Покорение Европы

1. Экскурсия.

С металлическим лязгом медленно приоткрылась тяжелая створка шлюза, поразившая своими размерами и толщиной. В увеличивающуюся щель проема постепенно стало видно длинное, тускло освещенное помещение. Группа молодых людей в два десятка человек столпилась за спиной невысокого, подтянутого мужчины лет пятидесяти, который стоял перед открытым проемом шлюза.

– Перед тем как мы продолжим экскурсию, я готов ответить на вопросы по блоку номер один, – сказал мужчина визгливым, не очень приятным голосом.

Высокий рыжеволосый парень сразу поднял руку, привлекая к себе внимание:

– Уважаемый экскурсовод, мы уже увидели первый блок! С ним и так все понятно! Показывайте, наконец, второй блок.

Экскурсовод на секунду опустил взгляд, сверяясь с личной голограммой, видимой только ему.

– Хэпибулин, за сегодняшний день вы прокомментировали буквально каждое мое слово! – экскурсовод устремил на парня тяжелый взгляд. – Слишком много фоните, молодой человек!

Хэпибулин демонстративно выпучил глаза и артистично зажал рот ладонями. Экскурсионная группа отреагировала на его очередную выходку сдержанными смешками. Лицо экскурсовода заиграло желваками: казалось, он сейчас потеряет самоконтроль и резко одернет нахала, но вместо этого мужчина негромко хлопнул в ладоши, привлекая внимание молодых людей.

– Итак, группа, это последняя ваша экскурсия по Изолятору перед вступлением во взрослую жизнь. Прошу вас проникнуться моментом и четко себе уяснить, что только от вашей ответственности перед собой и окружающими зависит, как сложится ваша жизнь. Зависит только от вас, провести свое будущее полноценным членом общества или быть ограниченным в гражданских и человеческих правах. Это зависит только от вас. Только от вас!

– Ну все, завел шарманку, – пробурчал Хэпибулин.

Экскурсовод так злобно на него посмотрел, что даже непробиваемый Хэпибулин стушевался и быстро скрылся в задних рядах группы. Экскурсовод победно оглядел ребят и веско добавил:

– И я буду это повторять без конца. Вопрос ответственности очень важен: он ключевой в современной цивилизации.

Наступила пауза. В первых рядах скучающей группы поднялась рука.

– Да, Селезнева, – после секундной задержки мужчина кивнул высокой русоволосой девушке в балахоне, совершенно скрывающем ее фигуру.

Девушка опустила руку:

– Фридрих Иванович, Вы все равно меня не убедили в этой истории с собакой.

– Уточните, в чем именно не убедил?

– Я все равно считаю, что неправильно изолировать тут целую семью из-за собаки, пусть даже и покусавшей прохожего.

– Не прохожего, Селезнева, а соседского мальчика. И изолировали не целую семью, а только собаку, ребенка и его отца.

– Так мать этого мальчика не изолировали, потому что она была беременной!

– Вы ошибаетесь, Элис. Мать мальчика не изолировали, потому что в их семье отец являлся официальным главой семьи, несущим за нее всю полноту ответственности, а не из-за того, что она на шестом месяце беременности.

Экскурсовод обвел колючим взглядом группу молодых людей, а затем торжественно добавил:

– Или, возможно, кто-то считает, что никто не должен нести ответственность за нанесение травм, подвергающих опасности чью-то жизнь, здоровье и будущее? Дрон службы общественной безопасности зафиксировал, как ребенок натравил собаку на соседского мальчика.

– Фридрих Иванович, так собака не сильно его покусала!

Экскурсовод громко фыркнул и брезгливо выдавил из себя:

– Я даже не хочу комментировать вашу последнюю реплику. Лично я считаю, что суд был слишком мягок. И вообще, если бы от меня зависело решение, то так легко эта семейка не отделалась бы.

Последнюю фразу раскрасневшийся экскурсовод прошипел, судорожно подергивая руками. Втянутая в плечи шея вместе с немного великоватым темным костюмом делали его похожим на большую растрепанную ворону. Но Фридрих Иванович быстро справился с собой и, нервно оглядев притихших слушателей, проговорил своим неприятным голосом:

– Если больше вопросов нет, прошу пожаловать в блок номер два – для людей, полностью пораженных в гражданских и человеческих правах. Обращаю внимание на то, что все они бессрочно изолированы от общества.

