Русь против половцев
Теперь хан Сокал был уверен в том, что у него всё получится, в своей вечно сопутствующей удаче и своей победе. Разве могут русские князья сравниться с ним, у которого ум лисицы, хватка волка и сила медведя? Коварство и сила, бесстрашие и отвага.
Половцы вышли к месту атаки с той стороны, где вольготно раскинулись шатры переяславского князя Всеволода и его людей. Задумано было так, или это была лишь случайность, трудно сказать. Другая часть орды намеревалась атаковать расположение мирно дремлющих киевлян.
Ночь уже давно перевалила за середину, и всё унялось, как на земле, так и на небе, только звёзды сделались крупнее и ярче, да луна круглым жёлтым блином таращилась с высоты. Спят утомлённые вожди и отважные солдаты, сытые кашевары и хмурые обозники, спят умудрённые опытом бояре и храбрые кмети. Всё уснуло, и все уснули, только часовые устало вглядываются во тьму, да и то взгляд их скользит лишь поверхностно, больше по привычке. Всё одно ничего не разглядеть, хоть глаза лопнут от напряжения. «Что может произойти в этакой тьме? Вот взойдёт солнце, и будем готовиться бить супостата, а сейчас терпи, не спи», – подбадривают они себя.
Уж скоро утро. Скоро начнёт светать. Только вот не всем суждено дожить до рассвета.
Около измученного борьбой со сном часового незаметно скользит тень; удар клинка, короткий хрип – и вновь тишина предрассветная, хрупкая, тонкая, нежная. Кто-то из более бдительных стражей разрушит её, успев гаркнуть зычным голосом: «Тревога!» Но будет уже слишком поздно.
Незаметно подведя свою орду как можно ближе к расположению русских полков, Сокал стремительно атаковал их, своей беспощадной конной лавой. Ночь и здесь была ему в помощь.
Как барсы лютые, кинулись поганые на русский лагерь. Стража не поспела толком взяться за оружие, а её уже смяли, опрокинули, втоптали в опавшую сухую листву. Тех, кто выжил после первого натиска, вязали – побитых и израненных, ещё не понимавших толком, что же всё-таки произошло.
Переяславцам досталось опять больше других. Не понимая, кто на них напал, и откуда вообще взялся противник, внезапно свалившийся на их голову, и сколько их, они потеряли всякую уверенность. А когда творится беспорядок, то хорошего не жди. Построиться и образовать общую линию обороны времени не было: всадники уже ворвались в лагерь и секли всех без разбора, не давая даже создать очаги сопротивления.
Всеволод уже один раз неудачно дрался с половецким ханом, вторая попытка не придала ему уверенности. Видя, как его воины падают под клинками врагов, Всеволод кинулся бежать с теми, кто был у него под рукой, создавая дополнительную суматоху и панику. Спасая свою жизнь, он сделал первое, что пришло ему в голову, показавшееся разумным. Князь кинулся в лагерь брата, надеясь найти укрытие от врагов там.
Но стан Изяслава уже тоже подвергся атаке орды. Там ситуация развивалась похожим образом. Ни сам князь Изяслав, ни Коснячко не проявили решительности и героизма. Неожиданная атака вогнала Изяслава в ступор. Киевский князь, привыкший встречать опасность грудью, растерялся и полностью потерял управление ситуацией. Будто оторопь на него напала! Принимать скорые решения Изяслав не был приучен. Сейчас в киевском стане каждый был сам по себе. Те из дружинников, кто успел взять в руки оружие, теперь рыкали, как туры, закрывая своей широкой кольчужной грудью князя и умирая от калёной сабли налетевших на них в утренней мгле ратников неведомого края. Они дрались до конца. Но это не помогло: ни воевода, ни Изяслав так и не сумели ни построить свои войска, ни воодушевить, ни прекратить панику. Те, кто мог драться, дрались и умирали в одиночку. В итоге под слаженным напором половцев русские полки были раздавлены и побежали, устилая дорогу телами погибших.
Оставляя всех позади, первыми бежали князья. Бежали молодцы без оглядки, так, будто за ними гнались волки серые. Скакали, губя и загоняя коней, теряя по дороге отставших дружинников, мчались с бешеным отчаянием, не задумываясь, что ждёт их теперь впереди. Не останавливаясь. Колобком откатываясь в более спокойное и надёжное место, спасая свои жизни.
