Моменты времени

Редактор Наталья Филимонова

Корректор Сергей Барханов

Дизайнер обложки Мария Бангерт

© Лука, 2020

© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-0545-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Плавки с крокодильчиками

Единственная из нас, кто не палится, так это Мэйби-Бэйби. Не знаю, какой ниндзя её учил, но хочу так же: нацепила очки от солнца и разлеглась вальяжно в кресле около окна. И никто на неё внимания не обращает.

Такая тактика не работает, видимо, только у меня. Потому что Валера тоже не палится. Или это просто бабки слепые, или у них детектор наркоманов работает исправно, но сбоит только на Мэйклаве. Потому что даже он с котом на руках выглядит естественно в этом автобусе, а я с рюкзаком – нет.

Положи перед носом – не заметят. И только я решил переодеться во что-то менее заметное, чем нет-это-не-пижама-крокодила, как все взгляды обращены на меня, будто я и впрямь в этой пижаме.

Я не знаю, как работает этот мир, но хочу себе такого же ниндзя, как и у моих друзей, потому что они что-то темнят. Или это просто я своего ниндзя не вижу и он сейчас пользуется перспективой одиночества у холодильника в моём доме?

Но стоит мне спросить у всех насчёт ниндзя, как они все тактично интересуются, не употреблял ли я, а потом напоминают, что в салоне курить, вообще-то, нельзя.

Что это за правило такое? Нельзя курить?!

Нет, я могу без палева на заднем месте нарушить это правило, так что даже Валерка рядом со мной ничего не заподозрит. Но сидящие впереди люди более зрелого возраста то и дело оглядываются, будто я уже закурил.

Люди более зрелого возраста. Какой чёрт дёрнул всю нашу шайку поехать со всеми в автобусе, когда можно было добраться в одиночку. Все шикают, что это дороговато, но я знаю, что они темнят.

И смеркается снаружи. Отвоевав у Валеры путём игры в «камень – ножницы – бумага» окно, я теперь могу с грустью дышать на стекло. А потом изрисовывать поверхность и, толкая Валерыча в бок, слетать с сиденья в приступе хохота. Ехать больше суток, и это было единственное развлечение в первые часы.

А потом и ржать стало скучно, и Мэйк решил разыграть Кисёша-Писёша в карты. Видите ли, ему надоело – «и вообще это неприятно» – сидеть с котом, выпускающим тебе в штанину когти.

Играть в карты в автобусе по-особенному интересно. Сидишь носом в экран телефона и обкидываешь других виртуальными козырями. Решили сыграть шесть партий и проигравшему отдать кота.

Мэйби кидает нам жалобы о рабстве, а мы в ответ возвращаем правление крепостного права. Или что-то такое.

Валерыч выходил из каждой партии победителем. Зараза. Но мы с Мэйклавом тоже не отставали и к концу шестой партии двигались на ничью.

А потом плюнули и впёрли Писёша Мэйби, признавшись, что Древняя Русь возвращаться не хочет.

И на первой остановке, под осуждающие взгляды людей более зрелого возраста, мы с Мэйком зажали за туалетом пачку сигарет и, честно стараясь не заржать от последних событий, качались под рэп. Бабки и деды за стеной туалета сквозь зубы, наверное, проклинали нас. А нам было хорошо.

А потом оказалось, что можно было не ныкаться и покурить вблизи автобуса. Но в чём тогда соль? Неинтересно же.

И тогда же мы узнали, что во время наших партий Валерыч мухлевал. И мы впёрли Кисёша нашему горе-диджею до следующей остановки. Потому что подглядывать в отражающиеся в окнах экраны телефонов может только Валера.

А потом мы подумали и, удвоив наказание Валерыча, заставили везти Кисёша на своих коленях до самой конечки. А она будет на следующий день. Пожелав Валерке удачи и дав ему шлейку, отправили гулять с котом, в глубине души надеясь, что в кусты грохнутся оба.

