Умри как следует
– Ирка, бежим отсюда, а?
– Отвечу. Я, Толик, с вами всеми тут не меньше семи лет не виделась. Вот, – она показала рукой на правый фланг стола, – тетя Лида мне позвонила и все печальные новости сообщила. Я приехала к матери, – ей было непривычно так ее называть, по большей части Ира обращалась к ней по имени отчеству, но так уж сложилась беседа, – все ее распоряжения последние мы тщательно записали, в двух экземплярах и при двух свидетелях, она попросила зла на нее не держать, я пообещала.
– И все? – Толик поднял брови, казалось, все они ждали долгого слезного рассказа. Плохо они Ирку знали. Она стала будто вся из железа и камня.
– Вот бы нам на эту расписочку взглянуть, я вот лично Ирке ни капли не верю! Я ее матери племянницей приходилась и на семь лет ее не бросала, а последнюю волю почему-то Ирка записала! И при каких еще там свидетелях?! – и все собрание вдруг заговорило одновременно.
– Ну, я свидетель! – легко перекрыла гул тетка Лида, – Да еще батюшка, который ее отпевал, отец Григорий. Могу подтвердить, что так и было, – она ткнула себя пальцем в грудь, – МНЕ поверите? – и, облокотившись на стол, с вызовом обвела взглядом весь ряд сидящих напротив племянников и племянниц. Это был несколько неожиданный поворот, родственники на пару секунд растерялись и замолчали.
Сережка решительно схватил Иру и Мишу за локти, толкнул влево к выходу и злым шепотом скомандовал:
– Бежим, пока драка не началась! – через мгновение после их исчезновения из-за стола гости уже загомонили, застучали кулаками по столу, на тетку Лиду посыпались возмущенные вопросы и некрасивые слова, и бегства никто не заметил.
***
Сережка, Ира и Миша сидели за маленьким кухонным столом. От этих похорон остался пренеприятный осадок у всех троих. Сережка чувствовал себя обязанным взять ситуацию в свои руки.
– А мы что, так и будем чай пить? В такой день положено покрепче что-нибудь принять. Миша, сгоняй в магазин. Ира, давай что-нибудь приготовь на закуску! – это сработало, Миша и Ира отправились выполнять указания. Через пятнадцать минуть Сережка готов был приступить ко второму акту.
– С такими родственниками и я бы не захотел дружить, – сказал он.
– Да уж, это точно, – подхватил Миша.
– Ничего, все наладится. Вот завтра переедем, и некогда тебе будет грустить, – он говорил уверенно. Будущая жена рассеянно оглядела штабеля коробок и кучи пакетов.
– Да, конечно.
Завтра они переедут на съемную квартиру, так они решили еще полгода назад. Деньги от продажи Ириной квартиры пошли на покупку небольшого участка земли в пригороде, а его, Сережкину, квартиру продают, чтобы построить домик. Конечно, все не так просто, и через неделю еще не будет все готово, но участок был уже с готовым фундаментом, да к тому же с водяной скважиной, так что часть проблем с их плеч как бы уже упала, и дело обещало закрутиться быстрей. И Сережка знал, что Ирина печаль быстрей рассеется, как только мысли ее унесутся к будущему их семейному очагу.
4.
Следующее утро было свежим, погожим, день обещал как следует разогреться. Яна, круглолицая, розовощекая, крепкая девица лет двадцати пяти, открыла двери сельского магазина, пощурилась на солнышко и уже собралась было закурить, как заметила, что на крыльце сбоку спит, неловко привалившись к стене, местный дурачок, Илюша. Илюше было уже под шестьдесят, но ум его так и остался примерно в возрасте пяти лет. Безобидный, как бездомная собачонка, грязный и лохматый, всегда готовый поддержать любую компанию. Его жалели, подкармливали, он часто ночевал на улице летом, наугощавшись досыта у мужиков каким-нибудь дешевым пойлом.
– Илюша, доброе утро! С кем вчера чего праздновал? – весело спросила Яна. Илюша медленно поднял голову и повернулся к ней.
– Господи! Кто это тебя так?! – испугалась Яна, у Илюши заплыл глаз, похоже был разбит или даже разорван нос, сильно распухли губы. Яна не на шутку разозлилась, это все равно что собаку бездомную избить!
