– Ее послали, – сказал Меньшиков, обменявшись взглядом с Хитрово-Квашниным. – Что ж, она приведет нас к кому надо… Свешников, следуем за ней!
Полицмейстер с унтер-офицером, оставив кузов, бросились по стопам женщины и быстро исчезли в зелени рощи. Хитрово-Квашнин минут десять провел в томительном ожидании. Кто набрался смелости подкинуть купцу письмо с угрозами, думал он. Может, это одиночка? Какой-нибудь торговец, попавший в отчаянное положение? Или промотавшийся дворянин? Послал горожанку к дуплу и поджидает ее на другом конце рощи… Лишь бы этот подлец ничего не заподозрил! А если все затеяла группа мошенников?.. Неуж-то Ракову и впрямь угрожает смертельная опасность?.. Наконец, среди стволов деревьев замелькали мундиры полицейских. Меньшиков шел впереди, и по выражению его лица ничего нельзя было понять. Дело прояснилось, когда он сел в бричку и заговорил:
– Мы cо Свешниковым старались, как могли, но все впустую. Мошенники приметили нас и, прыгнув в коляску, укатили вниз по Куликовской. К дуплу они подрядили сходить за целковый мещанку Артемову. А теперь самое интересное. Высокий мошенник был одет в черный фрак и светлые панталоны, его сообщник – в темно-cиний сюртук и темные клетчатые брюки!
– Пара, обчистившая Соколова?
– Выходит, что так…
– К приметам что-нибудь добавилось?
– От таких, как Артемова, толку всегда чуть… Один, говорит, фигурой тонок, лицом бел, видно, дворянин, другой, коренастый и бородатый, из простых. Вот и все, что удалось выжать из нее!.. Ну, нечего здесь торчать! Митрофан, поворачивай обратно!
На Соборную площадь бричка въехала, когда служба в храме подходила к концу – весь приход громко и слаженно выводил «Отче наш». Оказавшись в Управе благочиния, Меньшиков и Хитрово-Квашнин сели в кресла и разожгли свои трубки. Пока они, выпуская клубы дыма, делились впечатлениями о событиях этого утра, обедня завершилась. В окно было видно, как прихожане потянулись из храма наружу. Меньшиков присмотрелся к одному из них, высокому худощавому дворянину в черном фраке, черных панталонах и такого же цвета цилиндре, шедшему по направлению к Управе благочиния.
– Коллежский асессор Охлябинин! – воскликнул он, вынув изо рта трубку с изогнутым чубуком. – Борисоглебский крупный помещик, приятель губернатора. И, судя по всему, по мою душу.
Худощавый дворянин, которому было лет за сорок, дверь изволил распахнуть тростью. Его удлиненное, чисто выбритое лицо, выглядело крайне недовольным. Постукивая по раскрытой ладони набалдашником, выполненным в форме ощерившейся головы черной пантеры, он окинул кабинет коротким взглядом и остановил его на полицмейстере.
– Павел Николаич, сказать, что я возмущен, ничего не сказать. Меня трудно вывести из себя, но это случилось. При выходе из храма я не обнаружил в карманах ни кошелька, ни табакерки! Из соборного храма, заметьте! У вас мошенники просто не знают удержу!
– Но, Андрей Сергеич, как?.. Когда?..
– Только что. Надеюсь, вы сделайте все, чтобы вернуть похищенные вещи. Табакерка с вензелем из самоцветов – подарок любимой женщины… Она для меня бесценна! Тому, кто отыщет ее, я обещаю отдать во владение принадлежащий мне дом в Петродаре.
– Да мы, тово, Андрей Сергеич, разобьемся в лепешку, проявим все наше рвение!
– Извините, сударь, – вставил слово Хитрово-Квашнин, обращаясь к хмурому помещику. – Во время обедни вы ничего подозрительного не заметили? Ну, может быть, кто-то слишком близко подошел к вам или толкнул невзначай?
Охлябинин едва удостоил штабс-ротмистра взглядом.
