Цифровая долина
***
Когда мы в далёких девяностых поселились у моих родителей, первое, что сделали, – продали моё пианино. Действительно, выхода не было: в моей бывшей детской никак не хотели помещаться большой диван, шкаф и письменный стол, а другого места в квартире для громоздкого инструмента не нашлось. Пришлось, скрепя сердце, отдать за копейки любимого «Циммермана», которого отец в своё время с таким трудом достал через знакомых…
Я чуть не плакала. Когда-то я делала большие успехи в музыкальной школе: моя преподавательница готовила меня к поступлению в училище, а я втайне уже мечтала о консерватории. Но мама пришла в ужас от этих планов, заявив, что не позволит дочери быть «нищей пианисткой».
Под давлением родителей выбрав иняз , я всё же не забросила музыку и в редкие свободные часы любила разбирать что-нибудь из Шопена, Бетховена, Чайковского. Мой самый любимый композитор – Сергей Рахманинов: его сложную, полную тонкой гармонии музыку я не всегда могла исполнить сама, но готова была слушать до бесконечности…
Закрыв дверь за уносившими пианино грузчиками, Сергей сказал:
– Ну, хоть соседи вздохнут с облегчением! – но потом, глядя на мой понурый вид, добавил: – Ладно, Ириш, не горюй! Когда своя квартира будет, купим тебе синтезатор!
Про синтезатор в конечном итоге не вспоминали – не до того. А я, пока мы с мужем жили у родителей, ещё долго ходила музицировать в свою школу: моя бывшая учительница разрешала иногда пользоваться её инструментом.
В то время, правда, у нас с мужем ещё были общие увлечения: прогулки, походы, кино. В девяностые, еще молодожёнами, мы особенно любили горные лыжи – с друзьями и вдвоём объездили все доступные нам курорты: Красную Поляну, Домбай, Приэльбрусье, Карпаты. Это ни с чем не сравнимое удовольствие – вместе спускаться по крутым склонам, стремительно рассекая снег и ледяной ветер! Я благодарна Сергею за то, что он открыл для меня этот фантастический горный мир… Но всё это закончилось, когда у мужа неожиданно обнаружилась грыжа позвоночника – лыжи оказались под запретом.
Теперь наш спорт плавно переместился в тёмный и душный фитнес-клуб, куда я поневоле сопровождала мужа каждую субботу. Это стало частью нашей жизни, когда мы уже переехали от родителей и стали жить «своим домом», – и как-то постепенно поменялось всё…
В театр и кино ходить практически перестали: Сергей говорил, что лучше совершенно бесплатно поспит дома. А уж заставить его пойти на концерт классической музыки было вообще невозможно, он её не понимал и не любил.
Зато прогулки сменились путешествиями: теперь мы позволяли себе не только Сочи, но и заграницу. Правда, Сергей, уставший от работы, постоянно выбирал пляжный отдых: Турцию, Кипр, Болгарию. Я же стремилась в Италию и Францию, но мужа это не интересовало. Впрочем, однажды, наслушавшись восторженных рассказов друзей, он почти согласился на Венецию, но как-то не получилось, кажется, наложилась очередная командировка.
***
Клаудия Шиффер – когда-то, в начале девяностых, мой муж называл меня именно так. И мне льстило, что он так гордится моей внешностью.
Когда мы только познакомились, я была типичной девочкой-отличницей: светло-русые волосы, чёлка, аккуратный хвостик. Сергей настоял, чтобы я перекрасилась в «блонд» и распустила волосы по плечам, как тогда было модно. Мне подошло и понравилось, и двадцать с лишним лет я оставалась «платиновой блондинкой», не смея нарушить подсказанный мне образ.
Моя худоба, которой я сама немного стеснялась, тоже составляла предмет его гордости: он боялся, что я «запущу себя», поэтому лишний раз не заказывал мне десерт и нещадно гнал в спортзал. Впрочем, к себе он подчас относился не менее строго.