В автобусе по телику крутили допотопный юмористический фильм, сделанный в России. Люди на передних сиденьях тихонько хихикали. Потом пытались включить «Зе Авенджерс», как гласила надпись, но фильм был плохого качества, и вообще водитель вспомнил, что он патриот, и лицо рыжей Наташки сменилось юмористической комедией, сделанной, конечно, в России. Включил бы «Защитников», чё стесняться.

Но захватить телевизор у меня не получилось бы, поэтому вместо серьёзного русского боевика пришлось смотреть серьёзные русские виды. Моя юность медленно утекает, а я пялюсь в окно. Зато не в телевизор, в котором, по звукам, и впрямь включили «Защитников», где в конце побеждает дружба. Из-за этого в голове возникли образы Крисов, смеющихся над тем, что Россия забазарилась на святых «Мстителей». Эванс и Хемсворт описывали моё состояние в ту секунду, когда осознание пародии вдарило в голову, и на этот момент я сделал их своими тотемными людьми. Потому что, как мне кажется, тотемное животное всей нашей группы – — сидящий на коленях Валеры Кисёш-Писёш.

Только, правда, мы не ходим в тапки Мэйка.

Это даже лучше.

Как-то раз Мэйклав, не выдержав, тыкнул Кисёша носом в тапки, и потом у них завязалась баталия. Видео данного момента находится у всех наших на телефонах, и только у меня оно называется версус-батлом, где они оба орут на кошачьем. И, чёрт, в тот момент они показались самыми музыкальными, потому что только они умудрились слово из трёх букв растягивать больше часа.

И после этого момента Мэйклав превратился в моих глазах в кота, а в телефоне я его переименовал и стал прятать свою обувь.

А так, в целом всё нормально.

После многочасовой поездки и выкуривания всей пачки, разбавляемых анекдотами и более громким, чем у всех, смехом нашего зачётного водителя, мы соизволили занять свои комнаты. Нас было четверо, а мест в одном номере было три. Я уже хотел было заселиться отдельно, но стоило вспомнить, что за курение в комнатах без слов выселяют, и решительность быстро пропала. Жить на коврике под дверью не хотелось. И Мэйби с воодушевлением забрала комнату себе. И мы всей оравой под морось стали таскать сумки нашей девушки. После этого во вторую комнату заходить было страшно.

А потом мы решились зайти в свой номер. И лучше бы мы это второй раз не делали, потому что мне пришла мысль повеситься. Хотя куда тут петлю вешать? И для петли места нет.

Мы с пацанами посмотрели на выход. Вновь оглядели комнату, и я, с мыслью потом прибить крючок, занял первую попавшуюся кровать. Не скрипит, и то кайф. Допотопные условия. Постельного белья нет, живи в шатрах – умывайся бисером, но только укрывайся выданным пледом. И на том спасибо. Хоть не замёрзну.

А потом Мэйби принесла купленное постельное бельё, и жизнь вроде как начала налаживаться. Кисёша она забрала себе, отчего Мэйклав на радостях чмокнул её в щёку, как какой-то бойчик. Я позвал его в курилку напротив корпуса, но из-за мороси нас категорически не пустил Валеркин. Потому что наша Бэйби ушла разбирать вещи, а диджейкину будет скучно. Так хотя бы с кем-то поугорать можно.

Заходить к Мэйби было по-прежнему страшно, и мы, разыграв «камень – ножницы – бумага», двинулись в путь – я впереди, а Валеркин с Мэйком позади, выглядывая из-за двери. Дождь вроде прошёл, можно сгонять ноги помочить, только не в лужах, а в море. Отдыхать же приехали, и не зайти в воду грех. Ну, так мы думали до окончания этого дня.

