Книга Южный крест - читать онлайн бесплатно, автор Юрий Слепухин. Cтраница 7
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Южный крест
Южный крест
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Южный крест

– Да, вот об этом я как раз и хотел рассказать. Видишь ли, мне в последний момент пришла в голову одна мысль… в дополнение к нашему плану. Это возникло экспромтом, я жалел, что не успел обсудить вместе, но не возвращаться же мне было из-за этого. Я Подумал, что помимо той приманки, которую мы договорились придумать через Морено – имею в виду Лагартиху и Беренгера – хорошо было бы приготовить еще одну. В прошлом году один русский рассказывал мне, как альянсисты пытались его завербовать…

– Прости, кто пытался?

– Альянсисты! Я тебе объяснял – ЦНА входит в «Альянсу» как одно из подразделений.

– А, ясно. И что же они предлагали твоему компатриоту?

– Быть их осведомителем в русской колонии. Обычных полицейских мушаров там наверняка хватает, но «Альянсе» захотелось иметь еще и своего человека. Ну, с тем парнем не вышло – прикинулся дурачком, словом как-то открутился. Вот я и подумал: если они до сих пор никого не внедрили, то не исключено, что Келли предложит это мне…

– Ну, знаешь, от этого-то отказаться несложно.

– Не перебивай. Знаю, что отказаться несложно! Но важно не вызвать лишних подозрений, верно? В общем, я на всякий случай подобрал одну кандидатуру. Есть там у нас одна группка мерзавцев… из бывших карателей, люди вполне годные для такой работенки. И что ты думаешь – Келли в самом деле спросил, не смогу ли я периодически информировать его о настроениях в русской колонии. Естественно, я отказался с большим достоинством… дав понять, что мы такими мелочами не занимаемся. Но тут же добавил, что могу найти ему подходящего человека.

– Так, – заинтересованно сказал Филипп. – И что же?

– Келли сказал, что будет рад познакомиться. И на следующий день к нему с моей рекомендацией явился один из тех эсэсовцев. Насколько известно, они вполне поладили.

– Гм… – Филипп помолчал. – Остроумно, конечно. Но, пожалуй, ты зашел слишком далеко, а?

– Не думаю. Почему ты так считаешь?

– Помилуй, помогать внедрению агентуры…

– А, брось, какая там «агентура»! Агент опасен, пока он замаскирован. А этих подонков знает вся колония и соответственно к ним относится. С такими людьми не откровенничают. Я к тому же через одну свою приятельницу пустил слух, что такого-то нужно остерегаться, работает на тайную полицию…

– Допустим. Но если он не оправдает себя как информатор, Келли поймет, что ему подсунули пустой номер.

– На здоровье! Когда это случится? Засылая агента, никто не ожидает немедленной отдачи, это обычно делается с дальним прицелом. А каковы будут наши отношения с Келли через год – плевать в высочайшей степени. Нам нужно, чтобы он поверил сейчас, сегодня! Кроме того, откуда мы знаем, что этот тип – я имею в виду русского эсэсовца – не окажется вдруг полезным в каком-то совершенно другом плане? Извини, я пойду помоюсь…

– Да, да, иди. Можно звонить Лагартихе?

– Звони, пусть приходят, – Полунин снял пиджак и начал расстегивать сорочку. – Самое забавное, что этот эсэсовец тоже считает, что я работаю на какую-то весьма серьезную «фирму»…

Астрид и Лагартиха явились через полчаса.

– Итак, вернулся Великий Провокатор! – закричала бельгийка. – Мсье Маду, а может, он уже успел продаться и сам? Как знать, как знать!

– Нет, я не продавался, я продавал, – сказал Полунин, пожимая руку унылому Лагартихе. – Всех, оптом и в розницу.

– Начали с меня? – спросил тот.

– Да, с вас и вашего приятеля.

– И в какой упаковке вы нас продали?

– В красной, как и договаривались.

