Возврата к старому не будет
Вместе с Чистовым приехал и Бойцов Иван Нестерович, назначенный председателем райисполкома, но пока неформально, то есть без проведения выборов. Партийная конференция и выборы в местные советы пока не проходили, но товарищи работали, считали себя хозяевами района. Подбирали себе заместителей, укомплектовывали штаты райкома партии и райисполкома, всех районных организаций. Здание старого райкома партии было занято школой, райисполкома – детским садом, поэтому вновь организованные райком и райисполком заняли здание заводоуправления предприятия «Металлист». Заводоуправление выселили в цеховые конторы. К партийной конференции и выборам в местные советы были подобраны все работники.
До проведения выборов в советы и партийной конференции народ знал, кто кем работает и будет работать (к сожалению, это у нас распространено вплоть до ЦК партии и Совета Министров). На партийной конференции, а спустя неделю и на организационной сессии выборов в районный совет было официально объявлено и на следующий день уже напечатано в первом номере районной газеты «За коммунизм», что первым секретарем райкома КПСС избран Чистов Анатолий Алексеевич, вторым секретарем – Бородин Михаил Яковлевич, третьим – Сафронов Николай Михайлович, а также состав бюро и заведующие отделами. Председателем райисполкома избран Бойцов Иван Нестерович, его заместителем – Зыков Александр Михайлович. С сего дня Сосновский район стал правомочным и управляемым партийным руководством. Сеть сельских советов пока осталась без изменений.
После конференций Чистов пришел домой навеселе. Каждому делегату-коммунисту после конференции положен обед и 150 грамм водки. Избранному секретарю райкома с компанией приглашенных близких товарищей и представителю обкома партии водка не ограничивалась. Но Чистов, не зная присланных из области на руководящие работы товарищей и представителя обкома, выпил только 100 грамм, съел положенный обед. Ссылаясь на занятость, извинился перед товарищами, ушел. Находчивый Бойцов сидел в недоумении. Бросать стол и водку жалко, оставаться тоже неудобно. Секретарь ушел, а он же его не только правая рука, иногда мозг и все жизненно важные органы. Поэтому Бойцов наполнил 200-граммовый стакан водкой, встал на ноги, предложил выпить тост за всех здесь сидящих. Почти одним глотком выпил. Пожелал продолжать выпивку, а сам сослался на занятость и вышел. Попутно прихватил литр водки, подготовленной для делегатов. Недалеко от столовой догнал Чистова. Задыхаясь от быстрой ходьбы, проговорил:
– Анатолий Алексеевич, у нас какая-то несогласованность. Почему меня не предупредили, что вы пойдете?
– Виноват, Иван Нестерович, – ответил Чистов. – Я думал пробыть до конца вместе со всеми, но что-то мне эта компания приглашенных не совсем по нутру. Каташин, заведующий отделом пропаганды и агитации, ни с того ни с сего сел рядом и стал учить меня с чего начинать, как руководить районом. Сафронов сел по другую сторону, внимательно меня разглядывал, угощал водкой. Надо ко многим товарищам по-настоящему присмотреться. Да и ты, Иван, при первой встрече показал себя недостойно, пьешь целыми стаканами.
Оправдываясь, Бойцов говорил, язык его был непослушен:
– Анатолий Алексеевич, ничего особенного. Я же пил молча.
Они шли не спеша. При встречах с людьми молчали. Как отходили от них на почтительное расстояние, разговор продолжался. В маленький домик Чистова вошли оба, загородив узкий проход прихожей и столовой. Жена Чистова, Антонида Васильевна, женщина средних лет, изрядно упитанная, вышла из спальной комнаты навстречу мужу, улыбаясь, заговорила:
– Вот какая большая наша хата, вы, двое одетых, и я почти половину нашей жилплощади стоя заняли.