Потому что море, вроде тёплое, обмануло: не успев зайти в воду, мы затряслись от ветра и холода. Да и потом ещё дождь пошёл, и мы отжигали настоящими картами до самого ужина. Потому что наши телефоны в порядке очереди ждали своей зарядки, а розетка в комнате была одна. Даже на портативки после автобуса нельзя было полагаться.

Правда, стоит отдать должное, за полдня нахождения в этом месте поесть успели только один раз, но неплохо. Если растолстею, то счастливо это сделаю, а не с болями от доширака.

И это единственное, что я могу сделать счастливо. Ну, блеск в глазах тоже говорит о себе, стоит мне два козыря положить на плечи Мэйклава.

Небольшие коридорчики между корпусами и дверьми комнат напоминают тёмные кварталы до того момента, пока не включишь одну-единственную лампочку на все пять метров. Ревизорро бы не одобрила. Но фишка в том, что эту лампочку для начала надо найти, и из-за этого приходится вкалывать в тёмных кварталах, будто бы ты янтарь ищешь.

А ты и вправду потом получаешь янтарь.

Мэйк говорит, что я дебил, и свет, на минуточку, оранжевый.

Вот приехали. Поезд детства ломает. В курилку больше не зову.

На десять минут курилку просто затягивает дымом, и видны только силуэты. А нам ничего не скажут, потому что табу на курение в курилке вообще нет.

Сидящий около деревянного строения зожник Валерыч, приперев гитару, грустно на ней бренькает. Эмо-рокстар просто, прямиком из дветыщиседьмого. Если ща Мэйк запоёт, то я тоже почувствую себя дветыщиседьмым.

Мэйклава я простил. Но теперь у меня появилась актуальная до конца отпуска угроза. Не, она и потом будет актуальной, но сейчас в разы больше. Во.

К Мэйби заходить стало более-менее спокойно. Но пацаны стремаются, и снова бойчики. Говорят, переодевается там, пока Кисёш у нас в комнате ошивается.

Мэйк дал дёру. Если Писёш у нас, то тапки смело можно выкидывать. Валерыч начинает ржать, а потом кашлять.

А я – дым в потолок. В рай меня не пустят от этого, но и ладно. С Валерой тоже нормально.

На следующий день отряд «Трудовых пчёлок» заметно пополняется, и в тёмных кварталах активно плывёт работа. Ладно, активом это нельзя было сказать, потому что один в поле не воин.

И чем я думал за минуту до? Если бы я не угорал как не знаю кто, работать не отправили бы.

Злой крокодил с веником по щиколотку в воде без костюма – природный монумент. Экспонат музея.

Спасибо, что швабру не дали. Веником воду буду мести, ага.

Наши тёмные кварталы оказались быстро затопляемые. И не в том плане, что много людей – нет, их тут тоже достаточно, – а всё оттого, что все лужи сбегают к нам. И мы, деревенские, ходим потом по тем лужам в стельку офигевшие.

Не, пить тут, конечно, можно, но мы все за ЗОЖ. Или нам просто делать нефиг, чтобы пить.

А мне что, тоже, получается, делать нефиг, раз я тут работаю?

Приглашаю выглядывающего из-за двери Мэйка поплавать. Он крутит пальцем у виска, и из глубин комнаты Мэйби решает напомнить мне о первой попытке.

Да я что, знал о том, что вода холодная? И вообще, лужа вон тёплая вроде. Не нравится – неси кипятильник.

Валерыч призывно ржёт за стенкой. Я кидаю в него обидное «в курилку больше не зову» и продолжаю гонять воду метёлкой, которая, по виду, побывала в соседнем за углом унитазе.

Но в курилку парней всё равно зову. Точнее, зову Мэйка, а Валера специально ради нас туда ходит. Там мы и забиваемся, что бегать по утрам – проще пареной репы. Валерыч темнит, что это не репа, а я и Мэйк всё равно прёмся на пляж.

Потому что бегать по пляжу – интересное занятие.