– Правильно, это только запутает следы…

– Послушайте, Освальдо, – сказал Филипп. – Вы действительно уверены, что это не повредит вашим близким? Или семье Беренгера?

– У Рамона никого нет, а моего старика голыми руками не возьмешь, он заседает в Коммерческой палате. Нет, тут все продумано, пусть это вас не беспокоит. Как в Буэнос-Айресе погода, дон Мигель?

– В день моего приезда шел дождь, а потом было хорошо. Как здесь.

– Ну что вы, – вздохнул Лагартиха. – Как можно сравнивать. Здесь ведь даже солнце совсем не такое…

– Ладно, не скули, – перебила Астрид, – вернешься еще в свою несравненную Аргентину, поторопитесь вот только с революцией. Обо мне, мсье Мишель, разговора не было?

– Был, почему же. Вы – наш агент, подсаженный к коммунистическому эмиссару Лагартихе. Кстати, имейте в виду: вы теперь немка, баронесса фон Штейнхауфен…

Астрид, не успев раскурить сигарету, поперхнулась дымом и раскашлялась.

– Вы дали ему те снимки? – спросил Лагартиха.

– Да, он их оценил…

– Но почему немка, ради всего святого? – воскликнула Астрид. – Да еще баронесса!

– Почему немка, я вам объясню потом, – сказал Филипп. – А насчет баронессы, Мишель, это ты сам придумал?

– Очень уж соблазнительно показалось переделать частицу «ван» в «фон». А титул на некоторых действует.

– Разумно, – одобрил Филипп и обернулся к Астрид. – Надеюсь, вы не против?

– Какого черта! Всю жизнь мечтала попасть в Готский альманах. Но, господа, раз уж вы меня анноблировали, я вынуждена намекнуть на явное несоответствие моих средств минимальным нуждам представительства. Согласитесь сами, высокородной баронессе фон Штейнхауфен не очень-то пристало ходить в единственных джинсах. Которые, замечу в скобках, не сегодня-завтра протрутся на самом заметном месте!

– Тебе купят новые, – успокоил Лагартиха. – Кстати, советую взять на номер больше, будет куда приличнее.

– Мсье Тартюф! – взвизгнула в восторге Астрид. – Вас что, уже шокирует мой зад? Но с каких это пор?

– Мадемуазель… – укоризненно сказал Филипп.

– Пардон, – Астрид сделала невинные глаза. – Я что-нибудь сказала не так? Тогда прошу меня простить. Ах, этот разрыв между поколениями!

Зазвонил телефон, Филипп снял трубку.

– Я слушаю… А, это ты. Да, вернулся. Нормально, насколько можно судить… Как у тебя? Что? А, паспорт. Хорошо, Астрид привезет, она сейчас здесь… Договорились. Да, записываю… Улица Сантьяго… Тысяча триста четыре. Ясно. Да, она сейчас выезжает. Договорились.

– Астрид, – сказал он, положив трубку, – вам сейчас придется съездить в парагвайское консульство – отвезти паспорт Мишеля. Визы уже готовы, так что все в порядке.

– Парагвайские визы вам было бы проще получить в Буэнос-Айресе, – заметил Лагартиха.

– Да, но для этого нужно было сначала обзавестись аргентинскими, – возразил Филипп – Поезжайте, Астрид, Фалаччи вас ждет. Запишите адрес: Сантьяго-де-Чили, тысяча триста четыре. И поторопитесь, у них прием только до обеда.

– Лечу, лечу…

– Итак, скоро вы в путь, – сказал Лагартиха, когда Астрид ушла. – Почему, собственно, решили начать с Парагвая?

– Там особенно много немцев, – ответил Филипп. – А страна маленькая, ее легче прочесать.

– Потом думаете заняться Аргентиной?

