Великая экономическая капитуляция XXI века. В соавторстве с Яной Янкович, TeleTrade

Сложно ответить однозначно, одним предложением, по какой именно причине Китай замешкался, оступился и свернул с пути предначертанного ему лидерства. Некоторые политологи приводят знаменитую китайскую шутку: «Если кто—то поступил с тобой дурно, не пытайся ему отомстить, сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя по воде проплывет труп твоего обидчика». Думаю, что всё же определённая доля прагматизма и нетерпимости современным китайцам, безусловно, свойственна, однако, повторим, основными торговыми партнёрами Китая, как ни крути, оставались Европа и США, и в рядах китайского руководства, очевидно, не было конкретного плана действий – как сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы – целы. Если бы Европа, в ответ на распространение из-за океана финансового кризиса по региону, отреагировала адекватно – усилением директивно-законодательной базы в финансово-инвестиционной сфере, которая ставила бы целью преградить путь глобальным мошенническим схемам наподобие злосчастных CDO (коллатеральных долговых обязательств США, которые считаются главнейшей первопричиной финансового кризиса 2008 года), то Китай, безусловно, всемерно поддержал бы Европу, и в таком случае финансовым властям США пришлось бы уже не ограничиваться законом Додда-Франка и правилом Волкера, а разрабатывать настоящую, полновесную концепцию глобального финансового due diligence (универсальной финансовой «аттестации»). Базель III ни в коей мере не может считаться эквивалентом подобной концепции, и от её фиаско, безусловно, пострадал весь мир. Если сначала это могло считаться победой финансового моноцентризма США, то сейчас, после неудач монетарного стимулирования, постепенной потери конкурентоспособности американского производства в международном масштабе (скептики, вспомните, с чего началось падение американского автопрома: правильно, с наводнения американского рынка более дешёвой и надёжной японской продукцией!), свистопляски (читай: возросшей волатильности) и непредсказуемости мировых рынков, полагаю, что даже в США эту победу всё больше экономистов считают пирровой. Кстати, лично мне до сих пор совершенно непонятно, почему британские и европейские финансовые регуляторы никак не отреагировали на новые вызовы чрезмерно глобализовавшихся финансовых рынков.

Тем временем, архидипломатичная мягкотелость Китая стоила ему в конечном итоге скоординированных спекулятивных атак на его капитальную базу – наподобие тех, которые испытала Европа в период долгового кризиса стран PIIGS 2010—2013 гг. Летом 2015 года постоянные, разраставшиеся как снежный ком, разговоры в прессе, аналитических обзорах инвестбанков и деловых телеканалах об углублении проблем в китайских банках и секторе недвижимости привели к тому, что фондовые индексы Поднебесной спикировали – впервые с октября 2007 года – потеряв за пару месяцев почти 34%. Следующей волной распродаж стала зима 2015—2016 гг., когда индекс Shanghai Composite дополнительно потерял 24%. Мнения о том, насколько глубоки китайские «финансовые пузыри» и насколько сильно они могут повлиять на мировую экономику – разнятся до диаметрально противоположных. При этом, почему-то редко кто вспоминает, что Китай обладает самыми крупными в мире золотовалютными резервами, которые по состоянию на середину 2016 года составляют $3,23 триллиона – и это при суммарной капитализации всех китайских акций на уровне $3,5 триллиона! Как говорил Веслав Брудзиньский, «Бойся собственной тени – тень никогда не знает, на чьей стороне она будет».

Немного общеизвестных фактов про «загибающийся» (по версии западных аналитиков) Китай:

Согласно официальным данным Государственного Статистического Бюро КНР, за период с января 2014 года по декабрь 2016 года цементная индустрия Китая выпустила этого базового строительного сырья в объёме порядка 7,5 млрд тонн. США в последние годы производят около 80 млн тонн цемента в год (в 30 раз меньше Китая);

КНР является мировым лидером по производству большинства видов промышленной продукции, в том числе по производству автомобилей и потребительскому спросу на них;

К концу 2013 года общая длина автомобильных дорог превысила 4,1 млн километров, включая 104,5 тысяч скоростных автомагистралей.

