Настоящая работа для смелых мужчин
Часть вторая. Пропавшая экспедиция
Геннадий Иванович Дмитриев
Все виды транспорта возникли на основе экономических потребностей человечества, и только авиация родилась из мечты.
© Геннадий Иванович Дмитриев, 2019
ISBN 978-5-0050-0263-1 (т. 2)
ISBN 978-5-0050-0087-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Николай Иванович
Табличка на двери кабинета указывала на то, что именно здесь и находится директор авиакомпании. Я постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. За ней не оказалось ни приемной, ни секретарши, обычных для директоров даже не очень крупных компаний. Прямо передо мной сидел мужчина средних лет в авиационной форме. Рядом с ним я увидел человека в летной куртке, о чем-то беседовавшего с директором.
– Разрешите? – спросил я.
– Заходите, садитесь, – ответил директор.
Я вошел и сел.
– Слушаю Вас, какие проблемы?
– Александр Петрович, я по поводу работы, я летчик, летал в военно-транспортной авиации на Ил-76. Мне посоветовали обратиться к Вам, сказали, что в Вашей компании есть «семьдесят шестые».
– Да, мы летаем на Ил-76, самолеты есть, а вот с работой помочь ничем не могу. Я так понимаю, Вы интересуетесь летной работой?
– Вот именно.
– Летной работы нет. У меня всего 3 машины, все экипажи укомплектованы. Могу предложить наземную работу, зарплата хорошая и платят вовремя.
– Я летчик, и хочу летать, понимаете?
– Летать он хочет! Не налетался еще за свою жизнь? У меня друг, с которым вместе летали, сейчас диспетчером работает. Так вот сын его закончил в прошлом году летное училище, с отличием, между прочим. И знаешь, где он сейчас? Вкалывает грузчиком на базаре! А ты говоришь. Ну, где я тебе летную работу найду? Я тоже летчик, а вот сейчас уже не летаю, в этом кресле сижу. Всю жизнь летать не будешь, не воробей.
– Но я пилот первого класса, летал на различных типах самолетов. Я на все согласен, хоть на Ан-2 сяду!
– Ну что ж, садись на Ан-2! Вон они на дальней стоянке стоят. Вороны уже и перкаль с крыльев склевали. Нет у нас сейчас работы для Ан-2. Угробили малую авиацию, да и от большой мало чего осталось. Ладно, подожди, я сейчас с товарищем закончу, запишу твои данные, если что появится, позвоню.
Непривычно прозвучало слово «товарищ», сейчас стало в моде обращение «господин». «Господин безработный». Звучит. Хотя трудно чувствовать себя господином в моем положении. Я вздохнул. «Запишу данные», «позвоню позже» – все это варианты вежливого отказа, это все равно что сказать: «Да не пошел бы ты…», —все это уже было, и было не раз.
– Ну, что ты хочешь, Николай Иванович? – обратился он к человеку в кожаной куртке, – ну где я тебе возьму ЗИП для приводной радиостанции? Это же хозяйство аэропорта, обратись к ним.
– А они говорят, что нет у них ЗИПа. Вот я к тебе и пришел. Мы уже второй месяц без приводной летаем, ну помоги по старой дружбе!
– Да откуда у меня ЗИП для приводной?
– Но знаю ведь, что у тебя есть, не может быть, чтоб у тебя, и не было.
– Ну чего ты решил, что у меня он есть? У меня его в принципе быть не должно!
– Не должно, конечно, но есть, я ведь тебя давно знаю. Чтобы ты не припас чего с тех времен, когда объединенный авиаотряд разваливался? Да быть такого не может! Ведь до развала был на складе ЗИП, а сейчас нет. Куда он делся? Неужели мимо тебя прошел?
– Вот пройдоха! Все он знает! Да тебе не за штурвалом сидеть, а в налоговой работать! Ну, есть у меня ЗИП, есть. Бери, черт с тобой! Сейчас записку Семеновичу напишу, чтоб выдал, и иди, получай свой ЗИП!
– Ну, спасибо, Александр Петрович, выручил! Уж не знаю, как тебя благодарить. Что я тебе должен?
– Ты посмотри! – директор обратился ко мне. —Что он мне должен? Да ты должен мне как колхозная земля самолету Ан-2! Мы с тобой пуд соли съели и море водки выпили! А ты спрашиваешь, что ты мне должен! Неужели я с тебя деньги брать буду? ЗИП этот все равно неучтенный, и для реализации не предназначался, так, для себя берег, может, когда и пригодится.