– Трудно пока сказать. Конечно, Аргентина – это тоже заманчиво… Но я не уверен, что у нас хватит средств. Проклятые пиастры текут, как песок сквозь пальцы, – озабоченно добавил Филипп, обращаясь к Полунину. – Я уже посылал кабло в Ним, но издатель ответил советом сократить расходы: чертов рогоносец думает, наверное, что мы тут не вылезаем из казино…

– Да, деньги – это всегда проблема, – согласился Лагартиха. – Я, пожалуй, поговорю с Морено, может он что придумает. Кстати, дон Мигель…

– Да?

– Доктор хотел бы с вами встретиться. О вашем свидании с Келли он знает – тот звонил, но его интересуют подробности.

– Я готов, – сказал Полунин. – Скажите ему, пусть назначит время.

– Сегодня вечером вас устроит?

– Почему же нет. Филипп, у нас на вечер никаких дел?

– Никаких, поезжай к Морено, этого не стоит откладывать…

– Прекрасно, – Лагартиха посмотрел на часы и встал. – Так я сообщу вам, дон Мигель?

– Да, позвоните часов в шесть-семь, я буду у себя…

Лагартиха приветственным жестом вскинул руку, приоткрыл дверь, конспиративно выглянул и исчез.

– Комичный тип, – улыбнулся Филипп. – Ты заметил, как у него отдувается пиджак под левой рукой?

– Пистолет, что ли?

– Кольт, сорок пятого калибра. Он уже мне показал, не утерпел. Живым, говорит, меня не возьмут. Слушай, неужели все они такие, эти здешние «революционеры»?

– Более или менее. Играют в политику, что ты хочешь. Ладно, старик, я тоже пойду, – меня, признаться, до сих пор качает. Дино ты проинформируй. В случае чего – я до вечера никуда не выхожу. Ну, пока!

Пройдя квартал, Полунин увидел витрину большого писчебумажного магазина. За зеркальным стеклом поблескивали пишущие машинки всех систем и размеров, красовались разложенные радужным веером авторучки, громоздились альбомы, готовальни, почтовые наборы, логарифмические линейки. Как, говорила Дуняша, называется эта штука?.. Магазин был уже открыт. Поколебавшись, он толкнул вращающуюся дверь и вошел внутрь.

Немедленно к нему подлетела хорошенькая, профессионально улыбчивая продавщица.

– Кабальеро, доброе утро, – прощебетала она, – я счастлива приветствовать нашего первого покупателя. Желаете что-нибудь выбрать?

– М-да, мне нужно… посоветоваться. Сеньорита, бывают такие книжечки, как их называют… Бальные карнэ?

– О, разумеется! – продавщица улыбнулась еще ослепительнее. – У нас есть большой выбор, это будет прекрасный подарок вашей невесте. Прошу вас, кабальеро!

Он совершенно растерялся, когда перед ним очутился на прилавке целый ворох этих «карнэ» – переплетенные в кожу, в парчу, в шелк, в чеканное серебро, в слоновую кость. Действительно, какой выбрать? Правильно истолковав его замешательство, продавщица пришла на помощь.

– Да, знаете ли, девушке не так просто угодить, – сказала она – Может быть, я могла бы помочь советом?

– Да, посоветуйте, пожалуйста… Мне нужно что-нибудь не очень дорогое, но хорошего вкуса, вы понимаете? Это для художницы, она разбирается в таких вещах…

– О-о! – с уважением сказала продавщица. – Художница, еще бы! Вы действительно задали мне задачу, кабальеро…

Она задумалась, приложив к губам наманикюренный пальчик, и потом решительно протянула из вороха темно-зеленую, узкого формата книжечку.

– По-моему, это то, что вам нужно. Обратите внимание: настоящий марокканский сафьян, а бумага японская, ручной выделки… И стоит всего восемнадцать песо.

Полунину понравилась и бумага и переплет, все кроме цены – восемнадцать уругвайских песо, почти двести аргентинских (он постоянно путался с этими пересчетами). Но что делать?