– Нет, ничего такого не припомню… Хотя, погодите, одному из рядом стоявших прихожан стало дурно. Я и удержал его от падения. Еще удивился: молодой человек появился в церкви в конце литургии, и вдруг обморок!
– Как выглядел обморочный господин? Во что был одет?
Охлябинин на секунду призадумался, коснувшись набалдашником трости полей цилиндра.
– Лица не разглядел, а одет он был в черный фрак и светлые панталоны.
Полицмейстер и штабс-ротмистр при этих словах многозначительно переглянулись.
– До скорого свидания! – строго бросил коллежский асессор и, прищурив глаза, ровной поступью вышел из кабинета.
В полицмейстерской повисла тишина.
– Ну и денек! – Меньшиков шумно выдохнул через нос, опустился на стул и вытер платком со лба проступившие капельки пота. – Прямо голова идет кругом!
Хитрово-Квашнин подошел к окну и, покуривая трубку, стал смотреть на Соборную площадь. Толпа у храма к этому времени схлынула, экипажи, кроме коляски, запряженной парой гнедых, разъехались в разные стороны. Окинув одинокий экипаж более пристальным взглядом, штабс-ротмистр вдруг понял, что где-то видел его. Где же?.. Ну, конечно, на Усманской, у штофной лавки мещанина Попова.
– Это же коляска Соколова! – воскликнул он, указывая на экипаж пальцем.
– Что? – пробормотал Меньшиков, все еще находясь под впечатлением разговора с Охлябининым.
– Говорю, коляска Соколова стоит у собора… Избавиться от нее мошенники решили именно здесь.
Едва прозвучали эти слова, как в кабинет влетел запыхавшийся полицейский и, щелкнув каблуками, вытянулся в струнку. По всему видно было, что он принес важные вести.
– Что еще не так, черт возьми?! – вскочил на ноги полицмейстер. – Опять пожар?
– Никак нет, вашбродь! От частного пристава Выродова. Убийство в доме Водошниковых!
ГЛАВА 4
Легкая бричка с откидным верхом, влекомая соловым и чубарым, миновав собор, выехала на Дворянскую, широкую и хорошо вымощенную. Оставив позади дюжину усадеб, она плавно подкатила к утопавшему в зелени лип одноэтажному особняку с портиком и колоннами на парадном фасаде. Первым из экипажа, придерживая шпагу, выбрался среднего роста светловолосый мужчина в зеленом мундире и ботфортах, следом – высокий штабс-ротмистр с тростью и дорожным саквояжем. Одернув одежду, они направились к толпе зевак у ворот. Светловолосый шагал широко и размашисто, его спутник, шатен с карими глазами, немного припадал на правую ногу.
– Раз-з-зайдись! – рявкнул дежуривший у калитки широкоплечий квартальный поручик, замахиваясь на любопытствующих горожан плеткой. – Заслонили всю дорогу, черти!
Люди разом отхлынули от кованной витой ограды. Попятилась даже каурая лошадь, впряженная в двухместные рессорные дрожки, да так, что кучеру, сидевшему на передке с самодельной трубкой в руке и точившему лясы с дворником, пришлось ее окорачивать. Пожилой дворник, высокий и сухой, как жердь, застыв с метлой в руках в палисаднике, поддержал активные действия полицейского служителя.
– Только вас, Агафон Прокопьич, и слушаются. Чего, говорю, напираете, православные? Забор завалить надумали? А им хоть бы что.
– Да что с твоим забором сделается, Макар? – выкрикнули из толпы. – Авось, чугунный, не плетень.
– Кто приехал-то? – спрашивал коротышка-мещанин, вставая на носки и изо всех сил вытягивая шею.
– Тебе, Ермолка, только затылки разглядывать, – хихикнули позади него. – Полицмейстер пожаловал, Меньшиков.
– Верно, полицмейстер… А тот, с тростью?
– Бог его знает…
– Кажись, заседатель, – предположил заспанного вида горожанин, почесывая щетинистый подбородок.