– Наташка! Звони в медпункт! И участковому тоже звони! Илюшку нашего кто-то избил! Гляди-ка, у него рука сломана, набок висит! Илюша, где тебя так угораздило?!
– Вчера на погосте, – с трудом прошамкал Илюшка. Его вырвало. Яна нахмурилась:
– Ты что, Илюша, землю ел?
– Ага, – кивнул тот, – Как не есть, – он криво улыбнулся распухшим ртом, и Яна увидела, что у него нет больше передних зубов. Ни одного.
5.
Сережка руководил уже вторым переездом и чувствовал себя опытным в этом деле. Сначала перевезли кошек – его поджарую черную Матильду, Ириного рыжего увальня Ваську и полученную по наследству (это звание так и закрепилось за ней) трехцветку Мурку. Это был самый сложный этап, и он прошел благополучно, поэтому никто уже не расстроился из-за нескольких чашек, рюмок и тарелок, коробку с которыми уронил Миша. Коробка с печальным звоном прокатилась по всем десяти ступенькам лестничного марша и Ира с Сережкой только махнули руками в ответ на испуганное Мишино «Ой, мамочки!». Герань оставили старушке тете Дусе со второго этажа, она прослезилась и перекрестила их на дорожку. Жизнь возвращалась в прежнее доброе русло.
6.
Вперед. Быстрей. Быстрей. Не останавливаться. Она бежала. Зачем? Она не могла сказать. Она вообще с трудом могла говорить. То, что происходило внутри нее, не складывалось в слова. К тому же, чтобы что-то сказать, нужно было вдохнуть. Язык плохо слушался. И губы. Чаще, чем слова, получалось нечто среднее между криком и рыком. Все тело плохо слушалось. Руки, например, действовали, как молот или клещи. Если бы ей пришло в голову нажать кнопку пальцем, вряд ли это бы ей удалось. Хотя такие мелочи в голову и не приходили. Только зудящее неотступное беспокойство гнало ее вперед. Машины мешали. Сигналили и отвлекали ее, она останавливалась, оглядывалась, не соображая, что от нее хотят. Машины объезжали ее, а она кричала им вслед:
– ЫЫыыгрраааааааау! – и снова шла вперед, и снова переходила на бег. Вчера эта глупая женщина разъярила ее, она не помнила, чем именно. Помнила, что спрыгнула на землю, на вскопанную рыхлую землю, замерла – земля полностью завладела ее вниманием, всем, на какое она только была способна. Она загребла непослушными руками землю к себе, вдруг новое дикое неуправляемое желание завладело ею. Она яростно принялась раскапывать землю, рыла, рыла, пока не опрокинулась в выкопанную яму. И почувствовала покой, полежала так. Поднялась и раскопала яму вглубь и вширь. Неуклюже забралась в нее, перевернулась на спину и замерла, глядя неподвижно в небо. Где-то кричал человек… Ее это не касалось… Наконец… А потом пришла собака. Чертова собака пришла и разбудила ее от ее сладостного оцепенения. Она скосила глаза, рассматривая пса. Большой. Смутный образ прозрачной дымкой промелькнул в голове, что-то про такую же собаку. Она не помнила. Пес деловито обнюхивал ее, стоя справа на краю ямы. Потом спустился вниз и встал лапами прямо на ее живот. Она вдохнула:
– Эгрррррфыыыы!.. – проворчала угрожающе. Собака мешала ей, раздражение снова заполняло все ее существо. Пес схватил зубами ее руку. Она вдохнула снова:
– Эээээгрррыффффааа! – неловко махнула свободной левой рукой. Что она могла вытворять своими руками в темноте! Днем она ничего такого не могла. Да и собаки днем ничего не могли, похоже, ей сделать. Лаять лаяли, да еще мухи кружились вокруг. А ночью собаки кусали, по-настоящему, пытаясь откусить кусок ее тела. Псина отшатнулась, но не убежала, а затопталась на ее теле, разворачиваясь, чтобы убежать той же дорогой, какой пришла.
