Гролар отодвинулся, сцепил пальцы до хруста, спросил у волка:
– Можешь быстрее?
– На трассе маячки включу, нагоним. Тут, на гравийке, ухабов полно.
Волк не соврал – как только машина выехала на ровный асфальт, по ушам ударил пронзительный визг сирены. Это добавило гирьку на чашу весов, склоняющуюся к полицейской версии. Конкуренты, совершившие налет, или покупатели строптивой рабыни, не стали бы въезжать в город, козыряя мигалками и сиреной. Вартуша почти успокоилась, накрыла сползающего с сиденья Тишу лапой, и продолжила наблюдение. Путешествие по городу было коротким. Гролар и волк переругались – волк желал ехать по навигатору, а гролар требовал свернуть в проулок. Победила медвежья воля, и это напугало – Вартуша почувствовала холодную ярость альфы и вжалась в сиденье. Затаил злобу за испорченную обивку? Или недоволен запахом чужого медвежонка?
Вой сирены оборвался, машина въехала в какие-то ворота. Волк втиснул внедорожник между двумя машинами «Скорой помощи», сказал:
– Посиди с ней, я в приемном покое с врачом переговорю.
Гролар опять повернулся, заговорил с напускным добродушием:
– Сейчас вас и маленького осмотрят врачи. Если понадобится – подлечат. Пожалуйста, не сопротивляйтесь.
Вартуша на всякий случай вжалась в сиденье еще сильнее. Альфа скрывал гнев. Притворялся. Зачем?
– Говорят, чтобы мы ее в третью везли, – сообщил наклонившийся к окну волк. – Без документов только в третью.
– Они что, совсем ошалели? – взревел гролар, перестав скрывать ярость. – Там сплошняком бомжи и нарики, а она с ребенком!
Хлопнула дверь. Волк и гролар побежали к освещенному входу. Вартуша пошевелилась, оценивая, сможет ли выбраться из машины. Лапы не слушались, снова захотелось пить – до шершавой корки на языке. Пока она раздумывала, ругающаяся парочка вернулась.
– Я за руль, – буркнул гролар.
– Нет, – твердо сказал волк. – У тебя руки трясутся. Врежешься в дерево и мелкого до смерти напугаешь. Успокойся. Давай вот что сделаем. Позвони нашему фельдшеру, спроси, сможет ли он сейчас приехать. Если согласится – двинем в часть. Если нет – тогда в третью.
Гролар снова сел на сиденье рядом с водителем, вынул из кармана телефон. После разговора повернулся, одарил Вартушу очередной порцией напускного добродушия:
– Больница Скорой не хочет вас принимать, потому что мы не можем им предъявить удостоверение личности и сказать, есть ли у вас медкарта с прививками. Мы не хотим везти вас в больницу для бродяг и наркоманов, я боюсь, что ребенок подцепит там какую-нибудь заразу. Отрядный фельдшер подъедет в течение получаса, разрешил нам открыть санчасть, чтобы можно было спокойно дождаться осмотра.
Тиша завозился, захныкал – похоже, проголодался. Или захотел пить. Борислав и его не баловал, считал, что дает урок на будущее. Не слушал Вартушу, которая убеждала его, что двухлетний ребенок не виновен в распрях взрослых и ничего не сможет понять.
– Может быть, воды? – спросил гролар. – Хотите, я возьму его на руки, чтобы вам было удобнее лежать?
Вартуша коротко рявкнула. Гролар умолк. Машина поколесила по слабо освещенным улицам, остановилась перед воротами с гербом и проходной. Волк посигналил. Крикнул высунувшемуся оборотню:
– Заложницу в санчасть везем. Леонтий предупредил?
– Да. Сейчас открою, проезжай.
При слове «заложнца» Вартуша встрепенулась.
«Соврали! Не оставили в больнице, сейчас запрут за забором с колючей проволокой. Заложница, которую никто не будет искать. Медведица без документов».