– Хорошо, я беру эту, – сказал он.

– Упаковать для подарка?

– Да, пожалуйста… впрочем, один момент…

Он раскрыл карнэ – продавщица деликатно отвернулась, убирая остальные, – и написал, на первой страничке: «Дуняше-ханум от тараканского идола – с любовью». Потом покупка была вложена в плоскую коробочку, перевязана цветным шнурком и запечатана золоченой облаткой с фирменным знаком.

Провожая его к выходу, продавщица лукаво улыбнулась:

– Если кабальеро понадобится заказать карточки с оповещением о свадьбе – милости прошу, эти заказы мы выполняем в течение суток, любым шрифтом и на любой бумаге…

– Спасибо, спасибо, непременно, – пробормотал он, выскакивая через вертящуюся дверь.

Последние слова продавщицы его расстроили гораздо больше, чем можно было ожидать. И чем следовало бы. Он зашел на почту, отправил подарок экспресс-бандеролью и, мрачный, поехал к себе в гостиницу – отсыпаться до вечера.


Лагартиха позвонил ему в восьмом часу.

– Дон Мигель? Это я…

– Да, я понял.

– Ну что ж, я говорил с доктором. Ваши планы на сегодня не изменились?

– Нет, нет. Встретимся там же, где и прошлый раз?

– Это не совсем удобно. За вами пришлют машину – в десять она будет у подъезда. «Понтиак» синего цвета, правое переднее крыло помято.

– Ясно. Вы будете тоже?

– К сожалению, не смогу, у меня срочные дела…

Полунин прошел в ванную и долго стоял под относительно холодным душем, пытаясь прогнать оставшуюся от дневного сна одурь. Потом не спеша побрился, надел свежую сорочку. Времени оставалось много, но надо было пойти поужинать, рассчитывать на стол доктора Морено не приходилось. Местные обычаи были ему достаточно знакомы: если тебя не приглашают специально к обеду (дома) или к ужину (как правило, в ресторане), то угощение обычно ограничивается выпивкой без всякой закуски или, в лучшем случае, с какими-нибудь сухими бисквитами.

Выйдя из гостиницы, он долго бродил без цели, разглядывая витрины; потом зашел в итальянский ресторанчик и поел жареной мелкой рыбы, запивая ее кислым кьянти. Когда он снова вышел на улицу, стал накрапывать редкий, вкрадчивый какой-то, нерешительный дождик. Посвежело, западный ветер доносил из порта запахи каменноугольного дыма, нефти, тухлой рыбы, гниющих водорослей, мокрых пеньковых канатов, и особый, неповторимый воздух Ла-Платы – запах огромных водных пространств, лишенный присущих океану ароматов йода и соли, – странная смесь свежести с какой-то болотной гнильцой. Интересно, какая погода сейчас там, в Буэнос-Айресе. Такая же, вероятно. Только там западный ветер пахнет пампой. Их пампой. Дуняша, вероятно, вернулась уже от Гутмана – сидит на тахте, поджавши ноги, обложившись книгами, или гнет свои проволочные модельки, или, то и дело задумываясь и грызя белый карандаш, вычерчивает какую-нибудь очередную фантазию. Задумываясь – о чем? Вспоминается ли ей отель дона Тибурсио, пыльная трава пампы, запах краски в их необжитом номере, скользкие от крахмала и шуршавшие, как бумага, простыни?

Когда Полунин вернулся к гостинице, синий «понтиак» с помятым крылом уже стоял у подъезда. Он открыл дверцу, сел, шофер молча запустил двигатель. Когда машина тронулась, Полунин закрыл глаза, чтобы не видеть раздражающего мелькания стекающих по капоту цветных рекламных огней.

Минут через сорок быстрой езды, уже где-то за городом, молчаливый шофер сбросил газ и осторожно свел «понтиак» с асфальта, делая правый поворот Машину колыхнуло, под шинами захрустел гравий, фары осветили щит с надписью «Camino Privado»31, глухую аллею из эвкалиптов; потом впереди ослепительной белизной засияла низкая белая решетка.

