Тот самый калибр

Дверь открылась легко и без звука. Я вошел, в два шага преодолел тесную прихожую. Дверь в комнату была открыта, как и балконная дверь. Перед балконной дверью, спинкой ко мне, стояла инвалидная коляска. Я шагнул вперед, уже понимая, что мне предстоит увидеть. Понять было нетрудно. Справа от коляски вплотную к стене располагался диван с неубранной постелью. На одеяле текстом вниз лежала раскрытая книжка. Там же стоял телефонный аппарат с длинным проводом, лежала гитара с порванной, собравшейся в неровные кольца струной. А рядом валялся окровавленный топор с прилипшими к нему темными длинными волосами…

Я подошел ближе. Не слишком торопливо, хотя видом крови испугать меня было сложно. И видом расколотой топором головы тоже. Обошел кресло и увидел ту, что звалась раньше Лидией Мальцевой. Она, похоже, оборачивалась как раз в тот момент, когда ей нанесли удар. Но обернуться ей было сложно, она только приподняла голову, и лезвие топора ударило ее не в темя, а частично в лоб, частично в верхнюю переднюю часть головы. Один-единственный удар был смертельным. С такими ранами умирают в течение секунды. Должно быть, топор не отличался остротой и череп не прорезал, а именно прорубил, как прорубил бы его, скажем, колун. Но лезвие вошло в мозг.

Лидия Владимировна перед ударом инстинктивно сжалась, насколько смогла это сделать, попыталась пригнуться, уже сидя в кресле, и была убита в этой позе. Вот потому от входа голову ее за спинкой инвалидного кресла видно не было. Глаза убитой оставались широко распахнутыми. Должно быть, при жизни у нее были большие глаза, они не пожелали закрыться и после смерти. Кровь из раны стекла не по глазам, а по носу на подбородок и грудь, пропитала халат. Хорошо различались сильно расширенные испуганные зрачки.

Мне было больно рассматривать Лидию Владимировну. Наверное, она ждала меня, надеялась, что я ее спасу, хотя я не предполагал, откуда у нее могла появиться такая уверенность. Меня в городе знают немногие. Разве что несколько удачно проведенных расследований могли дать почву слухам. Так, наверное, и было. Кто-то ведь дал ей мой служебный телефон.

И вот я не смог оправдать ее ожидания. Опоздал. Это всегда бывает больно, когда на тебя надеются, а ты опаздываешь. Будь у меня машина под рукой, я, возможно, и успел бы. Не потеряй я время на поиски данных о ней на полицейском сайте, я тоже, возможно, мог бы успеть. В конце концов, если бы я воспользовался такси, я мог бы успеть спасти ее. Но сослагательное наклонение в данном случае было недопустимо. Это я хорошо знал.

Я потрогал пальцем кровь у нее на лбу. И понял: нет, я не успел бы, даже если бы летел на вертолете. Когда она звонила, убийца, возможно, уже открывал дверь ее квартиры. Кровь успела застыть, хотя и была еще мягкой. Впрочем, головная кровь всегда густая. А густая кровь застывает быстрее. Тем не менее я отдавал себе отчет в том, что эксперт из меня никакой и время убийства с относительной точностью в пределах двух часов, как всегда, определит только специалист.

Я вытащил трубку, чтобы передать сообщение дежурному по городу. В этот момент услышал, как со стуком распахнулась дверь в прихожую, и почти сразу же в комнату ворвались трое патрульных с автоматами, наставленными на меня. И тут же через раскрытую балконную дверь я услышал вой сирены полицейских машин, что въезжали во двор. При этом я сразу сообразил, что даже с включенными сиренами и проблесковыми «маячками» дежурной следственной бригаде требовалось никак не менее десяти минут, чтобы добраться от городского управления до места убийства. А я здесь находился чуть больше пяти минут. То есть кто-то позвонил в полицию с сообщением об убийстве примерно в то время, когда я выходил из автобуса. Меня попросту караулили…

– Руки на стену! Лицом к стене! Ноги шире плеч! – визгливо командовал мне сержант с автоматом.

– Сначала следует говорить «лицом к стене» и только потом «руки на стену», – поправил я его. – И не размахивай оружием, как неандерталец дубинкой. Я – частный сыщик.