– Ну и остолопы! – протянул квартальный поручик, поеживаясь от прохлады и качая в такт словам головой. – Бывшего капитан-исправника не узнали?.. Хитрово-Квашнин это!
– Харитоновский барин?! – воскликнул один из купцов. – Как это я не признал его?..
– Что, приходилось перед ним ответ держать?
– Давненько это было, до его отъезда в Подмосковье, когда я еще в однодворцах значился. Привлек меня к суду, но, греха таить нечего, по делу… Толковый человек, справедливый, и смельчак, каких мало: один усмирил крепостных крестьян полковника Пахомова в Ивановке, взбунтовавшихся от притеснений управляющего. Ей Богу! Примчался в бричке, встал перед толпой и молвит, этак спокойно поглаживая усы: «Марш по домам, ребята, не то начну охаживать бока тростью. А с управляющим разберемся, слово дворянина!»
– Ишь, как лихо!.. И разобрался, с управляющим-то?
– Ведет себя с тех пор смирно. Должно быть, Хитрово-Квашнин здорово его прижал!
Пройдя по дорожке к портику с лепным гербом на фронтоне, прибывшие дворяне обогнули левый угол дома и остановились у крыльца, над которым возвышался мезонин с пятью окнами. На мраморных ступенях их поджидал частный пристав Павел Выродов, среднего роста, с обветренным лицом, обросшим густыми бакенбардами. Он был облачен в зеленый мундир, на голове его красовалась внушительная треуголка, на ногах – начищенные черные ботфорты. Позади него маячили квартальный надзиратель Муратов и отставной поручик Зацепин. Первый, высокий и широкоплечий, с резкими чертами лица, стоял, не двигаясь, словно пригвожденный. Другой, поджарый и проплешистый, ежесекундно менял положение ног, показывал свой длинный нос то из-за одного плеча частного пристава, то из-за другого.
– Доброе утро, Павел Николаич! – пожал руку полицмейстеру Выродов, придерживая болтавшуюся на перевязи шпагу. – Рад встрече, Евстигней Харитоныч!.. Дважды сегодня пришлось приезжать к Водошниковым. Сначала домушник в кабинете поработал, а потом… Иннокентий Власыч, тово, мертвый сидит у себя в кабинете…
– Сейф нараспашку, ни денег, ни драгоценностей! – вставил Зацепин, оттесняя частного пристава.
Тот, фыркнув, с силой двинул ему локтем в бок.
– Павел Николаич, ради Бога, прикажите удалить отсюда господина Зацепина. Сил нет! Путается под ногами, везде сует свой нос, надоел хуже горькой редьки!
– А что я?.. Я ничего, по-соседски пришел посмотреть, что да как. Подсказки же мои, кто не знает, дорогого стоят… Вы, Павел Иваныч, только делаете вид, что разбираетесь во всем, а, на самом деле, от вас ни шерсти, ни молока, грош цена в базарный день!
– Подсказки?.. Да у вас один ветер в голове!
– Может, и ветер, зато мысли всегда свежие.
Губы Хитрово-Квашнина тронула улыбка, полицмейстер же, бросив короткий взгляд на поручика, нахмурился.
– Шли бы вы домой, Ардалион Гаврилыч. Люди у меня компетентные, им ваши подсказки c мыслями даром не нужны.
– Слышали? – воскликнул Выродов, хватая оппонента за рукав.
– Но-но, попрошу без рукоприкладства! – возмутился Зацепин, сведя брови к переносице.
– Успокойтесь, господа! – вмешался штабс-ротмистр. – Павел Иваныч, Ардалион Гаврилыч, проявите благоразумие.
– Вот кого надо призвать к порядку! – заявил поручик, кивая на пристава. – А я держу себя в рамках.
Он одернул свой военный мундир, поправил фуражку и демонстративно cделал пару шагов в сторону, увеличив расстояние между собой и Выродовым.