– Ну, вот видишь, пригодился.
– Ладно, ладно, давай иди. Когда летишь?
– Сейчас.
– Ну, привет там ребятам от меня.
Николай Иванович ушел.
– А теперь давай с тобой разберемся. Запишу твои данные. Но особенно не надейся, так, на всякий случай. А то, может, на наземную работу пойдешь? Мы новый класс предполетной подготовки оборудуем, компьютеры ставим. Работы хватает. Или ко мне замом по хозяйственной части, а?
– Да нет, я на летную работу хочу.
– Вот заладил «на летную работу, на летную работу». На земле уже работать пора! А небо надо молодым уступать.
– Да и я, вроде бы, еще не стар.
– Ну, это тебе кажется. Все мы стареть не хотим, все хорохоримся, а время идет, и никуда от этого не денешься.
Я вышел из кабинета. Домой идти не хотелось, зашел в кафе, что возле самого аэропорта, и заказал двойную порцию пельменей. Вскоре ко мне подошел Николай Иванович, которого я застал в кабинете директора.
– Не возражаете, если присяду рядом с Вами?
– Садитесь. Места не бронированы, – буркнул я. Настроение было ужасное, говорить ни с кем не хотелось.
– Как пельмени?
– Съедобные.
– Ну, тогда и я себе пельменей закажу.
– Света! – позвал он официантку, сделай мне порцию пельменей!
– Заказывайте двойную, – посоветовал я, – одной порцией тут, разве что, кота можно накормить.
– О! Николай Иванович! – воскликнула Света, официантка среднего возраста с пышной фигурой. – Надолго к нам? Давненько я Вас не видела!
– Да нет, Света, не на долго, вот пообедаю, и буду возвращаться к себе. Кстати, сделай двойную порцию, товарищ прав, а то мне еще лететь несколько часов.
– Пару минут, Николай Иванович! Вода уже кипит, сейчас пельменей брошу и будет готово.
– Я работал тут не так давно в объединенном авиаотряде, – пояснил он, обращаясь ко мне.
Николай Иванович посмотрел на меня, взгляд его серых, немного усталых глаз был спокоен и приветлив. Светлые волосы были слегка тронуты сединой, которая, почти не замечалась на светлом фоне. Его высокий лоб был расчерчен глубокими, но редкими морщинами, уголки губ рта чуть опускались вниз в несколько ироничной усмешке.
Ищите летную работу? – спросил он.
– Как видите.
– И на Ан-2 согласны?
– Согласен, не согласен – не летают уже Ан-2.
– Ну почему же? Это у них не летают, а у нас летают. Пойдешь ко мне пилотом на Ан-2? – он неожиданно перешел на «ты», хотя мы были едва знакомы.
– Это серьезно?
– Куда более чем серьезно. Есть работа. Настоящая работа для смелых мужчин. Полеты в сложных условиях, посадки на неподготовленные площадки и тому подобное. Работаем и за границей, причем пребывание там иногда бывает не совсем законно.
– Что, контрабанда? Наркотики? Оружие? Если так, то я с криминалом не связываюсь!
– Бог с тобой! О чем Ты говоришь! Никакого криминала. Мы обслуживаем экспедиции, которые занимаются исследованием аномальных явлений.
– Летающие тарелки, что ли?
– Ну, летающих тарелок пока не видели, но есть на Земле, так называемые, «гиблые места». Что происходит там – одному Богу известно. Летать приходится в такие дебри, по сравнению с которыми бермудский треугольник – просто райский уголок!
– И много таких мест на нашей планете?
– Хватает. Есть разные теории по этому поводу, но об этом потом. Работа как у летчиков-испытателей, но если там хоть знаешь, чего можно ожидать, то тут совершенно неизвестно с чем придется столкнуться. Отрабатываем с учеными различные теории и гипотезы, вникаем в суть проблемы, но все предусмотреть нельзя. Всякое бывает.
– Ну, что ж, я, пожалуй, соглашусь. А когда лететь?
– Да вот доедим пельмени, и полетим. Сколько тебе времени нужно, чтобы домашние дела уладить?
– Нисколько, с некоторых пор живу один. Да и квартиры нет, живу в общежитии.
– Раз так, то полетели. Лететь нужно на остров в океане. Он в 50 километров от материка, но на той стороне залива. Можно, конечно, вдоль берега идти, но горючего не хватит, да и напрямик, через море, на пределе дальности Ан-2.