Подбирая вещи в магазине, я всегда ловила себя на мысли: а Сергей эту юбку одобрит? А эти сапоги? Мужу особенно нравилось, когда я носила платья-футляры и туфли на высоком каблуке, хотя они делали меня, и так высокую, просто дылдой. Что ж, я охотно закупалась всем этим в распродажи, чтоб не слишком обременять семейный бюджет. И до сих пор терпеть не могу эти пыльные примерочные …
Но в одном пункте, касающемся моей внешности, мы не сошлись. Это были ногти ногти. Звучит забавно, но это так. Муж настаивал, чтобы я делала изящный маникюр, ставил в пример других женщин: «Смотри, у Наташки какие ногти ухоженные!». Особенно он расхваливал «френч» – неброско и элегантно, но на худой конец был согласен и на классический ярко-красный маникюр. Однако я быстро поняла: либо ухоженные руки, либо ежедневная уборка и готовка – что-то одно, и постаралась донести это до Сергея. В конце концов он сдался и выбрал обустроенный быт: борщи и глаженые рубашки оказались важнее.
***
Конечно, это может показаться мелочным – зацикливаться на каких-то прихотях мужа, которые нормальные жены терпят годами. Но это ещё не всё.
Изменился мой круг общения. Мы постоянно ездили куда-то с друзьями Сергея: в походы, на море, на дачу. Мне это нравилось, но эти люди по-настоящему близкими мне не стали. А своих институтских приятельниц я быстро забросила: у многих родились дети, и Сергею казалось скучным общаться с «этими мамашами». Из подруг осталась одна только Наташа Иванова, моя одноклассница, у которой тоже не сложилось с детьми.
Но даже отсутствие друзей не самое страшное. Я боялась себе в этом признаться, но иногда мне даже казалось, что я – уже не совсем я. Я вдруг стала осознавать, что начинаю думать и говорить так, как Сергей – вернее, так, как он ожидал от меня. Привыкнув слушаться его во всём, я как будто постепенно впитала его жизненную философию, загнав глубоко внутрь собственные принципы и представления.
Однажды, когда мы возвращались из Турции, Сергей довольно некрасиво повел себя в аэропорту: не пропустил маму с плачущим ребёнком, просившую уступить нам очередь. Я стояла рядом, и мне казалось естественным пойти им навстречу, но я смолчала, а потом долго корила себя за это… Таких моментов становилось всё больше и больше, и это начинало давить на меня, но я отгоняла сомнения прочь, как назойливых мух.
В то далёкое время ничего не могло поколебать мою безусловную любовь к мужу: наша семейная жизнь, в которой, как я надеялась, вот-вот должен был появиться ребёнок, поглотила меня полностью.
В глазах других Сергей всегда был образцовым супругом. Да, надо отдать ему должное: он хорошо зарабатывал, покупал мне цветы и дорогие украшения, оплачивал кое-какие расходы моих родителей— всё это я ценила.
Мой муж действительно вполне нормальный, воспитанный в лучших советских традициях мужчина – не хуже, а даже лучше большинства моих знакомых. Просто в какой-то момент он для себя решил, что в нашей жизни ребёнок был бы лишним, – я не знаю, как и когда это произошло. Возможно, за все эти годы он привык к этой ситуации, и его всё устраивало. Но открыто в этом признаться, конечно, не осмеливался, а может, не считал нужным, о – до того самого рокового разговора…
***
После истории с ЭКО я долго приходила в себя. Сначала просто лежала в постели: не хотелось ничего. Потом ходила к психологу, пропила курс антидепрессантов, искала какие-то занятия, чтобы отвлечься.
Если бы я могла возобновить игру на фортепиано… Но увы, синтезатор мы так и не купили, а найти инструмент около дома не получилось. Теперь меня спасало чтение, из привычки ставшее пристрастием. Я перетащила к себе практически всю родительскую библиотеку, купленную ещё по советской подписке, и часами погружалась в переживания других, забывая собственные…
Тогда я в полной мере поняла, что депрессия – не каприз и не «модный диагноз». Это болезнь. Я проболела всё это время, не чувствуя вкуса пищи, не радуясь солнцу и не испытывая никаких желаний. Даже ради Сергея я не могла притвориться счастливой, как бы ни хотела.
В том, что произошло, я винила только себя: ведь это я не могу иметь детей, а не мой муж! Почему он должен страдать из-за моих проблем? Конечно, все эти годы я была так поглощена обследованиями, что уделяла ему недостаточно внимания, а ведь он так в нём нуждался! Иногда после бесед с психологом у меня появлялись мысли о том, что, возможно, в нашем браке что-то не так. Но я убедила себя, что это не вина Сергея, а только последствия моих медицинских мытарств. Я искренне верила, что главное в моей жизни – муж, пусть даже он не хочет идти на жертвы ради детей.