– Жаль Иннокентия Власыча, – с печалью в голосе произнес Меньшиков. – Ему бы жить да жить… Ну, то, что вор в кабинет понаведался, ладно, бывает, а тут – на тебе, смертоубийство! И кому вздумалось учинить такое?
– Беда! – сокрушенно покачал головой Зацепин. – И подумать только, прямо у меня под боком!
– Надо бы хуже, да некуда! – вздохнул полицмейстер. – День не задался с самого утра: то пожар на нижней мельнице, то эти чертовы мошенники! Обокрали Водошниковых, обчистили Соколова, пытались вымогать деньги у купца Ракова, у борисоглебского дворянина Охлябинина на обедне стащили кошелек с деньгами и золотую табакерку!.. Одна шайка-лейка, заметьте! На вас уповаю, Павел Иваныч. Бог с ним, с кошельком, табакерка с вензелем из самоцветов дорога коллежскому асессору. Не что-нибудь – подарок любимой женщины!.. Охлябинин уверяет, что напишет дарственную на свой дом в Петродаре тому, кто вернет пропавшую вещицу… Да, это важно, в церкви одному из двух мошенников стало дурно. Охлябинин и удержал его от падения… Вот вам их приметы.
И Меньшиков подробно описал внешний вид гастролеров.
– Но постойте, а что же с убийством Водошникова? – нахмурился Выродов. – Только что произвели обыск, принялись было за опрос…
– Об этом можете не беспокоиться! К расследованию привлечен Евстигней Харитоныч. Опыта в таких делах ему не занимать. Столько дел распутал, когда служил капитаном-исправником, возглавляя нижний земский суд!.. В гости ко мне пожаловал, мы с ним давние приятели… Так что, Павел Иваныч, принимайтесь за работу. Не мешкайте, по горячим следам и ловить паршивцев! – Полицмейстер наклонился к уху Хитрово-Квашнина. – Почему бы тебе, мой друг, в свободное от расследования время не заняться этими мошенниками. Опыт имеется, знание воровских привычек тоже. С помощью Зацепина запасешься фактами, пораскинешь мозгами. А там глядишь и выследишь подлецов! Меня выручишь и себе подарок сделаешь. Ведь дом у Охлябинина на Дворянской совсем неплох. Видел, поди?
– Это тот, что ранее принадлежал наследникам уездного лекаря Подгородецкого?.. Хм-м, я ведь, по большому счету, за тем и приехал в Петродар, чтоб ты показал мне какой-нибудь привлекательный домишко, состоящий в продаже… Надумал-таки совершить покупку. Жить зимой в деревенской глуши, где волки воют и вьюги, признаться, не очень весело!.. В прошлом году уж почти решил сделать приобретение, да заботы не позволили.
– Вот и карты тебе в руки! – воскликнул Меньшиков, пожимая руку штабс-ротмистру. – Дерзай!
– Собственно, попробовать можно.
Хитрово-Квашнин на мгновение задумался. По пути к дому Водошниковых дал согласие на расследование убийства, теперь же подрядился заняться мошенниками. Не тяжеленько будет?.. Cправишься?.. Ничего, где наша не пропадала!
– Лев Иваныч, – обратился к квартальному надзирателю Выродов. – Введите Евстигнея Харитоныча в курс дела, расскажите о предварительном расследовании.
– Не извольте беспокоиться, – заверил Муратов, бросив недовольный взгляд на Хитрово-Квашнина, к которому не испытывал ни малейшей симпатии с тех самых пор, когда штабс-ротмистр, будучи в капитан-исправниках, выставил его перед дворянством не в лучшем свете.
Хитрово-Квашнин наклонился к Меньшикову и сказал несколько слов.
– Лев Иваныч, как закончите, отправляйтесь на помощь cвоему начальнику, – повернулся тот к Муратову. – Вас заменит здесь господин Зацепин… Так, Павел Иваныч, не ваши ли дрожки cтоят у ворот?
– Мои.