Ровно до той поры, пока я не запнулся о водоросли и не укатил на песок, а Мэйк опустился через пару метров на лежак.

Да ну, как-то не комильфо. Мэйклав сипит о бросании курить, я в ответ только мычу, и по возвращении на базу запираемся в курилку.

Надо же эмоциональное состояние наладить.

А то чё-т снова не комильфо.

Мимо нас продефилировала Мэйби в топике. Мы спросили, что за топ-модель по-френдзоновски, и она, кивнув в сторону душевой, заставила нас подорваться с места.

Ждать пришлось долго. Рак на горе в такой момент просвистел раз триста. Или это просто Мэйк от скуки ловит.

Даже несмотря на то, что душ разделён на мужской и женский, Мэйби прошла мимо нас, источая цветочные ароматы, а мужские кабинки всё ещё не освобождались. Мимо нас дважды пробежал Валеркин, на третий раз он просёк фишку ниндзя и уселся ждать с нами.

На освободившуюся кабинку на «камень – ножницы – бумага» решили не спорить. Я бы предложил пустить того, кто выше, но, вспомнив о несуществующей разнице, пропустил нашего зожника.

Потому что кто первый идёт, того Посейдон утаскивает.

Вообще тупо, но единственная интересная вещь.

Ладно. На самом деле Валерыча жалко, потому что в подводном мире ему не дадут отдыхать. И постоянно будут просить новые дискачи. Поэтому, как только дверь душевой открылась, я ворвался защищать и отвоёвывать честь и достоинства верного друга.

А потом всё как-то само, и горячая вода оказалась слишком шикарной, поэтому стоящий за стенкой Валерыч может подождать.

Ну, он и подождал. А Мэйклав – нет. С возмущённым вопросом об освобождении кабинки он ворвался в душевую. Я через занавеску поинтересовался у него о желании скрасить мои расслабляющие будни. Но, увы, откликнулся на это смелое предложение только Валера.

Вечером Мэйклав не пошёл со мной в курилку. И Валера меня тоже бросил. Поэтому я освещал свои курительные минуты гуляющей неподалёку Мэйби с Кисёшом. Радостно сообщив мне о завтрашнем солнце, стоя под зонтиком, и взяв клятву пойти на пляж, она пообещала заскочить к нам с чайником.

Но в конце оказалось, что чайников было два. И в том, что Мэйби сможет обокрасть магазин чайников, никто не сомневался.

Мокрый Кисёш умостился на ногах Мэйка, и тот, вытворяя с ним всякую шнягу, крушил шерсть полотенцем. Я вытворял всякую шнягу с картами, вновь и вновь тасуя их и обкидывая мелкими Мэйби. Валерыч давно уже вышел из партии, а мы с Мальвиной всё никак не могли определиться, за кем будет выигрыш.

Валеркин постоянно шутил, что нам наконец пора рожать. В конце концов мы отправили его мести лужи на улице. Он вернулся спустя пару махов и с прискорбным видом плюхнулся на кровать, твердя о скукоте на улице. Тёмные кварталы уже не те, и «ваще тусуй, тебя Бэйби слила, фу, хватка не та, скоро и катки перестанешь выигрывать».

Я даю ему пиковой дамой по лбу, и мы продолжаем нашу пижамную вечеринку, в которой Кисёш каждого по очереди обтирал и просился на руки.

Хоть он и Писёш, но мы его любим. Даже Мэйклав.

В этом мире ещё не всё потеряно.

На моих плавках крокодильчики, все вокруг меня ржут, а мне нормально. Чего стесняться-то? Я внутри крокодильчик, и пусть все знают.

Сегодня солнце, и я решил выйти в своём костюме-не-пижаме.

И я, видимо, с этим приобрёл боевой окрас невидимки. И даже у бабушек детектор наркоманов стал сбоить и на мне, и я теперь в команде не палева.

Все орут, что я спалю их контору, а моя месть страшна ровно до той поры, пока кто-то не кричит о хомячках.