Полунин почувствовал тревогу. А точно ли это был голос Лагартихи? Вдруг ловушка – очень ведь просто, такие дебри – делай что хочешь, никто не услышит и не увидит… И водитель какой-то подозрительный, за все время слова не проронил, типичный матон32…

Перед самыми воротами машина затормозила. Он настороженно покосился на «матона», готовый при первом подозрительном движении рвануть дверцу и выброситься наружу – благо кругом хоть глаз выколи. Но молчаливый водитель только протянул руку и коснулся какой-то кнопки на приборном щите, и сияющая белизной решетка плавно поехала в сторону, открывая проезд. Полунину стало и вовсе не по себе. Фокус-то, в общем, простенький, вроде детской радиоуправляемой модели – посылка сигнала, прием, усиление, подача команды на исполняющее устройство, – но уж очень все это похоже на шпионский фильм. Ночь, загородная вила, автоматически открывающиеся ворота… Он с сожалением подумал о своем «люгере, оставшемся в чемодане; хотя от оружия в таких случаях толку мало, это ведь только в тех же фильмах герой всегда успевает выхватить его в нужный момент…

Машина проехала, ворота за нею закрылись так же плавно и бесшумно. Почти одновременно из-за поворота, ранее скрытый густым декоративным кустарником, показался освещенный подъезд.

Дон Хосе Игнасио Морено встретил гостя в просторном пустом холле, отделанном под андалузский патио: грубый мозаичный пол, кованое кружево решеток, закрывающих сводчатые дверные проемы, в простенках – несколько высоких майоликовых сосудов, расписанных примитивным синим орнаментом. Хозяин был одет с тем пренебрежением к этикету, какое здесь позволяют себе только очень богатые люди: на нем были широкие, вроде запорожских, шаровары, заправленные в желтые сапоги в гармошку, и клетчатая рубаха того типа, что продаются для пеонов в любой деревенской лавке. Пожимая ему руку, Полунин попытался вспомнить, кого из знаменитых путешественников прошлого века напоминают ему эти густые моржовые усы…

В кабинете ярко пылал камин. Морено указал гостю на кресло, сам сел в другое, придвинул поближе низкий на колесиках столик, на котором поблескивали графины с разноцветным содержимым и лежала раскрытая коробка громадных кубинских сигар.

– Что вы предпочитаете? – спросил он. – Виски? Джин? Бренди? Лично я обычно ограничиваюсь вином. Советую попробовать этого чилийского – лучшего я не пил и во Франции…

Полунин подавил улыбку. Хорош он был бы, не поужинав в городе! Что ж, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

– Дон Мигель, – сказал доктор после того, как они отдали дань чилийскому вину, действительно превосходному. – Надеюсь, я не очень нарушил своим приглашением ваши планы, но мне хотелось бы кое-что выяснить, а в ближайшие дни я улетаю в Бразилию и, надо полагать, здесь вас уже не застану…

– Да, мы и так задержались. Лагартиха сказал, что вас интересуют подробности моей встречи с Келли?

– Нет, меня интересует другое. Каковы цели вашей экспедиции?

Полунин посмотрел на него удивленно.

– Официально – изучение индейских племен, на самом деле – сбор материала о нацистских колониях. Я думал, Лагартиха сказал вам об этом.

– Да, сказал, но эта версия меня не убеждает.

– Почему?

– Ну хотя бы потому, что перед вами старый, прожженный адвокат, которого, скажем прямо, не так-то просто обвести вокруг пальца. Зачем вам понадобился контакт с Келли? Вы что же, ожидали, что он выложит перед вами списки и адреса? Неубедительная версия, амиго. Очень неубедительная!