Чистов быстро разделся, снял ботинки и ушел на кухню к умывальнику. Высморкался, застучал металлический шток умывальника. Бойцов не раздеваясь подошел к столу, поставил пол-литра водки. Вытянулся как солдат перед командиром. Посмотрел в угол, где должны находиться иконы. Не найдя их, подумал: «А все-таки были у Чистова иконы, ведь полочка-то для икон приделана не для модели, чтобы мы глядели. Вторую бутылку не выставлю. Оставлю себе, завтра похмелюсь». Антонида Васильевна, уловив взгляд Бойцова на полке для икон, как бы оправдываясь, сказала:
– Когда дом выстроили, мать Анатолия собственноручно приделала эту полочку в угол и поставила икону. Икону мы убрали, а полочка до сих пор сохранилась. Раздевайтесь, Иван Нестерович, я сейчас приготовлю для вас закуску.
Бойцов не спеша разделся и сел за стол. С кухни вышел Чистов, поставил на стол три стограммовых стакана и литровую банку вишневого компота. Антонида Васильевна принесла тонко нарезанную колбасу, хлеб и соленые огурцы и, обращаясь к Чистову, спросила:
– Может быть, картошки пожарить?
За Чистова ответил Бойцов:
– Ничего не надо, Антонида Васильевна.
Бойцов наполнил стаканчики, чокнулись, выпили. Воцарилась тишина, слышалась работа челюстей.
Антонида Васильевна спросила:
– Как прошла конференция?
– Отлично, – ответил Чистов. – Большинство коммунистов рады организации района. Многие знают, что я внес большую лепту. Кто организатор делегации во главе с Бабочковым в Москву? Я. Против организации нашего района был Чугунов, однако после звонка и разговора с Игнатовым не устоял.
– Вот этого я не знал, – запинаясь, проговорил Бойцов.
– Об этом вообще надо молчать, – сказал Чистов и наполнил стаканчики. Пол-литровая бутылка опустела. Бойцов внимательно смотрел на нее и думал, выставлять вторую или нет, но Антонида Васильевна перебила его думы. Поставила на стол литровый графин с водкой. Чистов красноречиво говорил:
– Конференция прошла тихо, гладко. Не очень доволен был только Козлов. Он просил в облисполкоме, чтобы территорию Барановского совхоза оставили в Богородском или в Павловском районе.
– Какой негодяй этот Козлов. Он мне с первого взгляда не понравился, – сказал Бойцов.
– Неправда, Иван Нестерович, – вступилась за Козлова Антонида Васильевна. – Это отличный специалист и человек. Мы с Анатолием не один год работали вместе с ним.
– Я с ним разговаривал, – сказал Чистов. – Он не знал, что я буду секретарем. Сейчас он очень доволен.
После нескольких выпитых рюмок Бойцов отяжелел. Глаза его бессмысленно смотрели в одну точку.
Антонида Васильевна предложила:
– Иван Нестерович, ночуйте у нас.
Бойцов ответил:
– Пойду к ребятам.
Семью Иван Нестерович еще не перевез с Кстова, где он работал заместителем председателя горисполкома. Дом-особняк ремонтировали. Жил он временно в небольшой комнате конторы маслозавода. Там же жили Сафронов, Каташин и секретарь райкома комсомола Сучков.
Бойцов встал, пошатываясь, направился к вешалке, где висело его пальто. Вместо того чтобы осторожно снять пальто, он с силой дернул за рукав. Вешалка оборвалась, пальто упало. Спрятанная бутылка водки с шумом выкатилась ему под ноги. Чистов поднял пальто и помог Бойцову одеться, бутылку положил ему в карман.
– Дойдешь, Иван Нестерович? – с беспокойством спросил Чистов.
– Дойду до ручки, – шуткой ответил Бойцов. – Не беспокойтесь, Анатолий Алексеевич. Будет все в ажуре.
