Последний день лета

Часть II: ЛЕТО

Глава: Бесконечное лето

Середина девяностых. Лето. Жара. Июльское солнце без остановки грело асфальт. Родители старались отправить своих чад в пионерлагеря, но нам не досталось путевок. И мы играли в карты на интерес. Чем еще заниматься в летние каникулы? «Бура», «Свара». Собирались на верандах детского садика, в больших металлических песочницах. Кто-то курил, кто-то разговаривал, кто-то устраивал карточные дуэли. Интерес? Все, так или иначе, пересчитывалось на деньги, но ставками чаще всего были сигареты, спички, аудиокассеты. Начиналась раздача, допустим, с одной сигареты, а в процессе банк рос до двухсот-трехсот. Играли в «Буру», а когда ставки взлетали до небес, и ждать окончания кона становилось невыносимо, переходили на «Свару», чем-то напоминающую покер. Было одно правило, подогревающее пламя азарта – побежденный мог требовать отыграться, пока у него имелись средства. С большим выигрышем домой не отпускали. Давать в долг разрешалось. Если кто-то не отдавал деньги вовремя, как договорились, то на следующий день сумма удваивалась и, соответственно, был смысл потеряться на какое-то время – звонили на домашний телефон, убеждались, что ты дома и заносили деньги… В советских лагерях были точно такие же понятия, те же карточные игры. Мы копировали блатных, их выражения, законы, слова. Как обычно, правила исходили от старших во дворе и распространялись между всеми. Естественно, большим авторитетом пользовались именно те, кто имел какое-либо отношение к «зоне»: «условка», брат сидит, кореш сидел….

Сражение длилось уже несколько дней, мы встречались утром на веранде с Михой Малым и целый день посвящали картам. Оппонент имел «условку», брат сидел, играли его колодой. К концу второго дня я был должен более трех тысяч сигарет. Поддержать Малого, чуя запах добычи, приходили старшие пацаны, его кореша. Отыграться при таком моральном прессинге было практически невозможно. Передо мной стоял выбор: либо увеличивать долг, либо заканчивать игру. Но сдаваться не позволял характер, и мы сидели на веранде до ночи. Малой понимал, что «сломать» меня будет тяжело, и предложил перевести поединок в другую плоскость. Условия были таковы: побеждаю его в силовом единоборстве один на один – списывает долг, нет – придется отдавать «живыми» деньгами, которые особенно ценились. Но сумму приемлемую. Переиграть Малого его наверняка крапленой колодой – это вряд ли. Можно было, конечно, сражаться на картах месяц, задолжать «миллион» сигарет, рассказать родителям, чтобы те решили вопрос. Но после со мной во дворе вряд ли стали разговаривать, называли бы «лохом», «чмырем», «терпилой». В нашей азиатской стране, как и в других странах Востока, потерять «лицо» хуже, чем смерть, это я отчетливо понимал, поэтому и согласился на предложенные условия.

Мы встретились на следующее утро и, как предварительно договорились, пошли за детский садик на лужайку с мягкой зеленой травой. Малой был килограмм на пятнадцать больше по весу и выше на пол головы. После размена несколькими ударами, он, с разбегу, опрокинул меня на землю, сев сверху, стал молотить кулаками по лицу. Я, конечно, уворачивался, как мог, но пропустил один в самую переносицу – искры посыпались из глаз… Карточный долг – это святое, придется отдавать «живыми» деньгами.

И я погрузился в размышления, где бы раздобыть наличность. У родителей денег все равно не было, лишь «поделки», полученные по бартеру. Зарплату на заводах выдавали кому чем: водкой, лодочными моторами, клеем для обоев…. Обычное дело в таких случаях ввязаться в криминал – Малой намекал, что можно было бы «выставить» продовольственный ларек в нашем районе. Но я понимал, что это бесперспективное занятие – вряд ли выручку оставляли в кассе, если каждый вечер за продавщицей заезжала иномарка. В полнейшей растерянности мы с Димоном, который искренне мне сочувствовал, без дела слонялись по городу, а вечерами забывались за игрой в приставку «Денди».