Группа молодых людей начала молча втягиваться в шлюз. И только неугомонный Хэпибулин с видом знатока очень громко прошептал:

– Видели, какой он дерганный! Обычный профессиональный перекос кровавой гэбни!

Ребята в голос засмеялись. У экскурсовода задергалось лицо, но он сделал вид, что не услышал Хэпибулина. Рослый парень очень крепкого телосложения, идущий в задних рядах толпы, постепенно вливающейся в узкий шлюз, чуть припоздал и со скучающим видом начал прогуливаться вдоль стены рядом с шлюзом. Он встал, прислонившись к стене, немного суетливо вытряхнул камешек из левого ботинка, прошел к входу, и, видимо, опять обнаружив какой-то дискомфорт, прислонился уже к противоположной стене и начал вытряхивать мусор из другого ботинка.

– Молодой человек, Вас долго еще ждать? – окликнул его экскурсовод, выглядывая из-за могучей створки шлюза.

Парень не отвечал, сосредоточенно копаясь в ботинке.

– Лепов, Вы скоро? – повысил голос экскурсовод после секундной сверки с личной голограммой.

– Да, уже бегу! – бодро отрапортовал парень и одним прыжком запрыгнул внутрь второго блока. Он кивнул экскурсоводу и прошел мимо него в длинное узкое помещение.

С правой стороны удлиненной невысокой залы располагался ряд небольших камер, забранных толстыми вертикальными прутьями, а с левой находилась глухая стена. Глаза постепенно привыкли к тусклому освещению, и стало видно, что камеры были высотой примерно по грудь обычного человека, а потолком им служила толстая плита перекрытия, на которой располагалась цепочка каких-то блестящих коленчатых механизмов высотой в два-три метра. Механизмы чем-то напоминали старинных промышленных роботов и располагались по одному строго над каждой камерой. На первый взгляд камер было не менее пятидесяти. Несколько из их числа, располагающихся у входного шлюза, пустовали, но характерный запах и шум дальше указывали на то, что следующие камеры обитаемы.

Экскурсовод собрал группу вокруг себя и расширил личную голограмму до видимого всем состояния, чтобы начать пространную лекцию, посвященную Изолятору. Нового в лекции оказалось немного. Оказывается, с целью минимизации негативных последствий для психики обслуживающего персонала изолятора внутри все процессы полностью автоматизированы. Людьми охраняется только наружный контур здания, а сервисное обслуживание и восстановление запасов еды с другими расходными материалами осуществляется в специальной пристройке, не имеющей прямого контакта с заключенными. Изолируемые люди делятся на две неравные по количеству группы: в первом, самом многочисленном блоке обеспечены достаточно комфортные условия содержания, потому что изолируемые там люди только временно и частично поражены в своих гражданских и человеческих правах. Во втором же блоке обстановка более чем спартанская, так как там бессрочно содержатся настоящие преступники, которые полностью поражены в своих правах.

– Еще раз повторяю, – в очередной раз начал экскурсовод, – тут содержатся те, кому отказано в праве называться человеком.

– Поэтому их и содержат в клетках, как животных?! – с вызовом спросила симпатичная полненькая девушка.

– Именно как животных, – Фридрих Иванович произнес эти слова с видимым удовольствием. – Но у них вдоволь еды, воды и чистого воздуха. И каждый день проводятся водные процедуры. Видите тот желоб, идущий по полу вдоль ячеек? Пол в камере под небольшим наклоном, поэтому все нечистоты стекают в желоб под действием сил гравитации, естественным путем, так сказать. Кстати, пол с подогревом. Вообще, у изолированных есть много возможностей сделать свою жизнь максимально комфортной, например…

– Вам не стыдно? Да разве это жизнь? ЭТО НЕ ЖИЗНЬ! – последние слова девушка почти что прокричала.

– Да, Кляйн, не жизнь, – неожиданно согласился с ней экскурсовод. – А результат их жизненного выбора. Это закономерный итог их жизненного пути, который последовательно и привел к такому концу. Да, и у всех здешних обитателей есть выбор: они ведь всегда могут прервать свою, как вы говорите, «не жизнь». Всегда ведь можно уморить себя, отказавшись от еды и питья! Всегда можно разбить свою голову о стену, в конце концов, или, например, уморить себя муками совести! – мужчина неприятно захихикал. – Впрочем, последний вариант самоубийства пока не был достоверно зафиксирован в научных анналах.