Она дождалась, пока волк с гроларом выйдут из машины, споря, где искать ключи от санчасти. Подцепила когтями ручку, открыла дверь, прикусила загривок Тиши и вывалилась на асфальт. Автомобиль скрыл ее от глаз удаляющейся парочки. Вартуша оценила ворота, прожектор и проходную, поняла, что не сможет выйти этим путем, и побрела в сторону зарослей – слева призывно шуршали ветки. Она надеялась затаиться в тени, отдохнуть и поискать забор. Любую ограду можно попробовать перелезть или сделать подкоп.
Он продралась сквозь кусты самшита и вышла к двум слабо освещенным статуям и чашам для подношений. Камул и Хлебодарная сидели, любуясь друг другом, не обращая внимания на незваную гостью. Вартуша попятилась, обошла чаши и нырнула в переплетение ветвей. Тиша задергался, спрыгнул на землю. Принюхался, чем-то зачавкал. Вартуша повела носом, нашла пригоршню шелковицы, насыпавшейся с дерева и закатившейся под хмель, и тоже приступила к трапезе.
Пища, попадавшая в желудок, отзывалась острой болью. Инстинкт требовал есть медленно – медведи умели правильно выходить из голодовки, неизбежно сопровождавшей зимнюю спячку. Вартуша слизала еще горсть ягод и тихим свистом подозвала Тишу: «Иди сюда! Бери! Здесь много». Тот довольно заурчал – любил фрукты – и притих, услышав приближающиеся голоса.
– Сидел бы рядом с ней, – огрызнулся волк. – Я пошел ключи искать, а тебя зачем следом понесло?
– Решил не докучать. Она меня боится.
– Она всех сейчас боится. Так. Сюда.
Затрещали ветки. Виноградная плеть, цеплявшаяся за дерево, с шорохом соскользнула на землю. Вартуша схватила Тишу и побежала прочь от преследователей. Она наткнулась на стену дома, обошла его по асфальтовой дорожке, столкнулась с гроларом и спряталась в какую-то дверь. Альфа тут же вошел следом. Вартуша поднялась по лестнице, опустила Тишу на пол, ворчанием предупредила: «Не подходи – убью». Гролар замер.
– Нашел? – закричал волк.
Голос подстегнул к действию. Вартуша толкнула еще одну дверь, оказавшуюся незапертой, и отступила в чью-то квартиру. Тиша побежал вперед, спрятался под раскладной диван. Вещи, мебель, коврики – все пропахло альфой. Злым гроларом. Вартуша поняла, что сама, добровольно, вошла в ловушку, и легла на пол. Она понадеялась, что у нее хватит сил не подпустить гролара к ребенку. Не позволить унести. Разлучить.
Настенные часы мерно тикали, отсчитывая секунды, складывающиеся в минуты. На лестнице и за окнами было тихо. Вартуша ждала, наслаждаясь передышкой и невольно задремывая. Отключиться, провалиться в забытье мешал запах гролара. Действовал как нашатырь – вытаскивал из кратковременного обморока. Тиша, не понимавший нависшей над ними угрозы, возился под диваном, скреб коготками по фанере, гремел чем-то железным. Потом, сопя, выкатил из-под дивана две отвертки и гордо разложил на коврике. В другое время Вартуша бы обязательно превратилась и похвалила его за находку и наведение порядка. В другое время. Не сейчас – потому что кто-то постучал в дверь.
После стука дверь медленно приоткрылась. В щель просунулась чья-то рука, нащупала выключатель. В прихожей зажегся свет. В квартиру вошел волк в белом халате с квадратным ящиком-чемоданом. Смесь лекарственных запахов пощекотала ноздри. Вартуша сдержалась, а Тихон чихнул. Гролар маячил за спиной волка в халате, но порог не переступал.
– На что жалуемся? – деловито спросил волк. – Давайте, превращайтесь. Я вас осмотрю. Померяем давление, послушаем пульс.
Громкий рык заставил его сделать шаг назад.