По состоянию на сентябрь 2013 г. общая протяженность высокоскоростных железных дорог Китая составила более 10463 км (1-е место в мире по длине), с максимальной скоростью движения поездов 380 км/ч.

Китай в среднем каждый год строит по 100 аэропортов. Аналогов темпов строительства подобных сложных объектов в мире нет.

Хотя к концу 2015 г. общая площадь нереализованного коммерческого жилья в Китае составила 719 млн кв. м. (знакомая картина, не правда ли – кризис, есть кризис?), за 30 лет китайцы увеличили жилую площадь страны в 8 раз, ежегодно вводя в эксплуатация по 1,3—1,4 млрд квадратных метров жилой недвижимости.

Через 10 лет в Китае 220 городов будут с населением больше 1 млн. человек.

Обобщения и выводы оставляем на усмотрение читателя.

«Обеспечительные бумаги» и биржевые товары: что своевременно не сделали Китай и Россия

Поражает, что на фоне всё более ясной и отчётливой демонстрации своих политических амбиций, ни Россия, ни Китай не предприняли за истекшее десятилетие, по сути, ни единой осмысленно спланированной попытки лоббирования своих интересов на международной финансово-экономической арене, хотя военно-политических акций – хоть отбавляй. Но показывать военную силу – это одно (и никто не говорит, что это однозначно плохо – это отдельная тема расследования, и, слава богу, не наша), но доказывать финансовую самостоятельность – совсем другое, а тяжёлую работу на Востоке обычно не почитают (хотя у нас в русском языке – огромное количество мудростей про трудолюбие типа «Делу – время, потехе – час», «Терпение и труд всё перетрут» и т. д. Видимо, это относилось к нашим далёким предкам и как-то растворилось в обновлённом российском генофонде. Подобный, с позволения сказать, инфантилизм и вера, что всё «само собой „рассосётся“ и образуется» поистине поражает воображение и укрепляет во мнении, что подобное благодушие не могло не привести к той печальной развязке, которую мы сейчас и созерцаем. Похоже, лидеры развивающихся стран – в том числе, и России – хотя эпизодически и отвешивали колкости в отношении «заснувших у руля», но глубины случившейся макроэкономической катастрофы не осознали (и вряд ли по сей день осознают).

Сейчас трудно понять, что именно стало самым большим камнем преткновения против программы-минимум – выработки некоего письменного меморандума «финансового взаиморасчёта» между Западом и Востоком. Безусловно, более чем справедливы доводы о том, что Китай был и остаётся крупнейшим иностранным держателем госдолга США, и по этой причине избегает открытых конфронтаций со своим главным финансовым контрагентом. Правда также – и то, что Китай в плане постижения канонов международной финансовой дипломатии развивается очень медленно и по-прежнему находится на начальной стадии развития – на стадии тестирования азов международных расчётов, формирования единой концепции экономического ставочного монетаризма и глубины рынка обеспечительных активов.

Вместе с тем, открытые нападки и нравоучения – наподобие тех, которые в свою бытность министром финансов США не уставал повторять Тимоти Гайтнер – «укрепите юань, или… „пеняйте на себя“» Китай неизменно довольно жёстко парировал подобные рефрены, но в мягком ключе: «дескать, курс юаня – это наше внутреннее дело», но дальше вежливого возражения никогда не позволял себе заходить.

