Любить как своего
– Спасибо, – брякнула я напоследок, толком не прощаясь, потому что встречаться не хотела ни при каких обстоятельствах.
– Всего хорошего, – женщина была более сообразительной и знала верные слова.
– И вам, – кивнула я, отворачиваясь.
– Кстати, Виктория Романовна, вам ещё что-то надо решать с малышом.
– К-каким малышом? – опешила, но чтобы задать этот вопрос, даже пришлось вернуться, хотя я, на автомате кивнув, вышла в коридор.
– Как? – женщина озадачилась не меньше моего. – Вам разве не сообщили? – сморгнула недоумённо.
– Кто сообщил и что сообщил? – в очередной раз тупила, и как никогда остро это понимала.
– Ваша сестра… – замялась женщина, заметно побледнев. – Она была на седьмом месяце беременности. Врачи, как могли, поддерживали в ней жизнь, но когда поняли, что малышу грозит смерть, приняли решение и сделали экстренное кесарево.
Повисло молчание.
У меня в голове случился коллапс.
– Он… жив? – ухнуло сердечко куда-то в пустоту. – Пострадал? – добавила упавшим голосом, толком не зная, какого именно ответа ждала, и чего опасалась больше всего.
– Жив, – мило улыбнулась медсестра. – Мальчик, – кивнула в тон. – Почти не пострадал, но всё-таки вам подробности лучше уточнить в больнице, куда его перевели сразу же после операции.
– Д-да, хорошо, – не то качнула головой, не то кивнула, спеша прочь.
Это стало новым оглушающим ударом.
Я машинально шагала по улице в сторону парковки, где оставила машину, а в голове было столько мыслей, что ничего внятного не рождалось.
Пока крутилась с оформлением документов, получала свидетельства о смерти и договаривалась о похоронах, всё время была в коматозе.
Даже работой некогда было заниматься, хотя о трагедии в семье начальнику сообщила, не забыв подтвердить, что от своих обязательствах не отказываюсь, и только разрешу вопросы с похоронами, сразу же вернусь в строй.
Меня не волновали знакомые Дениса и Алины, такими мелочами не занималась, поэтому похороны прошли тихо и в одиночестве.
Не было ни слёз, ни причитаний, хотя в душе я осознала страшную вещь: отвернуться и вычеркнуть из своей жизни человека, не то же самое, что потерять его навсегда.
Смерть – значит больше никогда его не увидеть!
Больше не поругаться, не помириться.
Больше на него не обидеться, за него не порадоваться.
Шанса вернуть больше не будет!
Это конец!
Это точка!
И теперь я реально осталась одна!
В душе образовалась пустота.
Это воронка была невыносимой, и я по-настоящему испугалась, что меня может затянуть в омут отчаяния, поэтому поспешила вернуться на работу.
Там я была нужна! Была не одна! Я чувствовала себя живой!
И даже почти смогла забыться, но у судьбы были другие планы на мой счёт.
– Агафонова Виктория Романовна? – Голос звонившей показался дежавю, жутким повтором кошмарного сна.
Последний раз, когда я принимала звонок и женский голос ронял эту фразу, следовала череда страшных новостей.
Перед ответом я немного замялась:
– Да, это я, слушаю.
– Вас беспокоит из детской городской больницы…
Сердце вновь пропустило удар.
– Из перинатального центра, – продолжала женщина. – У нас находится ваш племянник. Мы не могли до вас дозвониться…
– Да-да, я совершенно забыла. Мне говорили, что у сестры был ребёнок, – пробормотала я не в себе. – Что вы хотите от меня?
На конце провода явно замялись:
– Вообще-то вы ближайшая родственница, и мы бы хотели знать, какие у вас планы на его счёт?
– Никаких… – выдохнула ошарашено и это было искренне.
Опять на проводе повисло недолгое молчание:
– В любом случае, вам бы нужно подъехать к нам в больницу, и подписать необходимые документы, по отказу или согласию…
– Это обязательно? – скривилась я. Опять оказаться в больнице, пусть и не по своим болячкам – совершенно не хотелось – атмосфера угнетала, а мне никак нельзя впадать депрессию или хандру. – Я просто занята… – заткнулась, осознав, как это некрасиво, бестактно и тщедушно звучало. – Да, конечно, – тотчас переиграла свою реплику, – сегодня можно подъехать?