Я видела, что Сергей тоже переживал и даже слегка ошарашен тем, что произошло: теперь я могла часами лежать на кровати с книгой, забросив домашние дела и не реагируя ни на какие замечания. Он был так этим поражён, что начал мыть за собой посуду и даже пару раз пробовал убраться в квартире.
Однажды вечером, когда я, как всегда, лежала на диване с томиком Тургенева или Гончарова – в тот день не было занятий в институте, – муж пришёл домой раньше обычного. Мне торжественно вручили букет моих любимых чайных роз. Но это ещё не всё – Сергей решил сделать мне царский сюрприз:
– У нас полчаса – одевайся, едем в консерваторию! Я на Мацуева билеты купил! Может, накрасишься по такому случаю? Ириш, ну, ради меня!
Действительно, в тот вечер мы попали на прекрасный концерт и сидели на дорогих местах. Но, слушая Прокофьева и Чайковского, я постоянно ловила себя на мысли, что ни Сергей, ни я сама не получаем от этого удовольствия. Я чувствовала себя виноватой: муж ради меня пересилил свою нелюбовь к музыке! Тогда, где-то в глубине души, я начала надеяться, что, быть может, он когда-нибудь изменит и своё отношение к нашей бездетности…
***
Оправившись от депрессии, я со всей ясностью осознала: что бы со мной ни делали, от мечты о ребёнке я отказаться не могу. Это сидело внутри меня и не давало мне жить.
Один вид из окна на наш зелёный двор, кипевший детскими ордами, приводил меня в слёзы. Я перестала подходить к окну. Но спрятаться от детей стало невозможно: в Москве наблюдался настоящий бэби-бум. Казалось, они везде: в ресторанах, кино, торговых центрах, во взрослых поликлиниках! Я просто не могла смотреть на это, зная, что счастье материнства проходит мимо меня.
Из последних сил я предприняла ещё одну попытку. Теперь, после отказа от ЭКО, единственным вариантом оставалось усыновление или опека. Это требовало определённых усилий, но казалось абсолютно реальным. По телевизору постоянно показывали передачи: сколько детей в детдомах ждут своих родителей! Конечно, это будет не наш ребёнок биологически, но ведь мы его воспитаем!
В моей голове всё сложилось в готовую историю успеха, разработанную до мелочей: что делать, куда обращаться, какого ребёнка искать. Я провела часы в поисках информации, исследуя все тонкости этой процедуры.
Какой же наивной я была, думая, что, отказавшись от уникального шанса иметь собственного, биологически родного ребёнка, муж вдруг согласится на чужого!
Я потихоньку стала заговаривать с Сергеем об усыновлении – сначала осторожно, потом более откровенно: показывала специализированные сайты, предлагала съездить на разведку в детский дом. Сергей, помня об истории с ЭКО, не вступал в споры – больше отмалчивался или отшучивался, и даже пару раз посмотрел со мной ролики из «Пока все дома».
И тут неожиданно на меня обрушились наши родители: и свекровь, и моя собственная мама. В ход шли самые разные аргументы: «А если это ребёнок алкоголиков?», «Они все больные!», «Один приёмный мальчик зарезал своих родителей!». Последним аккордом стал звонок свекрови, которая сказала, что «батюшка усыновлять не советовал». Наверное, это она перепутала с ЭКО, но не важно.
Но главное, Сергей, сколько я ни пыталась, не хотел всерьёз обсуждать приёмного ребёнка. Как-то, придя с работы, он чуть не с порога заявил:
– Знаешь, я вот что думаю: тебе – да и мне – неплохо бы сменить обстановку. Ириш, правда, на тебя смотреть страшно, так ты исхудала! Надо как следует отдохнуть! Давай на Мальдивы в этом году слетаем, а? Я узнал, там есть спецпредложение, как раз в мой отпуск. Мы же давно хотели…
– Я не хотела. И я не устала совсем, честное слово…
– Ну, не хочешь – ладно. Согласен на Италию, Испанию или куда тебе ещё хочется. Выбирай!