Экскурсовод весело оглядел группу, но встретил только угрюмое молчание: шутку не оценили.

– Вы хотите сказать, что некоторые доходят до такого крайнего отчаяния, что пытаются сами инициировать у себя черепно-мозговую травму, не совместимую с жизнью? – подала голос девушка в балахоне.

– Да, Селезнева.

– Но ведь крайне тяжело и болезненно убить себя таким способом.

– Да. Вы абсолютно правы.

– Ужас! Как их потом лечат тут? И где находится медицинский блок?

– Никакого медицинского блока нет, потому что изолированных вообще не лечат. Они находятся в своей ячейке до самой смерти в независимости от состояния своего физического и психического здоровья.

Группа молодых людей потрясенно переглядывалась между собой.

– А как вы потом достаете труп из камеры? Я не вижу двери, – неожиданно громко в тишине прозвучал вопрос Хэпибулина, стоявшего возле одной из пустующих камер.

Экскурсовод криво ухмыльнулся и начал рассказ, чеканя каждое слово:

– Сразу после установления факта смерти вот те многофункциональные устройства сверху начинают…

– Подождите, –перебила экскурсовода Кляйн, – но как исключить возможность ошибки? Ведь по вашим словам люди тут практически не появляются.

Фридрих Иванович как ни в чем не бывало обвел недружелюбным взглядом молодых людей, столпившихся вокруг него, и сказал:

– Ну, вы совсем не уважаете центр обслуживания Изоляторов! Там десятки дублирующих друг друга датчиков, оценивающих большое количество параметров. Ошибка абсолютно исключена. С вашего позволения, я теперь продолжу рассказ об утилизации трупов… Над каждой камерой находится многофункциональное устройство, обеспечивающее все нужды изолированных, которое наш обслуживающий персонал называет «рукой». После получения соответствующего сигнала «рука» разбрызгивает специальный раствор, чрезвычайно хорошо растворяющий органику.

– И даже кости растворяет? – Хэпибулин вылез в первые ряды с крайне заинтересованным видом.

– Не сразу, конечно. Все-таки кости, а особенно зубы, являются самым твердым материалом в человеческом теле, но под действием смеси кислот и специально выведенных бактерий даже зубы полностью растворяются и смываются вот в этот желоб. Окончательно ячейку очищают раскаленным паром и горячей водой.

Через несколько секунд экскурсовод заглянул в наручный коммуникатор и махнул рукой, привлекая внимание группы, которая потрясенно толпилась у пустых камер.

– Группа, у нас мало времени, поэтому буду краток. Здесь изолированы те существа, нахождение которых рядом с собой общество не приемлет. Им отказано не только во всех человеческих и гражданских правах, но и даже в праве называться человеком. Изолятор поддерживает только биологические потребности содержащихся здесь существ. Многие из вас, наверное, слышали о «тринадцати с половиной кубиках».

Некоторые ребята закивали.

– Это выражение, – самодовольно продолжил мужчина, – пришло из системы Изоляторов, потому что каждому изолируемому выделяется для существования ячейка размером тринадцать с половиной кубических метров. Три метра на три метра по полу и полтора метра высоты. Сразу возникнет закономерный вопрос: почему ячейки именно такого размера?

– Да, возникает! – с вызовом прокричал кто-то с задних рядов.

– Я не знаю. Видимо, так сложилась исторически. Но могу сказать точно про высоту ячейки в полтора метра, – экскурсовод с вызовом оглядел, окружающих его ребят. Р – Стоять с высоко поднятой головой – это роскошь, данная только человеку. А здесь людей нет! Есть только изолированные.

– Это не гуманно, – вскричал очень смуглый парень, – это просто садизм, излишняя жестокость и запоздалая месть общества за случайные жизненные ошибки.

– Зависит от точки зрения, Симонс… – начал было отвечать экскурсовод, но в беседу грубо влез Хэпибулин.

– А если карлика сюда посадить? Он же будет стоять с высоко поднятой головой! Как человек!

Фридрих Иванович с ненавистью посмотрел на рыжеволосого парня, который как ни в чем не бывало мило улыбался.