Китай несколько раз пытался создавать совместно со своими главными региональными торговыми партнёрами по Азиатско-Тихоокеанскому региону режим благоприятствования торговли в юанях. Казалось бы, что за дело Европе и США, в какой валюте будут вестись расчёты локальных товарных контрактов, коль скоро они никаким боком не затрагивают ни патенты, ни физический импорт, ни даже – в том или ином виде – юрисдикции последних? Логика здесь, вроде бы, не подразумевает двойных толкований, и тем не менее, все подобные «несанкционированные эксперименты», как мы знаем, закончились анонсированием Вашингтоном создания открыто антикитайского Транс-Тихоокеанского партнёрства (Trans-Pacific Partnership, TPP). Где здесь были провалы и упущения со стороны Китая? Должен ли был Китай действовать жёстче или, наоборот, мягче?

На самом деле, надо признать, Китай упустил один из наиболее явных своих козырей – тот факт, что в период с конца 90-х по начало 2010-х он был крупнейшим в мире игроком на рынке физических активов. Покупки металлов – меди, цинка, стали, а также золота и серебра – выросли за вышеуказанный период с 45% до порядка 60% от общемировых. Причём, ещё 15—20% от этого объёма приходились на соседнюю Индию, роль экспортёра природных ресурсов которой в последние годы неуклонно повышается в противофазе к замедлению глобальной экономики. Приобретение физических активов развитыми странами на этом фоне было более чем скромным и, что самое главное, показывало тенденцию к ежегодному сокращению. Поскольку ни Америка, ни Европа не показывали двузначных темпов роста своих экономик, физические активы (активы товарных рынков) в сопоставимых объёмах не были попросту востребованы этими экономиками. Развитие шло, главным образом, по пути дальнейшего пакетирования (секьюритизации – от слова «securities», ценные бумаги) государственного и корпоративного долга, раздувания объёмов и значимости для экономики США её фондового рынка и, в меньшей степени, – различных потребительских услуг, что некоторые американские популяризаторы – такие как Сет Годин (Seth Godin) и Нил Флигстайн (Neil Fligstein) – назвали «пост-индустриальным обществом».

Вся история мировых турбуленций, «цветных революций» и дальнейшего расслоения социальных слоёв – произошедших в период безуспешных попыток вернуть Западные экономики на заданные траектории комфортного роста (более 3—3,5% в год) сильно намекает на то, что, на самом деле, никакого «пост-индустриального общества» в виде устойчивого макроэкономического феномена не существовало. Интернет, несомненно, упростил многие коммуникационные процессы, но не обеспечил ключевого фактора – пресловутой осязаемой добавленной стоимости к мировому экономическому продукту, что было понятно ещё в далёком 2000-й году, когда произошёл крах «Dot-Com’ов». Почему для этого потребовалось «наступать дважды на одни и те же грабли» – непонятно.

То, что в этот период происходило, можно охарактеризовать совсем иным – резкой поляризацией мира на а). страны, производящие базовую потребительскую продукцию, б). страны, производящие сырьё для базовой потребительской продукции и в). страны, продолжающие потреблять эту продукцию, взамен предлагая всё более глубокий уровень монетаризма и секьюритизации долга. Ничего нового, верно?

Здесь необходимо сделать существенную оговорку. Как и в большинстве других точных научных дисциплин, в экономике нет абсолютных величин. Было бы неверно говорить, что, к примеру, Китай – только производит, Россия – только экспортирует сырьё, а Америка и Западная Европа – только потребляют эту продукцию. Конечно, не стоит забывать, что подавляющий объём автопрома, авиационной и, к примеру, строительной техники – по-прежнему производится теми, кого мы зачислили в группу «стран-потребителей». Однако общие тенденции таковы, что при существующем темпе укрепления доминирующих валют – американского доллара, евро, франка и фунта – потребуется не более десятка лет для того, чтобы страны с низкой курсовой стоимостью валют и рабочей силы – в первую очередь, Китай, и во вторую – Индия – захватили, в конце концов, и эти «остаточные» промышленные сектора и вытеснили со своих традиционных рыночных ниш их нынешних обитателей. Остаётся лишь один неотвеченный вопрос: действительно ли Запад верит в концепцию «пост-индустриализма» и готов ли он по этой причине безропотно сдавать свои последние промышленные бастионы?