– Мы так не договаривались, – сказал волк гролару. – Ко мне все пациенты добровольно приходят, я насильно никого не лечу. Видимых повреждений у нее нет. Глаза чистые, слюна не пенится. Имеется дефицит массы тела, но не критичный.
– А можно дать ей что-нибудь успокоительное? Валерьянку?
– Зачем? Вы же ее из какого-то подвала приперли, как я понял? Дай ей отлежаться, отоспаться. Пусть поест, искупается. Если хоть что-то соображает – превратится, чтобы искупать ребенка. Покормит. Надо пару дней подождать. Посмотреть, как дело пойдет. В крайнем случае, вызовем психиатра. Если крыша поехала, то валерьянка не поможет.
– Хорошо, так и сделаем, – закивал гролар. – Оставим ее в покое. Спасибо, Леонтий!
– Было бы за что, – отмахнулся волк. – Завтра утром к ней зайду. Сегодня в медчасти переночую. Если вдруг у нее судороги начнутся или что-то в этом роде – зовите. Подумаем, что делать.
Вартуша поняла, что ее не будут кормить лекарствами и силком тащить в больницу. Никто не пытался подойти ближе, схватить Тишу. Волк в халате ушел, гролар топтался в прихожей. Свет падал ему на лицо, и Вартуша, наконец, смогла спокойно рассмотреть своего спасителя-похитителя. Не клочок отражения в автомобильном зеркале, не контур профиля, а все целиком. Первое, к чему прилипал взгляд – шрамы. Толстые жгуты, расползающиеся от глаза к шее, виску и изуродованному уху. Казалось, что на лице гролара расплющили ядовитого паука, оставившего на коже неизгладимые следы. Вартуша спохватилась и отвернулась – стало стыдно, что она оскорбляет альфу демонстративным разглядыванием. Гролар вздохнул, поднял руки, показал открытые ладони – общеизвестный знак мира. Заговорил – неожиданно невнятно, глотая часть звуков:
– Постельное белье и полотенца в шкафу. Холодильник полный. Есть молоко, сметана, ягоды. Все свежее. Ешьте, покормите сына. Я ухожу. Квартира в вашем распоряжении. Спокойной ночи.
Перед тем, как уйти, гролар осторожно прокрался к креслу, ухватил какие-то тряпки, и вышел, пятясь и извиняясь. Вартуша закрыла глаза, сосредоточившись на звуках. Топ-топ-топ – это гролар спустился по лестнице. Хлоп. Вышел из подъезда. Волк спросил:
– Будем караулить? Или пойдем ко мне? Если она захочет сбежать, я не знаю, как ее останавливать. Не шокером же тыкать.
– Сначала в оружейную, – ответил гролар. – Я сдам автомат, переоденусь у тебя и посижу возле подъезда. Или не посижу. Она меня боится.
– Помню-помню, именно тебя, – отозвался волк. – Я тоже оружие сдам. Давай чаю попьем? У меня есть рыбные консервы.
– К чаю? – удивился гролар.
– К чаю. Больше ничего нет. А в ночной магазин выходить неохота.
Хлопнула еще одна дверь – чуть дальше. Через некоторое время в доме напротив зажегся свет. Вартуша подобралась к подоконнику и совместила подслушивание и наблюдение – окна в квартирах были распахнуты, занавески отсутствовали. Гролар снял бронежилет, но это не добавило ему изящества. Крепкий альфа, настоящий кряжистый медведь. Такой сможет защитить и свою медведицу, и ребенка, и пару волков в придачу. Обидно, что Вартуша и Тиша вызывают у него ярость, маскируемую добродушием. Обидно, но понятно: альфы не хотят тратить силы на чужих медведиц, портящих сиденья в машинах, вламывающихся в квартиры и пропитывающих их своим запахом.
Гролар помаячил в освещенном окне, исчез, вернулся уже без рубашки и майки, позволяя рассмотреть шрамы на правой руке и груди. Вартуша невольно залюбовалась размахом плеч, игрой мускулов и тут же отвела взгляд – нехорошо подсматривать. Может быть, где-то, в отдельном доме, гролара ждет медведица с медвежатами. Супруга, с полным правом прикасающаяся к этому телу. Бурые медведи часто жили отдельно. Наверное, потому гролар их в эту квартиру так легко и впустил – временную берлогу не жаль.