Если долго ходить по улицам, что сродни путешествию по знакомым каменным джунглям, то обязательно найдешь способ «поднять денег». В один из дней мы гуляли недалеко от городского парка, и нас окрикнул мужик на иномарке: «Эй, парни, не хотите заработать?» Подошли. И он объяснил расклад. Есть газета, новая, с рекламой, телепрограммой, полезными советами, краеведческим материалом, разделом про домашних животных и кроссвордом. «Союзпечать» требует больших денег за распространение, маркетинг (я тогда не знал, что это означает), доставку и отгрузку нераспроданного тиража. Поэтому существует тема нанять распространителей и на главной улице города, около проходных завода, возле ларьков раздавать газету прямо в руки за цену ниже обыкновенной. Прибыль пополам. Понятное дело, основной доход предполагался с рекламы, но об этом мы тогда тоже не догадывались. Так я первый раз в жизни погрузился в мир печатной продукции.

Ничего сложного – стоишь с пачкой наперевес в одной руке и одним экземпляром в другой на пути у заводчанина и сообщаешь: «Газета с телепрограммой на следующую неделю! Бесплатные рекламные объявления! Кроссворд! Полезные советы! Цена ниже, чем в «Союзпечати»!» Данная речь была моим личным креативом, потому как без нее нас не воспринимали всерьез. И газеты разлетались, как горячие пирожки, особенно пенсионерам. Мы работали без выходных по субботам и воскресеньям, без какого-либо маркетинга вычислив самое «ударное» время, людные места и целевую аудиторию. Бизнесмен на иномарке был в восторге – мы вдвоем заменили ему сеть газетных ларьков города, и его молодой, рискованный бизнес состоялся и, более того, пошел в гору. Он выписывал нам премии после реализации, разрешал варьировать цену в зависимости ото дня недели, делать скидки пенсионерам, если брали сразу несколько газет. Конечно, я интересовался у своего работодателя, кто пишет ему материал в номер, как проходит процесс верстки, но он отмахивался от вопросов. Большая Советская Энциклопедия, которая пылилась дома, пролила некоторый свет на процессы, происходящие в газетной индустрии. За месяц Димон заработал на новый кассетный плейер и гору картриджей для приставки, я – отдал Малому долг, скопил на кроссовки и джинсовый костюм к новому учебному году.

Глава: Пиво «Тус»

Желтая, выцветшая на спине футболка «World Cup Championship» прилипла к телу. Уже две недели как стояла аномальная жара. Тридцать пять градусов в тени. Конец июня тысяча девятьсот девяносто восьмого. Шел чемпионат мира по футболу. Но вместо того, чтобы смотреть прямые трансляции из Франции, я складывал пустые стеклянные бутылки в холщевые и полихлорвиниловые мешки, которые потом грузил в «Газель». Съемный гараж пять на восемь метров был забит до отказа тарой и вот, в самый неподходящий момент отца попросили оттуда съехать, срок поставили две недели. На оптовых складах почему-то перестали покупать «посуду», и та копилась с мелких приемных пунктов примерно полтора месяца. Двух недель было более чем достаточно, но в процессе переезда оказалось, что вывезти сорок квадратных метров задача не простая. Нашли еще один гараж через четыре блока, вроде бы и недалеко… Самыми тяжелыми были мешки с бутылками из-под шампанского, потому как там самое толстое стекло. Мешки с «чебурашками» и «водкой» имели средний нормальный вес, к которому я давно привык. Пока мои одноклассники расслаблялись на пляже у озера, я вставал в шесть утра, до жары, одевал холщевые, местами уже протертые перчатки, и садился на пассажирское сидение в «Газель». Работа казалась простой, но по мере медленного убывания стеклотары и быстрого возрастания градусов окружающей среды, мой внутренний голос подсказывал, что это «пиздец».