– Ааааасобака! – выговорила она все же, схватила мохнатую лапу и рванула на себя. Собака завизжала и, обернувшись, клацнула зубами в воздухе, не дотянувшись до схватившей ее руки. Совсем взбесила. Она схватила мерзкое животное второй рукой за ухо, зацепилась пальцем за глаз, сжала пальцы в кулак. Собака истошно завыла, а она отбросила в сторону шматок шкуры, путавшийся в и без того непослушных пальцах и, не отвлекаясь уже на бесполезные вдохи-выдохи, схватила снова правой рукой собаку за плечо и с наслаждением разорвала настырную тварь, легко-легко. Тишина. Она снова полежала в тишине, невидяще глядя в небо. Где-то неподалеку послышались резкие звуки, в небе отразились красные блики. Снова в голове мелькнул нечеткий образ. Эти звуки и мелькающие огни растревожили ее. Она поднялась в своей яме. Тоска, обида, а затем злость, кипучая, неуправляемая заполнили ее. Она отбросила в стороны разодранное серое тело, выбралась из ямы и пошла. И вот она все идет и идет, иногда бежит.
***
Зеленый «Форд» легко мчал по трассе в сторону города. Настя щурилась, глядя на ленту дороги впереди. Зря они поехали на ночь глядя. Дождь льет, дворники только успевают смахивать воду со стекла. Выспались бы у мамы. Нет, Леня в деревне ночевать не будет, что ты!
А Леня как раз был на подъеме, слава богу, вырвались! Никакой вонючей коровы за стеной, никакого туалета с дыркой – а в дырке комары, между прочим – все! Домой! А утром душ, кофе и плазма! Не для того он ее купил, чтобы пузатый телевизор смотреть в селе.
– Что, Владик, музыку включим? – он подмигнул в зеркало десятилетнему сыну, сидящему на заднем сиденье.
– Ага.
– А футбол завтра с папой будешь смотреть?
– Ага. А мультики будем? Я мультики хочу. И писать, – он был совсем уже большой, но его, уже готового улечься спать, вынули из пижамы и потащили в город, а он так хотел посмотреть завтра лошадь, сосед дядя Коля обещал прокатить… Поэтому он капризничал на всю катушку.
– Лень, останови машину, своди сына в кустики.
– Это кто там? Ты посмотри, чешет прямо по дороге!
– Какая-то женщина, вроде бы. Может, случилось что? – Настя выпрямила спину и вытянула шею, чтобы разглядеть фигуру, неуклюже бегущую в свете фар. Леня притормозил и медленно тащился за спиной загадочной бегуньи. Это была толстущая тетка, вся мокрая, платье, кажется, разорвано. Никакого внимания не обращает на машину, едущую сзади. Он нахмурился, остановил машину и посигналил. Странная женщина остановилась, постояла секунды три, наверное, соображая, потом повернулась к ним.
– Фу ты, Господи! – вырвалось у Лени. Опухшее старушечье лицо смотрело на него, а может, и не на него, а сквозь. Глаза мутные, челюсть отвисла. Струи дождя текли по ее лицу, заливали глаза, но она не мигала.
– Что за привидение?! – Леня включил заднюю передачу, немного сдал назад, снова переместился рычаг, выкрутил руль и стремительно объехал поразительную женщину. Настя прищурила глаза и смотрела, чуть наклонившись, в правое зеркало машины. Что-то знакомое было в ее внешности. Интересно. И тут же вспомнила. Да, кто же еще! Не столкнись она с этой семейкой семь лет назад, сидела бы на должности тихой, без осложнений в личном деле. Нет же, карьеру хотела сделать, в громкой истории засветиться! Засветилась, ничего не скажешь. Поперли ее тогда с треском с работы. Теперь заштатный педагогишка, самый мелкий гвоздь, согласно словарю Даля, м-да. Хотя нет, вроде бы они в машине взорвались? В июне месяце. Да и черт с ними со всеми.
– Леня! Ты отведешь сына писать или что?!
– А до дома не потерпит? Двадцать минут, и будем дома!
– Нееет, я не потерплю!
– Леня!
– Да понял я! – он притерся к обочине, на всякий случай включил «аварийку» – уже было достаточно темно (он честно собирался переночевать в деревне, но в последний момент психанул чего-то, всех собрал, и помчался в ночь), приобнял сына за плечи, и они отправились к кустам за придорожной канавой.
***
Что это? Кто это? Что им нужно? Она оглянулась. Машина объехала ее и устремилась вперед по своим делам. Женщина, сидевшая в машине, заинтересовала ее. Кто такая? Смутная тревога заполнила ее. Она побежала вслед за машиной.