Таким печальным образом оба князя, задохнувшись от быстрого бега, оказались в Киеве, во владениях старшего брата Изяслава.
Общее бегство братьев решило исход схватки довольно быстро.
Святослав, чьи полки стояли отдельно, не стал ввязываться в безнадёжно проигранную схватку и отступил со своими войсками в Чернигов. Святославу удалось почти полностью сохранить свою дружину. Изяславу и Всеволоду досталось больше, чем ему, в этом бою.
Теперь лишь багровое солнце, взошедшее над Альтой, напоминало о пролитой здесь недавно русской крови, что впиталась в песок, окропила траву, запеклась на камнях у реки.
После такого постыдного бегства некому стало защищать Русскую землю в поле – вот тогда рассыпались половцы по всей земле и стали её разорять. Теперь им больше никто не угрожал и никто не мог их остановить. Вся Русь лежала беззащитная перед свирепым неведомым народом. Такого не бывало ещё никогда! Надеяться больше было не на кого! Оставалось лишь искать укрытие от беды.
Вновь застонала под натиском злодеев родная земля, в очередной раз вспоминая прежние поры и князей давно минувших лет!
Почти тридцать лет никто не смел хозяйничать на Русской земле, никакому врагу это было не по силам, никакому супостату не по зубам. Да и в тот памятный раз, когда под Киев пришла беда, старинные противники Руси, печенеги, собрали воедино всю свою силу, какая у них была, и только тогда дошли они до русской столицы. Но и в тот памятный раз шли враги, твёрдо зная, что князя Ярослава в городе нет. Это был лишь горький, трагический эпизод. Событие из ряда вон, кои в прежней истории Руси по пальцам пересчитать. Не одно поколение детей превратилось во взрослых мужей, пока стояла Русская земля нетронутой, и тут – такая напасть. Киев – это не граница, не порубежье.
Киевляне встретили своего князя нерадостно. Стоявшие по краям дороги люди перешёптывались да хмуро переглядывались. Сразу было понятно: недоброе что-то случилось. Они нутром чуяли перемены, в своё время больше других нахлебались от дележа верховной власти между Ярославом Мудрым и Святополком Окаянным, таскавшим на родную землю печенегов. А когда киевский князь возвращается в город, как побитая собака, добра не жди.
С этого самого момента посыпались на Изяслава Ярославича одни беды и горести.
В городские ворота он въезжал на измотанном дорогой жеребце, растерянный, растрёпанный, весь в немыслимой дорожной грязи. Одним словом, представлял собой печальное зрелище. Брат Всеволод приехал с ним вместе и выглядел ничем не лучше. Следом за ними подтягивалось постепенно разбитое войско, ни о каком порядке и дисциплине речи уже не шло. Пешие и на конях, гуртом и в одиночку, униженные и обозлённые, они шли домой, туда, где были их семьи, туда, где раньше них уже обосновались их князья.
Обогревшись и подкрепившись, оба князя всё ещё водили вокруг удивлёнными, непонимающими глазами. Что произошло, как случилось? Никто из приближённых бояр не хотел торопить их вопросами, помня об испытаниях, выпавших на их долю и видя их состояние. Наконец выйдя на сени, к ближним боярам, Изяслав внимательно выслушал их тревоги и выдал в ответ свои заверенья, что всё будет в порядке. Как будто, создав видимость мира, можно спастись от беды. Однако князь не мог не видеть, что его слова не успокоили никого, что бояре недовольно судачат промеж собой, возможно, говоря друг дружке: «Что за игра идёт здесь на истрёпанных нервах наших! Лучше бы князь за место своё покрепче держался… лучше бы меч крепче в руках держал… Давно русские богатыри такого сраму не испытывали, и вот довелось…»
Хотя ночь уже давно опустилась на Киев, но никому не спалось. Одни ждали, что будет дальше, другие лихорадочно искали выход из положения, понимая, что ещё далеко не всё кончено. И понимали это не только в княжеских и боярских палатах.
Люд Киева не привык к тому, что его бьют. Он привык сам бить. Время идёт, а князь не мычит и не телится. Что за затмение нашло на Изяслава? Может, напугал его до икоты свирепый враг? Но землю без защиты оставлять всё одно негоже. Ни Ярослав Мудрый, ни Владимир Святой, ни уж тем более легендарный Святослав так не поступали. Врагу никогда не давали разгуляться на Руси-матушке, даже если не вовремя пришёл. За крепкими стенами такую беду не пересидишь!