Прошли довыборы в местные Советы. Состоялась первая сессия районного совета по организационным вопросам. Бойцов был избран председателем райсовета. Его заместителем – Зыков, секретарем исполкома – Иванов. После сессии сразу же собрали партийно-хозяйственный актив.
С небольшим докладом выступил Чистов. Главное внимание он заострил на проблемах сельского хозяйства района, которое, по его словам, находится в упадке. В районе три крупных совхоза и три колхоза. За последние три года здесь резко сократились поголовье скота и надои молока, урожайность снизилась. Чистов поставил очередные задачи перед директорами совхозов и председателями колхозов, в том числе сосредоточиться на вывозке торфа с Лесуновского торфопредприятия к фермам и непосредственно на поля. Обязал промышленные предприятия оказать помощь в вывозке органических удобрений. В конце доклада обратился ко всем присутствующим:
– От имени сессий райсовета, партийного актива района и всех коммунистов мы будем просить обком КПСС об организации в районе четвертого совхоза из трех колхозов.
Все присутствующие поддержали его аплодисментами. Особенно усердно хлопали в ладоши председатели колхозов Трифонов и Попов. Третий председатель Стачев участия в аплодисментах не принимал. Организация совхоза для него была крахом. Он знал, что директором совхоза его, с семилетним образованием, райком не поставит. Два других, Попов с Трифоновым, надеялись на удачу.
В прениях участвовали двенадцать человек. Особенно резко выступала директор совхоза «Панинский» Тихомирова. Она с момента организации совхоза, с 1960 года, зарекомендовала себя хорошим руководителем. Областное начальство возлагало большие надежды на ее хозяйство. Совхоз из убыточного хозяйства быстро превратился в рентабельное, только изначально не за счет сельского хозяйства, а благодаря подсобным промыслам и использованию машинно-тракторного парка. Рабочие совхоза делали для заводов полмиллиона тарных ящиков. Их продавали на договорных условиях по завышенным ценам, что перекрывало все убытки от животноводства и полеводства.
Чем Тихомирова занимала народ в зимнее время? Торфа с Лесуновского торфопредприятия она вывозила до 25 тысяч тонн. Вывозила его в основном к фермам и компостировала. Поэтому урожайность в ее совхозе с каждым годом незначительно, но повышалась.
Выступление Чистова задело Тихомирову за живое. Она резко отпарировала:
– Анатолий Алексеевич, не считайте нас за идиотов и бездельников. Мы и без вас кое-чем занимались. Народ работал не покладая рук. Кое-какие сдвиги имеем. Поэтому бездельниками нас называть не надо.
Чистов кинул реплику:
– Вы меня, Надежда Александровна, неправильно поняли. К вам это не относится.
Тихомирова, немного волнуясь и чуть заикаясь, резко заговорила:
– Я вас отлично поняла. Вы считаете, что в ваше отсутствие в течение трех лет мы ничего не делали, бездельничали, все развалили и разорили. Мне кажется, прежде чем говорить, надо было разобраться в наших делах и использовать не общие фразы, а факты.
Она в упор смотрела на разинувшего от удивления рот Мишу Попова. Миша как загипнотизированный смотрел на Тихомирову и думал: «Вот баба дает, никого не боится. Как же воспримет ее выступление Чистов?»
Лицо Чистова порозовело. Он молчал, реплик больше не кидал. Тихомирова в конце выступления сказала:
– Главное, Анатолий Алексеевич, это подбор кадров. У нас в районе есть такие руководители, кому лично я даже лошади не доверила бы.
Ее слова многие приняли на свой счет. Миша Попов, Трифонов и Борис Андрианов, директор Сосновского совхоза, думали, что это касается их. В чей адрес Тихомирова бросила эти слова, об этом знала только она сама.
Попросил слова Ульян Зимин, начальник участка Богородской машинно-мелиоративной станции, коротко ММС, организованного год назад на базе Лесуновского торфопредприятия. Он, припадая на правую ногу, не спеша зашел по лесенкам к трибуне.