В итоге, самая большая ошибка Китая – нереализованный план создания реальной биржи – биржи, на которой должны были бы торговаться реальные активы (от металлов и химикатов – до стандартизованной продукции сельского хозяйства и лёгкой промышленности) – которая имела все шансы стать юань-деноминированной биржей («автор выбирает исполнителя»). Китайскому менталитету чужды сложно-структурированные финансовые продукты и различные деривативы – именно поэтому, в отличие от той же чикагской CME Group – китайская биржа «твёрдых активов» (условно назовём её так) могла бы выполнять очень важную утерянную ныне функцию – функцию формирования реальной коммерческой цены товара, основанной исключительно на соотношении его спроса и предложения.

Между прочим, подобная биржа уже несколько десятков лет благополучно функционирует в Индии. Речь идёт о бирже специй и ароматических веществ. Имя этой биржи – ACEIndia, это пятая крупнейшая торговая биржа Индии. ACE предлагает совершать операции по контрактам на соевые бобы, соевое масло, нут, касторовые семена, шафран, куркуму, ваниль, кардамон, семена кунжута и тмина и другую сельскохозяйственную продукцию. Почему этот опыт интересен?

Цены на вышеупомянутые товары формируются в расчёте на местных контрагентов – а значит, база – индийская рупия, а не американский доллар. Как следствие, ценовая волатильность товарных позиций имеет в большей мере фундаментальную, нежели монетарную (валютно-обменные курсы, политика центробанков и т.д.) природу. На цены влияет сезонность, урожайность, погодные и транспортировочные факторы – то, что десять-пятнадцать лет назад аналитики называли базой для фундаментального анализа. Сейчас классический фундаментальный анализ большинства биржевых активов в мире утратил свою былую значимость, поскольку цены в «твёрдых валютах» теперь определяются в большей мере вышеупомянутыми действиями центральных банков и такими соображениями как «рисковое» или «безрисковое» поведение участников торгов. Подобные вещи носят всё более субъективный характер и, как следствие, они всё меньше и меньше поддаются продуктивным исследованиям и достоверным аналитическим прогнозам.

Ещё раз о Бреттон – Вудских соглашениях

В 1944 г. представители основных участников мировой торговли встретились в местечке Бреттон-Вудс, штат Нью-Гэмпшир, США, чтобы согласовать будущее устройство мировой финансовой системы. На этой встрече были приняты решения о новой организации системы мировых валютных отношений, получившей название Бреттон-Вудской, и создании Международного валютного фонда (International Monetary Fund, IMF, МВФ). Для стабилизации валютных курсов и одновременно решения задачи по ослаблению контроля за валютными курсами создавался Международный валютный фонд, а для финансирования реконструкции экономики – Международный банк реконструкции и развития (International Bank for Reconstruction and Development, IBRD, МБРР). К настоящему моменту он превратился в Группу Всемирного банка, состоящую из пяти организаций, тесно взаимодействующих между собой.

Основные принципы Бреттон-Вудских соглашений:

1. В Вашингтоне образован Международный валютный фонд, цель которого – давать займы странам, чьи валюты испытывают трудности. Займы даются не автоматически, а только при условии проведения страной той экономической политики, которая устраивает фонд.

2. Американский доллар и де-факто британский фунт – резервные валюты. Страны могут держать в них свои золотовалютные резервы.

3. Страны – члены фонда фиксируют курсы своих валют к доллару (паритетный курс), и колебания курсов на мировых рынках не должны превышать 1% от паритета в ту или другую сторону. США принимают обязательство покупать и продавать золото центральным банкам стран – членов фонда по цене $35 за тройскую унцию (31,1035… г).