Не в силах князь отстоять свои владения, так ополчение готово взять в руки оружие и пособить своему правителю. Выйти в поле против врага. Встать грудью и заслонить ею свои города и хаты. Напомнить, что не перевелись ещё в Киеве богатыри. Послали тогда сказать князю Изяславу такую речь: «Половцы рассеялись по земле: дай нам, князь, оружие и коней, хотим ещё биться с ними».
Воины Изяслава, вернувшиеся после ночного погрома в Киев, тоже требовали собрать вече. Им было стыдно, что Изяслав не собирается вновь вести их на врага. Нахлебавшись вдосталь стыда, они мечтали вернуть свою славу. Тем более что простой народ их поддержал и обратился к князю с требованием выдать ему оружие.
Однако великий князь Изяслав повёл себя странно. Оскорбленный, князь упёрся и ни в какую не хотел исполнить народного желания. Вместо того чтобы возглавить народный порыв, он колом встал против него. Чего он боялся, бог ведает. Но вышло всё только хуже.
Недовольство князем росло, как снежный ком.
Собрался свободный киевский люд на торговой площади, на Подоле, шумит, волнуется, негодует.
Не смея выйти сразу против князя, народ стал против тысяцкого Коснячка. Мало того что он не сумел дать им победы, так теперь он не принимает их стороны, не хочет идти с ними на битву, отговаривает князя дать им оружие и коней. Значит, он либо трус, либо предатель. А когда в жилах кровь горит, народ на расправу скор. Первый виновник неудач был найден. Обвиняя главного воеводу Изяслава во всех свалившихся бедствиях, толпа окружила его дом. Коснячка своевременно скрылся. Но гнев уже кипел в народной крови и искал выхода. Раз Коснячка сам утёк, пусть ответит добром. Поэтому с его домом народ обошёлся круто. Но и эта расправа не утолила страсти, а лишь разожгла. Не получив удовлетворения своим чаяниям, киевский люд двинулся в сторону княжьих палат, творя по пути беспорядок и разор.
Это был уже открытый мятеж. Своими действиями горожане невольно перешли черту. Дело могло дойти до оскорблений действием.
Пока шли, собралась толпа огромная, двигалась медленно и несуразно, но целеустремлённо, как гусеница. Только перед самыми княжьими хоромами остановилась река народная, замерла, упёршись в препятствие, но не затихла. Бунтовать против законного властителя народ ещё не был готов, но и терпеть молча уже не собирался.
Изяслав даже в этот момент мог ещё многое изменить, но он не посмел показаться народу и взять инициативу в свои руки, проявив характер и то, что в городе есть хозяин. Вместо этого князь вновь повёл себя довольно странно. «Изяслав сидел на сенях с дружиною, когда толпа народу подошла и начала спор с князем; народ стоял внизу, а Изяслав разговаривал с ним из окна» (С.М. Соловьёв). Обстановка быстро накалялась. Дерзкие слова посыпались из толпы. Изяслав по привычке мялся. И даже когда один из его ближних бояр напрямую сказал Изяславу: «Видишь, князь, люди взвыли», – тот не решился выйти к толпе. Затворившись плотнее в своих палатах, Изяслав лишь горестно вздыхал да охал, опустив голову на широкую грудь: «Никак не ожидал я, что произойдёт такая беда, поистине такова судьба моя!»
Тут только и дошло до сознанья Изяслава, какая тяжесть лежит на его плечах, как и чем обязан он этому растущему городу. Как обязан он всем – и живым, и мёртвым – мёртвым по его вине паче всего! Он был обязан заменить отца младшим братьям своим, а боярам, земле, простому люду достойно заменить их усопшего князя Ярослава…. Не зря покойный отец говорил: «А ты, Изяслав, будь им вместо меня! Если кто дерзнёт обидеть брата своего, ты помогай тому, которого обидят».
С него, только с него в первую очередь перед миром спрос. Но пока он ещё не смог ничего сделать. И сейчас, в этот решающий для его земель момент, нерешительность вновь взяла над ним верх. Изяслав начал думать не о своей земле, а о своей жизни.
Внутренний голос шептал ему: «Князь, ты можешь не дожить и до утра! Народ бушует, он хочет твоей крови, он не простит, дружина твоя с ним…. До чего же ты неразумен, до чего же доверчив!»