– А приводная на острове есть?
– Есть, но не работает. Вот ЗИП для нее везем, спасибо Петровичу, выручил.
– И как же лететь, над океаном без радионавигационных средств? Как я понимаю, на Ан-2 радиосистемы ближней навигации нет.
– Нет, конечно! Тебе еще и РСБН1 подавай! Компас, карта, глаза и уши – вот все средства навигации!
– Не густо, а на воде ведь ориентиров нет! Чуть ветер изменится – и унесет к чертовой матери, в неизвестном направлении!
– Ну, к чему такой пессимизм. Пара радиомаяков2 на берегу есть, дальность не велика, но определиться со сносом сможем.
– А если потом ветер изменится?
– Возьмем поправку. Да не переживай, дойдем, не первый раз.
Я посмотрел в окно. Небо было ясным, ни одна тучка не проплывала над выжженной июльским солнцем землей. Пирамидальный тополь тянулся ветвями ввысь, листва не шевелилась, был полный штиль. Впереди меня ждало что-то новое, необычное. С точки зрения здравого рассудка, предложение, неизвестно откуда взявшегося Николая Ивановича, было полнейшей авантюрой. Времена героических полетов в никуда на допотопных машинах, без средств радионавигации, давно закончились. Сейчас ни один экипаж не вылетит без соответствующего обеспечения маршрута. Но в далеком детстве, зачитываясь книгами о перелетах Чкалова, Экзюпери, я не мечтал об автопилоте и радионавигационном оборудовании, я не грезил командами авиадиспетчеров, отслеживающих каждый мой шаг. Воображение мое рисовало те далекие времена, когда успех полета зависел только от мастерства пилота и его интуиции, когда ему не на кого было надеяться, кроме самого себя, когда каждый полет был шагом в неизведанное. Думал ли я, что буду дремать под мерный гул моторов, пока автопилот ведет машину по маршруту, и, услышав команду диспетчера об изменении эшелона3, послушно снижаться или набирать высоту? Но сейчас я был лишен и этого, я уже почти смирился с тем, что с летной работой придется навсегда распрощаться, я чисто автоматически обходил авиакомпании, более по привычке, чем в надежде получить летную работу.
Летная жизнь коротка, многие из моих друзей, с кем я начинал летать, уже на земле. Чаще всего, случается это неожиданно. Какой-нибудь доктор, старикашка с бородкой, похожий на Мефистофеля или злого волшебника из сказки, вдруг напишет заключение о непригодности к летной работе, и все – прощай небо. Я уже один раз пережил такое, когда меня списали с истребительной авиации. Пришлось пересесть на транспортные самолеты. С тех пор я перевез тысячи тонн военных и коммерческих грузов, и мог бы летать еще, если бы не сокращение армии, последовавшее после развала Советского Союза. Мы, офицеры, давшие присягу Родине, теперь оказались этой Родине не нужны, да и само государство, то которое своей Родиной мы считали, рассыпалось, как карточный домик на множество удельных княжеств, в некоторых из них нас стали просто называть «оккупантами».
Многие пилоты моложе меня также бродили по компаниям гражданской авиации, надеясь получить работу. Конечно, можно было найти работу на земле, но тот, кто однажды прикоснулся к небу, уже не может обрести покой. Романтика живет в пилотах до седых волос. Казалось бы, авиация лишь один из видов транспорта, но отличие ее в том, что все виды транспорта возникли из экономических потребностей человечества, и лишь авиация родилась из мечты, из вечной мечты о полетах. Когда первые «этажерки» поднялись в воздух, никто не думал, что придет время, и воздушные лайнеры будут перевозить десятки тонн груза с огромной скоростью на большие расстояния.
Я вспомнил аэроклуб, выгоревшее до белизны летнее небо, запах степной травы, смешенный с запахом масла и бензина, зеленые «Яки» на стоянке и старенький Ан-2, краска которого у двери была потерта вытяжными фалами парашютов. Что-то защемило в груди, как это все было давно, как давно. Может быть, несбывшиеся мечты юности возникли в образе Николая Ивановича с его безумным предложением, возможно, стоит закрыть глаза и броситься с головой в авантюру юношеской романтики? Да, конечно, по натуре я романтик, мечтающий о необычной работе, – романтик, но не сумасшедший!
Сейчас я скажу ему все, что я об этом думаю, потом пойду домой, возьму самого дешевого портвейна, который мы пили в те давние времена, напьюсь до поросячьего визга, а утром, когда протрезвею, пойду в ЖЭК наниматься дворником. Может быть, служебную квартиру дадут.
Николай Иванович смотрел на меня и спокойно жевал пельмени, как будто ему предстояло не лететь над океаном к черту на рога, а ехать в гости на другой конец города.
– Ну, что надумал? – спросил он.– Летим?
– Да о чем Вы говорите! – я вздохнул, и неожиданно для самого себя ответил. —Конечно, летим!
– На Ан-2-то, летать приходилось, или так сказал, с горя?
– Приходилось, но очень давно, еще в аэроклубе, я тогда инструктором на Як-18 работал, а по ходу дела на Ан-2 парашютистов бросал. А потом в военно-летное училище поступил, хотел стать истребителем.
– А почему именно истребителем?
– Да так, хотелось летать, как говорили когда-то: «Выше всех и быстрее всех».
– А… ну, да, – промычал Николай Иванович. —А Ил-76, как до такой жизни дошел?
– Пришлось однажды катапультироваться, да не совсем удачно получилось. Сначала госпиталь, а потом военно-транспортная авиация, хорошо, хоть совсем с летной работы не убрали.
– И на чем летал в ВТА4?
– Сначала на Ан-26, Ан-12, потом на Ил-76. Был во Вьетнаме, в Афганистане, в Сирии, в Анголе, на Кубе, ну Германию и Венгрию, я уже не считаю. В Афгане на взлете со «стингера» двигатель подожгли, еле сел тогда, а в Анголе чуть в плен не попали, противник наш аэродром захватил, взлетали под обстрелом, еле ушли. Так, что и в переделках побывал, и мир повидал.
– Что ж, богатая летная биография. А я вот всю свою жизнь на Ан-2 летаю.
– А почему в большую авиацию не пошли?
Мы, пилоты большой авиации, считали неудачниками тех, кто так и остался на местных авиалиниях, в малой авиации до седых волос. Переход с легкомоторных самолетов на тяжелые авиалайнеры – естественный профессиональный рост пилота. Если летчик всю жизнь пролетал на Ан-2, значит, что-то здесь не так, либо оказался не перспективным, либо с начальством заелся, либо просто хронически не везло.
Но Николай Иванович усмехнулся, и ответил:
– Не хотел.
– Как? – недоуменно спросил я, что заключалось в этой фразе: «не хотел»? Нежелание учиться, осваивать новую технику, нежелание ломать привычную жизнь?
– Не люблю я большую авиацию, там за облаками земли не видно. Человек не для того в небо поднялся, чтоб в заоблачном пространстве витать, а чтобы с высоты землю-матушку видеть. Там, на девяти тысячах не ощущаешь той красоты, которая открывается тебе с тысячи метров. Там полета не чувствуешь. Конечно, большие высоты, скорости, трансконтинентальные перелеты – все это звучит заманчиво, но на деле – обычная будничная работа, в которой землю видишь только на взлете, и при посадке, а так, ничего особенного.
Ну, взлетел, включил автопилот, и спи, пока по эшелону идешь, потом проснулся, снизился, опять-таки на автопилоте, он же тебя и на посадку заведет, на высоте принятия решения выключил автомат, добрал штурвал на себя, и спи дальше, вот тебе и все романтика большой авиации! А на Ан-2 автопилота нет, тут работать надо, и не только руками, но и головой! Да, на авиалайнерах скоро и штурвала не будет, вот «аэробусы» все на автомате, нажал кнопку и лети, разве это самолет без штурвала?
– Ну, не все так просто в большой авиации. И головой там нужно работать не меньше чем на Ан-2, пилотировать тяжелую машину не так-то просто, исправить ошибку гораздо сложнее, да и цена ошибки может быть слишком велика. Зато, взлетел в Москве – сел во Владивостоке: «Широка страна моя родная»!
– Широту просторов нашей Родины я и на Ан-2 успел ощутить. Летал на Севере.
– А где?
– Да везде: от Мурманска до Магадана. Бывал в полярных экспедициях, на самом полюсе несколько раз побывал. Даже один год в Антарктиде работал.
– Да, у Вас тоже летная биография не бедная!
Мнение о Николае Ивановиче менялось. Ан-2 как Ан-2, но неперспективных пилотов в полярные экспедиции не берут.
– В общем, мир успел повидать, но самолету не изменял.
– А жене? – брякнул я невпопад и тут же пожалел о своем ехидстве, заметив, как изменился в лице Николай Иванович.
– А вот жениться как-то не пришлось, как в песне поется: «На земле не успели жениться, а на небе жены не найдешь».
– Опять-таки, преимущество большой авиации, там такие симпатичные стюардессы летают, женись и летай в семейном экипаже!
– Был у меня роман с одной стюардессой, даже собирались создать семью, она на международных авиалиниях летала, все звала меня в большую авиацию. Но я тогда по северам мотался, а север, это такая страна, к ней душой прикипаешь. Приглашал ее к себе, но куда? На Ан-2 стюардесс нет, а сидеть без работы в маленьком поселке, слушать, как вьюга воет, и ждать мужа из бесконечных командировок – не слишком-то радостная перспектива. Вот так и не сложилось. Долго переписывались, потом расстались. Встречал ее потом, чрез много лет, замуж так и не вышла. Ну, а ты почему один?
– Был женат, да разошлись. Пришлось ей со мной по гарнизонам помотаться, пока дочка была маленькая, еще ничего, а подросла – учиться нужно, она все мечтала актрисой стать. А тут меня в Анголу направили, семьи не брали: война там была. Пришлось нам временно пожить отдельно, жена уехала с дочерью в Ленинград, к родителям, там дочка в театральный институт поступила. Думал, удастся перевестись в Питер, начальство обещало. Возможно, так бы оно и было, если бы не развал СССР. Когда уволился из армии, поехал к ней, думал: там работу найду, но потом мой отец тяжело заболел, а у нее родители тоже в возрасте, и тоже здоровьем не отличаются. Короче говоря, она осталась со своими родителями, а я уехал к своим. Через год отца похоронили: рак у него был.
Потом приехала сестра с мужем, муж ее был капитаном, в Азербайджане служил. После развала Союза, пришлось им все бросить к чертовой матери и уезжать оттуда. Так, оставил я им родительскую квартиру, а сам решил летную работу искать, но, как видите, безуспешно. Жена к тому времени уже нашла себе кого-то, семь лет все-таки врозь живем.
Что-то защемило в душе, заныло. Неудержимая тоска разлилась по всему телу. Я вспомнил свою дочурку, маленькую, еще совсем маленькую, как брал ее на колени, как рассказывал ей сказку про Змея-Горыныча.
– Папа, а Змей-Горыныч бывает?
– Бывает, доченька, еще как бывает!
– А ты на Змее-Горыныче летал?
– Нет, не летал, а вот, дядя Вася летал.
Змеем-Горынычем мы называли самолет Ту-114, почему так его назвали, уже никто не помнит, возможно, за вой пропеллеров, расположенных по два на одной оси, хотя за характерный звук он получил еще и другое прозвище – «пилорама».
– Хочешь, я тебе его фотографию покажу?
– Кого, дяди Васи?
– Нет, Змея-Горыныча, самого настоящего. Я показал ей фотографию Ту-114.
– Красивый! И совсем, совсем не страшный!
Прервав воспоминания, я снова обратился к Николаю Ивановичу:
– А какие машины у Вас в отряде? Одни Ан-2?
– Нет, есть еще Як-12, Як-18Т, и даже Ли-2.
– Ли-2? Откуда? Ведь они давно уже свой срок отслужили!
– Да, есть у нас один раритетный экземпляр. Именно с него наш отряд и начинался.
Авиаотряд особого назначения
Николай Иванович посмотрел на часы:
– Время у нас еще есть, расскажу тебе историю нашего отряда. Когда-то на Севере летал у нас командиром Ли-2 Олег Лактионов. Потом получили новые машины, Ли-2 порезали на металлолом, а один самолет поставили в качестве памятника у ворот аэропорта. Олег все ворчал, что рано, мол, Ли-2 списали. За границей «Дугласы» до сих пор летают, а Ли-2 – его лицензионная копия, только с большим запасом прочности.
– Почему с большим запасом? – спросил я. – Ведь его по чертежам «Дугласа» делали.
– Да, но когда переводили документацию из дюймовой системы в метрическую, все округляли в большую сторону. Следовательно, несущие элементы конструкции получились чуть больше, значит прочнее.
– Но и тяжелее.
– Машина тяжелее, а моторы слабее, чем у «Дугласа». Но если поставить моторы, на которых летал Ил-14, то получится самолет лучше «Дугласа» по всем показателям. Кстати, такой вариант был, но в серию не пошел. Вот Олег и бредил идеей восстановить Ли-2, но поставить более мощные движки.
– Слышал я, что еще в советские времена был восстановлен один Ли-2, и использовали его в качестве летающей лаборатории.
– Да, и Олег об этом знал. Потому понимал, что идею можно реализовать. Но никто из руководства не был в этом заинтересован. А когда начал Союз разваливаться, тот Ли-2, что у ворот аэропорта стоял, решили продать на металлолом. Тогда Олег и выкупил его. Не сам конечно. Был у него друг, инженер-нефтяник, Жора Комаров. Когда началась повальная приватизация, Жора оказался в правлении частной нефтяной компании. Олег уговорил его профинансировать восстановление Ли-2.
– Но, как я понимаю, никакой прибыли нефтяной компании это не дало.
– Прибыли никакой, одни расходы. Но реклама: «Нефтяная компания содействует восстановлению раритетной авиационной техники!». Компания называлась «ЭирОил», и занималась производством авиационных горюче-смазочных материалов. Так появился у нас Ли-2, который развивал скорость до 400 км/ч и имел потолок восемь с половиной тысяч метров. Но что с ним делать никто не знал.
А тут в Тулузе, на аэродроме Франказол, проходила выставка раритетной авиационной техники. Профинансировала участие в выставке все та же нефтяная компания. Я занимался организационными вопросами, и полетел в качестве штурмана на этом самом Ли-2.
– Ну, и как? Произвел впечатление на выставке ваш Ли-2?
– Если сказать честно, то не особенно. Впечатление произвел, но раритетным не выглядел. Французы представили «Латекоэр» времен Экзюпери, а одесский авиаремонтный завод по старым чертежам воссоздал самолет «Анатра», который строили на этом заводе еще до первой мировой. Конечно, на их фоне наш Ли-2 выглядел вполне современно. Были и другие оригинальные экспонаты.
Выставка прошла интересно, а в конце всех ее участников пригласили на научную конференцию, посвященную малоизученным атмосферным явлениям и различным аномалиям, вплоть до НЛО. Доклад делал профессор Ветлицкий от французской академии наук. Сам он русский, потомок наших эмигрантов семнадцатого года. Разработал теорию, которая дает возможность прогнозировать некоторые малоизученные атмосферные явления. Помнишь, в 1980 году в Алма-Ате упал Ту-154?
– Кажется, обвинили экипаж, рано начали убирать закрылки?
– В том-то и дело, что экипаж оказался ни при чем. Закрылки убирали как и положено, и загрузка не превышала нормы, и погода была идеальной, а самолет, почему-то упал. На расследование приехал сам генеральный конструктор сто пятьдесят четвертого, Шенгард. Пытались все списать на человеческий фактор, но оказалось, что никаких отступлений от руководства по летной эксплуатации самолета не было. Потом специалисты ЦАГИ5 определили – виноваты малоизученные атмосферные явления. На самолет обрушился мощный нисходящий поток. С подобными явлениями сталкивались неоднократно. Профессор Ветлицкий представил карту мест, в которых подобные явления наблюдались. И самое интересное, что она практически совпадала с картой аномальных зон профессора Мальцева. Именно в аномальных зонах, называемых «гиблыми местами», и происходят подобные явления.
– Но какое отношение могла иметь выставка раритетной авиатехники к этой конференции? Для чего вас туда пригласили?
– Оказывается, пригласили неспроста. Надеялись, что среди энтузиастов авиации найдутся люди, согласные поддержать проект исследования аномальных зон. Для начала нужен был самолет, на который установят аппаратуру, регистрирующую подобные явления, и экипаж, согласный лететь к черту на рога.
– И как? Много было желающих?
– Как ни странно, но желающие участвовать в проекте нашлись. Но более всего для этих целей подходил наш Ли-2. Грузоподъемность, скорость и потолок вполне годились для подобных исследований. Прямо с выставки мы и отправились в первую экспедицию. Это был район Сахары, который обходили все воздушные трассы. Когда-то через этот район пролегал маршрут почтовых авиалиний времен Экзюпери. Многочисленные аварии и катастрофы тогда объясняли несовершенством техники. Но когда непонятные вещи стали происходить и с современными самолетами, этот район стали просто обходить.