Я приду и сожру все твои запасы ночью. Правда, придётся взломать столовую, но всё равно сожру все твои запасы.

Потому что хомячков надо бояться.

Босс Одис

Единственное, что отличает нас, – разные стороны баррикады. Все знают, что мир условно делится на две части: обычные люди и мы. О нас не говорят, но мы существуем в книгах, в фильмах. Наша территория является чем-то фантастическим для людей, они любят это, а некоторые даже желают оказаться на ней, полностью отдавшись законам нашей Вселенной.

Но это так смешно – наблюдать за ними. Их попытки оказаться в самом эпицентре являются лучшим сериалом для моих вечеров, ведь каждый день новые попытки. У кого-то получается, а у кого-то и нет. Но они приходят снова и снова, упираются в свои желания и, может, всё-таки станут одними из нас.

– А ты уверен… – медленно смакую каждое слово, что остаётся в моём сердце приятной дрожью.

Человек напротив не дрожит, но я вижу его напряжение. Он сжат, опущены его плечи, а взгляд направлен прямо мне в душу. Очередной желающий оказаться по другую сторону, прийти в наш дом, стать частью бригады.

– …что достоин стать одним из нас?

Я не запомню его, если он уйдёт. Я не помню всех тех, кто ушёл из моего кабинета, если они не решаются вернуться для второго шанса. Тогда в моей голове остаются смутные воспоминания, но факт – я не выкину их из головы и буду знать, что они вернутся снова. Каждый, кто приходит второй раз, приходит и в третий. И если на третий раз они не пробьются, они либо оставят попытки, либо будут идти дальше.

А мне нужны упорные люди. И, может, поэтому я и возьму их к себе. Это жестоко, я знаю, но без этого никак не получится пробиться в этом мире. Сложно, но возможно.

– Я знаю это!

Все люди, которые сидели напротив меня в кожаном кресле, самоуверенны. Они уверены в своих силах, в своих амбициях. Мне это нравится в них, но опять же – они могут и не попасть. И это обидно.

Я хватаю стакан холодной тёмной жидкости. На дне кусочки льда бьются друг о друга, и мы оба слышим это. В кабинете нет никого, кроме нас. Это играет мне на руку, но человек напротив, видимо, чувствует себя не в своей тарелке. Я улыбаюсь.

Все люди думают, что со мной ходит куча охраны. Это так, потому что каждая жизнь в этом доме на волоске. А моя особенно важна. На меня ведут охоту многие, а за моей бригадой пытаются следить круглые сутки. Я делаю первый глоток, обжигающий горло, но продолжаю смотреть на него.

– И почему же?

Мой кот на коленях слабо мяукает, смотрит мне прямо в глаза. Мы друг друга недолюбливаем, но должны работать в одной команде. Для меня это так смешно, что я не могу воспринимать наш дуэт всерьёз.

Наш дом – опасное место. Два этажа крови и профессиональных убийц. Каждый, кто приходит сюда, уже не может уйти отсюда, ведь законы нашего мира просты: кто не с нами, тот против нас. Они знают слишком много, поэтому мы их не отпускаем. Поэтому надо подумать, прежде чем мечтать о мафии.

Мы не ездим по миру, но уже дважды за последнее время переехали. Мы орудуем внутри нашего города – у нас много незаконченных дел, много бумаг. Хоть мы и не любим нарываться, стараемся делать всё максимально осторожно – всё равно без крови не обходится. Одно из наших преимуществ – никто не знает, кто из бригады пойдёт следующим, мы меняем команды местами как можно чаще, нападаем тогда, когда никто не ждёт. Сидим в засаде, играем под прикрытием. Мой дом полон профессионалов.

Человек напротив не знает, что сказать мне. Я понимаю, что наша аудиенция подошла к концу, и я хочу вызвать свою охрану, стоящую за дверью. Да, это непрофессионально – оставаться наедине неизвестно с кем без поддержки, но я иногда люблю играть с огнём. Иногда я будто пьянею от того, что творится вокруг.