Шептал, шептал и убедил.
Нет, больше сидеть сложа руки и ждать гибели он не собирается! Уж лучше бежать отсюда подальше. И, вместо того чтобы идти в бой за Русскую землю, Изяслав Ярославич решил бежать из бунтующего Киева, оставляя ситуацию и город на произвол судьбы.
Тот, кто возьмёт власть в городе после него, тот пусть со всем и разбирается. А он предъявит свои права, когда страсти улягутся, а ситуация разрешится.
Не случайно, давая характеристику князю, Н.М. Карамзин заметил: «Изяслав был столь же малодушен, сколь мягкосердечен: хотел престола и не умел твёрдо сидеть на оном».
Взвесив за и против, рассудительный, но нерешительный Изяслав безоглядно бежал в княжество Польское, взяв с собой своих родственников. «А народ, видя, что Изяслав бежал, того ж сентября 14-го дня, выведши Всеслава, объявили великим князем среди двора княжьего, а пожитки Изяслава, бесчисленное множество злата, серебра, мягкой рухляди и прочего, разграбили».
Ещё дважды возвращал себе киевский престол Изяслав, но любви народной так и не снискал. Не забыли киевляне его бегства и не простили. Но это всё в будущем.
А сейчас, хоть страсти в Киеве бурлили и клокотали, но для русских земель в этом пока пользы не было никакой.
Ханы Сокал и Шарукан без всякого стеснения пользовались плодами своей блестящей победы.
Разлилась беда по всей Руси. Уже разграбили они дочиста житные дворы и бертьяницы, свели коней, и другой скот из окрестных сёл и деревень, набрали толпы полоняников. Только злой ветер швырялся холодной золой и пылью там, где ещё совсем недавно цвела жизнь.
Русские летописцы с неприкрытым омерзением пишут о нравах половцев: грабёж и кровопролитие служили им забавою, шатры – всегдашним жилищем, кобылье молоко, сырое мясо, кровь животных и стерво – обыкновенною пищею.
Киевские земли по-прежнему стонали от горя, но уже и Чернигов закручинился от напастей. Судя по всему, половцы разделили свои силы, и, пока Шарукан безобразничал в землях Киева, Сокал решил повести свою свирепую орду в ещё не тронутые никем земли Чернигова.
Загудели по окрестностям пожары. Весь местный люд повесил головы, молясь и готовясь к худшему, по деревням стоял стон, а враги лютовали, не зная меры. Нравилась половецким ханам их безнаказанность, нравился тот страх, что наводят они, а раз так, то чего спешить к себе в родные степи, зима ещё не настала.
Однако переполнилась вскоре мера их прегрешений на земле.
Святослав (крайний справа) с семьей.
Миниатюра из Изборника. 1073 г.
Князь Святослав Ярославич, в отличие от своих братьев, был настроен куда решительнее. Из всех сыновей Ярослава он был самым воинственным и деятельным. Характер у князя был непростой. Сложный был характер. Предыдущие битвы уже бросили на него свой грозный отблеск. Это был боец, не любивший покоя, совсем как тот из киевских князей, в честь которого его и назвали. Целеустремлённый, деловитый, он был вечно озабочен войной. В силу характера был Святослав очень деятелен. Он не пропускал ни одного воинского похода, ни одного заговора, которые сам же умело заплетал и закручивал туго, вовлекая в него своих братьев. Он без устали создавал какие-то коалиции и изобретал удивительные интриги и каверзы. При необходимости мог запросто нарушить данное им слово. Умел хитро расставить ловушку, ударить, когда не ждали. Святослав был уверен, что все эти «хитрости» не лягут несмываемым пятном на его княжескую честь. Что касается войны, то тут всё менялось. Князь был воином отважным, бескомпромиссным. Он больше всех из братьев походил на легендарных витязей прошлого. Он отчаянно кидался в любую сечу.
Святослав не умел и не любил проигрывать.
И в этот раз поражение его не сломило, скорее удивило.