– Подбросьте меня к Управе… Евстигней Харитоныч, где собираешься остановиться на ночлег? Если что, мой дом к твоим услугам!
– Благодарствую! Там видно будет.
– Не зайдете посмотреть на покойника, Павел Николаич? – спросил Выродов, посмотрев на Меньшикова.
– Спешу, голубчик, спешу! Взгляну на него, когда будем провожать в последний путь до Евдокиевского кладбища.
– Я только скажу Водошниковой, что следствие будет вести штабс-ротмистр… Вы знакомы с Амалией Елисеевной и ее сестрами, Евстигней Харитоныч?
– Только с Амалией Елисеевной. Вместе отдыхали в прошлом году на местных Водах.
Минуту спустя полицмейстер с частным приставом прошли по дорожке, сели в экипаж и покатили по Дворянской в сторону собора. Хитрово-Квашнин, проводив их взглядом сквозь листву, крикнул своему кучеру.
– Найди конюха, Митрофан. Пусть загонит бричку на двор, распряжет лошадей и задаст им корму. Помоги ему там.
Светловолосый крепыш соскочил с козел и показался у калитки.
– Управимся, ваша милость!
Хитрово-Квашнин одобрительно кивнул и остановил взгляд на квартальном поручике, который продолжал зорко следить за толпой перед оградой.
– Послушай, милейший…
– Унтер-офицер Талдыкин, вашество! – развернувшись, полицейский вытянул руки по швам.
– Проследи, чтоб все было в порядке. К дому и близко никого не подпускать!
– Будет исполнено!
– Смотри у меня! – погрозил Талдыкину кулаком Зацепин, сделав страшное лицо. – Чтоб ни одна сволочь не перескачила через ограду!
Хитрово-Квашнин повернулся к отставному поручику.
– Давненько мы не встречались, Ардалион Гаврилыч. Все в заседателях?
– Вот уж третий срок кряду! На данный момент в отпуске. А насчет встреч… Вы безвылазно в своей Харитоновке, я то в Петродаре, то в имении. Где ж нам видеться?
– Сделал бы как-нибудь крюк да заглянул ко мне. Посидели бы, вспомнили старое, половили бы карасей и карпов в барском пруду… Ну, и когда же изволил стать соседом Водошниковых?
– Без малого два месяца. Дом ранее принадлежал майору Егору Федоровичу фон Винклеру, рязанскому дворянину. Супруга моя выложила ему за усадебное место с домом и флигелем полторы тысячи ассигнаций… Вы, оказывается, тоже не прочь прикупить домик в Петродаре?.. Правильно, зимой в городе общество, веселые вечеринки, приемы разные, а в деревне что? Мужики, бабы да еще хандра, совсем одичаешь!.. А как же обстоят дела с новым господским домом в имении?
– Отделку потихоньку заканчиваю. Первое время ютиться приходилось в старом гостевом флигеле. Между прочим, на постройку каменных хором пошли деньги от продажи драгоценностей, найденных в Отраде.
– Вот как!.. Это радует… Вы упомянули Отраду. Часто думаю о тех убийствах на именинах Елены Пантелеевны… Жуть какая-то, правда?.. А отделка, известно, дело муторное, утомительное. Возьмешься за нее, конца края не видно. Недавно я штукатурил садовый домик в имении. Кажется, сущая дрянь, дел на один чих, ан нет, бездну времени потратил! А все потому, что все эти Мишки да Гришки из дворни такие лодыри, что любое, самое ничтожное, дело…
– Так, Лев Иваныч, – обратился штабс-ротмистр к надзирателю, не дослушав словоохотливого поручика, – нечего тут топтаться, ведите к месту злодеяния… Врач здесь?
– Чего-с? – переспросил Зацепин, вытянув шею.
– Ардалион Гаврилыч, кому был задан вопрос?
Поручик забегал глазами и шумно выдохнул через нос.
– Штаб-лекарь? – буркнул квартальный надзиратель, поправляя выглаженный зеленый мундир. – Тут, где ж ему быть?