– Как вам удобно, – ледяным тоном отозвалась женщина, – но постарайтесь успеть до пяти, после администрация уже не работает.
Как назло, сбежать с работы пораньше не смогла: провозилась с подготовкой первой презентации для шефа, с документами, и с подчинёнными, разбирая детали проекта.
В детскую больницу приехала уже после шести и еле уговорила меня пустить в отделение. На всё про всё мне дали полчаса – я заверила, что этого вполне хватит.
– Мне бы просто увидеть малыша, – покивала, но самом деле, у меня не было цели на него смотреть.
Я хотела поговорить с персоналом и узнать подробности, что и как оформляется, чтобы наконец-таки быстрее разобраться с этим делом. Может у них уже шаблоны и формы подобных документов и заявлений есть.
В отделении наткнулась на медсестру.
– Простите, но вы опоздали, – девушка копошилась с документами за своим дежурным столом.
– Да, работа, – жевала я оправдание, испытывая непривычное для себя чувство стыда. – Но может я бы могла написать заявление и оставить…
– Боюсь вам нужно не со мной такое решать, я занимаюсь пациентами, – покачала головой девушка. – Нести ответственность за потерю или подписание документов не буду. Не мои обязанности.
– Да ладно вам, – выдавила улыбку я. – Некоторые сбегают из роддома и ничего не оставляют, а я пришла, и готова официально подтвердить отказ.
– И если вы настолько ответственная, то сделаете всё по правилам. Придёте в положенное время, оставите документ начальнику и не забудете поставить подпись… – девушка явно было не в духе, и разговор со мной её раздражал. Нет не язвила, не хамила, но была предельна холодна.
– Хорошо, спасибо, а форма заявления какая-то есть? – напоследок уточнила я.
– Свободная, но в шапке желательно указать кому и от кого, – покивала девушка, глазами уже шаря по строчкам в раскрытом перед ней документе.
– А увидеть мальчика не хотите? – вопрос меня нагнал в спину, когда чеканила шаг в сторону лифта, чертыхаясь про себя.
– Нет, спасибо, – брякнула мрачно я. – Этого не нужно! – это под нос, совершенно чётко понимая, что не хочу видеть ребёнка тех, кто меня предал. Кто скоропостижно ушёл из жизни и, будто издеваясь над моими чувствами, оставил после себя малыша.
Мне!
Мне?
Что мне с ним делать???
Его воспитывать?
Нет уж!
Я не нянька!
Я не мать!
Я слишком эгоистична и обижена, чтобы ввязываться в подобную историю!
Я просто не готова!
Чёрт!
Я просто не справлюсь, потому что материнством – не моё!
На следующий день я вырвалась в обед и примчалась в больницу с явным намерением быстрее поставить точку, но в отделении меня встретила уже другая медсестра.
Услышав, кто я и зачем пришла, девушка перестала шаблонно улыбаться и хмуро сообщила, где найти заведующего отделением.
Светлакова Антонина Викторовна.
Но найти её оказалось нелёгким делом.
Я пробегала по этажам, в поиске неуловимого начальника, пока устало не обустроилась перед его дверью. Самое верное решение, рано или поздно заведующий придёт к себе в кабинет!
Логично и практично!
Мой план сыграл! Увидев, решительно шагающую по коридору женщину лет пятидесяти, среднего роста, крепкого телосложения, светловолосую, с тяжёлым взглядом, сразу поняла – это она!
Угадала!
Женщина остановилась перед дверью:
– Вы ко мне? – В её руках брякнула связка ключей.
– Да, моя фамилия Агафонова, я сестра погибшей Власенко Алины Романовны, – встала со стула я и поправила сумочку на плече: – У вас в отделении её сын…
– Да, проходите, – кивнула женщина, распахивая дверь и ступая в кабинет.
– Рада, что вы наконец-таки откликнулись, – ровно продолжила, устраиваясь за своим столом.
– Простите, была занята, а новость о ребёнке – шокировала, – я села, куда мне рукой указала заведующая отделением.
– Вы не общались с сестрой? – строго смотрела она.
Я замялась. Вопрос был бестактным, но интерес понимала.
– Мы были в ссоре, – размазала ответ я, – и почти год не общались.
– Сожалею, – сухо брякнула женщина.
– Всё нормально, – кивнула в пол я.