Чистов бросил реплику:
– Сейчас Ульян Александрович расскажет нам, сколько у него в наличии торфа, каково его качество и как он думает его реализовать.
Зимин ответил:
– Фрезерного торфа, пригодного для топлива, лежит мертвым капиталом 80 тысяч тонн. За осенне-зимний период совхоз «Панинский» вывез 23 тысячи тонн, «Сосновский» – 12 тысяч, колхоз «Рожковский» – 600 тонн. Вывозят совхозы «Таремский» и «Ярымовский», но теперь они стали не наши, а Павловского района.
– Больше им не давать ни одной тонны, – сказал Чистов. – Все вывезем на свои поля.
Зимин ответил:
– Не могу. Распоряжается торфом Богородская ММС, директор Юрин. Они продают, а я отпускаю.
– Мы скоро организуем свою ММС, поэтому торф придержи.
Зимин охарактеризовал участок (наличие техники, трактористов) и обратился к руководителям колхозов и совхозов, чтобы давали заявки на составление проектов на осушение заболоченных площадей и коренное улучшение лугов и пастбищ.
– Без проектов не будет финансирования, а использовать мощную технику где-то надо. Пока имеется проект только на пойму реки Чары, где вся техника и работает.
Следом за Зиминым выступил Трифонов, председатель колхоза «Николаевский». В колхозе Трифонов работал только один год после окончания двухгодичной партийной школы в городе Иваново. Он начал с бахвальства, что за год колхоз многого достиг: увеличил урожайность, выполнил план по сдаче мяса государству. Про молоко умолчал. Затем жалобно начал выпрашивать для колхоза три новых трактора «ДТ-54», два трактора МТЗ и две автомашины. Кто-то из зала бросил реплику:
– Надо дать, а то не на чем дрова возить продавать.
Чистов умильно улыбался выступающему Трифонову. Услышав реплику в адрес Трифонова, посерьезнел, стал острым взглядом прощупывать присутствующих.
Трифонов продолжал, реплика его не смутила. Он ожесточенно обрушился на председателя Рожковского колхоза Стачева, который не дает ему готовить торф на осушенном торфянике поймы Чары. Затем на Зимина, который не дает технику для осушения Горского болота, расположенного рядом с полями колхоза.
Когда Трифонов закончил выступление, Чистов обратился к Зимину:
– Ульян Александрович, почему не поможете Михаилу Ивановичу?
– Анатолий Алексеевич, для осушения торфяника нужен проект, а отсюда финансирование, – ответил Зимин.
– Все верно, – сказал Чистов.
Снова встал Трифонов и громко заговорил:
– Я нашел такой участок, где не надо проекта. Там прокопать только две канавы небольших и можно готовить торф. Этот участок я показывал Зимину.
Зимин не вставая ответил:
– В сухое лето можно готовить, а сейчас ничего не выйдет. Если только поставить экскаватор.
– А ты поставь ему экскаватор, – обрадовано сказал Чистов. – На погрузке торфа у тебя два экскаватора. Один сними.
Но Чистову договорить не дала Тихомирова. Она почти крикнула:
– Как это снять? А торф грузить чем? Итак отдельные дни тракторист часами простаивает, ожидая погрузки.
Ритмичность плановой работы актива нарушилась. Все разговаривали между собой, многие возмущались. Для ответа на завязавшийся разговор Зимин встал, ему хотелось крикнуть: «Тише, товарищи», но он громко сказал:
– Один экскаватор забирают в Богородск для погрузки торфа в совхоз «Лакшинский».
– Кто забирает? – почти крикнул в гневе Чистов.
– Известно кто, – негромко ответил Зимин, так как в зале воцарилась мертвая тишина. – Юрин сегодня утром прислал записку, приказал приготовить к отгрузке экскаватор и экскаваторщика. Сегодня к вечеру или завтра должен приехать трейлер.