4. Страны-участники могут менять паритетные курсы своих валют только после одобрения фонда и только в случае сильной разбалансированности платежного баланса. Понятие разбалансированности не было точно определено, но было проявлено понимание того, что изменение паритетного курса не должно применяться для решения локальных проблем в экономике.

5. После переходного периода послевоенной адаптации валюты стран-участников должны стать свободно конвертируемыми, т. е. частным лицам их можно будет свободно обменивать на другие валюты. Для поддержания паритетных курсов центральные банки стран-участников должны иметь долларовые резервы для проведения интервенций, если курс начнет приближаться к границе своих изменений.

6. Страны – члены фонда должны внести средства для функционирования фонда. Квоты различаются по странам, но чем больше квота у страны, тем больше голосов она имеет при голосовании по принятию важных решений. Квота страны должна вноситься долями 25% в виде золота и 75% в виде национальной валюты.

На тот момент американская экономика находилась на пике своего развития. Мировая война раскрутила клубок внутреннего производства, которое росло благодаря реформам, проведенным президентом Рузвельтом.

Уже к 1939 году последствия Великой Депрессии были почти преодолены. Военные заказы способствовали промышленности, а голод в Европе подстегнул сельское хозяйство. США имели все основания претендовать на роль мирового экономического лидера. А Бреттон – Вудская система была призвана закрепить это положение на десятилетия. Но в начале был учреждён МВФ, который начал действовать в 1947 году.

Сверхдержавы, в отличие от простых людей, любят давать в долг. Особенно деньги, которые сами печатают. Учредителями Международного валютного фонда стали 44 страны, из которых только США имели средства. Вся Европа выстроилась в очередь за кредитами чтоб восстановиться после войны. Без этих средств выбраться из нищеты было невозможным, и Америка воспользовалась этим.

МВФ требовал гарантий возврата одолженных средств и конечно было заинтересован в эффективном использовании странами. В случае возникновения затруднений происходила стабилизация в виде дополнительных кредитов, позволяющих избежать дефолта и обрушения курсов валют этих стран.

Стабильность курсов была важным условием успешного развития мировой экономики. Бреттон – Вудская система установила «золотовалютный стандарт» Иначе говоря золото долларовый. Т.к единственной стабильной денежной единицей был доллар США. Американские зелёные купюры стали мировыми деньгами именно после войны. Продавив собственный вариант финансового мироустройства, Соединенные Штаты на долгие десятилетия обеспечили себе валютную гегемонию, оттеснив ослабевшего конкурента – Великобританию.

Бреттон-Вудская система, надо отдать ей должное, в течение по крайней мере двух десятилетий обеспечивала быстрый экономический рост мировой экономики и помогла ей избежать каких-либо серьезных финансовых кризисов.

Но критики сразу увидели в ней слабое место: эта система могла успешно функционировать лишь до тех пор, пока золотые запасы США обеспечивали конвертацию зарубежных долларов в золото. А по мере послевоенного роста глобальной экономики и увеличения оборотов валютных операций золотые запасы США таяли буквально на глазах: временами по три тонны в день. И это несмотря на все мыслимые меры, которые предпринимали США, чтобы остановить утечку золота. Возможности для обмена долларов на золото были всячески ограничены: он мог осуществляться только на официальном уровне и только в одном месте, в Казначействе США. Но с 1949-го по 1970 год золотые запасы Форт-Нокса сократились до 9,8 тысячи тонн – более чем в два раза.

Золотой стандарт, президент Никсон и доллар: закладка фундамента под нынешний кризис

Немного отвлечемся от современности и обратимся к истории. Одиозное решение президента США Ричарда Никсона отвязать американский доллар от золотого обеспечения – известная история, о которой сейчас знает даже немалое число российских обывателей, студентов и даже школьников-старшеклассников. Её негативный подтекст мало у кого вызывает сомнение, однако истинную глубину и масштабы драмы мировой финансовой системы в этой связи, как говорится, трудно оценить и осмыслить.