Её взгляд мне сразу не понравился. Колючий, надменный – она меня словно осуждала.
– Так вы хотите отказаться от малыша? – без мягкости бросила прямо в лоб.
Глава 4
Виктория
– Да, так будет лучше.
– Интересная оценка, лучше кому вам или ему? – этот тон строго учителя меня, мягко сказать, вгонял в едкий стыд.
– Ему! – слегка опешив от такой прямолинейности, кивнула я. – С ним всё нормально? – тотчас попыталась уйти от темы, которая меня и ранила, и пугала.
– Если вас это действительно интересует, – женщина чуть помедлила, будто взвешивала необходимость говорить мне подробности или нет.
– Ну я же спросила, – холодно уточнила я.
– Он родился семимесячным, это не критично, хоть ребёнок и считается недоношенным. Основные жизненно важные органы работают хорошо, но есть небольшие проблемы с печенью…
– Врожденное? – брякнула я, не особо в этом разбираясь.
– Нет, травма после аварии матери, он же был в утробе, – сухо пояснила женщина. – Если работа не наладится, то, возможно, в дальнейшем потребуется операция.
– Но сейчас он в норме? – настаивала я на положительном ответе.
– Ему требуется постоянный присмотр, время от времени переливание крови, и пока дело осложняется тем, что у него редкая группа…
– Редкая? – на автомате вторила я.
– Да, – шаблонно кивнула Светлакова, – а в нашей базе кровь с этим резусом на исходе, если не сказать точнее – её критически мало.
– Четвёртая положительная? – язык опередил мысль. Я не просто так об этом спросила, мне по наследству от бабушки досталась эта редкая группа крови. И когда в школьном возрасте я попала в больницу с аппендицитом, некоторые сложности у нас были.
– Да, – впервые с момента нашего разговора в глазах Антонины Викторовны мелькнул не то интерес, не то надежда.
И зачем-то ляпнула:
– Просто и у меня четвёртая…
– Странно что вы со своей редкой группой не являетесь постоянным донором? Разве вам не предлагали? – пристально меня рассматривала женщина, будто надеялась, что упаду в ноги и стану каяться в грехах.
– Возможно, предлагали, – я опять замялась, – но настолько занята, что некогда ездить по больницам и этим заниматься, – это не было оправданием, я просто констатировала факт. – И, простите, не задумывалась о том, что кому-то могу помочь. Если очень нужна, я могу сдать…
Словно нарочно на столе завибрировал телефон, который заведующая положила рядом с собой. Светлакова выверенным движением тотчас его взяла. Её глаза быстро бегали, читая входящее сообщение.
– Это было бы замечательно, – без сарказма в голосе, кивнула она, вновь подняв на меня взгляд. – И сейчас самое время, – демонстративно встала, всем видом показывая, что ей пора. И мне тоже! – Увы, вашему племяннику срочно нужна помощь, – она сжала в руке телефон. – И желательно, прямо сейчас!
– Что-то случилось? – я тоже поспешно встала со стула. Предчувствуя нехорошее, сердце пробило волнительный ритм. В ожидании ответа, я судорожно сжала лямку сумочки через плечо.
– Да, но надеюсь, ничего критичного, – махнула на выход Светлакова.
Я понятливо вышла из кабинета, но сбегать не собиралась.
– Если у вас сейчас есть время, мы будем очень благодарны за помощь, – стремительно шла по коридору женщина, я за ней едва поспевала, при том, что мой шаг тоже не был медленным, а каблуки – привычная обувь. При моём образе жизни, почти беговая…
– Настя, – прикрикнула Светлакова, чуть не доходя до пункта медсестры, где за столом разбирала папки миловидная девушка, – проводи… – на меня покосилась завотделением, явно позабыв фамилию и имя.
– Агафонова Виктория Романовна, – услужливо напомнила я.
– Викторию Романовну, – подхватила реплику Светлакова, – в процедурный! – отдала распоряжение. – Она теперь наш донор четвёртой! – значимо добавила, и если вначале девушка выслушивала указание спокойно, то услышав заветные слова, заметно оживилась. Глаза распахнулись, словно ей посулили огромную премию, даже улыбка на губах скользнула.
– Да, конечно! – торопливо закивала, убирая папки на полки и покидая рабочее место.