– Не давать без нашего письменного разрешения, – сказал Чистов.
– Не могу, – ответил Зимин. – За невыполнение приказа директора Юрин может уволить меня и взыскать с меня прогон трейлера.
– Как это ты не можешь? – обрушился на Зимина Чистов. – Или ты не патриот своего района?! Почему ты молчал, не говорил об этом мне?
Затем, обращаясь к секретарю райкома Сафронову, тихо сказал:
– Вы, Николай Михайлович, сейчас же езжайте на болото вместе с Зиминым, перегоняйте своим ходом, если не на чем будет перевезти экскаватор в Николаевку.
Зимин и Сафронов покинули зал Дома культуры, где проходил партактив. После их ухода еще выступили директора совхозов Козлов и Андрианов. Они восхваляли работу своих хозяйств, рисовали перспективы и просили помощи в технике, тракторах и автомашинах. С заключительным словом выступил Чистов. Многие ждали, что он даст отпор и хорошую трепку Тихомировой за столь смелое выступление, но Чистов ответил на выступления Козлова и Андрианова. Пожурил Стачева, сказал, что тот, как собака на сене, сидит на десятках миллионов тонн Чарского торфяника, а своему соседу не хочет дать заготовить несколько тысяч тонн. Призывал руководителей колхозов и совхозов переключить весь имеющийся транспорт на вывозку торфа с Лесуновского болота. О выступлении Тихомировой промолчал.
Глава вторая
Зимин с Сафроновым вышли из Дома культуры на улицу. Сафронов спросил:
– Где твоя автомашина?
– У меня ее нет, – ответил Зимин.
– На чем же мы поедем? – улыбаясь, продолжил Сафронов.
– Пойдем на выход, доедем на попутной автомашине, – сказал Зимин и подумал: «Вообще-то сейчас на участке делать нечего. Времени семнадцать часов. На болоте все работы прекращены. Все механизаторы ушли домой. Если с Богородска и приехали за эвакуатором, то без меня им никто грузить на трейлер не будет», но Сафронову об этом ничего не сказал. Думал, что он сам обо всем догадается.
Сафронов думал другое: «Сегодня ночую у Зимина. Общежитие на молокозаводе и столовая с безобразным приготовлением пищи не только надоели, но и опротивели».
Не спеша дошли до перекрестка дороги, идущей из города Павлово в Лесуново, то есть в залесную часть района. Идти было приятно. Среди дня по-весеннему грело солнце. Проезжая часть центральной улицы поселка почернела, по краям журчали ручьи. Стояли не больше пяти минут – подошла автомашина «ЗИЛ-150». Шофер, увидев Зимина, остановился.
– Вы куда, Ульян Александрович?
– До болота надо добраться.
– Садитесь, я еду в Лесуново, а до поселка вас подкину, – сказал шофер.
Сидевших в кабине женщин с большими сумками пересадил в кузов. Улыбаясь им, говорил:
– А ну, спекулянтки, вылезай, доехали. Подышите свежим воздухом.
Женщины улыбались, обнажая белые ровные зубы.
Мотор затарахтел, видавшая виды кабина заскрипела, покачиваясь из стороны в сторону. Вся автомашина на неровностях дороги тряслась и гремела, как будто на буксире тянула тонну металлолома. Стекла дверок были закреплены деревянными клиньями и привязаны для прочности проволокой, так как стеклоподъемники давно не работали.
Сафронов спросил шофера:
– Почему ты их зовешь спекулянтками?
Шофер не задумываясь ответил:
– Они и в самом деле спекулянтки. Ездят в Москву, набирают там разной ерунды, а затем ходят по деревням, ездят в Павлово.
– Откуда они? – спросил Сафронов.