Полунин медленно допил вино. Такой оборот дела они предусмотрели, и линия поведения с Морено была разработана уже давно – еще до первой с ним встречи.

– Жаль, – сказал он, – нам она казалась вполне правдоподобной. Дело в том, что… вы совершенно правы. Наша истинная цель лежит еще глубже.

Морено подмигнул очень по-простецки:

– Э, сынок! Знали бы вы, какие дела приходилось мне распутывать, – он с довольным видом поднял палец. – Иной раз только на интуиции, на одной-единственной догадке!

– Так вот. Я вам расскажу, в чем дело…

Полунин нагнулся к огню, опираясь локтями на колени, и соединил концы расставленных пальцев.

– Мы не просто собираем материал об укрывающихся здесь нацистах, – сказал он негромко. – Мы ищем одного определенного нациста.

– Надеюсь, не Бормана?

– Нет, зачем же. Так высоко нам не достать. Человек, которого мы ищем, был мелкой сошкой… но из-за него погибли люди И даже не это главное. В конце концов, шла война, погибли многие… Но эти погибли не в бою – их предали, и предали так, что был заподозрен другой человек. Честный, ни в чем не повинный, активный участник Резистанса. Все улики были против него, он так и не смог тогда ничего доказать. В общем, он застрелился.

– М-да, – сказал Морено. – Одна из бесчисленных маленьких трагедий войны. Скажите… вы вот сейчас употребили слово «резистанс» – именно «резистанс», а не «ресистеисия». Хотя разговор идет по-кастильски. Насколько я понимаю, дело было во Франции?

– Да.

– А вы как там оказались?

– Бежал из плена.

– Понятно. И еще один вопрос. Значит, кто-то из участников подполья оказался предателем. Но ведь вы, если не ошибаюсь, ищете немца, а не француза?

– Этот немец проник к нам под видом перебежчика-антифашиста.

– Даже так? Это уже совсем гнусно. И этот тип, вы думаете, сейчас где-то здесь…

– По некоторым сведениям, здесь.

– Что ж, в этом случае Келли действительно может оказаться вам полезным. Да. Но с ним необходима осторожность, Гийермо человек недоверчивый…

– Судя по вашим с ним отношениям, этого не скажешь, – возразил Полунин. – Тут он скорее проявляет трудно объяснимую доверчивость.

– Почему же, она вполне объяснима. Когда-то я придерживался весьма правых взглядов, и это было как раз в тот период, когда мы близко общались семьями. Во время войны я многое начал видеть в ином свете, но тогда мы уже встречались редко, да и просто перестали как-то говорить на политические темы… Оба Келли – и отец и сын – так ненавидели англичан, что готовы были аплодировать каждой бомбе, упавшей на Лондон… Кстати, Патрисио – это отец – участвовал в Дублинском восстании шестнадцатого года, бежал сюда из английской тюрьмы. Короче, мы поспорили раз-другой, поняли, что не переубедим друг друга, и стали избегать политических разговоров. Думаю, Гийермо и сейчас не догадывается, насколько изменились за это время мои взгляды. И потом тут другое: он – типичный фанатик, человек с догматическим складом мышления, склонный классифицировать людей по самой примитивной схеме. Для него всякий бедняк – непременно за коммунистов, всякий богатый – непременно против. Обратная ситуация просто не укладывается в его голове, поэтому он до сих пор продолжает видеть во мне априорного противника «красных». Ну и, естественно, доверяет…

– Ваша рекомендация, в таком случае, должна иметь вес?

– Да, но до известной степени! Он может верить лично мне и не очень доверять моим знакомым. Это уж как вам повезет. Во всяком случае, повторяю, будьте осторожны. Если Келли догадается, что вы ведете с ним двойную игру…

– Понимаю, доктор. Спасибо за предупреждение, но у нас уже есть некоторый опыт двойной игры… и с более опасным противником. «Альянса», в конце концов, только плохая копия гестапо.