***
Настя сидела в машине. Душно. Она открыла дверцу. Дождь кончился, парило. В машине под потолком тускло горела лампочка, в контрасте от этой лампочки темень на улице казалась совсем непроглядной. Где там ее мужчины? Что копаются? Она поежилась. Сзади послышалось шлепанье ног. Настя выглянула и вздрогнула, из темноты довольно быстро приближалась грузная фигура. Настя встревожилась, захлопнула дверцу. Нажала на сигнал. Машина мелодично пропела. Настя оглянулась, где эта непонятная баба? Баба стояла позади автомобиля. Настя нахмурилась и продолжала смотреть. Женщина тяжело, будто бы наклонилась вперед и побежала, чтобы не упасть, прошлепала к ее окну. Наклонилась и вперила свои больные злобные глаза в Настю. Все лицо было злым. Складка между насупленных бровей давно стала привычной. Привычно раздуты были ноздри.
– Что вам нужно? – громко через стекло спросила Настя. Женщина не отвечала. Она стала ощупывать дверцу, пытаясь открыть, но при этом не сводила с Насти глаз. Настя протянула руку к фиксатору двери, но старуха опередила ее и распахнула дверь.
– Что вам нужно?! – взвизгнула Настя. Старуха схватила ее за локти и легко, как плюшевого медведя вытащила из машины, подняла над собой.
– Нина Николаевна! – и Настя протяжно завизжала от ужаса…
***
Она догнала их. Кто эта женщина? Почему так разозлила ее? Она сейчас все выяснит. Она подошла к машине, всмотрелась в лицо пассажирки. Да, она ей нужна. Зачем-то нужна. Бесчувственные пальцы ощупывали дверцу. Женщина что-то крикнула, она не поняла что. Через стекло все равно плохо слышно. Дверца поддалась. Она взяла это тщедушное тельце, вынула из машины. Сопротивляется. Раздражает. Она подняла над собой брыкающуюся молодую женщину, непослушные ноги заприплясывали по дороге, как у собаки, танцующей на задних лапах. Она попятилась, споткнулась, и рухнула назад, роняя свою ношу, которая камнем повалилась вниз, а сама она неловко обрушилась сверху. Под ней что-то хрустнуло, она заскользила вниз и погрузилась в прохладную жижу канавы. Глаз она не закрывала. На секунду она почувствовала облегчение, лежать в темноте канавы было отчего-то приятно. Но тело ее всплыло, она снова увидела звезды. Раздражение снова стало заполнять ее, как будто та жижа протекала в пустоту ее тела через поры. Она выкарабкалась из канавы, оскальзываясь, цепляясь за траву. Оглянулась. Из канавы торчали ноги в белых босоножках. Вот досада. Она еще не успела разобраться, что не так с этой девицей, а та уже сломалась. Она рыкнула, грязная вода, залившаяся ей в рот и нос в канаве, с бульканьем и брызгами вылилась наружу. Она куда-то шла. Да. Точно. Нужно двигаться. Двигаться. Она пошла. Перешла на бег. Нина Николаевна. Да. Нина. Слово звучало правильно. Точно. Нина. Нина. Она кивнула себе. Нина. Нужно запомнить.
***
– Настя! – Леня выскочил на крик жены, – Настя, ты где?! – и замер, как вкопанный.
– Папа! Что случилось? – застегивая джинсы, его догнал Владик. Леня схватил сына и быстро толкнул себе за спину, не отрывая взгляда от канавы, в которую, заваливаясь на бок, медленно погружались ноги в белых босоножках…
7.
Лидия Ивановна Смирнова разговаривала по телефону, одновременно стирая с лица маску:
– Да я и не расстраиваюсь, Вера. Пусть позорятся, пусть горлопанят! Кто так себя ведет на похоронах!? Я, Верочка, никогда эту компанию не любила. Но они не на ту напали, я им быстро объяснила, кто они, а кто я, – Лидия Ивановна выбросила салфетку, как бы ставя точку в этом вопросе.