– Известно откуда, из Лесуново. Там половина села спекулянтки. Село большое, более пятисот дворов. Никакого производства. Один сушильный завод, как его громко называют. Он был построен для сушки картофеля, сейчас такая необходимость отпала. Поэтому работает на нем пятьдесят человек. Осенью делают крахмал. Зимой перерабатывают лук на соусы и салаты, разливают вино из бочек в бутылки. Летом делают напитки, в том числе квас. Более тысячи трудоспособных нигде не работает. Земли наши Сосновский совхоз забросил, они заросли сорняками и частично молодой березой. Около ста гектаров лесхоз засадил сосной, а ведь эти земли кормили большую деревню.
– Ты тоже с Лесуново? – перебил его Сафронов.
– Да, – ответил шофер. – Семья живет в Лесуново, а я работаю в городе Павлово в автохозяйстве. Очень неудобно, по неделе, а иногда и по две не бываю дома.
– А ты знаешь этих женщин? – спросил Сафронов.
– Как не знать, – ответил шофер.
– На всякий случай я запишу их фамилии, имена и отчества, – сказал Сафронов и вытащил из кармана пальто блокнот. На выручку шоферу пришел Зимин. Он посмотрел в глаза Сафронову и чуть слышно сказал:
– Зачем, Николай Михайлович? Не надо писать. Это дело милиции, а не наше с тобой.
Шофер с благодарностью посмотрел за Зимина и из болтуна превратился в молчуна. Он больше не сказал ни одного лишнего слова, только коротко отвечал на заданные вопросы.
На болоте у караванов торфа стояли два экскаватора, а у вагончика, где днем находился учетчик, а сейчас сторож, были четыре бульдозера.
Сафронов вылез из кабины, навстречу ему вышла сторож тетя Маша, как ее все звали. Он спросил у нее:
– Давно кончили работать?
– Около часа назад, – ответила она.
– Ульян Александрович, почему рано бросили работать?
– Как рано, – ответил Зимин. – Начало работы в семь, конец в три, работают без обеда, а кончили работу в пять. Мне кажется, большая переработка.
Сафронов не спеша сел в кабину и спросил:
– Сейчас куда поедем?
– Не знаю, Николай Михайлович, на ваше усмотрение, – ответил Зимин. Он лукаво посмотрел на шофера. – Иван обещал подвезти нас в поселок, где контора участка, или поедем в Лесуново.
– Что у тебя в поселке? – спросил Сафронов.
– Поедем – увидишь, – ответил Зимин. – Контора, мастерская, правда, примитивная деревянная, однако в люди редко ходим, все сами делаем. Ремонтируем трактора и все торфодобывающие и мелиоративные машины.
– Я не об этом, – сказал Сафронов. – Ты же там не живешь?
– Почему не живу? – возразил Зимин. – Зимой, как и Иван, – Зимин поглядел на задумчивого шофера, – дома не бываю по неделе. У меня там комната, две кровати. Имеется и комната для приезжих, где стоят четыре кровати.
– Надо где-то пообедать и заодно поужинать, – сказал Сафронов. – Сегодня целый день заседали, усердное начальство про еду забыло. Не могли организовать даже буфета.
– Что-нибудь сообразим, – ответил Зимин. – Хлеб и картошка там есть, а остальное найдем.
– Поедемте ко мне, – сказал Иван. – У меня дом большой, места хватит. Продукты все есть: мясо, молоко, огурцы, капуста, грибы и ягоды. У нас в деревне все свое, мы ничего не покупаем.
Лицо Сафронова оживилось. Он, обращаясь к Зимину, с улыбкой сказал:
– Давай примем предложение Ивана. До нельзя холостяцкая жизнь надоела. Один вечер побыть в обстановке семьи, хотя и чужой, – это отдых.
– Воля ваша, Николай Михайлович, – ответил Зимин. – Но мне обязательно надо побывать в поселке. Может быть, из Богородска приехали за экскаватором и сейчас через каждые пять минут звонят жене, спрашивают меня, дома или нет.
– Ну что, давай заедем в поселок, узнаем и там решим, – ответил Сафронов.