Кот спрыгивает с моих ног на пол, поцарапав мой палец своими когтями. Мне хочется его пнуть под столом, но так нельзя, поэтому я просто сжимаю руку в кулак, ставя стакан на стол.

– Я думаю, наш разговор подошёл к концу.

Он кивает, опускает голову и ещё ниже опускает свои плечи. Я жду, когда он встанет и уйдёт, но этого пока не происходит.

– Я отличный шпион, – произносит он под конец.

Я мотаю головой, не глядя на него. Он быстро поднимается с места и выходит, закрыв дверь за собой даже без скрипа.

В следующий раз я уже точно могу сказать, что я его видел. У него были тёмные волосы, мы были с ним почти одинакового роста. Увидев его из окна моего кабинета, я припомнил все детали нашего разговора, болтая в стакане ту же тёмно-холодную жидкость. Он приехал на своей машине, оставив её за высокими воротами нашего дома, – двери открылись, но он прошёл к входу пешком, находясь на прицеле у охраны. Он шёл быстро и уверенно, и, когда он скрылся из поля моего зрения, мой телефон зазвонил.

Я не помню, как он был одет в прошлый раз, но в тот момент он был в футболке и джинсах. Я оглядел его быстрым взглядом и, не садясь в своё кресло, сделал маленький глоток из стакана.

– Шпион, говоришь?

Он смело кивает, так же оставаясь стоять на месте, за спинкой кожаного кресла для посетителей. Кот развалился на подлокотнике и, кажется, так же заинтересованно поглядывал на него своими светлыми глазами.

– И откуда ты такой?

Он обходит кресло и смело садится в него, смотря на меня пронзительным и просящим взглядом. Я кусаю губы, опускаясь в своё кресло и придвигаясь ближе.

– Из тыла врага, – произносит он, видимо ни разу не стесняясь этого.

Я немного напрягся, сложив руки на столе.

– Меня выкинули оттуда, я выжил. Я знаю их планы и расположение главных зданий, мои знания могут помочь вам.

Он эмоционально ударяет кулаком по своей ладони, и мои брови взметаются вверх. У нас много врагов.

– Из-за чего тебя выгнали?

– Я стал им ненужным.

Выбор на миллион. Здесь что-то не так, я чувствовал это. Я осмотрел его ещё раз, тихонько вздохнул.

– Меня удивляет, что ты выжил. Откуда ты?

Он хватается руками за подлокотник, пододвигаясь чуть вперёд.

– Если вы сомневаетесь во мне, то я скажу: я не подведу вас. Если вы не возьмёте меня, вы не сможете пробраться к нему.

Кот мяукает у меня под рукой, спрыгивая ко мне на колени. Теперь он тоже смотрит на этого парня, чуть наклонив свою голову набок. Я задумчиво стучу пальцами по столу и, переведя взгляд на дверь за спиной шпиона, вздыхаю, опуская голову. Есть вероятность, что я совершаю ошибку. И она большая. Довериться этому парню, которого вижу впервые в жизни и который тем более был раньше шпионом моего врага, – верх безбашенности, неуважения к своей бригаде.

Я махаю рукой, переводя взгляд на него. Всё же я тут главный, и хоть это, безусловно, опасный шаг в моей жизни, я ничего поделать не могу. Этот парнишка прав. Если мы потеряем его, мы потеряем возможность расправиться с нашим врагом, выполнив очередной пункт в нашем огромном списке.

Настораживает только одно. Он до сих пор не сказал, откуда он. Я буду за ним пристально следить и, если этому суждено быть, без раздумья пущу в него пулю посреди нашего коридора.

