В СВОЁ ВРЕМЯ. Воспоминания о современниках

© Терентiй Травнiкъ, 2021

ISBN 978-5-0053-2979-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Семь строф о честном человеке

Памяти Евгения Евтушенко

Мастерство, подаренное свыше

А началось все ещё в давние школьные годы. Мы с Валерой учились в одном классе и дружили, что называется, от души. И действительно, многое нас объединяло: оба были выдумщиками и фантазёрами, оба что-то коллекционировали, экспериментировали, оставаясь в хорошем смысле чудаками. Обычно такие дети, не имея явных материальных возможностей, создают свои миры самостоятельно, делая их, что называется, на пустом месте, и подолгу живут созданным, постоянно развивая и расширяя его, внося особые, ведомые только им и их близким, уточнения. Так вот, «пустым местом» в тот весенний майский денёк оказался самый обычный лист бумаги, а точнее, не лист, а школьная тетрадь в двенадцать листов, которую Валера и предъявил для ознакомления, стоило мне только появиться у него в дверях. Содержимое тетради скорее поразило, чем просто удивило, потому как всё, из чего оно состояло, соответствовало книге – книге со всеми полагающимися для этого дополнениями: титульным листом, обращением к читателям и даже иллюстрациями. Да, мой школьный друг написал и самостоятельно издал книгу – тиражом в один экземпляр! И пусть это была просто тетрадь, но какова сама идея! Помнится, как он читал мне своё творение на кухне, а я с нескрываемым интересом и даже волнением слушал повествование о приключениях нашего общего знакомого, что придавало написанному ещё большую непостижимость. И хотя всё было вполне естественным для талантливых ребят, но событие даром не прошло, не исчезло в толще задорных юношеских лет, а вылилось в необычное продолжение.

Дело в том, что, издавая свою первую книгу (это случилось спустя почти четверть века) я вдруг совершенно неожиданно вспомнил о том замечательном случае. Уходя воспоминаниями в подробности происходящего на кухне, я вдруг понял, что увидел тогда Валеру писателем – да, именно самым настоящим писателем, что, собственно, и поразило меня больше всего. Не знаю, косвенно или напрямую, но таким образом Валера стал моим первым вдохновителем при проникновении в мир литературы. Дело в том, что пару лет спустя, учась в восьмом классе, я тоже начал писать нечто подобное и выпускать забавные «тетрадные» книги. Сегодня, когда у меня написано, издано и переведено на иностранные языки немало книг, я с удовольствием работаю с перспективными авторами, стремясь помочь им выпустить в свет свои произведения, при этом нередко вспоминая тот удивительный случай в нашей с Валерой дружбе.

То, о чём пойдёт речь дальше, случилось несколько лет назад. В один из летних дней, заехав ко мне в гости на дачу, Валерий неожиданно познакомил меня со своими размышлениями, взглядами и переживаниями, собранными им в весьма объёмном дневнике. Признаюсь, я был поражён тонкостью и немалым своеобразием сотворённого моим другом. Мне открылись самобытные, талантливые мысли-находки мастеровитого писателя, способные заинтересовать многих. Тогда и было решено приступить к подготовке выпуска в свет созданного Валерой. Дело, замечу, ответственное и очень непростое. Показав рукопись своим знакомым, весьма именитым литераторам, и получив одобрение, я включил написанное в свой издательский план: таким образом мне посчастливилось поучаствовать в литературной жизни не просто моего друга, но и человека, который, по сути, когда-то стал, сам того не подозревая, невольным провозвестником всей моей дальнейшей писательской судьбы, возбудив во мне интерес к сочинительству.