– Я что сейчас подумал… – волк появился в кухне, с грохотом поставил чайник на плиту. – А мы ей представились?
– Кому?
– Этой заложнице. Надо было сказать, кто мы, показать удостоверения. Я не показывал. А ты?
– И я не показывал, – буркнул гролар. – Не до того было.
– В подвале не до того. А возле машины надо было ей объяснить, что мы из Управления по контролю за оборотом наркотиков. Что мы везем ее в безопасное место, что завтра к ней придет следователь, и все такое прочее. А мы ее молча умыкнули.
– Пойти, постучать?
– Не знаю. А вдруг она задремала? Или сын заснул? Свет не горит. Завтра уже. Объяснительные напишем, если претензии будут.
– Напишем, – согласился гролар. – Я командиру доложил, что мы ее в часть отвезли. Он обещал известить Следственный Комитет.
Вартуша отлипла от подоконника и перебралась в кухню. Голоса разносились на всю округу, шевелили дикий виноград и путались в плетях хмеля – и захочешь, но ни одного слова не упустишь. На столе стояла тарелка с аппетитно пахнущей печенкой и вареной картошкой. Запах еды перемешивался с запахом гролара, и Вартуша взяла картофелину, чувствуя себя воровкой, покусившейся на чужую порцию. Память тут же услужливо подсунула факт: когда гролар топтался в прихожей, и разрешал брать еду из холодильника, то говорил искренне – без ярости и напускного радушия. Пожалуй, немного смущался – если такое понятие можно применить к сильному и уверенному в себе альфе.
– Главное, чтобы она жалобу не накатала. Или ее муж. Впаяют нам за незаконное задержание. Возьми потом у командира телефон следователя, попроси, чтобы подъехал побыстрее.
– Смысла нет, – отозвался гролар. – Три часа уже вышли, а дальше арест для выяснения личности сорок восемь часов. Или она пожалуется, или не пожалуется. Но мне кажется…
– Что?
– После ошейника и подвала…
– Мохито, ты как вчера на свет народился. И после ошейника, и после подвала. И на соседа, который влез в супружескую свару, и на сотрудника полиции. Да хоть на собственного ребенка можно написать!
– На ребенка? Это ты загнул, – покачал головой гролар.
– Камула ради! Вот я перед тобой стою, живое доказательство.
Вартуша проглотила вторую картофелину, стараясь не издавать громких звуков. И – самое главное – не заглушить чужой разговор.
– Ты не говорил, – после молчания проворчал гролар. – Даже не намекал.
– А зачем? История давняя, родители уже в могиле. В личном деле все записано, кому надо – знают. Да и в газетах об этом в свое время писали, просто сейчас уже никто не вспоминает. Родители пили. Бузинную настойку и волчеягодную бражку. Когда в бутылке оставалось на донышке, а денег не было, начинали ругаться и драться. Я, пока мелкий был, прятался. Подрос – пытался утихомирить, по разным углам развести. В тринадцать лет я уже прилично так вымахал. Отцу сдачи давал. С переменным успехом. И, когда вернулся из школы, и увидел, как он мать шваброй охаживает, вступился. От злости силу не рассчитал, сломал ему челюсть. Пришлось в травмпункт ехать. Его отправили в больницу, а оттуда в полицию сообщили. И моя мать написала заявление, что я вспыльчивый, конфликтный, постоянно их избиваю и забираю с трудом заработанные деньги, чтобы тратить на алкоголь. Полицейские заявление почитали, отправили меня в спецприемник. Повезло, что дело попало к дотошному следователю. Тогда в деревне больше жителей было. И люди, и оборотни еще не разъехались. Следователь всех наизнанку вывернул: и сельского старосту, и почтальона, и школьных учителей, и соседей. Дело передали в суд. Отца и мать за оговор лишили родительских прав. Меня отправили в кадетское училище – сам выбрал, мог бы в школу-интернат перевестись, а потом в техникум. Я пошел в кадетское, потому что был благодарен следователю, решил, что защищая закон и порядок, отплачу долг Камулу и Хлебодарной за счастливое вмешательство в судьбу. Не жалею. Но помню, что между мужем и женой лучше не встревать. Виноватым останешься.