Укрываться в Чернигове от врага князь долго не собирался. Позволить безнаказанно грабить свои земли, запершись от проблем за городскими стенами, он не мог. Если сидеть сложа руки и ждать, пережидая опасность, то чего он дождётся? Предсказать несложно! Сгорят избы, осиротеют поля, повлекут жён и детей во вражий полон, бояр расточат и предадут казням. Те отважные кмети, что будут драться за князя своего, за его род, за власть, родителем-батюшкой устроенную, ради распаханных нив и устроенных уютных хором выйдут в небольшом количестве против врага, погибнут на ратях… и всё, конец. А грех пред Господом будет всё одно токмо на нём одном, на главе, на князе. Его по праздникам не замолишь. Славословьями не заглушишь. Вином не зальёшь.
Если сейчас дать врагу разгуляться, то только что собранный урожай погибнет и народ останется голодать до следующего урожая. Это страшно. Многие просто не переживут этот год.
Князя, вернувшегося из похода без войска или добычи, не одобрят, встретят хмуро и будут шептаться о его неудачах за спиной да по углам. Но князь, который не смог отстоять свою землю, свой край, свою вотчину, отдавший её на поругание, не нужен никому! Да и сам Святослав не простил бы себе нового разорения Русской земли!
Попал средний из Ярославичей в сложное положение. На помощь братьев и их полков рассчитывать не приходилось. Один уже бежал из Киева и пребывал в Польше, место расположения второго брата по летописным источникам установить нельзя, но скорее всего Всеволод покинул Киев, ибо там теперь сидел враг Ярославичей, Всеслав Чародей, князь Полоцкий. Скорее всего его младший миролюбивый брат пробирался к себе домой, чтобы там переждать угрозу. Всеволод второй раз подряд был разбит половцами, надеяться на его отвагу было глупо.
Вот такой был расклад.
Мало того что половцы намяли им бока, так теперь Ярославичи потеряли Киев: отец перевернулся бы в гробу, зная, что правит там человек, ещё совсем недавно сидевший у них под замком! Будь на то воля Святослава, то Всеслава Чародея, пленённого им на Немиге, уже не было бы в живых. Чародей он или нет, только от остро наточенного кинжала в бок, направленного умелой рукой его никакое чародейство не спасло бы. Но Изяслав со своими странными понятиями о чести и власти, чистоплюйством и привычкой всё делать наполовину не дал довести дело до конца, остановившись на промежуточном варианте и засадив Всеслава в темницу в Киеве. Теперь расхлёбывает, да только вот не ему одному придётся это делать!
Сейчас Святослав Ярославич был старшим князем во всей земле, и он должен был подать пример. И ежели он будет мерзок, подл и слаб, то от него окончательно погибнет земля! То, что происходит сейчас, если не остановить, нанесёт непоправимый урон престижу русских князей, и половцы, как и все другие степные стервятники, уважавшие только силу, повадятся сюда беспрестанно. Этого допустить нельзя! Уж лучше сложить голову в бою. Может, кто и испугался страшных половцев, но не он. Пусть они его боятся. Пусть на деле узнают, что значит русский меч, а то совсем уже распустились, чуя безнаказанность и удачу. Время неумолимо, оно уже зовёт его сесть в седло и требует и торопит. Вступите, князья, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, молит народ. И он, князь Черниговский, ответит на его молитвы!!! Он ещё покажет себя! За овчину и лапоть, за копоть лучины в жалкой крестьянской лачуге, за испуганную, стеснённую в тёмных хлевах скотину, в конце концов, за девичьи невинные слёзы, за мирный сон крестьянских детей, за тёплый каравай хлеба, он должен вывести войска в поле!
Святослав решил сам, в одиночку разобраться с проблемой. В этих непростых условиях обнажилась его истинная стальная натура.
Для Святослава Ярославича победные традиции его предков были не пустым звуком, а его вера в себя была беспредельной. Не смущаясь тем, что у половецкой орды было четырёхкратное превосходство в людях, он готовился дать решительный бой. К тому же, если присмотреться, то иного выхода у него и не было. Враги попросту припёрли Святослава к стенке. Договориться миром с половцами не представлялось возможности. Степные разбойники чувствовали себя победителями, хозяевами, никого не опасаясь. Договариваться с разбитыми врагами, разбежавшимися по городам и попрятавшимися за их стены, не собирались. Оставалось лишь отрезвить их.
Святослав решил рисковать. Его подвиг вошёл в историю.
Октябрь уже дышал своим особенным хладом. Когда морось нежданно и неотвратимо медленно ползет за воротник, щекоча и пугая долгим расставанием с теплом жилья. Когда густые сумерки осенней ночи несут лишь мерзкий морок да холодную сырость. Когда пляшущий свет факелов во дворе тщетно пытается разогнать плотную сырую мглу. Темень.