Дверь полицейский наряд за собой не закрыл, и я слышал топот ног на лестнице. Поднималась дежурная следственная бригада.

– Поговори мне еще… – прошипел сержант. – Лицом к стене! Руки на стену! Ноги шире плеч!

Пластинку заело – так, кажется, говорили раньше, когда пользовались виниловыми пластинками. Или сержант других слов не знал. А скорее всего, он просто меня боялся. Принял за убийцу и боялся, что я и его, несмотря на три наставленных на меня автомата, убью.

Я ждал, когда появится оперативная бригада, и не торопился вставать лицом к стене, чем сержанта сильно смущал. Он не знал, как себя вести в этом случае. Но оперативная бригада появилась вовремя. Возглавляли ее, судя по всему, одновременно и дежурный следователь уголовного розыска, и капитан Колбасников. Вернее, Колбасникова прилепили, видимо, потому, что он ведет дело об убийстве в том же доме. Так обычно делается, поскольку велика вероятность свести дела в одно общее производство.

Колбасников вместе с дежурным следователем, имени которого я даже не знал, подошли ко мне и пожали руку, здороваясь.

– Ты, Тим Сергеевич, вызвал? – спросил Колбасников.

– Не успел. Только трубку вытащил, чтобы позвонить, как эти вот трое врываются и хотят меня лицом к стене поставить…

Я не жаловался, я насмехался.

– А ты? – спросил дежурный следователь. – Не побил их, что ли? И автоматы не отобрал?

Он нарочито внимательно осмотрел полицейский наряд снизу вверх и обратно.

– Не успел. Вы помешали. Сирены услышал…

– Спасли мы, выходит, парней, – пошутил следователь.

– Да мы сами… Того… – Сержант приподнял автомат, показывая, что он умеет автоматом плашмя по голове бить.

– Вот именно, – заметил я. – Того… Автоматы у всех троих на предохранителе.

– Долго, что ли, снять.

Моя насмешка сержанта, видимо, задела.

Он резким движением перевел предохранитель мимо положения одиночной стрельбы сразу в положение стрельбы автоматической. Но забыл возвратить его на исходное место.

– А если бы на моем месте оказался настоящий убийца? Ему терять уже нечего. И топор под рукой. Три удара можно за секунду нанести. А вы все трое так встали, что вас и без топора достать можно.

– Попробуйте-ка, достаньте… – тонко хихикнул сержант, уважительно переходя на «вы». Сообразил, должно быть, что имеет дело с офицером. Но считает, похоже, что с офицером полиции. С частными сыщиками сержанты ведут себя обычно вольнее. – Нас тоже кое-чему учили…

– Только не научили, – просто констатировал я, отворачиваясь. – Или вам не объясняли, что один должен подойти к задержанному, а двое должны задержанного на прицеле держать? Чтобы не шевельнулся. Предохранители при этом обязательно должны быть в боевом положении. Хотя и это тоже не выход. По крайней мере, против опытного человека. Можно того, кто подойдет, захватить и вместо щита использовать.

– Я же говорю, попробуйте…

– Если он пробовать начнет, придется тебя, сержант, в госпиталь доставлять. – Капитан Колбасников сам ни разу, если мне память не изменяет, не наблюдал в действии рукопашный бой в исполнении капитана частного сыска. Но, как я понял, стараниями капитана Сани и других ментов по городскому управлению слухи разошлись. А слухи не бывают непреувеличенными. Иначе они из слухов превратятся в доклады и рапорты.

– Мы не из пугливых, товарищ капитан, – отозвался сержант.

Я стоял, отвернувшись от него, и, протянув руку, ухватил сержанта за ключицу, нажал на нервный узел, ключицей прикрываемый, и тем самым заставил его встать на колени. А потом просто показал удар своим протезным коленом из высоколегированной нержавеющей стали прямо в челюсть. Показ получился по касательной. Должно быть, сержант головой хотел мотнуть головой от боли в ключице. В результате он за челюсть схватился и посмотрел на меня с удивлением.

– Вы что, всегда в металлических наколенниках ходите?