– Если будет жалоба и служебное расследование, я возьму вину на себя, – сказал гролар.
– Нет уж. Пополам.
– Я…
– Пополам, – повторил волк. – Слушай, давай я Христофору напишу? Надувной матрас у него возьмем, ляжешь во второй комнате. Надо отдохнуть, завтра в любом случае будет карусель.
– Нет, – отказался гролар. – Я ложиться не хочу. В кухне посижу.
Тиша, наигравшийся с отвертками и рулоном скотча, пришел к Вартуше и тихим писком потребовал еду. Пришлось превращаться – не сбивать же тарелку со стола лапой. Смена тела отозвалась болью в костях и мышцах. Вартуша закусила губу, чтобы не закричать, отдышалась и поставила на пол тарелку с печенкой. Тиша начал вылизывать сметанную подливку. Гролар и волк поделили банки с рыбными консервами, вскрыли и приступили к трапезе – без хлеба, с мармеладом и несладким чаем. Вартуша осторожно влезла в холодильник, сгорая от стыда – своим вторжением она оставила гролара без нормального ужина. Под руку попалась плошка с черникой, сметана в стеклянной банке. Пара ложек и горсть ягод успокоила бунтующий желудок, и Вартуша на цыпочках направилась в ванную, чтобы набрать воду. Надо было искупаться, отмыть Тишу, прогоняя запах подвала. Сейчас, когда из разговора стало ясно, что ее не украли и не перепродали, захотелось высунуться в форточку и пообещать, что она не будет писать никаких жалоб. Как захотелось – так и расхотелось. За три года проживания на хуторе она привыкла таиться.
– Да! – выкидывая банку в мусорное ведро, спохватился гролар. – Что ты говорил про запах, когда мы выезжали? Кого-то учуял?
– Теперь ничего не разберешь. Все медведями пропахло. Подожду, понаблюдаю. Позову тебя, чтобы ты понюхал.
На этом беседа закончилась – волк вышел из кухни, а гролар остался сидеть за столом, подпирая кулаком расписанную шрамами щеку. Вартуша подхватила Тишу, включила свет в ванной и плотно прикрыла дверь. Увидев воду, медвежонок превратился прямо на руках – это работало безотказно, он любил купаться, ощущая теплую воду кожей. Они разместились в ванне не вольготно, но без особого труда. Вартуша не крупная, Тиша еще маленький. Можно расположиться и совмещать купание с игрой – осторожно брызгаться, и лопать вспенивающиеся мыльные пузыри. Вдоволь наплескавшись, они заглянули в кухню, съели немного сметаны и черники – в темноте, прячась от взгляда гролара. Подумав, Вартуша решила не возвращать медвежье тело, а лечь спать на диване. Захотелось вытянуться, подсунуть руку под щеку, устроить Тишу под боком. Если утром кто-то попытается войти – замок она предусмотрительно заперла – то разбудит ее шумом.
Следователь явился около полудня, после двух визитов фельдшера, который осмотрел Тишу, дал витаминку и совет сразу много не переедать – никто ничего не отнимет. Вартуша успела еще раз искупаться, позаимствовать футболку и шорты гролара, совершить налет на холодильник, скромно позавтракать и накормить Тишу. Ребенок, закутанный в полотенце, развлекался обыском квартиры, не желая смотреть включенный телевизор. Под журнальным столиком нашлись плоскогубцы и паяльник – их Вартуша незамедлительно отобрала и пристроила на верхнюю полку комода; в кухне, возле мусорного ведра – три мотка разноцветной изоленты, а во второй комнате, под креслом – пузырек перекиси водорода и гаечный ключ на двенадцать. Беготня по комнатам и складирование находок окончательно упорядочили мысли. К приходу следователя Вартуша приготовила связный рассказ – ее надоумили обмолвки гролара и волка. Вчера оба, не сговариваясь, назвали Тишу ее сыном. Как и фельдшер сегодня.