– Верно, но и они кое-чему успели научиться. Ну что ж… я вам от души желаю успеха. В наших краях действительно развелось слишком уж много этих сукиных сынов, и чем скорее их повыловят, тем лучше. Даже если будут ловить вот так, по одному. Кропотливая, впрочем, работа…

Морено тяжело поднялся из кресла и, по-стариковски шаркая сапогами, отошел в дальний угол, к письменному столу Полунин посмотрел на часы – было уже поздно – и обвел взглядом кабинет. Здесь, как и в холле, все свидетельствовало о тщательной продуманности стиля: темный резной дуб, кованые железные канделябры, несколько старинных деревянных скульптур в искусно подсвеченных нишах между открытыми книжными полками, занимающими до потолка три стены. Четвертую, в которой была прорезана дверь, украшала коллекция холодного оружия – скрещенные алебарды, кастильская шпага времен конкисты, огромный двуручный меч-фламберга с извилистым клинком; тaкие же, вспомнилось Полунину, видел он когда-то в Эрмитаже, в любимом своем «рыцарском зале»…

Дон Хосе Игнасио вернулся, протягивая ему узкий голубоватый листок:

– Освальдо говорил, у вас затруднения с деньгами. Возьмите, это на организационные и текущие расходы…

Полунин нерешительно взял жестко похрустывающую бумажку, увидел четко выписанные цифры – десять тысяч песо уругвайских, надо полагать? Но тогда это огромная сумма, больше ста тысяч аргентинских…

– Спасибо, доктор, – пробормотал он в замешательстве. – Деньги нам, конечно, пригодятся, но…

– Никаких «но», – отмахнулся Морено. – Депонируйте чек завтра же… только постарайтесь не потерять, он выписан на предъявителя. Счет советую открыть, ну, скажем, хотя бы в «Фёрст Нэйшнл» – этот банк имеет отделения и в Буэнос-Айресе, и в Асунсьоне. Где бы вы ни очутились, деньги всегда под рукой» А деньги вам понадобятся. И сколько! Вы не представляете, какое в Парагвае взяточничество, тамошние чиновники – это просто акулы какие-то, амиго, просто акулы… Как у вас с транспортом?

– Да никак…

– Ну, видите. Не пешком же будете бродить по сельве! Вам нужно взять напрокат хороший вездеход, лучше закрытый «лендровер», или хотя бы простой джип с тентом, но без двух ведущих мостов и не думайте трогаться в путь. Я-то знаю, что такое парагвайские дороги!

– Вы ведете там какие-нибудь дела? – спросил Полунин.

– Сейчас – нет! У меня были интересы в Парагвае… и довольно значительные… Но я все ликвидировал, как только там к власти пришла эта нацистская вонючка герр Стресснер.

– Он что, не поощряет иностранные инвестиции?

– Я бы не сказал. Скорее напротив, он в них заинтересован… Как и Перон, кстати, который на словах ратует за экономическую автаркию, а на деле распродает страну оптом и в розницу. Нет, парагвайские свои дела я ликвидировал сам, просто из принципа. Конечно, деньги не пахнут, первым это заметил еще Веспасиан Флавий… когда обложил налогом общественные нужники. Но, понимаете, есть все же какие-то границы! Словом, деловых связей с Парагваем у меня не осталось, и в этом смысле я вам ничем не могу быть полезным. Но вот такую помощь, – он указал на чек, который Полунин продолжал держать в руке, словно не зная, что с ним делать, – такую помощь я вам оказать могу. Деньги, слава богу, для меня пока не проблема.

Морено налил еще вина Полунину и себе, наклонился к камину и кочергой разворошил догорающие поленья.

– У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы? – спросил он, не оборачиваясь.

Полунин отпил из своего стакана, подумал.

– Есть, – решился он наконец. – Один вопрос у меня давно вертится на языке, но я, пожалуй, не задал бы его, если бы не… этот ваш чек.