– Ну, хоть где-то карлик будет стоять с высоко поднятой головой, Хэпибулин, – неприятным голосом проговорил экскурсовод. – Но успехи перинатальной диагностики сводят риск попадания сюда карлика к нулю. И, Хэпибулин, настоятельно прошу Вас в дальнейшем воздержаться от неуместных и глупых высказываний.

Под тяжелым взглядом экскурсовода Хэпибулин выставил перед собой ладони в защитном жесте и мгновенно затерялся среди экскурсионной толпы.

– Это зависит от точки зрения, Симонс, – спокойно продолжил Фридрих Иванович. –Давать им дальше возможность творить ужасные вещи также будет страшной несправедливостью, но уже по отношению к обычным, ни в чем не повинным людям. К простым нормальным людям, не заслуживающим ни неоправданной жестокости, ни немотивированного насилия.

– Но человек имеет право на ошибку! – вскричал Симонс.

– Конечно, каждый человек имеет право на ошибку. Но личность, заживо расчленившая семью из трех человек после длительных пыток, вряд ли могла сделать это случайно и по ошибке. И поэтому это существо автоматически выводится из гражданского и человеческого правового поля.

– Во загибает! – послышался восхищенный шепот Хэпибулина с последних рядов группы.

– Посмотрите вот на эту личность, – куратор, сделав несколько шагов, рукой указал на ячейку перед собой.

Экскурсионная группа примолкла и начала в тишине разглядывать молодого симпатичного мужчину, сидящего на корточках за толстыми прутьями. «Личность» в свою очередь тоже молча рассматривала столпившихся перед ячейкой молодых людей.

– РЫ-Ы-Ы!!! – страшно зарычал он, неожиданно бросившись к решетке.

Передние ряды отшатнулись. Изолированный человек схватился за живот, упал на бок и начал заразительно смеяться, изо всех сил стуча ногами по полу.

– К-к-каждый раз пугаются… – сквозь слезы проговорил изолированный.

– Расслабьтесь, молодые люди, ему просто скучно, а развлечений здесь очень мало, – скучным голосом проговорил экскурсовод. – Блок номер два полностью автоматизирован, и людей «изолированные» видят только во время редких посещений сервисных бригад, обслуживающих автоматику да во время еще более редких экскурсий. Кстати, обратите внимание: изолированные видят перед собой глухую стену. Это не для того, чтобы их излишне мучить. Экономически выгоднее было бы сделать ячейки друг напротив друга, но годами заставлять бедолаг смотреть на других таких же неудачников признано чрезмерной жестокостью.

– А он точно убийца? – спросил кто-то из толпы. – Может быть, это все-таки какая-то ошибка?

– Да, да, это ошибка, ошибка, ошибка-а-а! – на все лады из ячейки начал повторять изолированный, кривляясь и дергаясь всем телом.

Фридрих Иванович легким движением руки развернул для всеобщего обозрения большую черно-белую голограмму без звука. Голограмма показывала место преступления с высоты нескольких метров, судя по ракурсу, снятое дроном. Буквально через несколько секунд большинство присутствующих отвернулось. Куратор внимательно наблюдал за группой.

– Хотите, я включу звук с цветным объемным изображением, и вы сможете лучше рассмотреть результаты жизнедеятельности этой интересной личности? – предложил он.

Большинство молодых людей с отвращением замотали головами.

– Хорошо. У кого-нибудь есть сомнения в виновности этого изолированного? Нет? Ну, после увиденного мало у кого возникают сомнения, а только рвотный рефлекс, – Фридрих Иванович коротко хохотнул. – Случайно сюда никто не попадает. Есть вопросы?

– Почему он голый? – спросил женский голос.

– А зачем ему одежда? Во втором блоке поддерживается комфортная постоянная температура воздуха в двадцать четыре градуса, а пол в ячейках всегда нагрет до сорока градусов по Цельсию. Так что замерзнуть крайне затруднительно. Еще вопросы?

Экскурсовод демонстративно посмотрел на наручный коммуникатор:

– Раз больше нет вопросов, то у вас появляется время самостоятельно осмотреться и, так сказать, напитаться духом этого в высшей степени интересного места. Я искренне надеюсь, что вы увидите этот антураж только во время следующей экскурсии. Потом мы проследуем в конференц-зал и просмотрим учебный фильм об истории становления современной системы изоляторов. Да, рекомендую надеть беруши, которые всем вам предварительно раздали или вообще сразу закончить осмотр блока номер два. Я буду ждать у входа.