Теперь несколько слов о содержании этой книги. Известно, что самую короткую рецензию на своё произведение получил французский писатель Виктор Гюго: на его запрос в издательство с текстом, состоящий из одного лишь знака вопроса, пришёл не менее лаконичный ответ – один восклицательный знак. Когда в книге нравится всё, лишние слова не требуются. Когда же в ней есть спорные моменты, прописные истины или новое и пугающее, нужно нечто большее, чем «палочка с точкой». Не один год знакомясь с трудами Валерия Киселевского, я неизменно приходил к выводу, что в них мне нравится почти всё. Особенно бросалась в глаза некая не то что новизна, а скорее самобытность его литературного почерка. Сам автор называл свои краткострочия виршами, что, надо отметить, весьма им подходит. Синтез афоризма, притчи, пословицы, пропущенных сквозь оттенки суфийских воззрений, вполне вмещался в это общее понятие – вирши, с разницей в том, что были они не религиозно-поэтическими, а несколько иными, как бы стоящими на грани между опусом и стихом в его древнем понимании. Верлибр, растворенный автором в лаконично построенных фразах и украшенный многочисленными словесными находками, преображался талантом Киселевского в нечто новое, что безусловно вызывало и вызывает интерес.

Давно подметил, что авторы, которые работают интуитивно, отталкиваясь лишь от собственного воображения, не следят за мимолётной конъюнктурой мира искусств, а потому при определении жанра их творений нередко возникают затруднения в их литературной идентификации. Сами того не ведая, и не проникая в пласты созданного их предшественниками, эти люди совершенно странным образом создают нечто новое, выходя на собственную дорогу и до конца оставаясь на ней со своим неподражаемым и весьма самобытным видением. Думаю, что таким образом и появляются своеобразные законодатели почерков и стилей. Знакомясь с рукописями Валерия Киселевского, я совершенно не сомневался, что в моих руках труды именно такого человека. В какой-то момент я привлёк к работе над подготовкой к изданию его книги ряд литераторов, в том числе и писательницу Ирину Михайловну Соловьёву, обладающую особым чутьём и немалыми знаниями в области необычных литературных находок. Проведя вместе не один вечер за изучением записей Валерия Михайловича, мы окончательно убедились в новизне открытого им жанра. Пройдёт время и, вне всякого сомнения, данная манера найдёт место в рядах отечественной, а то и мировой афористики. У книги появятся свои исследователи, рецензенты, почитатели, а мой друг станет основоположником нового направления, когда писательская мысль, соединяясь с авторским экспериментом, перерастает в изящную афористическую вязь, как нередко называет свои работы сам Валерий Киселевский, более известный в творческих кругах как Лера Серебро.

Действительно – примадонна!

Творчество Аллы Пугачёвой я открывал для себя не одно десятилетие: видимо так, как открывают искусство даже не великих, а величайших мастеров. Первым, кто преподнёс мне её работы с некой предысторией, был мой одноклассник Сергей Арцимович, который ещё в 80-е годы собирал диски с её песнями, что меня, тогдашнего рокера, крайне удивляло. Откровенно говоря, ничто из того, что предлагал послушать Сергей, мне не нравилось, и так продолжалось почти до конца 90-х. Сохранилось воспоминание моей мамы из того времени, когда она работала в Московском областном суде.

Как-то раз в коридоре к ней подошла Алла Пугачёва – она была свидетелем по какому-то делу – и о чём-то спросила. «В тот момент, – вспоминает мама, – передо мной стояла миниатюрная, очень элегантно одетая, милая и скромная женщина… Рядом с нею был высокий, не знакомый мне, безумно красивый мужчина…».

И вдруг случилось чудо! То ли я повзрослел, то ли Пугачёва вышла из советской и постсоветской тени, но я вдруг осознал: то, как она запела, было не просто явлением, а явлением потрясающим. Одна за другой стали появляться песни настолько мастерские и по текстам, и по аранжировке, и по звукорежиссуре, да и по эстетической наполненности, что не полюбить их было просто невозможно. Безусловно, все они стали шедеврами отечественной эстрады, и Алла Пугачёва заняла законное и неоспоримое место примадонны – в том числе и для меня. Это сложилось не сразу, но сложилось абсолютно честно и естественно. И до сегодняшних дней в России она – вне конкуренции, видимо потому, что по каким-то неведомым причинам Алла Борисовна всегда умела и могла выбирать и строить свой репертуар: по сути у неё нет (почти нет) провальных песен. Она всегда была в авангарде эстрады, и даже сегодня искусство большинства молодых певиц просто меркнет в сравнении с тем, что создаёт отечественная прима.