– Что ты говоришь?.. Да. Я тоже пойду спать. Спокойной ночи, Вера! Завтра созвонимся! – и выключила трубку. Она уселась в мягкую кровать, протянула вперед пульт, выключила телевизор. Затем удобно устроилась на подушках, расправила одеяло, взяла в руки книгу, прочла пару абзацев и почувствовала, что глаза ее слипаются. За окном снова припустил дождь. Лидия Ивановна выключила лампу на тумбочке и почти безмятежно уснула. Через некоторое время комната огласилась ритмичными трелями храпевшей пожилой женщины. А еще через некоторое время в соседней комнате послышался звук удара, словно что-то большое и тяжелое упало на пол, затем последовал звук разбившегося цветочного горшка. Лидия Ивановна всхрапнула резче обычного и разом проснулась. Она открыла глаза и прислушалась. Ничего не происходило. Только вот запах появился в спальне гадкий. И через секунду он стал гуще и гаже.
– Что такое? – Лидия Ивановна протянула руку к тумбочке, нащупала абажур лампы, нажала кнопку и зажмурила глаза от света.
– Фу ты! – то ли от яркого света, то ли от мерзкой вони у Лидии Ивановны зазвенело в ушах. Она открыла глаза, приходя в себя окончательно. Повернула голову в сторону двери и, вскрикнув, подпрыгнула в кровати.
– Господи, свят, свят! – она перекрестилась, – Что это?!
Сердце Лидии Ивановны сильно заколотилось где-то в горле, она силилась понять, что перед ней такое.
– НИНА?! – она снова перекрестилась, – Да я видно сплю еще!
В дверях ее спальни стояла только позавчера похороненная подруга. Или нечто очень ее напоминавшее. И в самом деле, с первой попытки трудно было признать в этом неподвижном одутловатом лице с отвисшей челюстью и немигающими глазами, в этой сгорбленной фигуре, ее надменную подружку. Платье, несомненно, то самое, в котором ее хоронили, но разорвано по всему правому боку, небольшой лоскут свисал с плеча, руки перепачканы не то землей, не то – кровью? Платье от колен вниз тоже все вымазано землей, туфли ободраны и перепачканы, остатки грима размазаны по лицу, волосы растрепаны совсем уж нехарактерным для нее образом, мокрыми прядками налипли на лоб и виски. Лидия Ивановна почувствовала, что во рту у пересохло, она спросила хрипло:
– Что, Нина? Что ты хочешь, упокой Господь твою душу! – на слове «Господь» щека подруги дернулась. Она вдохнула и тоже хрипло проскрипела:
– Мне к дочери.
– К какой дочери? Что это значит? – не поняла Лидия Ивановна. Страшная фигура вновь набрала воздуха в грудь, и Лидии Ивановне показалось это странным. Возможно, она не заметила, но казалось, женщина делала вдох только для того, чтобы что-то сказать, а в остальное время не нуждалась в воздухе.
– К дочери! – голос прозвучал, как лай, – Там мне нельзя.
Лидия Ивановна никак не могла понять, что от нее требуется. Вчерашняя подруга шагнула к ней, Лидия Ивановна инстинктивно отшатнулась. Снова послышалось сипение вдыхаемого воздуха:
– Не там! К дочери!.. – она собиралась сказать еще что-то, но воздух кончился. Новый вдох.
– Адрес! – умершая протянула к Лидии Ивановне раскрытую ладонь.
– А, Иркин адрес тебе нужен? Сейчас, сейчас, минутку! – засуетилась Лидия Ивановна, слезая с высокой кровати так, чтобы она отделяла ее от жуткого существа, в котором свою подругу она уже перестала узнавать совсем. Лидия Ивановна трясущимися руками выдвинула ящик комода, стараясь держать в поле зрения визитершу, вытянула из под стопки полотенец ту самую расписку, написанную Иркиной рукой и протянула, – На, вот она.
Нина, так и стоявшая неподвижно с вытянутой рукой, схватила расписку всей пятерней, сминая листок, сжала руку в кулак. Еще несколько секунд посмотрела на старую верную подругу, затем рука ее опустилась, она развернулась и тяжелой походкой ушла. Лидии Ивановне стало дурно, голова грозила лопнуть, в груди закололо, пот прошиб ее с ног до головы. Много она слышала историй о том, как мертвые приходят к близким до сорокового дня, и сама любила пересказывать их, да пострашней, а вот с ней самой впервые подобное приключилось. Она села прямо на пол, локтем вытерла пот с лица, закрыла глаза, силы и сознание оставили Лидию Ивановну, даря успокоение от кошмара.