Последнему совету экскурсовода никто не внял. Тихо перешептываясь, молодые люди разбились на небольшие группки по несколько человек и начали разбредаться по второму блоку.

Следующие несколько камер пустовали. Далее пошли сплошь обитаемые ячейки, в большинстве которых находились мужчины, но, впрочем, попадались и женщины. Одни изолированные были совершенно сумасшедшего вида, другие на первый взгляд ничем не отличались от обычных людей. Поведение разнилось от камеры к камере: кто-то флегматично разглядывал экскурсию, кто-то агрессивно что-то выкрикивал, некоторые лежали, отвернувшись от решетки. Беруши от громких криков совсем не помогали, а только делали их более глухими, поэтому большинство молодых людей сразу от них избавились. Обитатели камер были совсем разные, объединяли их только длинные косматые волосы и заросшие бородатые лица у мужчин.

Вдоль коридора с внешней стороны, в нескольких сантиметрах от толстых прутьев ячеек тянулся глубокий наклонный желоб. На толстых плитах, расположенных над каждой ячейкой, матово блестела многочисленными сочленениями, механизмами и шлангами огромная складная рука. В век всеобщей миниатюризации механизм удивлял своими размерами, массивностью и каким-то чрезмерным запасом прочности. Количество различного навесного оборудования для обслуживания пищевых и гигиенических нужд обитателей изолятора поражало.

Высокий молодой человек, которого экскурсовод назвал Леповым, осматривал второй блок в одиночку, пока не подошел к одиноко стоящему перед одной из камер Хэпибулину. Внутри камеры спиной к проходящим находилась обнаженная женщина средних лет, согнутая в коленно-локтевой позе. Ноги торчали наружу между прутьями решетки, так что волосатая промежность хорошо просматривалась.

– Просто сделай это! – во все горло визжала женщина, повернув лицо к молодым людям. – Давай, не стесняйся, не оставляй это на другой раз, ты же об этом давно мечтал! Просто сделай это! – с безумием в голосе прокричала женщина. – Другие сдались и прошли мимо, но я верю в тебя! Давай! Просто сделай это! Я в тебя верю! Верю!

– Борян, а в кого именно она все-таки верит? В тебя или меня? – спросил Лепов своего товарища, доставая из кармана беруши.

– Не знаю, Горка, но меня так давно никто не мотивировал, – покачиваясь на каблуках, выдал Хэпибулин.

– Борян, ты меня сейчас просто пугаешь!

– Нет, братан, это ты меня пугаешь! А также оскорбляешь и нервируешь! Ведь то, что ты увел у меня Надю, вряд ли можно назвать дружеским поступком! – не слишком дружелюбно выдавил из себя Хэпибулин.

– Согласен, Борян, далеко не дружеский шаг. Но ты прости меня. У нас любовь!

– Мне кажется, Горка, что любовь только у тебя, а у твоей новой второй половинки один голый расчет!

– Я понимаю, что ты расстроен, Борян, но не очень красиво говорить такие вещи о своей бывшей девушке.

– Просто хотел тебя предостеречь по старой дружбе. Надежда Исаева не так проста, как хочет тебе казаться.

– Мне казалось, Борян, что мы уже обговорили все детали и уладили все взаимные претензии. Поэтому на будущее, пожалуйста, более не утруждай себя предупреждениями.

Напряжение резко повысилось. Казалось, что время замедлилось и сгустился воздух. Молодые люди инстинктивно приняли наиболее удобные стойки для начала драки. Оба были под два метра и очень крепкого телосложения, но Лепов был явно массивнее. Буквально через секунду Хэпибулин улыбнулся и протянул вперед правую руку.

– Успокойся, Горка. Я много думал об этом, и пришел к выводу, что так даже лучше. Ты просто немного ускорил события. Надюха последнее время чересчур много позволяла себе: постоянно пыталась давить на меня. А я не люблю, когда на меня давят. Я сам привык давить и доминировать.

Они крепко пожали друг другу руки.

– Пойдем дальше, Горка, а то от этих мотивационных криков у меня голова разболелась.

Лепов приостановился и, взяв товарища за плечо, спросил:

– Ты такими глазами смотрел на эту озабоченную… У тебя что, после ухода Надежды никого не было?