– Теперь – всегда. Только не в наколенниках, а с протезной коленной чашечкой, – спокойно объяснил я. – Моя родная оказалась полностью раздробленной при ударе о ствол дерева. Раньше родной бил, теперь металлической. А мог бы и не бить, а просто отбросить тебя на напарника с автоматом. И пока бы вы друг друга поднимали, я свалил бы третьего. И отобрал автомат. Исключительно для личных нужд.

– Для каких таких личных?

– Я люблю бриться, когда у меня автомат под рукой лежит. Очень это удобно. Вдруг сильно порежусь? Всегда можно застрелиться, чтобы не страдать.

Третий мент из наряда был самодовольным «центнером» ростом около ста девяноста. Он только улыбался, понимая, что я при всем желании и старании, неделю не посещая туалет, могу с трудом потянуть только на три четверти от его веса. И потому не мог поверить, что я сумею его свалить. И даже наивно с высоты своего роста спросил:

– И как это выглядело бы? Люблю, когда меня свалить пытаются…

Он был молод. Наверное, только-только вернулся из армии и сразу пошел служить в полицию. И мало еще в жизни повидал. И его, конечно, стоило поучить. Не проучить, а только поучить, чтобы имел понятие, что человек, значительно уступающий ему в параметрах, тоже может против него кое-что предпринять. Я осмотрелся. Эксперты еще только раскрывали свои чемоданчики и готовились к работе, значит, время у меня было.

– Ты, сынок, считаешь себя физически сильным парнем, – сказал я утверждающе. – Но по природной глупости не жалеешь жильцов первого этажа, у которых люстра может упасть.

– Не просто считаю. Я и есть сильный.

Самодовольства в нем было больше, чем ума, понял я. Наверное, и больше, чем силы.

– Может быть, думаешь, что и драться умеешь?

Я подошел ближе.

– Не думаю. Просто умею.

– Но не знаешь, что в рукопашной схватке побеждает не тот, кто сильнее, выше и тяжелее, а тот, кто умеет управлять противником.

– А я, если драться начинаю, становлюсь неуправляемым, – самодовольно усмехнулся «центнер» и посмотрел на коллег. Те согласно хохотнули. Они, кажется, тоже сильно сомневались в возможности такого внешне не гиганта, как я, свалить крупного парня. И заранее радовались развлечению.

– Тогда ударь меня, – вежливо попросил я.

– Как?

– Просто. В лицо.

– С удовольствием, – это было произнесено смачно и нагло.

Капитан Колбасников подошел ближе, предупредил, думая, что я забыл:

– Тим Сергеевич, у тебя же, я слышал, куча ребер сломана.

– Это мне не помешает. Бей…

«Центнер» передал свой автомат напарнику и тут же попытался нанести резкий удар всем весом своего тела. Тот, кто такой удар пропустит, повторения не попросит. Его попросту не понадобится. Даже я не ожидал от этой туши подобной прыти. Но он бил всем телом, «проваливаясь» после удара и рассчитывая, что кулак его встретит сопротивление моей головы и это остановит падение его тела.

Я удар не отбивал, хотя мог бы просто направить его мимо своей головы легким касанием кисти. Я пошел дальше. Движением кисти направив удар мимо головы и развернув свой корпус параллельно направлению удара, позволил «центнеру» «провалиться» как можно глубже. И не убрал свою руку, а, напротив, захватил его за рукав рядом с кистью и повел руку вниз, одновременно отбивающей рукой осуществляя сильное давление на локоть. Чтобы рука не сломалась, «центнер», уже начав подвывать от боли в суставах, вынужден был согнуться, перевернуться и всей своей широкой спиной плюхнуться на пол.

По большому счету, это был прием по системе айкидо, доработанный до боевого уровня в системе Кадочникова, которая в значительной степени используется при подготовке в спецназе ГРУ. Правда, с той разницей, что в спецназе, где изучают аспекты «рукопашки», еще отработано и добивание противника. И я показал удар каблуком в челюсть лежащему на спине противнику, самой челюсти не коснувшись. А потом наметил удар каблуком в печень. Вообще-то я мог сразу слегка дернуть вверх его руку, и тогда он сам упал бы всем своим весом себе на печень. И сам бы себя этим надолго отключил. И даже под угрозой убийства не смог бы подняться. Но при этом обязательно пострадала бы его вывернутая рука. А мне сейчас было ни к чему ослаблять полицейский патруль небоевыми потерями.