Когда-то, во времена своей принадлежности к хиппи, я любил играть на гитаре её «Бумажного змея», «Журавлика» и «Лето звёздное». Удивило, что слова и музыка последней песни принадлежат самой Алле Борисовне. А цикл песен, исполненных Пугачёвой в фильме «Ирония судьбы…» до сих пор никем не превзойдён. Ни одна кавер-версия не выдерживает никакого сравнения – меркнет пред оригиналом.

Заметил, что самый значимый виток в творчестве Аллы Борисовны произошёл, когда в её жизнь вошёл интеллектуал высшей пробы Максим Галкин. Думаю, что последняя корреляция «женщины, которая действительно поёт» произошла не без его советов и участия. Интеллигент, филолог и лингвист по образованию, ироничный и тонко организованный, он не мог не внести должных уточнений в обрамление высококаратного творчества своей супруги, и это случилось, что позволило её голосу зазвучать окончательно и неоспоримо хорошо.

В наше время много нового в эстраде: например, программа «Голос» демонстрирует порою удивительное умение молодых исполнителей владеть жанром, но то, что делает Алла Борисовна, пока не достижимо, а впрочем, это и не нужно. Что касается искусства примадонны, то дело, видимо, в глубине её души, в невероятном чутье и силе таланта, в его способности видеть и нести подлинную культуру исполнителя. Сегодня Пугачёва – это априори всегда хорошо! Постепенно и у меня сложилась своя подборка любимых песен в исполнении певицы, среди которых «Мне нравится…», «Опять метель», «Будь или не будь», «Этот мир придуман не мною», «Дай нам Боже», «Любовь, как состояние» и «Ты там, я там».

Как-то раз я целый вечер посвятил её творчеству: на очень хорошей аппаратуре я слушал песни в исполнении Аллы Борисовны разных лет и окончательно убедился, что среди женщин на эстраде ей равных нет и долго ещё не будет. Таких, как Алла Борисовна, время выращивает десятилетиями, и дело даже не в голосе, а в смелости, правде и убедительности её души, её творческой природы.

Памяти Дмитрия Хворостовского

Нравственно-публицистический роман Ирины Соловьёвой

Иногда, размышляя над бесконечным пространством литературы, задумываешься над тем, а каким должен и может быть современный роман. Имеет ли он право выходить за рамки привычной, свойственной ему художественности и вбирать в себя сухой, но не менее утончённый привкус документальности, в результате становясь чем-то иным, не потеряв при этом свойственного ему лица. Именно роман, в сравнении с другими литературными жанрами, наиболее полно выражает философско-этические искания современного человека, противоречия действительности, порой передавая их трагический характер.

Одной из важнейших задач Ирины Михайловны Соловьёвой, как писателя-публициста является то, чтобы правдиво изображать жизнь общества, жизнь человека, отношения между людьми. Оставаясь беспристрастной, не обходить трагических тем в угоду пуританской морали.

Родилась Ирина Соловьёва 12 ноября 1958 года в городе Ивантеевка Московской области. Окончила психологический факультет Российского Государственного Социального университета в Москве. По окончании занималась изучением вопросов самоактуализации личности, креативности мышления, свойственного творческим людям. Последующие годы посвятила исследованиям психологических основ творчества, уделяя особое внимание в своих трудах литературе, в частности, поэзии. Ряд книг писательницы был посвящён теме человека, его внутреннему становлению и поиску ответов на основные жизненные вопросы о смыслах бытия.

Герой очерков, статей и повестей писательницы – человек, наш современник. Углубляясь в изучение его жизненного пути, его взглядов, знакомясь с фактами и историческими документами, Соловьёва, мастерски владея способностью переплетать сухую аналоговую документалистику с художественной образностью, создаёт для читателя максимальный эффект присутствия. Доминированием нравственно-этических оттенков над простым повествованием пронизано всякое произведение, созданное писательницей. Не составляет исключение и данный труд, вышедший в знакомой многим читателям тональности, которую автор не первый год использует для изложения собственных взглядов.