Но в тот момент мне действительно не хотелось ничего – ни Парижа, ни Рима, ни Венеции… Тем летом мы, как обычно, поехали в Турцию.
Глава третья. Защитник
Недавно мы с Полом из городка, где жили в доме его друга, перебрались в Сан-Франциско. Наверно, логичнее было поселиться поближе к Кремниевой долине – ведь там живут многие клиенты и приятели Пола. Но мы всё-таки выбрали Сан-Франциско. Вернее, Пол выбрал Сан-Франциско ради меня: я хотела жить именно там. Не потому, что там очень красиво: эти холмы с их фантастическими видами и теперь снятся мне по ночам. Да, там действительно потрясающе, но в Калифорнии много красивых мест.
Главное, что Сан-Франциско – не пригород, не посёлок, не городишко. Это именно город – большой город, где есть парки, музеи, трамваи, метро и даже концертные залы! И тротуары, по которым ходят, и пешеходы, и уличные фестивали! И, кстати, немало бездомных и мусора на улицах. Но всё равно городская жизнь для меня сейчас как глоток свежего воздуха.
Пол арендовал небольшую квартирку на первом (а по-нашему втором) этаже, хозяева которой живут прямо над нами. Квартирка самая обыкновенная, но мне нравится район – Ричмонд. Когда-то здесь жила находилась солидная русская община, но теперь от её пребывания осталось немного: кажется, только церковь да пара русских кафе. Одно из них теперь уже закрылось. Но тогда я первым делом повела Пола именно туда – ему очень хотелось попробовать что-нибудь русское. И он немного разочаровался, что ничего особенного не обнаружил: равиоли с мясом, блины с лососевой икрой, мясо на гриле. Разве что борщ его немного удивил.
Надо сказать, что дома я практически не готовлю. Пол сам настоял, чтобы я этого не делала: он готовит сам, и неплохо. У него какая-то особая диета: в основном овощи и крупы, иногда мясо и рыба. Я в это не очень вникаю, но ем с удовольствием.
Я стараюсь побольше гулять, знакомиться с городом, ищу работу – в общем, прихожу в себя. Правда, у меня и сейчас хватает неприятностей: я пытаюсь развестись. Оказалось, что в нашем с Сергеем случае можно это сделать за границей: у нас нет ни детей, ни, фактически, общей собственности. В Сан-Франциско есть консульство, где можно оформить развод, но для этого нужно согласие мужа. А он не торопится его давать… Но я опять забегаю вперед.
***
Когда мы с Сергеем приехали в Калифорнию, мне уже исполнилось сорок. Тогда я думала, что между мной и мужем всё наладилось. Я как-то успокоилась, смирилась, что ли. Но не совсем.
Когда мы немного обустроились в нашей калифорнийской деревне, я опять взялась за своё. Узнав, что могу по моей страховке пройти новые обследования, я стала опять ездить по врачам. Меня это увлекло: появилось общение, освоила новые термины и даже снова замаячила хоть небольшая, но надежда.
Я всё-таки думала, что, если чудесным образом забеременею сама, Сергей не станет возражать. Он поначалу обследованиям не препятствовал – понимал, что мне нужно какое-то занятие.
Американские врачи, как и их русские коллеги, меня не особо обнадёживали: тоже говорили об ЭКО и предлагали привести мужа, но об этом не могло быть и речи…
В какой-то момент выяснилось, что для дальнейшего лечения – а мне назначили кое-какие процедуры, – моей страховки, оплаченной фирмой мужа, недостаточно и нужно доплачивать из своего кармана. Сергей без особого энтузиазма перевёл мне деньги на счёт.
Надо сказать, что в Америке я оказалась полностью на его содержании, ведь до этого в России худо-бедно зарабатывала сама. А тут приходилось просить у мужа не просто деньги, а много денег: то, что в Москве стоило тысячи рублей, здесь тоже измерялось тысячами, но уже долларов. И это очень, очень не нравилось Сергею.