Четыре дня из этих двух недель выпадали, потому как по четвергам и воскресеньям, то есть в рыночные дни, я торговал на рынке. По средам были поездки за товаром в областной центр на оптовые склады или в район вокзала. В обычный день поездка на электричке напрягла бы меня, но стеклотара была настолько невыносима, что душный вагон и полтора часа путешествия казались «мини-отпуском». Загружая очередной полихлорвиниловый мешок бутылками, вспоминал, как весной мы воровали ящики из-под пива, которые стоили приличных денег. По всему городу были раскинуты стихийные точки по приему стеклянных бутылок. Пластиковые ящики (тара) были в цене. Воровали их ночью, перелезая через высокий забор одного частного дома. Далее транспортировали до сарайки, где и прятали под замок. Днем в школе размышляли, куда бы их выгоднее сбыть. В нашем уездном городке все друг друга знали, и за кражу можно было огрести не хилой «пизды». Правового поля для решения таких вопросов не существовало, страна жила «по понятиям». Был один беспроигрышный вариант – областной центр. Там, в ларьках у железнодорожного вокзала можно было купить или продать все, что угодно. Переправляли пивную тару на электричках. После уроков, благо расписание транспорта подходило. В руках не унести больше четырех ящиков, а накопилось таких около пятидесяти штук. Либо десять ходок для одного, либо одна ходка для десятерых. Рискованно – постоянный путь паренька с пивными ящиками выглядел бы по меньшей мере подозрительно – слишком много свидетелей, манипуляции с сарайкой, которая находилась в подвале дома бабушки. Поэтому, взвесив все за и против, решено было устроить ящиковый флэш-моб, хотя и не было в нашем лексиконе этого модного слова. Несколько человек со двора, трое – из класса, девчонки – две штуки (без них флеш-моб выглядел бы неправдоподобным), а так, по легенде, мы везли ящики в областной центр на постановку в Театр Юного Зрителя, где наша команда решила участвовать в конкурсе…

Уездный город летом утопал в зелени, разбитые почти у каждого дома палисадники с шиповником, вишнями, черноплодной рябиной наполняли утренний воздух приятным сладковатым запахом цветов, свежестью. Приятно было летним днем встать пораньше, в пять тридцать, позавтракать бутербродами и кофе, взять большую дорожную сумку на колесиках и отправиться на железнодорожную платформу. На одной из небольших улочек, вдоль деревянных двухэтажных домов были высажены лиственницы, мне нравилось идти именно по этой аллее. Автомобилей не было, пару человек шли к проходной радиоэлектронного завода.

Утром на платформе пригородных поездов порывы ветра приносили прохладу из соснового бора, солнце еще не палило, и, приходящие за двадцать минут люди равномерно, никому не мешая, вставали, от места остановки первого вагона до остановки последнего. Встречались знакомые, и тогда завязывался ни к чему не обязывающий разговор. Некоторые виделись только в электричках, вагоны были тем местом, где делились новостями, слухами, рассказывали о жизненных перипетиях, обсуждали насущные вопросы. Своеобразный прототип «городского форума», формата, который через семь-восемь лет захлестнет Интернет.

Лето, и непременно чувствовался запах сигареты, диспетчер в громкоговорящую связь объявлял к какой из платформ подойдет электричка до Нижнего Новгорода. Хотя это и так каждый знал. В небольших уездных городках редко что-либо менялось со временем. Металлические перила, от которых почему-то всегда било током, отбрасывали тень, частный сектор блестел оцинкованными крышами, обещая жаркий день, сумка на колесиках катилась, я шел к месту остановки второго вагона. Это имело практический смысл. Контроль билетов. Второй вагон проверялся уже ближе к областному центру, и, если высадят, то всегда можно было добраться до пункта назначения на городском автобусе. Кто-то, конечно, покупал билет в кассе, кто-то надеялся выйти до того, как настигнут контролеры, но основная масса людей готовилась «перебегать». Сборщики денег входили в вагон и громко объявляли: «Готовим билеты и проездные документы!» Народ вставал с насиженных мест, устремляясь в тамбур. На ближайшей остановке толпа вываливала на платформу и бежала в противоположную сторону три-четыре вагона. Женщины-контролеры, естественно, обратно не возвращались, потому как проверять у всех повторно билеты можно было до бесконечности. Не «перебегали» женщины с маленькими детьми, пенсионеры, прочие личности с велосипедами или тележками, продавцы газет и мороженного, новоиспеченные «барды» и сотрудники транспортной торговли (по факту, продавцы ерунды от овощерезок до лейкопластырей). Когда моя сумка была пуста, я, как все, экономил. Когда ехал с товаром – наслаждался летними видами из окна и стремительно бегущей толпой. Тревога в лицах, автоматические двери могли захлопнуться перед самым носом.