Собравшиеся в вестибюле дворовые люди, кланяясь, расступились перед господами. Многие из них не сводили глаз с высокой и представительной фигуры отставного штабс-ротмистра.
– Cписок всех присутствующих в доме составлен? – продолжал осведомляться Хитрово-Квашнин.
Зацепин держал язык за зубами, но видно было, что молчание давалось ему с большим трудом.
– Составлен, – выдавил из себя квартальный надзиратель. – Привлекли понятых, написали протокол осмотра.
Он провел штабс-ротмистра и поручика через вестибюль в центральный коридор, разделявший жилую и парадную анфилады дома. У входа в изолированный кабинет, располагавшийся в восточной угловой комнате парадной части, стояли хозяйка, ее дети и гости. Завидя Хитрово-Квашнина, дворянки, ведшие оживленный разговор, смолкли.
– Добрый день, Евстигней Харитоныч, – произнесла хозяйка дома, Водошникова. Русоволосая, со следами былой красоты на лице, она была одета в муаровое платье цвета чайной розы. – Если его можно назвать добрым.
– Да уж, – вздохнул отставной офицер, целуя протянутую руку. – Мои соболезнования, Амалия Елисеевна.
– Благодарю. Ужасная трагедия! Никогда не думала, что в моем доме случится такое… Знакомьтесь, родные сестры, старшая, Евпраксия Сотинская, младшая, Аделаида Аристова. А это, – сказала она, указывая на плотного бородатого человека в темно-коричневом сюртуке, жилетке и белых панталонах и высокую, худую даму в темно-синем платье простого кроя. – Мой деверь, московский 1-й гильдии купец Аркадий Власыч Водошников и его двоюродная сестра коллежская асессорша Екатерина Евстафьевна Несмелова… Cыновья, дочь, племянник и, наконец, наш иностранный гость Бэзил Эддингтон.
Старшая сестра Амалии Елисеевны, Евпраксия Сотинская, среднего роста шатенка с простой прической и в платье из лилового батиста, краешком рта улыбнулась штабс-ротмистру. Случившееся в доме не могло не наложить на нее свой отпечаток. С лица козловской дворянки не сходило выражение легкого испуга и растерянности. Переживала и младшая сестра, Аделаида Аристова. Во многом похожая на дочь Водошниковых, Ольгу, блондинка была бледна и подавлена. Лицо худощавой брюнетки Несмеловой не показывало никаких признаков волнения.
– C приездом, сударыни. – Хитрово-Квашнин коснулся губами рук сестер. – Решили отдохнуть на Водах? Правильно поступили. Зачем ехать за тысячи верст в какой-то там Баден-Баден, Франценсбад или Карловы Вары, ежели в самой, что ни на есть глубинной России, есть такое благодатное место, как Петродарский курорт?! Уверяю, вам непременно понравится. Года два назад одна знакомая дворянская семья, закончив пребывание на наших Минеральных водах и уезжая восвояси, заверила меня: «Мы оставили здесь свои сердца». Трогательно, не правда ли?.. Когда же изволили пожаловать?
– Третьего дня, и вот как все обернулось! – покачала головой Аристова, облаченная в полупрозрачное платье в греческом стиле – с завышенной талией, лентой под грудью и глубоким вырезом.
Хитрово-Квашнин взглянул на сорокалетнего иностранца, в меру высокого, подтянутого, хорошо одетого, с невозмутимым видом прислонившегося плечом к стене и читавшего какую-то зарубежную газету.
– Судя по всему, вы уроженец туманного Альбиона. Как вам Россия? Медведей на улицах наших городов еще не встретили?
Англичанин нехотя оторвал светло-голубые глаза от газеты, посмотрел на штабс-ротмистра и произнес на ломанном русском:
– Я не встретить, но все может бывать.
Хитрово-Квашнин хмыкнул и, кивнув Муратову и Зацепину, шагнул к двери кабинета. По знаку хозяйки лакей с поклоном открыл ее.
