». Но читатель обращал внимание прежде всего на заголовок со словами «взятка» и «суд»[63].
Да, Анатолий Собчак, став мэром города, перебрался из отдаленного спального района в другой жилой дом, ближе к центру, и его новая квартира была отремонтирована за счет мэрии. Но это было естественным шагом для мэра крупнейшего города России. Коммерческого рынка квартир в 1991 году еще не было. Позднее Собчак расширил свою квартиру за счет расселения жильцов соседней коммунальной квартиры. Но и в этом не было никакого нарушения закона, все делалось открыто. План расселения коммунальных квартир существовал и в Москве, и в Ленинграде. Квартира и дача Собчака в любом случае были невелики по сравнению с теми хоромами, которые имели в Москве и под Москвой другие политики – Руслан Хасбулатов, Иван Рыбкин, Егор Гайдар, Григорий Явлинский, Владимир Жириновский, прокурор Юрий Скуратов, Анатолий Куликов, – и этот список можно продолжить на несколько страниц, но следует помнить, что на заработную плату министра или депутата такие квартиры и особняки приобрести невозможно.
С весны 1997 года А. А. Собчака стали вызывать в питерскую прокуратуру пока еще в качестве свидетеля по делу о квартирных проблемах его дальней родственницы Марины Кутиной, приехавшей в Санкт-Петербург из Ташкента. Повестки приходили по почте на официальный адрес Собчака в петербургский офис ЮНЕСКО (Собчак продолжал возглавлять городскую организацию содействия ЮНЕСКО). Но Собчак отказывался получать эти повестки, хотя они продолжали приходить регулярно – два-три раза в месяц. Всего, по данным прокуратуры, Собчаку было отправлено двенадцать повесток. Было решено действовать по сценарию, разработанному где-то в недрах прокуратуры: бывшего мэра должны были допросить в качестве свидетеля, а затем, предъявив ему подготовленное заранее обвинительное заключение, объявить об аресте и отправить арестованного в знаменитую питерскую тюрьму «Кресты»…
3 октября 1997 года около 11 часов утра Анатолий Собчак вышел из здания регионального центра ЮНЕСКО на улице Чайковского и направился к своей машине. Он чувствовал себя неважно и собирался на обследование к врачу – профессору Я. А. Накатису, который еще накануне вечером осматривал и прослушивал Собчака у него дома и остался явно недоволен – у пациента было предынфарктное состояние. Накатис настаивал на госпитализации.
Анатолий Александрович был задержан на улице группой сотрудников МВД и принудительно доставлен (на своей же машине) в питерское представительство Генеральной прокуратуры России. Ему разрешили позвонить жене, и она смогла приехать к месту предполагаемого допроса раньше его. Она вошла в здание на Смольной улице, а потом и в кабинет следователя вместе с мужем; у нее было удостоверение депутата Государственной думы, и это обеспечивало ей немалые права.
Следователи не смогли допросить Собчака. Ему стало плохо, и он едва не потерял сознание. После весьма грубого препирательства Л. Нарусовой со следователями пришлось вызвать по телефону «скорую помощь». Сделав укол и кардиограмму, молодой врач настоял на немедленной госпитализации. Из здания прокуратуры Собчака вынесли на носилках. Через час он был в больнице, в отделении реанимации медико-санитарной части № 122. И уже на следующий день некоторые питерские и московские газеты начали обвинять бывшего мэра в симуляции. К сожалению, это было не так. Врачи уже при первом осмотре пациента были удивлены серьезностью болезни.
Многим друзьям и подчиненным Анатолий Собчак казался очень здоровым, крепким и выносливым человеком. В молодые годы он увлекался альпинизмом, любил длительные поездки на велосипеде, регулярно занимался плаванием. На проводившихся в Санкт-Петербурге в 1995 году международных спортивных Играх доброй воли Собчак принял участие в одном из заплывов. Надо сказать, что все демократы 90-х годов скрывали свои болезни. Борис Ельцин продолжал участвовать в соревнованиях по теннису и после третьего инфаркта, а Юрий Лужков возглавлял футбольную команду мэрии Москвы в играх против команды Правительства России. Болезнь и политика казались несовместимыми, и это заставляло Собчака скрывать свои не слишком редкие недомогания. Как выяснилось, первый инфаркт был у него еще до того, как он стал народным депутатом СССР. Он преодолел этот недуг и почти забыл о нем. Второй инфаркт случился осенью 1991 года, вскоре после попытки путча 19–21 августа. Однако он сумел скрыть этот недуг от всех, кроме лечащих врачей.