– Вот это и есть не сопротивление, не схватка, а управление противником. Я управлял, сынок, твоим телом вместо тебя и заставил тебя кувыркнуться. И не моя вина, что тебя не научили правильно падать. Подыши глубоко, переведи дыхание.

«Центнер» встал на четвереньки и тяжело задышал.

Как раз в этот момент трижды подряд блеснула вспышка фотокамеры. Эксперт снимал тело убитой Лидии Мальцевой. Капитан Колбасников первым сообразил, что мы не тем занимаемся.

– Сержант, свободен! Уведи своих людей и не мешай следствию.

Работа началась. Патологоанатом Владимир Владимирович осматривал труп, запуская пальцы в тонких резиновых перчатках в рану на лбу.

– Когда совершено убийство? – спросил следователь, имени которого я не знал.

– Пока могу сказать только предположительно. Но не менее полутора-двух часов назад.

– Она мне позвонила и пригласила к себе, – я посмотрел на часы, – пятьдесят минут назад. Даже сорок восемь минут, если быть точным…

– Капитан частного сыска опять желает спорить с судмедэкспертизой, – сначала простонал, а потом недовольно цыкнул патологоанатом, с которым мы часто не сходились во мнении в прошлом расследовании. – Здесь я скажу конкретно. Не знаю уж, кто вам звонил, Тимофей Сергеевич, но она могла вам позвонить только с того света…

Когда я вышел из подъезда, то удивился, что полицейский «уазик» еще не уехал, патрульные стоят около «Газели» дежурной оперативной бригады, беседуя с водителем. Здесь же был и второй водитель, с «Газели» судебно-медицинской экспертизы. Но патрульные, заметив меня, сразу шагнули навстречу. Только их водитель остался рядом с «Газелью».

– Извините, мы сразу не поняли, кто вы… – сказал сержант и почесал раструбом своего «тупорылого»[2] автомата нос.

– А кто я?

– Капитан частного сыска? – с надеждой в голосе поинтересовался «центнер».

– Да, иногда меня так зовут. Только не надо стрелять себе в нос. У тебя автомат с предохранителя снят. Как ты нам показывал, когда убеждал меня, что тебе недолго его снять, так и оставил.

– Ничего, перезаряжу… – успокоил меня сержант. Вопрос оторванного возможной очередью носа его, кажется, мало волновал.

– Дело хозяйское, – усмехнулся я. – Ко мне вопросы есть?

– Есть. Не знаю только, с какой стороны к вам «подкатить». Короче говоря, дело такое… Не могли бы вы с нашими сотрудниками занятия провести? В райотделе. В патрульно-постовой службе. Хотя бы на пару недель семинар по рукопашному бою. Если начальство денег не даст, мы сами собрали бы и оплатили. У нас ведь работа такая… Мы всегда на острие. Происшествия часто случаются. Чаще, чем у ОМОНа. Но нас не тренируют, как их…

– К сожалению, при моей занятости это невозможно. Я бы вам предложил обратиться в разведуправление штаба округа. Там, возможно, смогут выделить вам инструктора. Хотя лично я вижу мало пользы от двухнедельных и даже месячных семинаров. Занятия должны быть постоянными. В противном случае вы можете получить только отдельные навыки, но не систему. А рукопашный бой – это сложная система. Даже солдаты занимаются в течение года по несколько часов в день и тоже приобретают, как я считаю, только базовые навыки, которые не могут сравниться с офицерскими возможностями.

Патрульные меня поняли и не настаивали. Только «центнер» поинтересовался:

– А какими путями можно до разведуправления добраться? И с кем там разговаривать?

Я назвал телефонный номер полковника Быковского, начальника диверсионного управления, которому спецназ и подчиняется.

– Полковник Быковский Василий Игоревич… – повторил я.

Сержант записал в своем блокноте фамилию-имя-отчество, звание и служебный номер телефона.

– А он нас не пошлет? – поинтересовался патрульный.

– Не могу дать гарантий. Попытайтесь… По крайней мере, сразу расстреливать не будет. Можете на меня сослаться…