Как-то вечером муж прямо заявил, что больше денег на обследования не даст. Он говорил, как обычно, спокойно и уверенно, но в его голосе появились новые, раздражённые нотки:
– Знаешь, Ир, всё, хватит: надо с этим кончать. Тебе ещё в России сказали, что шансов нет. Ну или очень мало. Это не моя вина, ведь так? Получается, что мы фактически швыряем деньги на ветер! Я зарабатываю не так много, ты же видишь, здесь не Москва – цены другие. Может, тебе заняться чем-нибудь ещё, не таким затратным? Фитнесом, что ли…
Действительно, местные расходы: аренда двух машин, высокая плата за дом – здорово напрягали Сергея, экономившего на всём и мечтавшего войти в долю владения фирмой шефа. Мне он этого не говорил, но, видимо, тогда, в Москве, он явно переоценил цифру зарплаты, которую ему предложили. Теперь ему очень хотелось поскорее дослужиться до более выгодной позиции, и все усилия он направлял на это: всячески стремился угодить начальнику и стать, как говорится, его правой рукой.
Я тогда ничего не сказала. Вообще ничего.
***
В ту ночь, лёжа в постели, как всегда, не могла заснуть. Вспоминался один московский вечер за полгода до нашего отъезда. Дело было у моей тёти Анюты на Чистых прудах. Мне всегда нравилось, когда мы нашей дружной семейной компанией собирались у неё в сталинской квартире с высокими полотками за большим раздвижным столом. Тётя любила музыку, и я всегда пользовалась возможностью сыграть что-нибудь на её старом немецком пианино.
В тот далёкий московский вечер мы обсуждали предстоящую командировку. Все хвалили Сергея и радовались его карьерным перспективам.
Мой муж, обычно немногословный в родственных компаниях, неожиданно разговорился. Он подробно рассказывал про новое место и своего бывшего начальника, Андрона, переехавшего в США десять лет назад. Ему льстило, что через столько лет шеф, запустивший стартап, вспомнил про него и решил переманить к себе. Никогда ещё ему не предлагали ничего подобного на таких выгодных условиях. Конечно, говорил он, я вряд ли могу быстро найти там работу, но с его заплатой и деньгами от сдачи нашей московской квартиры мы справимся. А потом, если его карьера пойдёт в гору, кто знает, может, будут и другие возможности. К примеру, другой его коллега….
И тут мой отец, во время этой тирады молча потягивавший принесённый нами виски, вдруг выпалил, глядя Сергею в глаза:
– А Ирка что там будет делать, а? Тебе это надо, а не ей! Что – нет? Ты там в своём этом стартапе, или как его, а она кем будет? Домохозяйкой? Здорово придумал!
И даже стукнул по столу кулаком, так что моя тётя невольно вскрикнула, опасаясь утраты многочисленных рюмок. Сергея слегка передёрнуло, но он улыбнулся и попытался обратить всё в шутку:
– Да все мечтают стать такими калифорнийскими домохозяйками. Да, Ир? Борис Иванович, вот я уверен, вы сами в Кремниевую долину переехать захотите – с вашей-то технической подготовкой мы вам место найдём! Может, ещё виски? Или водочки?
К Сергею тут же подключились мои тёти и мама:
– Боречка, Ирочка же преподаватель английского, ей будет интересно! Она ведь только в Англию ездила, да и то ещё в институте!
– Это же Америка – такой шанс, разве можно его упускать! Здесь, у нас, что хорошего? С нашими-то властями…
– А какой там климат – ведь это же рай! После нашей зимы, да ещё с этими реагентами…
Отец, хмуро слушая женский галдёж, демонстративно отодвинул от себя виски и уже собирался что-то ответить, но тут моя тётя Валя – сама непосредственность – наступила-таки на мою больную мозоль:
– Ну, Боречка, что ты так разошёлся! В Америке хорошие врачи, может, там у Ирочки родить наконец получится. Там все рожают! Вот Жанна Фриске….
Это перешло все границы. Не дожидаясь горячего, я, несмотря на протесты и уговоры, вышла в коридор и стала одеваться. Сергей, рассчитывавший на вкусные блюда моей тёти, нехотя встал из-за стола и, извинившись, пошёл за мной.
Мы шли по Чистопрудному бульвару, рука об руку. Слегка моросил дождь, под ногами хлюпала первая слякоть. Я тихонько утирала слёзы. У памятника Грибоедову Сергей вдруг остановился, притянул меня к себе и, глядя в мои заплаканные глаза, сказал:
– Ириша, солнышко… Я тебя очень прошу: давай закроем страницу! Ты же умница у меня, да? Переедем в Америку – и всё, не будем к этому всему возвращаться. Начнём новую жизнь! Ну, я люблю тебя… Не плачь! Хорошо?