В своей новой книге «Вся жизнь – служение добру» писательница рассказывает о жизни и судьбе обыкновенного человека, показывая, как из самых простых, доступных каждому радостей, а подчас и печалей, тревог и забот, вырастает плод достойной и счастливой жизни, какой бы сложной она не казалась. Каждой новой страницей автор повествует, а порой и манифестирует о добре, поясняя через жизненную историю своей героини и всей её семьи, что добро не где-то, а в самом человеке. И если оно в человеке побеждает, то такой человек не может не вызывать симпатии.

Глубокий художественный анализ, привнесённый Соловьёвой в собственный роман, ещё и ещё раз убеждает, что человечность и добро даже там, где существует, а порой и торжествует их антипод, – не мечта и не химера. В чём-то и добро, и человечность сродни огню, погребённому под слоем холодного пепла отчуждённости. Но пепел мёртв, а огонь всегда жив. Это наглядно показывает писательница, следуя стезями своих героев: задержанный диверсант, спасённый с оторвавшейся льдины мальчик, распоясавшийся и остановленный во дворе хулиган…

Бескорыстное служение и букве, но прежде всего духу закона, делает публицистический роман Соловьёвой одним из звеньев этической литературы российской современности. Чуткость, такт, благодарность – вот те слова, которыми можно определить жизнеописание главной героини и всей её семьи.

Духовно-нравственный кризис всякого общества непомерной тяжестью обрушивается, прежде всего, на юные души. Прогрессивная гуманистическая литература во все времена противопоставляла этой тенденции другие, подлинные ценности. И в этой борьбе у литературы был и есть могучий союзник – сам человек. Особенно человек молодой, у которого впереди вся жизнь. Такова и героиня книги – Людмила Алексеева, с которой автор проходит вместе всю жизнь, высвечивая счастливые и горькие моменты этого далеко непростого пути.

Большая часть повествования этой книге посвящена детским и юным годам Людмилы, и это замечательно. Юность – прекрасный и окрылённый возраст, когда впереди любовь, дружба, творчество и осуществление смелых мечтаний, созидание того, что издревле называется ёмким словом «счастье».

Вполне допустимо, что нравственно-публицистический роман Соловьёвой – книга, не только излагающая факты исторических реалий, но и своеобразный учебник, пособие в доброделании для молодого поколения.

Для писателей-гуманистов, в ряды которых, вне всякого сомнения, входит Ирина Михайловна Соловьёва, свойственна строка, способная отстаивать святость человеческих привязанностей, внимать голосу совести и утверждать, пусть в малом, справедливость как залог сегодняшнего оптимизма и всякой надежды.

О творчестве Саши Вебер

Неуловимая, изящная, порхающая, как балерина, лишь слегка достающая кончиками своих строк до земли, российская поэтесса Саша Вебер (Александра Цибизова) как бы рождена для этого искусства, искусства словотворчества. В прошлом музыкант, исполнитель классической музыки на гитаре, она все свои нотки и обертона собрала и внесла в переливчатую и непростую гамму языка, создав свою, веберовскую литературную колориатуру.

Поиски и находки – вещи разные. Именно находки делают стихи Вебер зримыми, значимыми, запоминающимися. Верхнеоктавная лирика, прозрачная и независимая, льётся со страниц её поэтических тетрадей.

Сила такого отзвука не может быть случайной, и поэтесса продолжает:

Есть в строфах Саши Вебер что-то бесхитростное и важное, и что-то ускользаемое, и недоговорённое. С кончиков пальцев своих утончённых рук и до почти неуловимой, всегда чуть смущённой улыбки эта женщина наполнена талантом поэтического волшебства.

Мне неведомо, как Саша начинала, каков был первый её опыт стихосложения, но в мой литературный цех, или как мы его ещё называем, в «Поэтическую словолабораторию», Саша пришла с немалым литературным опытом. О таких учениках у нас говорят, как о подлинных коллегах. Саша – одна из них. Внимательная, быстро схватывающая суть звучания словесной лиры, верная урокам и делу, она буквально летала, а точнее парила в бездонной глубине поэтического неба. Промчались недели, месяцы, и как-то раз я не увидел в гнезде нашу Сашу. Нет, она не улетела, она сидела рядом и нежно, аккуратно выкладывала пёрышки своих произведений. Тогда я понял, что пришло время появления на свет нового поэта. Так оно и случилось. Сегодня Саша Вебер – известный лирик, она признана, она гастролирует и имеет своего читателя и слушателя. И, как говорится, дай Бог.