Вартуша решила рассказать следователю не всю правду. Часть. Утаить, что у них с Тишей нет кровного родства. Пещерники не будут заявлять права на приблудного медвежонка. Мать Тиши давным-давно сбежала и не оспорит ее слова. Если не соврать, не приписать себе материнство, Тишу отберут и отправят в детский дом. Может быть, это и правильно по закону, но Вартуша выкормила этого ребенка из соски и два года охраняла, не позволяя пещерникам его обижать. Тиша – ее сын. Хоть и не по крови.
Она ожидала, что сгорит со стыда, излагая свою историю вперемешку с враньем, но сухие официальные вопросы поумерили шквал эмоций. Вартуша отвечала, почти не задумываясь, излагая факты. Уехала из дома в волчью столицу в двадцать лет, наслушавшись баек о яркой жизни в городе больших возможностей. Ничего не изменилось. Как и в родном городишке, начала торговать на рынке вяленой рыбой – ни на что больше не сгодилась. Заработная плата уходила на съем комнаты, оставшихся крох хватало на скудную жизнь. Через год унылого существования Вартуша познакомилась с белой медведицей по имени Наиля, такой же продавщицей на рынке, затевавшей бесконечные романы с подвернувшимися под лапу медведями. А уже потом, через Наилю – с отцом Борислава, приезжавшим в столицу с товаром, разрешенной медовухой. Вартушу поманили работой на хуторе – сбором меда, фруктов, домашним консервированием. Жизнью в райском уголке, да еще и с хорошей оплатой. Захотелось избавиться от запаха вяленой рыбы, пропитывавшего шерсть и вещи, и она приняла предложение, решившись на очередной переезд – сама бы, может, и побоялась, но Наиля тоже собралась в путь.
Попав на хутор, Вартуша моментально избавилась от иллюзий. Работники и работницы ночевали в сарае, вкалывали с раннего утра до позднего вечера, скудно ели, спали на сене, вповалку. Документы отец Борислава сразу отбирал, дворы были обнесены крепкими заборами, ворота охраняли угрюмые альфы. Те, кто пытался бежать, говорили, что полиция в соседних селах подкуплена, и возвращает беглецов на хутор за умеренную мзду.
Дойдя до этой части истории, Вартуша вступила на скользкий лед. Она не решилась сказать правду – что Наиля родила ребенка весной, после зимовки у пещерников. Неизвестно, от кого, вряд ли от Борислава, хотя и с ним успела познакомиться поближе. Судя по сроку, привезла подарок из столицы. Родила, покормила неделю и сбежала – может быть, и сговорилась с кем-то, потому что Борислав на нее орал за беседы с водителем, забиравшим товар.
Наиля сбежала, а Тиша достался Вартуше. Потому что больше никому до белого медвежонка дела не было. К счастью, и сама Вартуша, как медведица, никого не интересовала – пещерники относились к ней с презрением.
Следователю Вартуша твердо сказала, что не собирается никого обвинять, хочет получить свои документы, оформить свидетельство о рождении ребенка и уехать. Она честно припомнила фамилию Наили. Подумала, что если ее найдут, и она вспомнит о ребенке, которому не удосужилась дать имя, тогда придется отступить. Отдать. Но только ей, а не в приют или пещерникам.
От дней минувших перешли к нынешней ситуации. Вартуша объяснила, что Борислав запер ее и Тихона в подвале в отместку за постоянные просьбы оформить ребенку документы и отвезти его в поликлинику. Следователь, вздохнул, внес показания в протокол и сообщил, что Вартуша имеет право на убежище по программе защиты матерей, попавших в сложную жизненную ситуацию.
– Я могу где-то пожить?