Перед выходом на рать князь долго не мог уснуть. С тревогой и возбуждением он ожидал утра. Дело предстояло смертельно опасное: даже в случае удачного исхода многие удалые витязи не вернутся домой.
Странные мысли шевелились у него в мозгу. Думы одолевали его, мучили, беспокоили, отгоняя сон, путались, скакали, мешались в голове, не давая покоя. Глаза были дремотно полузакрыты, но мозг отказывался повиноваться, неутомимо подсовывая вопрос за вопросом. От себя не утаишь, что на сердце, что в душе, что в голове. Нет от себя никаких тайн-секретов. Как ни бесстрашен бывает человек, но он никогда не будет равнодушен к мысли, что, возможно, его ожидает близкая смерть, пусть и славная, среди лязга мечей и свиста стрел.
Вот он едет драться за люд черниговский. Надобно ли то ему? В силу ли? Хотя за разбойное нападение степнякам и отплатить бы не грех, но как? Чем ему остановить чумную орду? «Ноне мало ратных в городе! – ныли некоторые бояре, наводя тоску. – Побьют всех, как обороняться будем? Больно смел ты, князь!»
Сила надобна князю, тем паче желающему стать великим, сила. Без неё никуда. Без силы, земной, телесной, и дух ветшает.
Сейчас он один, наедине сам с собою, его собеседник – лишь свеча, на которой шапкой повис нагар и которой хватает лишь изредка озарить лики святых на иконе.
Эх, где твоя слава, Русь? Где величие твое, Родина? Сможет ли он вернуть добытое предками?
Мысли туго ворочались в голове. Он уснул только под утро, неожиданно крепко, не видя снов! Однако когда острые солнечные лучи заполнили своим светом терем, князь проснулся бодрым, вскочил с постели, упругий, словно распрямившийся лук. Сам, чуя внутреннее ликованье, надел платье, запоясался золотым княжеским поясом, расчесал кудри. Теперь он был готов и в сечу, и в ярость гнева. Утро развеяло светом все его сомненья, наступило время действий. Сейчас он без всяких сомнений и колебаний готов был идти на смерть ради убеждений своих, ради своей земли, ради своего народа, ради своей чести! А померяться силой с пришлыми, которые совсем распустились, ему и самому любо.
Сколько огня, веры, убежденности в победе было в его действиях! И все его ночные сомнения отброшены прочь за ненадобностью и забыты!
Ему подвели верхового коня. Он подошёл упругим шагом, меч при бедре в красных сафьяновых ножнах с блестящими бляхами раскачивался в такт движению, не задерживаясь, вдел ногу в стремя и легко взлетел в седло. Сам епископ, прощаясь, благословил его, как идущего на верную смерть.
Заострив сердце своё мужеством, исполненный ратного духа, повёл Святослав Ярославич свои храбрые полки за землю Русскую.
Оставив за спиной надёжные стены черниговской крепости, он отважно вышел в поле. Князь не стал собирать ополчение, взяв с собой только профессиональных воинов. Сколько сейчас было за его спиной городов, сёл, деревень. И везде молились, чтобы удалось князю отвести беду от их домов и уделов.
Святослав выступил на врага к Сновску. Именно здесь он решил дать половцам решительный бой. Чем дальше продвигалось его войско, тем больше густели половецкие разъезды.
Половецкий хан Сокал, благодаря своей хитростью разгромивший разом всё собранное на Руси войско, даже не мог представить себе, что после такого поспешного бегства кто-то из князей решится в одиночку противостоять ему – победителю. Известие о том, что черниговский князь вывел против него свои полки, его удивило, но не встревожило. Его орда свой численностью значительно превосходила русских, безнаказанность, с которой они больше месяца творили зло, окрыляла, и в свою удачу хан верил бесконечно. Отчего бы не проучить этого дерзкого русского князька, бросившего ему вызов.
Войска сошлись у реки Сновь, под небом цвета олова, слегка подёрнутого осенним туманом. Местность выглядела серой и унылой, будто навечно застыла в печали и тоске.
Невиданная, небывалая дотоле здесь совершилась битва. У черниговского князя было 3000 бойцов, половцев было в четыре раза больше, 12 000, но Святослав не оробел, выстроил полки, готовясь сам атаковать врага.