Иван открыл дверку кабины и, обращаясь к женщинам, сидевшим в кузове, крикнул:
– Ей вы, клуши, живы или нет?
Послышались хохот и ответ:
– Живы!
Он с силой захлопнул дверку, нажал на акселератор, старушка-машина взревела, как ракета при старте, и громыхая понеслась по хорошо накатанной дороге, покрытой слоем черной массы торфа.
Остановились у сторожевой будки. Зимин забежал внутрь и через минуту вышел. Стоявшему у автомашины Сафронову сказал:
– Не приехали.
– А все-таки какое прекрасное место у вас здесь, – сказал Сафронов. – Садись, поехали к Ивану.
Зимину не хотелось ехать в Лесуново, ночевать где-то в чужой семье. Отказаться почти при первом знакомстве с Сафроновым от его предложения было неудобно, да и опасно. Сафронов как секретарь райкома по сельскому хозяйству мог сформировать о нем любое мнение у Чистова и Бойцова. Поэтому Зимин принужденно улыбнулся, сказал:
– Ну что, поехали.
Поселок, как его называли, Лесуны или поселок Лесуновского торфопредприятия был расположен в сосновом бору. Громадные двухсотлетние сосны с раскидистыми кронами одиночками стояли около домов, бараков и на всей территории. Со всех сторон поселок окружал сосновый бор. Площади были всхолмленные, с большими котлованами и возвышениями карстового происхождения. В километре от поселка находилось большое озеро Токмарево. Оно одной стороной упиралось в сосновый бор. Процесс заболачивания на озере шел давно и активно. Его берега далеко отступили от бора, превратились в трясины, поросшие чахлой сосной и березой. Основная часть озера обмелела, лишь середина была глубокая. Как утверждали рыбаки, глубина достигала более полкилометра. Рыба водилась речная и озерная, озеро непересыхающим источником соединялось с рекой Сережей. Из реки в озеро свободно заходила рыба и выходила обратно. Беда в том, что этот исток рыбаками ежегодно перегораживался, они ставили морды и крылены. В озере вода была прозрачная, чистая, торфом не пахла.
В двух километрах от поселка находилось другое озеро – Родионово. Это большое озеро площадью более квадратного километра, карстового происхождения, окруженное со всех сторон бором-беломошником. Берега его крутые, гипс, в том числе алебастр, известняк и доломит выступали сплошной массой, чередуясь между собой на большую глубину. Природа хорошо поработала над озером. Она создала на его берегах два прекрасных песчаных пляжа. В озере водился весь набор пресноводной рыбы, кроме стерляди. По словам рыболовов, вода стояла на одном уровне круглый год. Одно удовольствие посидеть на берегу этого пустынного озера и полюбоваться перелетающими стайками уток, которые тут живут из года в год. В бору вокруг озера в грибные годы росло множество белых грибов, не говоря о других.
В село Лесуново приехали, когда солнце уже спряталось за горизонт. Несмотря на легкий морозец, все напоминало о приближении весны: само безоблачное небо, прозрачный воздух, сосульки на крышах домов и все окружающее.
Лесуново было расположено на берегу небольшой реки Сережи на песчаном косогоре. Состояло оно из трех улиц – крайней от Сережи Дешевки, Центральной и Выселков. Здесь у жителей привилась тяга к родине, тяга к своему селу и прекрасной природе. Село не уменьшалось, а из года в год увеличивалось, несмотря на незанятость населения после преобразования колхоза в Сосновский совхоз. В совхозе работало не более двадцати человек, да и в колхозе не много. Мужики давно превратились в плотников и бригадами в семь-восемь человек отправлялись в начале апреля на заработки. Уезжали даже за пределы области. Все как один возвращались к сенокосу, то есть к первому июля. Косили недолго в колхоз, позднее – в совхоз, а затем для себя. Обеспечивали себя сеном и снова уезжали на заработки до ноября-декабря.