– А теперь простите, меня ждут, – сухо со мной распрощалась Светлакова, и не дожидаясь ответа, скрылась за дверью: «Не входить! Операционная!»
Я так и осталась стоять и смотреть вслед.
Опустошённая, в полном раздрае и недоумении.
Что это было? И мысль начинала беспокоить: я что-то забыла… И это что-то важное!
– Пойдёмте, – вырвала меня из болота задумчивости медсестра, – здесь недалеко, – невнятно кивнула в сторону.
Пока шли, она о чём-то непрестанно болтала: о важности донорства, о том, сколько детей в отделении, и какой хорошенький у меня племянник.
Может быть, я бы прислушалась к её словам, но меня отвлекали СМС от моего начальника и от Василия, моей правой руки по действующему проекту.
Они не могли найти документы, я хаотично соображала, куда они пропали… Василий паниковал. Таранил меня сообщениями в духе: «Нас четвертуют!» «Сейчас должны прийти заказчики!» «Ты где???»
Я уже понимала, что мне моё «донорство» на работе встанет боком, но отказываться от обещания не собиралась.
«Я скоро!» – отправила ответ аккурат остановке перед дверью «процедурный кабинет».
– Проходите, – широким жестом меня пригласили.
– Не волнуйтесь и не бойтесь, всё будет отлично! А главное, вы можете спасти не одну жизнь! – с улыбкой меня встретила другая девушка. Фельдшер…
Я не боюсь ни вида крови, ни иголок, но процедура не самая приятная. Делать нечего! Назвалась груздем…
Шумно вздохнула и забиралась на специальное кресло.
Не собиралась казаться лучше, чем есть, добрее, милее и отзывчивей. Я не из тех, кто тает от вида няшных зверюшек в сети, не ведусь на рассказы о тяжёлом прошлом. Чего греха таить, ни разу не схватилась за телефон, видя рекламу «помоги!»
Не черствости благодаря или безразличию, а просто, я до такой степени зациклилась на работе и карьере, что абстрагировалась от всего другого. Шла к своей цели, не отвлекаясь ни на что вокруг.
А крови мне никогда не было жалко, всего лишь – некогда, та это другая грань равнодушия.
И сейчас для маленького человечка, которого пока не могу воспринимать, как единственного близкого и родного, как племянника, готова пожертвовать. Готова найти время в ущерб работе, а битой мне быть!
Процедура была недолгой и безболезненной. Немного тягучей и расслабляющей, и я почти уснула под приятную музыку в кабинете. Только завершили, тотчас выдали шоколад и дали попить:
– Это уже давно непринято, – пояснила медсестра и мило улыбнулась. – Но в вашем случае, мы решили, что лучше к вам подлизаться, вдруг согласитесь ещё прийти, – честно заявила она с таким очаровательным видом, что я улыбнулась в ответ:
– Подкупаете? Взятка?
– А то, – с готовностью хмыкнула девушка. Она была очень милой, даже не знаю, что на меня нашло, но я кивнула:
– Как часто можно сдавать? И можно ли это делать в удобное для меня время?
Фельдшер заметно оживилась:
– Конечно! Правда, есть правила, но мы готовы принять любые ваши условия, лишь бы не потерять вас, как донора!
– Честно, – вновь оценила искренность девушки я, – не очень гуманно, но вполне честно, а это достойно уважения!
Мы договорились на несколько дней в месяц, я вбила информацию себе в рабочий график, чтобы не забыть и так же попросила девушку, чтобы и она, – или другой персонал, – не забывали мне сделать контрольный дозвон перед процедурой, чтобы напомнить о сдаче крови.
Не со зла, не от безответственности, но в жизни всякое случалось… Напоминалка лишней не будет!
– А племянника увидеть не хотите? – Девушка опять улыбнулась.
– Нет, спасибо, – перестала улыбаться я и категорично помотала головой. – Я совершенно не подхожу на роль заботливого родственника.
– Перестаньте, вы же женщина, а мы очень…
– Неа, – опять мотнула головой, – я только выгляжу как женщина, на самом деле я – трудоголик и материнский инстинкт мне чужд.
– Вы на себя наговариваете, – опять попыталась переубедить девушка, но улыбка на её губах была натянутой.
– Боюсь, это вы мне льстите.
– Может просто, ещё не пришло ваше время? – она совсем погрустнела. – Может, вам нужно попробовать и тогда… ваше сердце дрогнет?