Новое обследование А. Собчак прошел в 1993 году в США, и здесь ему было рекомендовано аортокоронарное шунтирование. Собчак отказался: это был слишком трудный год для России, а о нем говорили тогда как об одном из наиболее вероятных преемников Ельцина.
Третий инфаркт произошел у Анатолия Александровича 3 октября 1997 года в здании прокуратуры. В медсанчасти № 122, куда был доставлен Собчак, не хватало самого современного оборудования, и через несколько дней именитого пациента перевели в отделение реанимации Военно-медицинской академии, которую возглавлял тогда генерал-полковник медицинской службы Юрий Шевченко, человек с безупречной репутацией. Шевченко являлся главным кардиохирургом Санкт-Петербурга и Ленинградской области, а также руководителем клиники сердечно-сосудистой хирургии им. П. Куприянова. В городе не было лучшего места для лечения заболеваний сердца.
По поводу болезни А. А. Собчака здесь провели три консилиума с приглашением самых опытных врачей. Их заключение оказалось неутешительным. Инфаркт у пациента осложнялся наличием аневризмы желудочка, то есть локального выпячивания истонченной стенки сердечной мышцы. При таком диагнозе никакой кардиохирург не стал бы рекомендовать проведение немедленной операции. К ней Собчака нужно было долго готовить в условиях полного отдыха и специального лечения. Даже сообщать диагноз пациенту было нельзя; это могло стать причиной повышенного беспокойства и волнения, а нужен был покой. Бывший мэр Санкт-Петербурга оказался слишком ранимым, хотя и старался скрывать это.
После госпитализации Собчака некоторые газеты развернули клеветническую кампанию уже не столько против него, сколько против лечащих врачей и прежде всего против профессора Шевченко. Особенно отличились в этом «Независимая газета» и «Новая газета». Писали о нечестности врачей, о каких-то огромных кредитах, которые Собчак якобы давал и Военно-медицинской академии, и медсанчасти, и которые будто бы не были возвращены мэрии. Писали о давних дружеских связях Людмилы Нарусовой и Юрия Шевченко, который, дескать, по ее просьбе готов подтвердить любой диагноз… Тот факт, что Собчаку так и не была сделана операция, расценивался как доказательство злоупотребления медицинских работников в угоду бывшему руководителю Северной столицы.
Журналист Б. Вишневский заявлял даже, что необходима «независимая общественная экспертиза». Это была совершенно аморальная и неприличная политическая травля, перед которой Собчак, его жена и лечащие врачи оказались беззащитными.
Кто-то предложил провести телевизионное интервью с Анатолием Собчаком прямо в больнице. Странно, но врачи и сам Собчак согласились на это интервью. В больницу прошли телеоператоры и журналисты – и мы видели на экранах лежащего в больничной палате человека, который слабым голосом что-то отвечал на задаваемые ему вопросы. Все это, однако, только подстегнуло активность гонителей Собчака. Вот что писал после этого больничного «телеинтервью» П. Вощанов: «Собчак стремится раздуть опасность своей болезни и выбить слезу из глаз сограждан. Это политический шантаж. Этот человек не раз удивлял своей изворотливостью. Он дает интервью на койке в белых кальсонах, а его следователи каждодневно утирают грязь со своих мундиров. Он страдалец, а они гестаповцы. Секрет этой коллизии прост: если бы речь шла о каком-то простом гражданине, а тут нате вам, сам Собчак. Перед законом мы все, конечно, равны, но те, кто обретается во власти, все ж таки равнее. За украденную внизу копейку покарают, а вверху и миллионную кражу не разглядят»[64].
И это писал бывший пресс-секретарь Президента России Бориса Ельцина, который должен был хорошо знать, куда и как уходили из России и миллионы, и миллиарды.
К Ельцину в эти дни с просьбой о защите Анатолия Собчака приходили Чубайс, Немцов, Валентин Юмашев, другие демократы. Ельцин что-то просил передать Скуратову… Владимир Путин к Ельцину обращаться не стал. Он решил действовать самостоятельно, не посвящая никого в Москве в свои планы.
Путин в марте 1997 года был назначен начальником Контрольного управления Администрации Президента РФ. У него уже было несколько встреч с Борисом Ельциным. Президент пытался расспрашивать Путина о Собчаке и несколько раз неодобрительно отозвался о бывшем питерском мэре. Но Владимир Владимирович просто не стал поддерживать такой разговор.