Понятно было, что долго прятаться в квартире гролара не получится. Надо радоваться, что их с Тишей не выкидывают на улицу – без денег и документов.
– Имеется проблема. В таких случаях мать с ребенком размещают в приюте, где ей оказывают помощь сотрудники департамента соцзащиты. Но приют закрыт на карантин по кори.
– И что теперь делать?
В дверь постучали. В прихожую вошел барибал с объемным пакетом в руках. Он улыбнулся Тише, поздоровался с Вартушей и сообщил:
– Я принес вещи вашему сыну. Сарафанное радио донесло, что в приюте для попавших в трудную ситуацию карантин по кори. Кто-то из врачей «Скорой помощи» рассказал об этом фельдшеру Леонтию, тот пересказал Мохито, а Мохито пошел к командиру части и спросил, можно ли вам будет пожить в одной из свободных квартир. Светозар поинтересовался, за что ему такое наказание, и велел делать ремонт за свой счет, без возмещения из бюджета. Живомир уже пообещал покрасить окно, а Христофор подарит вам надувной матрас.
– Вот все и устроилось, – с явным облегчением сказал следователь. – Мы сейчас начнем разбирать изъятые в ходе обыска документы. Я вас извещу, если ваш паспорт отыщется. Если нет – отправим официальные запросы, получите дубликаты. А потом уже получите свидетельство о рождении ребенка. По требованию прокуратуры на основании следственных материалов.
Тиша немедленно вцепился в улыбающегося барибала. Согласился померить летний комбинезон. Кивнул, услышав предложение: «Пойдем гулять на улицу?». Вартуша попыталась его остановить, но барибал Цветан сказал:
– Зачем сидеть в четырех стенах? Пойдемте, пройдемся. Посмотрите, как тут все устроено, выберете себе квартиру.
Ушли недалеко – успели обойти дом и полюбоваться на лавочку, на которой лежал рулон обоев и четыре банки из-под бузинного пива. Волк Зорьян возник, как из-под земли, тихо проговорил:
– Не ходите в сторону плаца. Светозар в бешенстве.
– А что случилось? – удивился Цветан. – Пятнадцать минут назад все было нормально.
– Ага. Мохито вовремя к нему подкатить успел. Только что позвонили из мэрии, заявили, что наше главное здание – памятник архитектуры, а статуи Камула и Хлебодарной и чаши – объекты культурного наследия. Требуют фотографии и обещают всяческие кары, если наследие подпорчено. Вроде бы, на неделе пришлют комиссию.
– Хм, – сказал Цветан. – С чего это они вдруг спохватились? Мохито говорил, что тут все лет тридцать стояло и ветшало, никому дела не было.
– А сегодня вспомнили. Светозар орет, обещает собственными руками заложить в здание взрывчатку и превратить его в груду обломков.
– Хорошо хоть Камула с Хлебодарной пожалел, – пробормотал Цветан. – Действительно, лучше не показываться ему на глаза. Можно к дальнему забору прогуляться, туда Светозар точно не пойдет.
Зорьян составил им компанию. Взобрался на дерево, нарвал Тише плошку черешни, сам же и съел половину, плюя косточки в кусты. Потом притащил огромный пакет кукурузных палочек и стопку бумаги, из которой навертел самолетиков и пароходов, вызывая восторженный писк Тиши. Вартуша не уставала удивляться: ее приняли без расспросов и вопросов, как приехавшую в гости родственницу, с которпй не виделись, но следили за ее жизнью, обмениваясь письмами. Цветан без всякого стеснения рассказывал, что жена скоро родит, описывал, какие подношения складывает в чашу Хлебодарной, чтобы исполнилось их общее желание: «Так хочется, чтобы девочка родилась!». Зорьян поддакивал, но в основном интересовался гастрономической стороной вопроса – сколько раз Нелли успеет покормить их вкусным обедом до того, как отправится в роддом? И хорошо бы напечь ватрушек, ватрушки были объеденье, но ему ничего не досталось – Мохито отобрал.