Электричка была наполнена людьми и утром, когда большинство ехало на работу, и вечером, когда все возвращались домой, и днем, когда, казалось бы, расписание не располагало к удобству. Несли свою вахту продавцы газет, мороженого, исполнители песен, чаще всего на военную тематику (лучше подают) или «барды» толкали в свет свое собственное творчество.

Мне нужна была предпоследняя остановка, которая как раз доставляла к продуктовым складам. Промзона. Сортировочная станция, шоссе, чуть далее – продуктовые склады, где товар можно было приобрести мелким оптом. Я знал фирмы, прайс-листы, поэтому не тратил много времени на поиски, быстро забивал сумку маленькими фасованными пакетиками: перец душистый горошком, перец черный горошком, черный молотый, красный молотый, лавровый лист, гвоздика, кориандр, мускатный орех и другие. Маленькие фасованные пакетики удобно было размещать на небольшом прилавке. Домохозяйки были рады, что в одном месте можно было купить все необходимое для закрутки урожая в стеклянные банки.

Я начинал с торговли спичками, и уже через месяц ассортимент вырос до тридцати – сорока наименований. Ощутил как тяжело зарабатывать первоначальный капитал. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году не было кредитов, бизнес-планов, доступного Интернета, сотовых телефонов, без чего не мыслим сейчас ни один стартап, приходилось вставать в пять утра и подрабатывать грузчиком на рынке, если повезет, то продавцом по найму. Присматривался к ассортименту, думал, какую нишу можно занять. Спички. Нужны всем. Захватил со склада, на пробу, пока ездил грузчиком, после работы продал за час. Вырученные деньги пустил в оборот, добавил зарплату, во второй раз взял три большие коробки. Пришло время расширять ассортимент, потому как продавать по пять-семь коробок не получится. Понял, что товар должен был быть сезонным, потому как первого сентября все равно надо было идти в школу. Добавил пластиковые пакеты, такие, что с красочными рисунками, они тоже быстро расходились и были компактными для перевозки со склада. Заметил, что на рынке не торговали удобной «мелочью»: тетрадками, блокнотами, шариковыми ручками, супер-клеем, скотчем, губками для обуви и другой китайской «лабудой».

Самое удобное место, где можно было затариться «лабудой» – ларьки в районе вокзала. От промзоны полчаса на автобусе или одна остановка на электричке.

Сумка на колесиках была наполовину заполнена товаром (специями), и я снова стоял на железнодорожной платформе. Сортировочная станция, середина буднего дня, с горки спускали вагоны, которые разъезжались по разным путям. В ярких оранжевых жилетах ходили составители поездов, диспетчер что-то объясняла по громкой связи. Вспомнилась заметка в городской газете, как одной служащей отрезало вагоном ноги, когда та перелезала под составом, чтобы сократить себе путь до конторы.

На вокзале было жарко, хотелось сразу нырнуть в прохладный переход, который поворачивал в самую гущу ларьков. Район представлял преимущественно частный сектор, много домов переделали под мини-магазины: «Одежда для всех», «1001 мелочь», «Цветы». Товар прибывал, естественно, с более крупных рынков Москвы. Из «Черкизона» в «Черкизон» поменьше. Выходцы с Кавказа активно скупали недвижимость у спившихся, ремонтировали, приспосабливали под мелкий бизнес. Близость Центрального рынка, Универмага, Автовокзала, МакДоналдса. Людские потоки сходились на площади, творя революцию потребления. По мере приближения к реке магазинов становилось меньше, чувствовался дух старой купеческой слободы. В полуразрушенных строениях можно было угадать очертания складов начала девятнадцатого века. Высокие четырехугольные крыши бывших контор, покосившиеся металлической ковки ворота напоминали о зажиточности хозяев. Короткие и широкие улочки были приспособлены для быстрой доставки товара с реки.