3 или 4 ноября 1997 года Владимир Путин тайно приехал в Санкт-Петербург. О его пребывании в городе знало лишь несколько самых доверенных людей из Управления ФСБ по городу и Ленинградской области, а также из Управления по борьбе с организованной преступностью (РУБОП). Состав силовых структур в городе после выборов губернатора почти не изменился, и у Путина было здесь много добрых знакомых, которые готовы были помочь как ему, так и бывшему мэру.
В первую очередь Путин встретился с профессором Шевченко и выяснил все детали состояния и опасности, которые грозили Анатолию Александровичу. Путин поговорил с самим Собчаком и с Людмилой Нарусовой. Решение было однозначным: надо срочно увозить пациента за границу, подальше от Санкт-Петербурга. Но как это сделать? У Шевченко не было на этот счет никаких предложений, и Путин решил использовать свои возможности и только ему известные каналы влияния и связи. Описывая позднее свой успешный побег из Санкт-Петербурга, Анатолий Собчак ссылается на неожиданные для него конспираторские способности своей жены и на помощь Господа. Но кроме жены и Бога об успехе этой необычной спецоперации позаботился и их добрый знакомый – Владимир Путин.
6 ноября Анатолий Собчак уведомил профессора Шевченко, что намерен покинуть клинику и продолжить лечение в американском госпитале в Париже. Людмила Нарусова приехала в пять утра 7 ноября и в шесть утра разбудила мужа. Все было подготовлено. В восемь часов утра пришел Шевченко и передал Нарусовой историю болезни Собчака и всю необходимую медицинскую документацию. От жены пациента он получил расписку о ее ответственности за транспорт и лечение. В девять утра Собчака вынесли на носилках во внутренний двор клиники и поместили в машину «скорой». В сопровождении врача Собчак и Нарусова выехали в аэропорт Пулково.
Там уже ждал финский санитарный самолет, специально оборудованный для перевозки тяжелобольных; аренда этого самолета у частной финской медицинской кампании обошлась анонимному нанимателю в 30 тысяч долларов…
Больного провезли прямо к самолету, но все документы, вещи, деньги (8 тысяч долларов) представила таможне и пограничной охране его жена Л. Нарусова. Все необходимые формальности были соблюдены, и все необходимые печати и штампы проставлены. В аэропорту в таможне и среди пограничников многие знали об отлете Собчака, но никто не думал, что это какая-то тайная спецоперация. Во всяком случае, законы не были нарушены, что и подтвердила последующая тщательная проверка. Самолет с Собчаком и Нарусовой на борту поднялся и взял курс на Париж. За состоянием больного внимательно наблюдал уже финский врач. А во второй половине дня 7 ноября бывшего мэра Санкт-Петербурга уже осматривали врачи из американского госпиталя.
6 и 7 ноября в России были дни праздничные. За больницей, в которой находился Анатолий Собчак, следили. Прослушивались и все телефонные разговоры Нарусовой. Имелась инструкция не выпускать Собчака из города. Однако в праздник бдительность гонителей экс-мэра ослабла. Вот как позднее говорил обо всем этом сам Владимир Путин: «Я был в Питере, встречался с Собчаком, приходил к нему в больницу. 7 ноября друзья из Финляндии прислали санитарный самолет. Поскольку это было 7 ноября, когда страна начала праздновать, то отсутствие Собчака в Санкт-Петербурге обнаружили только 10 ноября»[65]. Это стало сенсацией, и на пресс-конференции Людмилы Нарусовой, которая состоялась в тот день в холле парижской гостиницы, присутствовало очень много журналистов из российских и из западных газет, телевидения, радио. Некоторые сравнивали побег Собчака из ельцинской России с побегом дочери Сталина Светланы Аллилуевой из брежневского СССР в 1967 году…
Анатолий Александрович Собчак был обследован в американском госпитале в Париже. Тщательно проведенная коронарография и другие диагностические процедуры подтвердили заключение врачей Санкт-Петербургской военно-медицинской академии. Операция на сердце и сосудах была невозможна из-за тяжелого состояния пациента. Только самый отчаянный хирург мог бы решиться на немедленную операцию, рискуя и жизнью Собчака, и своей репутацией. Но таких врачей в американском госпитале не было. Да и к чему рисковать? Пациент нуждался пока что в полном отдыхе и хорошем лечении.