***
Утро разбудило Лидию Ивановну первым розовым лучом, заглянувшим в спальню в щелку гардин. Лидия Ивановна открыла глаза. Все тело занемело, спина болела, в ушах звенело. Что это? Почему она здесь? А, сон, страшный сон. Привиделось, что Нина приходила, что-то хотела. Пойти сегодня же в церковь, свечку поставить. Лидия Ивановна с трудом поднялась на ноги и направилась в кухню, там в холодильнике стояли сердечные капли и лекарство от гипертонии. Кряхтя, двинулась она к дверям, но у дверей испуганно вздрогнула и уставилась широко распахнутыми глазами на грязный отпечаток руки на дверном косяке.
– Это еще что такое? – тихо и жалобно вопросила она и повернула голову. Балконная дверь была приоткрыта, занавеска оторвана, любимый розовый куст в большом горшке валялся на ковре. Точнее, все то, что осталось от горшка. Розы были безжалостно растоптаны.
– Да что же это, – всхлипнула женщина, – не может этого быть, никак не может! Трясущимися руками она набрала номер дочери, разбудила ее и, рыдая, вызвала срочно к себе.
***
Александра жила через двор от Лидии Ивановны, поэтому собралась быстро. Прихватила с собой небольшого беспородного пса Дымка – пусть прогуляется пока то, да се, не выводить же его потом специально – и потопала по тропинке через двор. Дымок задержал ее у столба детской горки, а в это время мимо Александры прокатила «Скорая» с включенной сиреной. Александра почувствовала легкую тревогу – не к матери ли приехали? Нет, не может быть. А впрочем, с чего это она так срочно хочет видеть дочь свою любимую в такую рань? Телефон Александры показывал шесть пятнадцать. Она поддернула поводок Дымка:
– Пошли, хватит там вынюхивать непонятно что!
Когда Александра поднялась на третий этаж, то заволновалась уже по-настоящему, дверь не заперта, в прихожей в нос ударил запах спирта, мужской голос сказал:
– Ватку прижмите покрепче.
Александра бросилась в комнату. Мать лежала на диване, радом сидел врач в очках и что-то писал.
– Здравствуйте! Мама! Что случилось?!
– Гипертонический криз, – ответил за маму врач, – Соберите маме самое необходимое, мы забираем ее в стационар.
– Александра, срочно найди мне Ирку! – зловещим шепотом потребовала Лидия Ивановна, – Срочно! Пусть придет ко мне, а звонить не надо. Ты поняла меня, Александра? Поняла? – и губы Лидии Ивановны задрожали, в глазах заблестели слезы, – Срочно!
– Мама, да ты что?! Мамочка, отдыхай, выздоравливай, на кой тебе Ирка сдалась? Потом повидаешься с ней, если не передумаешь, – удивление и страх охватили Александру.
– Срочно, Александра, сейчас же позвони! Номер в моем телефоне найди! – Лидия Ивановна дрожала.
– Хорошо. Где он у тебя?
***
Утром раньше всех будильников снова зазвонил Ирин телефон.
– Кому там неймется спозаранку? – недовольно проворчала та, – Алло!
– Ирка, это Александра. Мама моя в больницу попала с давлением, просит тебя срочно к ней зайти, ей зачем-то с тобой поговорить нужно, срочно!
– А меня к ней пустят?
– Никому ничего не надо было сто лет, а теперь давай все умирать, и всем Ирку подавай! – не открывая глаз, проворчал Сережка, – хорошо еще, что по ночам не вызывают, как «Скорую». Выспаться не дадут трудовому населению.
– Ирка, зараза, я серьезно говорю! – закричала Александра.
– Не ори, я спросонья ничего понять не могу.
– Гони в больницу, в приемном я тебя встречу, разберемся! – и повесила трубку.
– Что, прямо сейчас? Не, ну ты смотри, вот и поговорили.
***
Через час Ира вошла в фойе приемного покоя. Никто ее не ждал. Никто из персонала не был в курсе Ириной проблемы. И когда наконец она повернулась, чтобы уйти, вдруг открылась боковая дверь, и вышла зареванная Александра, вытирая нос бумажной салфеткой. У Иры похолодело в районе желудка – неужели опоздала?»