Истинных поэтов всегда отличает словесная многозеркальность, прихотливое словесное эхо. Строки Саши Вебер – верное тому подтверждение. Наивная мудрость, собранная в восхитительный и точный лирический мелодизм, следует по всему её творчеству. Предельная импрессионистская ясность и образная краткость, в которой сжато уложено сложно-колеблемое впечатление – это и есть лирика Вебер. Строки её бесшумно легки, воздушны, спаяны крепкой и очень живой рифмой.

Одна из особенностей поэзии Вебер – романтичность изображаемого. Мир, созданный ею, идиллиеоподобен, до невообразимого изящен и при этом реален как ничто другое. Если хотите, это – сказка в миру или миротворчество в сказке.

Тонкая, трудная и при этом необыкновенно понятная импровизация души… Надо заметить, что Саше Вебер в лучших своих работах удалось избежать манеры стилизации, что нередко свойственно романтическому направлению нашего времени.

В то время, как многих современных художников слова охватывает печаль и резкая, контрактурная, отчасти суровая форма изложения мысли, что, впрочем, и понятно, её поэзия легка и жизнелюбива. Поэтесса, несмотря ни на что, буквально с ласточковой стремительностью покидает туманные низины раздумий и существует, а более того, живёт в лазуревом счастье чистого неба:

Духовная эмблематика – сквозная и центральная тема во всём творчестве поэтессы последних лет. Молитвенная лирика её иногда сродни псалмам.

Осознанно лишая строфы каких-либо лирических величин, поэтесса таким образом добивается ажурности и прозрачности в изложении ощущаемых ею образов.

Интонационная манера работ последних лет соответствует вольному характеру мастера, её независимости, но при этом – никакой ветрености. Мастер никоим образом не лишает себя скромности, облекая строфы в едва заметную палитру пуританства.

Как считал Блок, слово дано поэту для «испытания сердец». Таким оно даровано и Саше Вебер. Время делает своё дело, и поэтическая лира Вебер звучит сегодня немного иначе, но также светло и с любовью. Однажды она написала: «Если начать делать добрые дела прямо сейчас, даже если в вашей душе пасмурное утро, то вечер обязательно просветлеет, и утро нового дня улыбнётся вам. А дальше вам начнёт улыбаться жизнь! Попробуйте. Я проверила, это – правда!»

И горький вкус, и сладкий вкус судьбы

Александр Александрович Кавалеров, актёр, прославившийся ролью одноглазого Мамочки в кинофильме «Республика ШКИД», родился 10 июля 1951 года в Ленинграде в неполной семье. Мало кто сегодня знает, что на самом деле настоящее его имя – Александр Семёнович Эпштейн. Видимо, люди, знающие ситуацию в кино изнутри (с еврейскими фамилиями в советских фильмах того времени сниматься было нелегко), посоветовали артисту взять псевдоним, чтобы облегчить себе жизнь в кинематографе. Александру даже не пришлось придумывать себе яркую, звучную фамилию: он просто взял фамилию матери – Кавалеров. С ней-то он и вошёл в историю отечественного кино.

Мать, Александра Петровна, родила Сашу в 26 лет, растила его одна и дала ему не только свою фамилию, но и отчество по своему имени, так называемый матроним.

В мир искусства Кавалеров пришёл по всем меркам рано. Уже в три года он спел на эстраде свою первую песню – «Называют меня некрасивая». А в семь на одном из концертов конферансье представил его как мастера художественного слова, и сам актёр, вспоминая об этом, говорил, что «это было безумно смешно и здорово». В этом же возрасте, случайно попав на съёмочную площадку, он снялся в фильме «Балтийское небо» в роли исхудавшего ленинградского ребёнка-блокадника. После удачного дебюта в кино Александр, продолжая учиться в школе, несколько раз снимался в эпизодах, принимал участие в дублировании.