Капо откликается на погоняло Фубар. Он стоит одновременно на третьем и втором уровнях нашей семьи и, имея должность заместителя, находится со мной постоянно. Капитан отряда солдат отлично справляется со своей должностью и, имея плотный контакт со мной, знает все мои мысли и переживания. Как мой заместитель, он также может принимать решения, согласовывая их со мной. Вообще Фубар является самым доверенным лицом в нашей большой семье. Я волнуюсь за него, поэтому не решаюсь называть его по имени при большом количестве народа. Он помогает мне постоянно во всём, и я был вправе называть его не только заместителем, но и братом.

– Соучастник? Если ты ему не доверяешь, я не возьму его в солдаты.

Он стоит в моём кабинете во всём вооружении, скрестив руки на груди. Каждый в нашем доме носит оружие. Это мера безопасности нашей семьи, мы все тут на мушке и должны следить за каждым своим шагом, постоянно оглядываться.

– Я ему не доверяю, – легко соглашаюсь я. Я смотрю на далёкий лес в окно, задумавшись о том, что случилось пару часов назад. – Я не хотел его брать, но… Он знает многое, и это может сыграть нам на руку.

– Я поговорю с другими капо, скажу им быть начеку.

Я оборачиваюсь, смотрю на Фубара. Тот держит руки в карманах военных штанов, грязных от плохой погоды на улице, весь измазанный. Он только что со своей командой вернулся домой с очередной вылазки на разведку тех территорий, которые нам дал тот парнишка. Я киваю на его слова, но не отпускаю его, подняв руку.

– Я могу переговорить с другими, но они, видимо, сами всё поняли.

– Я хочу, чтобы ты взял его в солдаты. Именно к себе, так он будет под присмотром, и я буду более-менее спокоен.

Фубар кивает. Теперь у меня язык не повернётся назвать его по имени в этом доме. Надо быть осторожным.

– Да, босс.

Началась опасная игра.

– Попроси ещё называть всех по прозвищу. – Капореджиме кивает, я кусаю губы. – Как там советник?

– С ней всё нормально. Она сказала, что провела собрание с остальными, мы пересеклись с ней, когда я поднимался к тебе.

– Да, это я её попросил. Спасибо тебе, можешь идти отдыхать. И да, не показывай советника на глаза лишний раз, прошу тебя.

Фубар кивает головой и, отмирая с места, уходит из кабинета. Я слышу его тяжёлые шаги и, когда за ним закрылась дверь, вздыхаю. Да, это самая опасная игра, в которую ввязалась наша семья. Насмерть. На смерть всех тех, кто живёт под крышей.

Быть боссом выматывало. До боли в голове, до неприятных уколов в сердце, когда принимаешь опасные для всех решения. Но никто не может что-либо тебе сказать, потому что схема таких семей, как наша, отличается от всех существующих. У нас глава я. Единственный, но со своими помощниками. Моя семья не так известна, но мы всё же имеем определённое влияние в этом мире. У каждого из нас есть тёмное прошлое, с которым мы не боремся, а принимаем как есть, поддерживая друг друга, хоть и ходим с оружием наперевес по всему дому. Мера предосторожности. Крайняя. Но у нас не доходило до убийства друг друга, никто даже не дрался между собой.

Семья постоянно занята своими делами. Один только Фубар несколько раз на дню может уйти в разведку, а иногда его и не видно целыми днями. Я понимаю, что дело опасное, но волнуюсь не меньше советника за него. Она тоже не из числа свободных – её тоже почти нет в доме, и это, пожалуй, единственный раз, когда я рад этому. За пределами дома у них не так много шансов на смерть. Я приставил к каждому ещё и охрану, и, не видя родных лиц в стенах уже ставшего опасным дома, я по-настоящему счастлив и рад. Я не выпускаю новобранца из-под своего присмотра, но единственное, на что он, кажется, способен в плане опасности – поджарить свой завтрак, спеша на очередную вылазку. Ну скажите мне, зачем нам повар? Специально же для этого работает с нами.