– Привет. Что случилось? – нахмурилась Ира.
– Мама умерла, – удивленно сообщила Александра, явно не веря своим словам.
– Мне очень жаль, – растерянно ответила Ира после секундной паузы.
– Чего тебе-то жаль?! – внезапно заревела в голос Александра, – Тебе на всех наплевать! – она решила ничего не говорить больше Ире, отвернулась и пошла прочь вдоль коридора.
– А что Лидия Ивановна хотела? – крикнула Ира в коридор удаляющейся Александре.
– Не знаю! И знать не хочу! – зло крикнула ей Александра не оборачиваясь.
– Тьфу! – тихо сказала Ира, развернулась, и ушла восвояси.
***
– А и правда, плюнь. Нет, серьезно! Ну, кто она тебе? – Сережка старался быть рассудительным и немного циничным, во всяком случае, не подавать вида, что это и в самом деле важно.
– Странная история. Зачем-то же меня туда позвали? – не унималась Ира.
– Мало ли что там придумала тетка эта старая, все равно уже не узнаем, так что выкинь из головы. Сегодня едем с Алексеем Петровичем с планировкой дома определяться, а до конца недели хорошо бы подготовить квартиру твоей родни и сдать – дел и без тетки хватает. Все, земля ей пухом, а ты к вечеру будь готова расписать в квадратных метрах, какая кухня тебе в новом доме нужна и где по фэн-шую ты хочешь ее воткнуть. Ну, все, мы приехали, нам шесть букв на новую аптеку нужно смонтировать. Целую! – и отключился. Ира вздохнула. Ну все буквально на этой неделе выключают телефоны, не дождавшись ее прощальных слов. И она набрала номер подружки:
– Анюта, давай планировать комнаты!
8.
За день до визита, унесшего жизнь Лидии Ивановны, Валентина Александровна Черкесова приехала на дачу. Летняя пора задавала много работы в огороде, и Валентина Александровна с радостью бралась за любую. Вот уже пришло время собирать садовую землянику, редиска и чеснок требовали прополки, нужно было проверить все посадки, все полить, там подкопать, здесь подкормить. А еще к приезду мужа приготовить ужин. Гена собирался приехать восьмичасовым рейсом, последним сегодня, да не успел. В результате поехал с приятелем на его машине совсем уж в ночь, да в добавок только до почты, а это значит, что еще километра полтора ему пешком топать до сюда. Валентина Александровна выпрямила спину и отерла лоб. Да, припозднился Геннадий Павлович, припозднился. А из-за него и Валентина Александровна до сих пор упорно трудится на улице. Вот уже где-то у забора палисадника на все лады заливаются сверчки. Честно говоря, она любит копаться в земле. У нее все растет, что ни посади. Соседи хвалят и спрашивают, какими секретами она пользуется, чтобы вырастить свои роскошные пионы, чем удобряла землю, что такую крупную картошку вырастила, у прежних хозяев здесь, помнится, ничего не росло. Прежние хозяева. Да уж. Дом прежних хозяев. Иногда тихий, а иногда такие странные звуки в этом доме услышишь, не приведи Господи. Как будто на чердаке по-прежнему кто-то живет. Она, Валентина Александровна, на чердак не поднимается. Никогда. И ни за что. Вот Гена если хочет – пожалуйста, а она ему тихонько спину перекрестит, пока он забирается по шаткой лесенке. Когда-то действительно крепкий был дом, вон сколько дворовых построек пропадает. Дорожка заасфальтирована, как-то сбоку чуть в стороне от дома. Значит, стоял тут сарай какой-нибудь, а может, дровяник. Да, славный был дом. Но не ее. Валентина Александровна лучше в огородике покопается, вот здесь ее епархия, тут она королева. Гена, однако, что-то задерживается. Пора бы ему и приехать. Позвонить ему разве? И она пошла в дом, прихватив с собой пучок свежего зеленого лука. Вошла в сени, подвинула в сторонку ведро и замерла, прислушиваясь. Откуда-то, кажется из-за дома, доносился странный вой. То ли корова заблудилась, то ли собака поранилась. Валентина Александровна перекрестилась и набрала номер мужа.