– Увы, я себя знаю! Я не таю от улыбок детей! Не умиляюсь их смеху… Скорее избегаю, и считаю помехой для карьеры. Я циник до мозга костей. А ещё есть кое-какие нюансы, о которых я не хочу распространяться, и они делают процедуру усыновления, невозможной. Я не смогу переступить через себя. Так что мне нечего ему дать!
– Ему всё равно, что у кого случилось, – промямлила девушка, совсем помрачнев. – Ему нет дела до ваших заморочек и опасений. Он не виноват, что он есть. И всё что ему нужно… в этом возрасте только забота и любовь. И желательно близкого человека. Родного! А в вашем случае – единокровного!
Я немного помолчала, пережёвывая нравоучение молодого специалиста. Её слова не были лишены смысла, вот только я знаю себя!
– О чём и говорю: любить я не умею, а заботиться о ком-то мне некогда. Здесь ему будет лучше. Вернее, вы быстрее найдёте подходящую семью, которая с радостью его возьмёт.
Девушка погрустнела:
– Дело, конечно, ваше, – покивала мыслям, – но как человек, который воспитывался сначала в детдоме, а потом в приёмной семье, скажу, сколько бы рядом не было хороших, любящих людей, своя кровь – роднее. И как бы себя не убеждал, что от тебя отказались, ты была не нужна, где-то глубоко в душе теплится надежда на лучшее. И как бы не говорил другим, что тебе плевать, себе шепчешь, это всего было лишь стечение обстоятельств. Недаром изымая детей из неблагополучных семей, наглядно видно как они цепляются за родных, несмотря на их пороки и откровенную нелюбовь! Нужно уметь прощать! Нужно уметь принимать! Нужно уметь любить! – девушка робко пожала плечами, словно извинялась за свои слова. – Не рубите дрова сгоряча. Вас не гонят… не заставляют любить. Дайте ему шанс, вы не представляете какой силой обладают малыши. Они умеют растопить самые ледяные сердца! – на глазах фельдшера блеснули слёзы.
Я покосилась на неё в задумчивости, но у меня были свои мысли на этот счёт.
– Я подумаю, конечно, но пока не готова к такой ответственности.
– Конечно, – шаблонно отозвалась девушка, всем видом показывая, что разговор окончен.
Глава 5
Виктория
Я вновь вернулась в перинатальное отделение, но Светлаковой до сих пор не было, медсестры на посту тоже. Я бесцельно подождала хоть кого-нибудь, но не выдержав, поспешила на работу, где уже рвал и метал шеф.
Выговор мне влепили суровый.
– Это первое и последнее предупреждение! – значимо понизил голос Дмитрий Сергеевич. – Мы еле выкрутились, благо в твоём кабинете порядок, и заказчику вполне хватило того, что у тебя там было набросками…
– Он был в моём кабинете? – в свою очередь вскинула брови я.
– Не дождался нас, пошёл искать, – пробормотал шеф, досадливо помотав головой. – Мы с Василием копошились на твоём столе и в компьютере…
– Странно, что не нашли, папка была на верхнем поддоне, и в компе проект прямо на рабочем столе! – хмуро пожевала губу я, уже мыслями в деле.
– Вот и разберись, что да как, – усталым жестом отправил меня прочь шеф, тоже погружаясь в другие проблемы.
Да и у меня их было столько, что голова дымилась.
Несмотря на угрозу Дмитрия Сергеевича, уже на следующий день приехала в больницу опять, но с решительной мыслью, что нужно заканчивать с этим делом быстрее.
– Что значит уехала в командировку? – следуя за медсестрой, шла по коридору я.
Новость о том, что Светлаковой нет в больнице, стало для меня неприятной неожиданностью.
– На конференцию, – услужливо поправила меня девушка, не сбиваясь с шага.
– И когда вернётся? – нетерпеливо продолжила допрос я.
– Обычно такие мероприятия длятся не больше недели, но лучше не у меня уточнять, а у секретаря зав отделением, – шаблоны отозвалась медсестра.
– Это уже ни в какие рамки, – высказала своё недовольство я. – И почему я не могу оставить заявление вам?
– Потому что я не знаю нюансов этой процедуры.
– Тогда, может, мне тогда лучше к главврачу обратиться?