ГЛАВА 5
Одетый в домашний сюртук и мягкие светлые панталоны надворный советник Иннокентий Водошников сидел в большом, обитом бардовым бархатом, кресле, уронив голову на откидную столешницу секретера, расположенного справа от двери. В его затылке торчал нож с костяной рукояткой в виде стилизованно изображенной головы хищной птицы. Убийца ударил дважды. Из первой раны вытекло много крови – со столешницы она натекла на паркетный пол, образовав круглую лужицу размером с поднос.
Хитрово-Квашнин пожал руку штаб-лекарю Вайнгарту, скользнул взглядом по картинам, развешанным на стенах со штофными обоями, и снова перевел его на убитого. Голова надворного советника лежала между бронзовой чернильницей и cеребряным подсвечником. Широко раскрытые глаза его были обращены на окно бокового фасада. В них смутно отражались слегка покачивающие от ветра вишневые деревья и кусочек неба.
– Водошников ничего не успел понять, – сказал негромко штаб-лекарь. – Смерть была почти мгновенной.
Хитрово-Квашнин задумчиво кивнул головой.
– Опять мы, Осип Петрович, встретились там, где пролилась кровь!.. Эти убийства в Отраде, помните?
Медик поправил круглые небольшие очки и близоруко сощурился.
– Еще бы! Разве такое забудешь?.. А, знаете, горничная Феклуша выкарабкалась.
– Крепкая девица! Толкуют, на днях вышла замуж.
– Вот как?.. В таком случае счастья ей семейного!
– До сих пор помню, как нам удалось провести убийцу новостью о состоянии Феклы! – вставил Зацепин, раздуваясь от гордости.
Штабс-ротмистр оставил замечание поручика без внимания и продолжил осмотр. Наклонившись над убитым, он вытащил небольшой нож из раны.
– Хм-м.. вещица с виду вроде игрушки, а дело сделано, человека нет… Вот и ножны!
На секретере черного сандалового дерева среди фарфоровых наяд и русалок стояла изысканная костяная статуэтка кречета без головы. Хитрово-Квашнин вытер листом скомканной бумаги кровь с клинка и воткнул его в щель в верхней части статуэтки – композиция вновь обрела законченность и красоту. Грозные глаза хищной птицы с белоснежным оперением были устремлены вверх, казалось, они зорко высматривают добычу.
– Добротная поделка! – сказал штабс-ротмистр. – Что ж, Осип Петрович, когда, по-вашему, произошло убийство?
Вайнгарт cнял очки и cтал методично протирать их носовым платком.
– Водошникова убили около одиннадцати. Характер ранений указывает на то, что почти наверняка их нанесли левой рукой. Второй удар был смертельным – острие угодило в точку, где череп соединяется с шеей. При повреждении продолговатого мозга человек перестает дышать, а сердце – биться.
– Значит, убийца – левша?
– Очень может быть. Имейте также в виду, поскольку клинок короткий, рукав убийцы мог запачкаться кровью из первой раны. Полюбопытствуйте.
– Вы правы, Осип Петрович, – кивнул расследователь после недолгого осмотра. – Рукав злодея вполне мог коснуться крови в момент нанесения второго удара.
Хитрово-Квашнин вынул из нагрудного кармана блокнот и внес карандашом важную информацию. Пользоваться блокнотом его заставила сама жизнь – в недавнем прошлом он понадеялся на свою память, а она его предательски подвела. Пройдясь по кабинету, заглянул в гардеробную, осмотрел сейф, обитый внутри красным бархатом, книжный шкаф, письменный стол. Окно, выходившее в палисадник правого бокового фасада дома, оказалось не запертым на задвижку, и Хитрово-Квашнин выглянул наружу. Внизу зеленела трава, алели пионы и тюльпаны. Кусок отмостки и песчаная дорожка к колодцу с воротом, окруженному сиренью, были аккуратно подметены. Он посмотрел в окно по парадному фасаду здания – отмостка и палисадник здесь чистотой не отличались.