– Настоящие джентльмены об этом умалчивают, – с каменным лицом сказал Хэпибулин. Он демонстративно задумался. – Кстати, раз ты затронул эту тему. Молодец, что напомнил! Как там у нас поживает пари о соблазнении какой-нибудь красотки?

– Борян, я совсем забыл о споре. Будь другом, дай отсрочку еще на месяц. Сейчас времени вообще нет. И к экзамену надо готовиться.

– Это твои половые трудности, братан. А отсрочку на исполнение спора ты уже получал, когда кричал про важную и неотложную научную работу. Острие мировой науки, и все такое. Заметь, я пошел тебе навстречу. Если через три дня не будет видео, то ты проиграл мне желание. Спор – это святое!

– Борян, – проникновенно начал говорить Лепов, – ты же меня Наде сразу сдашь. Я знаю твою подлую рыжую натуру. Поэтому этично будет спор вообще отменить.

– Этично! – хмыкнул Хэпибулин, отрицательно покачивая головой. – Тухлая отмазка, братан! Не катит.

Лепов только вздохнул в ответ.

– Ты справишься, я в тебя тоже верю, – шепнул Хэпибулин, несильно хлопнул товарища по плечу и пошел дальше по коридору. Позади них в коридоре никого не было, но истошные вопли все равно не затихали.

Пройдя мимо нескольких ячеек с совершенно неинтересными обитателями, молодые люди оказались у какого-то аттракциона. Кучка парней и девушек столпилась вокруг здоровенного парня, стоящего лицом почти вплотную к одной из ячеек. К его горлу изнутри между прутьев тянул руки не менее здоровый голый детина. Тупое выражение лиц обоих бугаев делало похожими их как братьев. Хэпибулин сразу начал пробиваться к эпицентру событий.

– Джонни, что ты делаешь? – с неподдельным любопытством спросил он.

– Хочу проверить, сможет ли этот негодяй меня задушить. Точнее, я совершенно уверен, что у него кишка тонка, но, как известно, практика – это мать теории.

– Джонни, какая тут может быть, к черту, теория?

– Такая! Все, не мешай мне! Мне для дела нужно, – раздраженно сказал Джонни, медленно вкладывая свою необъятную шею в руки изолированного.

– Тут все пишется, – тихо шепнул на ухо товарищу Лепов. – Он сильно подпортит себе жизнь.

– Ты же знаешь, что если Джонни что-то втемяшил себе в голову, то только топором можно вырубить. Этому дебилу для дела нужно! Мне даже стало интересно, что у него за теория.

– Джонни, конечно, дебил, но это наш дебил, а чемпионат по стронгкубу еще никто не отменял, Борян. И если мы хотим взять кубок, то надо как-то отвлечь нашего первого центрального, а то его могут не допустить к соревнованиям за неэтичное поведение.

Хэпибулин молча кивнул, на секунду задумался и не спеша подошел к удушаемому Джонни.

– Ты же вроде очень уважаешь гигиену, Джонни? – вкрадчиво спросил Хэпибулин.

Джонни что-то утвердительно промычал.

– Вот сейчас этот убийца нарушит своими ногтями целостность твоего кожного покрова и – и всё! Хана тебе! Мы же не знаем, что у этого убийцы под ногтями. Погляди на него, ну чем он тут один голый может заниматься. Тут даже туалетной бумаги нет!

Джонни начал пытаться разглядеть ногти оппонента, но по понятным причинам не преуспел. Изолированный, которого Хэпибулин назвал убийцей, тоже начал разглядывать свои ногти. Все окружающие ребята начали смотреть на руки изолированного. Несколько секунд слышалось только пыхтение противоборствующих сторон, а потом Джонни резким движением смахнул руки со своей шеи.

– Ну ты силен, – восхищенно шепнул Лепов Хэпибулину, который уже приготовился выпытывать у туповатого Джонни, для чего понадобился этот аттракцион удушения.

Лепов не спеша стал прогуливаться дальше. Навстречу ему, в сторону выхода, небольшими компаниями или поодиночке потянулась экскурсионная группа. Большинство молодых людей шли в тягостном молчании, некоторые возбужденно, чуть громче, чем требуется, обсуждали свое видение организации системы Изоляции, но совсем равнодушных не наблюдалось.