Он поцеловал меня, и мы, держась за руки, стали спускаться в метро. Я уже чувствовала себя лучше: муж был со мной, это главное. Но папины слова ещё долго не выходили у меня из головы.
***
Когда Сергей отказал в финансировании моих обследований в Америке и вообще стал давать мне деньги с осторожностью, я всерьёз задумалась о работе. К счастью, грин-карта у меня уже была. Сергей был не против, чтобы я куда-нибудь устроилась, правда, настаивал, чтобы работала не на полную ставку. Но я рассматривала все варианты – лишь бы уехать из дома и отвлечься. Ведь отказаться можно всегда.
Конечно, я не могла вот так сразу рассчитывать на какую-то хорошую должность, а официанткой или продавщицей идти не хотелось. Но я с радостью погрузилась в процесс поиска, и меня это здорово встряхнуло.
К удовольствию Сергея, наконец-то привела себя в порядок: из-за местной жары я давно уже перестала краситься и сменила платья-футляры на более уместные шорты с футболкой. Теперь же, накупив лёгких брючных костюмов и водостойкой косметики, я опять была при полном параде.
Поиск работы продвигался медленно, возможно, потому что острой необходимости обеспечить себя у меня не было. К тому же, этот процесс оказался довольно непривычным, не похожим на те собеседования, которые я когда-то проходила в Москве. Здесь всё происходило жёстче и циничнее, хотя, наверное, честнее. Могли, к примеру, почти сразу сказать: «Вы нам не подходите. Спасибо, до свидания!» Или задать какой-нибудь каверзный вопрос: «А как вы относитесь к трансгендерам?».
Предложения, что мне подходили, лежали в основном в коммерции – распространителями каких-то товаров или услуг, – но меня это абсолютно не привлекало. Другими вариантами были вакансии девушек на ресепшен, и тут меня уже в двух местах охотно взяли, но из-за неудобного графика и недовольства мужа я отказалась.
Конечно, хотелось бы пробиться в какую-нибудь компанию Кремниевой долины, но, увы, моя квалификация лингвиста там мало кого интересовала. Иногда требовался испанский, а мой французский, добросовестно изученный в институте и не до конца забытый, был не нужен. Дни шли, собеседования следовали одно за другим, а результат отсутствовал. Но я не отчаивалась и продолжала рассылать резюме.
***
Однажды, в конце мая, я долго ждала собеседования в офисе одной IT-компании, искавшей секретаря в отдел продаж. Сидя на жёсткой деревянной скамье, заменивший диван в знак приверженности владельцев фирмы эко-дизайну, я уже жалела зря потраченное на дорогу время. Конечно, я была уверена, что потерплю очередное фиаско.
В подтверждение моих мыслей вскоре выяснилось, что и само собеседование отменили: тот, кто должен былменя интервьюировать, неожиданно заболел. После миллиона извинений девушки на ресепшен предложили мне прийти в другой день. Мы обменялись дежурными улыбками, и я уже направлялась к выходу, но тут случился небольшой казус.
Прямо из распашной стеклянной двери на меня налетел какой-то долговязый рыжий тип, на ходу читавший планшет, и буквально сбил меня с ног. Меня здорово тряхнуло, показалось, что я подвернула ногу. Рыжий незнакомец бросился извиняться и усадил меня на ту же самую скамейку. Девушки с ресепшен тоже прибежали и стали предлагать помощь: может, отвезти меня к врачу? Но в этом не было необходимости.
Я быстро пришла в себя и, выпив принесённый незнакомцем стакан воды, решила посидеть, перевести дух. А он устроился рядом и не думал уходить. Казалось, он был поражён инцидентом и так переживал за меня, что готов был бросить собственные дела и сидеть со мной до бесконечности. «Может, боится, что я подам в суд?» – подумала я.
Он как будто прочитал мои мысли и представился:
– Меня зовут Пол Маккарти. Кстати, я адвокат. Если захотите подать на меня иск, я к вашим услугам!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Имеется в виду Московский государственный лингвистический университет им. Мориса Тореза (МГЛУ), в народе «Иняз».
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги