В одной только части гражданского права Дильтей оказался специалистом, именно в вексельном праве. В 1769 г. он издал «Начальные основания вексельного права, а особливо Российского купно со Шведским». Успех этого сочинения среди русской публики был настолько велик, что в течение короткого времени оно выдержало шесть изданий. Книга эта свидетельствует о несомненном и подробном знакомстве Дильтея с этой частью русского законодательства, причем он сумел соединить изложение положительного права с теорией, придерживаясь в последней преимущественно Гейнекция. Не следует думать, что это обширное сочинение посвящено исключительно вексельному праву: по поводу последнего Дильтей дает сведения о толковании законов вообще, причем делит его на виды, принятые в современной науке, об обычном праве (навыке), о различных договорах и о существе контракта, о просрочке, о поручительстве и о других понятиях гражданского права. По обстоятельности и подробности сочинение Дильтея можно признать положительно образцовым для его времени. При исследовании юридической природы векселя Дильтей обнаруживает замечательную способность цивилиста отличать самые незначительные оттенки каждого из договоров. Интересно, что Дильтей уже поднимает голос против стремления искать в римском праве объяснения всех явлений юридической жизни. «Нельзя статься, чтобы все весьма не обманывались, которые сей род договора (т. е. вексель) хотели привести в правила контрактов римских прав, когда действительно уже премножество у следующих по них народов родилось изобретений, о которых Римляне и во сне себе не представляли» (с. 70 по изд. 1794 г.).
Пристрастие Дильтея к вексельному праву сказалось на занятиях студентов: вопросы, разрабатываемые последними, представляют главным образом тезисы из вексельного права. Так, на акте 30 июня 1769 г. студент Иван Борзов читал по‐русски речь на тему: «К одним ли купцам векселя или ко всякому из обывателей в государстве принадлежать могут?»24.
Из школы Дильтея вышли первые русские ученые юристы, Десницкий и Третьяков. Отправленные Шуваловым в Англию для продолжения образования, эти молодые люди слушали там не только юриспруденцию, но и математику, химию, медицину. По возвращении в Москву их подвергли поверочному испытанию из наук юридических и математических25. Такой обширный объем изучаемых наук не дает основания требовать от них еще специализации в юриспруденции. Оба они назначены были читать римское право, т. е. то, что на Западе понималось под именем юриспруденции, Десницкий – пандекты, Третьяков – институции и историю римского права. Студенты должны были ознакомиться непосредственно с римскими источниками, как это можно судить из того обстоятельства, что в 1769 г. Десницкий потребовал выписки 25 экземпляров Corpus juris civilis с различными комментариями Vinii, Woetii, Noodii26.
Десницкий, наиболее талантливый, почувствовал вскоре недостаточность римской юриспруденции для русской жизни. В его речи, произнесенной 30 июня 1768 г., «О прямом и ближайшем способе к научению русской юриспруденции»27, мы уже видим начертание общего плана новой науки. Для успешной постановки русской юриспруденции Десницкий признавал необходимым изучение нравственной философии, естественного права и римской юриспруденции как теоретического материала, с одной стороны, собрание всех как древних, так и новых прав, законов, указов – с другой стороны. Соединение таких элементов должно было дать в результате русское гражданское право28. «Таким образом, – замечает профессор Станиславский, – первый русский преподаватель права сознавал уже необходимость всестороннего его изучения – потребность соединения методов философского, исторического и догматического. Факт этот тем более заслуживает особенное наше внимание, что и в университетах Западной Европы, во времена Десницкого, не помышляли еще о таковом соединении методов»29. К сожалению, мы не имеем никаких данных, чтобы судить, насколько успел Десницкий осуществить на деле свою мысль.
В деятельности Десницкого особенно замечательно направление, которое обнаруживается в его трудах. Среди других его работ мы встречаем следующие два сочинения: 1) «Юридическое рассуждение о начале и происхождении супружества у первоначальных народов и совершенстве, к которому оно приведенным быть кажется последовавшими народами просвещеннейшими», 1775, 2) «Юридическое рассуждение о разных понятиях, какие имеют народы о собственности имения в разных состояниях общежительства», 1781. По этим сочинениям мы видим, что Десницкий не был простым догматиком или узким законником, но стремился проникнуть в ход постепенного развития важнейших институтов гражданского права, как брак и собственность, на почве истории и сравнения различных законодательств. Мысль эта представляется весьма замечательной для его времени.
Некоторое осуществление мысли Десницкого о непосредственном изучении русского права принадлежит одному из его учеников, Алексею Артемьеву, который в 1777 г. издал сочинение: «Краткое начертание римских и российских прав, с показанием купно обоих, равномерно как и чиноположения оных истории». Однако сочинение это не представляет самостоятельного исследования русского права, а составляет лишь механическое соединение римской теории и русских законов. В этом произведении отечественной литературы мы не встречаем еще выделения русского гражданского права в совершенно самостоятельную отрасль правоведения, хотя в это время в жизни стало сознаваться отличие частного права от публичного (см. Наказ Екатерины II).
Заметим в оправдание русских ученых, что в соседней Германии частное право отождествлялось тогда с римским правом.
Рассматривая, какие науки читались в конце прошлого столетия на юридическом факультете московского университета, мы находим, что по самому характеру преподавания трудно было ожидать отдельного чтения гражданского права. Кроме римского права, которое читал Баузэ, студентам предлагались следующие чтения: энциклопедия права и история права (Баузе), теория законов по Монтескьё (Шнейдер), право естественное и народное (медик Скиадан), этика (Шнейдер). Преподавание носило отвлеченно философский характер, было чуждо изучению положительного законодательства. Некоторое исключение составляло только преподавание Горюшкина, читавшего русское законоведение и практические в нем упражнения. Причем последние заключались в писании бумаг и изучении делопроизводства.
Последний из указанных преподавателей, Горюшкин, оставил руководство, по которому преподавал, «Руководство к познанию российского законоискусства» 1811–1816 гг. Приглашенный в Московский университет для чтения вследствие его общеизвестной служебной опытности, доставившей ему, по словам современника, «славу именитого московского адвоката и эмпирика»30, Горюшкин открыл в 1790 г. свой курс вступительной лекцией, которая была напечатана потом под заглавием «Краткое рассуждение о нужде всеобщего знания российского законоискусства и о том, что несравненно тягостнее приобретать сию науку навыком при отправлении дел в судебных местах, нежели по правилам, избранным из законов». Заглавие речи достаточно характеризует ее содержание.
Однако, хотя и прекрасный практик, Горюшкин не обладал обширной юридической эрудицией. Его сведения о римском праве и иностранных законодательствах были поверхностны и отрывочны. «Руководство» Горюшкина лучше всего охарактеризовано профессором Морошкиным, который заметил, что в этом сочинении «борется сильная бесформенная народность с классическими понятиями древних и новейших юриспрудентов». Система изложения Горюшкина хотя и оригинальна, но не научна. Она построена на восхождении и усложнении общественных групп, к которым принадлежит гражданин, но при этом взяты случайные исторические моменты русского государственного быта, а не те группирования, которые обусловливаются законами развития общественности. Начиная 1) с прав лица и семейства, Горюшкин переходит к 2) правам соседства, 3) правам селения, 4) правам уездов, 5) правам городов, 6) правам губерний, 7) правам государственным и, наконец, 8) к правам народным. В пределах этих рубрик изложение допускает постоянные смешения основных понятий, так что руководство Горюшкина хотя и давало читателю немало сведений по русскому праву, но совершенно неспособно было содействовать развитию юридического образования в русском обществе.
Начало царствования императора Александра I ознаменовалось покровительством науке и литературе. Кроме преобразования Московского университета, по уставу 5 ноября 1805 г. учреждено было еще три русских университета, в Петербурге, Казани и Харькове. В распределении кафедр на юридическом факультете, или, как он тогда назывался, отделении нравственных и политических наук, замечается все тот же философский дух, который унаследован был от прошлого столетия. Центром преподавания было естественное право, материальному гражданскому праву здесь не было еще места. Недостаток ученых сил и элементарность правоведения той эпохи не дают еще основания к специализации в юридических науках. Один и тот же профессор читает каждую из наук, какие только полагаются на его факультете.
Между тем в 1810 г. появляется первая попытка систематического изложения русского гражданского права. Именно профессор Терлаич издал в С.‐Петербурге «Краткое руководство к систематическому познанию гражданского частного права России», в 2 частях, посвященное Новосильцеву. Руководство Терлаича отражает на себе влияние эпохи и западной науки. Оно носит преимущественно философский характер, нередко переходящий в сухую схоластику. Как образец последней нельзя не привести следующего места. «По цели учености и употреблению познаний в обществе ученые суть: или токмо любители наук или ученые по званию, они же ученые умозрительные или ученые потребители; употребители опять ученые деловые или учащие, т. е. учители; и, наконец, учители суть или писатели или известные наставники, хотя часто многие цели и роды употребления учености производятся одной и той же особой, как видно из опыта» (т. I, с. 10).
Терлаич находится, очевидно, под влиянием Канта, из которого он приводит нередко длинные цитаты. К сожалению, нельзя заметить в изложении Терлаича связи между философией и положительным законодательством, соединение их представляется чисто механическим.
В то же время обращает на себя внимание недостаточное знакомство Терлаича с русским правом, вследствие чего он нередко переносит на русскую почву юридические воззрения, чуждые его быту. Так, например, профессор дает следующее определение понятию о браке: «Брак есть сочетание двух лиц разного пола для взаимного стяжения общих свойств на всю жизнь; сие стяжение приобретается обоюдно совокуплением телесным, которое есть первое начало и совершение брака» (ч. I, с. 97, ч. II, с. 19). Очевидно, Терлаич приписывает русскому праву взгляд западно-католической церкви на matrimonium consummatum31. В Руководстве встречаем положение (ч. I, с. 99, ч. II, с. 27), будто по русскому праву родительская власть прекращается «рукопущением из‐под родительской власти (emancipatione)», тогда как эта эмансипация совершенно чужда нашему законодательству. «Завещание духовное есть законное определение наследника или наследников имению завещателя при его кончине» (ч. II, с. 224), между тем как institutio heredis32 составляет особенность римского права и тех законодательств, которые восприняли его положения.
Руководство Терлаича разделено на 2 части, из которых первая составляет как бы введение ко второй, заключая в себе изложение начал науки права, сродства ее с другими отраслями знания и исторический очерк развития русского права. В конце первой части содержится изложение общих понятий гражданского права, подробное развитие которых отнесено ко второй части.
Право Терлаич определяет как «совокупность тех условий, на которых произвол одного с произволом другого состоять может по всеобщему закону свободы» (ч. I, с. 94), следовательно в этом отношении автор стоит на точке зрения Канта. Договорная теория происхождения общества также нашла себе сторонника в нем, – «определение права и ему соответственной должности, по человеческому произволу, бывает только в обществе гражданском, коего цель есть защита прав всех лиц, составляющих оное, и коего члены, по предполагаемому первоначальному договору, яко основанию общества, должны повиноваться единому, идеальному ли или существенному лицу, яко первому начальнику общества» (ч. II, с. 24). Чрезвычайно оригинально понятие автора о законе, далеко не соответствующее действительности, – «законы означают все те установления, кои никогда не переменяются и коих не может быть много» (ч. II, с. 21). Трудно понять, имел ли в виду Терлаич идеал закона или он представлял себе таким образом действительность.
Рассматривая гражданское право как «взаимные отношения частных людей, определяемые положительными законами» (ч. I, с. 95), Терлаич устанавливает следующую систему гражданского права: 1) право лиц, 2) право вещное, 3) право личное. Право лиц «есть совокупность тех условий, на коих человек может приобрести состояние другого» (ч. I, с. 96), и заключает в себе, по мнению Терлаича, отношения супружеские, отношения между родителями и детьми, отношения по усыновлению и опеке. «Цель права лиц есть приобретение другого яко вещи и поступление с ним яко с лицом, и по сему право лиц называется и лично-вещным» (ч. I, с. 96). Еще оригинальнее понятие о вещном праве как «совокупности тех условий, на коих лицо может приобретать вещи, яко средства к своей цели». В эту рубрику автор вводит право наследования, как по закону, так и по завещанию. Таким образом, видим совершенное отсутствие системы в Руководстве Терлаича, который мог бы воспользоваться не только римской системой, усовершенствованной французскими юристами XVIII столетия, но и новой германской системой, какую начертали уже в то время Гуго и Гейзе. Ввиду отсутствия в сочинении профессора Терлаича юридической теории, основательного знания русского права и полной бессистемности изложения следует предположить, что оно не имело большого влияния на выработку юридического мышления и образования русских молодых юристов.
Почти одновременно с Руководством Терлаича появляется сочинение профессора С.‐Петербургского педагогического института Василия Кукольника под заглавием «Начальные основания российского частного гражданского права», 1813–1815 гг. Сочинение это состоит из двух частей, из которых первая посвящена материальному гражданскому праву, или, по терминологии автора, теории гражданского права, а вторая – формальному праву, или практическому обряду судопроизводства. Оно представляет собой сжатое изложение общих начал гражданского права с несравненно большим юридическим содержанием, чем Руководство Терлаича. Некоторые отделы обработаны весьма недурно для своего времени, особенно наследственное право, которому предшествует даже исторический очерк развития и обязательственное право.
Согласно с духом науки того времени Кукольник находится под влиянием учения о естественном праве. «Естественное право, – по мнению автора, – есть часть философии, излагающая законы, открываемые нам чистым разумом, которые должны служить основанием положительных законов, составляющих священную ограду прав граждан, оными управляемых». «В положительном законодательстве должно полагать общим правилом то, чтобы без крайней нужды не удаляться от естественного права, иначе законы будут не тверды, непрочны, иногда же и несправедливы» (ч. II, с. 14). В соответствии с таким взглядом на значение естественного права стоит взгляд Кукольника на закон. «Закон, в общем юридическом знаменовании, есть правило, налагающее на нас нравственную необходимость соображать с оным свободные наши деяния. Нравственная необходимость, налагаемая на нас законом, называется также нравственной обязанностью. Оную или внушает нам здравый разум, представляя следствия предпринимаемых нами свободных деяний, или предписывает верховная власть, угрожая за несоблюдение ее воли наказанием. В первом случае закон бывает естественный, в сем же последнем положительный» (ч. I, с. 1). Таким образом, Кукольник в своем понятии о законе расходится далеко с современным нам понятием, считая положительный закон лишь видом юридических законов. Конечно, естественные законы он понимает не в смысле прирожденных нам начал справедливости.
Признавая, что содержание частного права составляют «взаимные отношения граждан между собой по их лицам и имуществам» (ч. I, с. 5), Кукольник придерживается в изложении римской системы. «Теория, по различию предметов оной, разделяется на три отделения: 1) о лицах, состоянии оных, о правах и обязанностях, проистекающих от личного состояния граждан; 2) о вещах и о правах и обязанностях, с оными сопряженных; 3) о деяниях и о правах и обязанностях, от оных проистекающих» (ч. I, с. 10). По мнению Кукольника, для изучения гражданского права необходимы вспомогательные знания. Для достижения причин и цели законов требуется основательное знакомство с отечественной историей, для точного применения законов к деяниям, предполагающего искусство в правильном умствовании, юристу необходима наука логики. Но автор, очевидно, несколько увлекается, когда говорит, что так как предметы права суть лица, вещи и деяния, то для юриста необходимы «науки, относящиеся к оным, как антропология вообще и психология в частности, физика, архитектура, технология, наука сельского домоводства и прочие естественные науки, предметы которых суть вещи, составляющие имущество граждан» (ч. I, с. 7).
При чтении Кукольника неприятно поражает своеобразная терминология автора; так, detentio33 он называет грамматическим владением в противоположность юридическому (ч. I, с. 89), право собственности – обладанием (ч. I, с. 98), сервитуты – повинностями34. Не лишена книга иногда и курьезов: так, личные отношения супругов автор определяет в следующей форме: «общие права и взаимные обязанности супругов суть те, которые следуют непосредственно из цели брака, ибо каждый из оных имеет совершенное право требовать от другого исполнения всего того, без чего не может быть достигнута цель супружеского общества» (ч. I, с. 62).
В том же духе и направлении проявил свою ученую деятельность даровитый профессор Московского университета, Лев Цветаев, занимавший с 1805 г. кафедру теории законов. Отправившись в Париж для продолжения своих научных занятий, Цветаев увлекся и поддался влиянию французской школы. Сочинения Монтескьё и Бекарии были его главными руководителями в науке. Если мы в настоящее время не можем разделять его увлечения естественным правом, то нельзя не сочувствовать его стремлениям внести научный свет в нашу подьяческую среду, заменить практический судебный навык теоретической юриспруденцией. В предисловии к «Начертанию теории законов» 1810 г. Цветаев восклицает: «Авось либо, кроме юридических словарей и памятников из законов, мы некогда увидим и систематические сочинения о законах!». Цветаев содействовал распространению теоретических цивильных понятий посредством римского права, преподавание которого было ему особенно приятно35. В этой области им было сделано немало. Кроме перевода учебника Мэкельди, он выпустил в свет еще «Начертание римского гражданского права», 1817 г., «Краткую историю римского права» и «Учебную книгу римского гражданского права», 1834 г.
Главным его научным трудом должно быть признано «Начертание теории законов» 1810 г., вышедшее вторым изданием в 1817 г. Какой же представляется теория права в глазах Цветаева? Его взгляд на этот предмет отражает в себе то время, когда обращалось исключительное внимание на исследование того, что должно быть согласно с требованиями рассудка, мало обращая внимания на то, что есть. Теория законов, говорит автор, «показывает те правила, которым законодатель должен следовать в издании законов; те первые основания, на которых все законоположения зиждутся; те источники, из которых законы почерпаются; те средства и способы, которыми люди должны направляться ко всеобщей цели их гражданского бытия, т. е. к честному и безопасному житию; наконец, деятельные меры к отвращению тех препятствий, которые не допускают их достигнуть оной и которые они нередко сами себе противополагают; словом сказать, теория законов есть наука общественного нравоучения и общественного благосостояния» (с. 3).
В основании всего права лежит, по мнению Цветаева, естественное право, врожденное человеку, который «нашел его предписания напечатанными в своем сердце, своей совести, в своем практическом разуме» (с. 13). Первоначально существовал единый естественный порядок, но «скоро нашлись люди, для которых он сделался недостаточен, для которых глас совести был слаб, чувство внутреннее правды невнятно» (с. 15). Этим объясняется необходимость появления положительных законов. Таким образом, современное гражданское право руководствуется двоякого рода законами, естественными и положительными (с. 37), причем достоинство последних тем выше, чем менее они отступают от прав естественных (с. 50).
Несколько странной представляется общая система права в том виде, в каком ее рисует автор. Все право разделяется на 1) публичное и 2) приватное, которое в свою очередь состоит из А) гражданского и В) уголовного права, так что уголовному праву присваивается название частного, как будто преступление составляет отношение между самими гражданами. Содержание и систему собственно гражданского права автор характеризует следующим образом. «Рассматривая гражданское общество в нем самом естественным образом, мы встречаем, во‐первых, людей, оное составляющих, во‐вторых, имущества, им принадлежащие; следовательно, законы должны определять права и должности первых относительно друг друга и обеспечить обладание и приобретение последних; это два главных предмета гражданских законов; но поскольку могут между людьми происходить споры в рассуждении прав их личных и имущественных, то необходимо также нужно определить те способы, коими можно было бы предупреждать те споры или случившиеся уже прекращать: почему три суть предмета гражданских законов, следовательно и теории оных: 1) люди в гражданском обществе живущие, или лица, 2) имущества, их собственность составляющие, или вещи, 3) дела, производимые как для соблюдения старых и для приобретения новых, так и для возвращения потерянных прав личных и собственности: ибо omne jus redditur personis per actionеs de rebus36; четвертого предмета изобрести не можно» (с. 65–66). Особенно характерно последнее замечание. Свое изложение теории гражданского права Цветаев делит на три рубрики: 1) право лиц, 2) право вещей, 3) обязательства; наследование он относит в отдел «о средствах приобретения собственности гражданских вообще», вместе с дарением и давностью. Обязательства составляют «четвертое средство приобретения собственности» (с. 142).
При всех этих недостатках сочинение Цветаева имеет свои достоинства. Оно дает схему гражданского права, в которую может быть вложено положительное право каждого народа. В эпоху массы отдельных указов руководящая система права должна была принести несомненную пользу. К этому нужно присоединить интересное и изящное изложение предмета.
Одновременно с рассматриваемой деятельностью ученых в центральных местах России и в провинциях, даже на крайнем востоке, видим зарождение теоретической юриспруденции. Щедрое покровительство Демидовых вызвало в 1805 г. существование Ярославского лицея, а с того же года открыл свое действие Казанский университет. После смерти профессора Бюнемана единственным преподавателем юридических наук в Казани был довольно долгое время профессор Финке. Хотя ему предложено было читать главным образом естественное право, но он «счел своей обязанностью начать с положительных прав, а не с естественного, государственного и народного, потому что последние суть не иное что, как философия права, изучение которой необходимо предполагает основательные взгляды на право, требует знакомства с понятиями о положительном праве, и в особенности потому, что положительное, как нечто историческое, легче понять и усвоить, чем философское»37. Однако, ввиду того что Финке совершенно не владел русским языком, трудно себе представить, какого рода сведения мог он передавать своим слушателям, не зная русского законодательства. Финке читал все науки, полагавшиеся в то время на отделении нравственных и политических наук. Но главным предметом его преподавания было естественное право, которое он излагал по собственному сочинению, написанному на немецком языке и переведенному в 1816 г. на русский язык под заглавием «Естественное частное, публичное и народное право». Это произведение профессора Финке представляет собой лучшее изложение теории гражданского права, сравнительно с другими сочинениями первой четверти нынешнего столетия. Вместе с философской подготовкой, которой Финке был обязан более всего школе Канта, он соединял в себе общее юридическое образование, обладал выдающимся цивилистическим мышлением. Сочинение обнаруживает обширное знакомство автора с юридической литературой, постоянное внимание ко всему вновь появлявшемуся, насколько для него представлялось возможным следить за своей наукой из далекого пункта, отрезанного от центрального мира Европы невозможными путями сообщения. У Финке встречаем точные определения понятий о законе, о праве в объективном и субъективном смысле (§ 1), о договоре (§ 59), о собственности (§ 50 и 52), о наследовании (§ 108). К сожалению, трудно предположить, чтобы сочинение это, по условиям книжной торговли, могло иметь какое‐нибудь распространение за пределами Казанской губернии38.