– Дело ваше, а теперь простите, мне нужно заняться своей работой, – без толики вины отозвалась девушка, почему-то меня этим пристыдив. Сразу ощутила себя прилипалой, мешающей жизненно важной миссии порядочного человека.
– У меня тоже есть работа, но вместо этого… я вечно околачиваюсь здесь, пытаясь решить дело в которое и не собиралась ввязываться! – отчеканила я, уже теряя терпение.
– Не переживайте, – ничуть не смутилась девушка, – и заявление всегда успеете написать, – повела плечом.
– Просто хотелось бы как можно быстрее, – парировала я, радуясь, что ещё не всё потеряно, – хочу со здоровой головой заниматься своим делом.
– Так занимаетесь! – фыркнула медсестра, словно я загонялась с проблемами, которые не были таковыми. – А теперь простите, – вновь пробормотала.
Я только сейчас осознала, что вместе с девушкой оказалась в светлом помещении, разделённом наполовину застеклённой стеной.
– К сожалению, вам туда не нельзя, – медсестра виновато кивнула, проходя в дверь между комнатами.
Не знаю, зачем… но я подошла к окну, с удивлением взирая на просторное помещение с большим количеством маленьких люлек-капсул из прозрачного стеклопластика на высоких ножках и на колёсиках.
Не все были заняты, но всё равно казалось, что малышей в этом отделении много! Словно лаборатория младенцев!
Они были такие… беспомощные, такие крошечные, хрупкие, беззащитные…
Стало не по себе!
Вроде нужно было уйти, но я не могла. Точно приклеенная стояла и смотрела… как медсестра прохаживалась между рядами люлек, поправляя то маску, то капельницу, то изучая данные пиликающих приборов.
Это больно! Не физически, а душевно. Знать, что есть больные дети и видеть их воочию – разные вещи. И сейчас – перед лицом реальности, осознала, как это неправильно, что так…
И это невозможно видеть!
А когда девушка подошла к очередной прозрачной постельке, где на мой взгляд лежал один из самых крохотных младенцев, под маской искусственного дыхания, и казался каким-то нереальным существом, затаила дыхание.
Не знаю почему.
Но его вид меня завораживал. Такой крошечный, тощий, словно новорождённый котёнок.
– Это ваш племянник, – словно зная, что я смотрю на них, улыбнулась медсестра, кивнув младенца.
Её голос звучал точно бульканья из-под воды.
Но сработал выстрелом над самым ухом!
Он?!
Я уставилась на него во все глаза, пытаясь понять, что чувствую в этот момент: благоговейный страх, удивление, отвращение, интерес, восхищение, отторжение…
Но ответа не находила. Скорее всего, я просто продолжала недоумевать, как возможно… чтобы такие беспомощные детки страдали и болели? Как это допускал бог, если он существовал? Почему природа так наказывала нас! И как… из этого человечка потом вырастет взрослый и крепкий! Мужчина!
Магия…
Нечто за гранью понимания, потому что малыш слишком уж казался нежизнеспособным, невероятно хрупким, немощным.
Так и стояла, смотрела, боясь дышать.
Медсестра убрала капельницу, которая ему была введена, проверила данные на мониторе, вписала что-то…
– Правда они хорошенькие?
Из текущих мысли меня неожиданно выдернул голос девочки.
Я с недоумением покосилась в сторону – рядом со мной на стуле, который не пойми откуда взялся, стояла малышка, крепко прижимая к груди небольшого светлого медвежонка. Она, как я, прислонилась лбом к разделительному стеклу, и во все глаза жадно следила за происходящим в комнате с младенцами.
– А ты не слишком мала, чтобы здесь быть? – нарочито строго брякнула я, озадаченная неуместным появлением девочки и нашим странным разговором.
Малышка на меня покосилась с какой-то взрослой задумчивостью, даже прощающим упрёком:
– Нет, конечно, я уже взрослая! И скоро это будет моей работой. Поэтому смотрю. Учусь! – деловым тоном заявила, подтверждая слова частыми кивками.
Важность малышки нелепо смотрелась в совокупности с невинным обликом и мягкой игрушкой, которою она так крепко обнимала, словно это была её неотъемлемая часть.
– Ого, – опешила я, с уважением посмотрев на девочку.
Навид ей было не больше пяти. Худенькая, бледная, с невероятно длинными, тёмными волосами, водопадом ниспадающим до талии.