Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние
Подобно многим современным ей правителям Екатерина II считала, по словам британской исследовательницы Изабель де Мадариаги, что «внешняя политика есть истинное ремесло королей». С первых дней ее правления у советников императрицы «не осталось ни малейших сомнений в том, что все решения она будет принимать самостоятельно, – продолжала историк. – Одно из неотложных задач сразу по вступлении на престол оказалась для нее необходимость вывести страну из гибельных внешнеполитических затей Петра III»183. Екатерина отказалась от союза с Пруссией, русские войска, воевавшие на ее стороне, были немедленно отозваны. 29 июня 1762 г. императрица известила европейские дворы о своем намерении поддерживать мир со всеми державами. Оставшаяся в изоляции Великобритания должна была добиваться возвращения прежнего доверия России через заключение с ней оборонительного и торгового договоров.
Что представлял собой новый британский посол, на долю которого выпало решение поставленных правительством задач? Джон Хобарт, второй граф Бэкингэмшир, родился в 1723 году в семье баронетов из Норфолка. Его отец был членом парламента, служил в Комитете по делам торговли и плантаций. Продвижение Хобарта по карьерной лестнице нередко приписывали особому расположению короля Георга II к его сестре Генриетте, будущей графине Саффолк. Сам барон Хобарт был возведен в графское достоинство, получив титул Бэкингэмшира в 1746 году. Он был дважды женат. От первого брака с дочерью норфолского землевладельца Юдифь Бриттиф у них родился сын Хобарт-младший.
Джон Хобарт-младший получил прекрасное образование в Вестминстерской школе и Крист-колледже в Кэмбридже. В 23 года он становится помощником лейтенанта графства Норфолк, а спустя два года избирается в палату общин от Норвича и бурга Сент-Айвз в Корнуэлле. В 1756 г. после смерти отца, унаследовав титул графа Бэкингэмшира, занимает место в палате лордов. В том же году становится королевским камергером. В июле 1762 г. он был назначен послом в Россию.
Бэкингэмшир был женат дважды. Его первой супругой стала дочь сэра Томаса Дрюди из Нортхэмптоншира Мари-Анна. У супругов родилось четыре дочери. От второго брака с дочерью Уильяма Конелли из Стратфордшира Каролины у графа родилось три сына, умерших в раннем возрасте, и дочь. Поскольку прямых наследников по мужской линии у графа Бэкингэмшира не осталось, его титул перешел к сводному брату Джорджу Хобарту. Как видно из биографии посла184, Бэкингэмшир не являлся профессиональным дипломатом, так могла ли его деятельность на поприще посла в России оказаться успешной?
Отправляясь в Петербург, посол получил четкие инструкции от Георга III. Король настаивал на продлении союзного договора, заключенного 4 апреля 1741 г., сроком на 20 лет императрицей Елизаветой Петровной, причем «с такими прибавлениями и изменениями, которых бы потребовали настоящие обстоятельства». В соответствии с существующим договором Россия обязывалась в случае необходимости оказать помощь Великобритании, выделив 10 тыс. пехоты и 2 тыс. конников. В свою очередь англичане обещали послать 12 военных кораблей с 700 пушками, либо выплатить 100 тыс. ф. ст.185 Данный договор способствовал сближению двух государств. Обращаясь к анализу причин российско-британского сближения, А.Б. Соколов пишет: «Сторонники концепции «естественного союзничества» положили в основу своей аргументации геополитический фактор и утверждали, что Англия и Россия, не имея общих границ, споров по территориальным вопросам, могут поддерживать друг друга во всех важнейших международных делах … Эти страны дополняют одна другую с военной точки зрения: Англия владеет самым могущественным флотом, Россия обладает огромными военными резервами на суше»186. Поскольку срок действия договора истек, британское правительство интересовало, какого мнения в отношении его продления будет придерживаться Екатерина II.
Не менее важным англичанам представлялась также пролонгация заключенного в Петербурге в 1734 г. торгового договора, обеспечивавшего «различные привилегии и поощрения» для торговли обеих стран.
Надо отметить, что торговля в англо-русских отношениях всегда занимала важное, если не сказать, первостепенное место. Если обратиться к истории вопроса, то выяснится, что именно торговые связи Англии и Московского государства во многом способствовали установлению дипломатических отношений между ними. В марте 1556 г. «открывший» «Московию» Ричард Ченслер получил первую жалованную грамоту от царя Ивана Грозного, дозволявшую англичанам вести беспошлинную торговлю в государстве187. Между тем Англия и Россия, вступившие в коммерческий диалог, ставили веред собой различные цели. В то время, как царь пытался проложить кратчайшую морскую дорогу на Запад, опираясь на поддержку англичан, через экономические с ней связи, политический союз, а, возможно, и династический брак, англичане преследовали исключительно коммерческие цели. В разговоре с английским посланником Даниилом Сильвестром Иван Грозный упрекал англичан в том, что у них «купеческие дела поставлены впереди и сочтены важнее наших дел, хотя успех должен бы зависеть от сих последних»188. На взгляд исследователя Ф.Ф. Мартенса, английское правительство «смотрело на Московское государство только как на новый рынок для выгодного сбыта английских произведений и для получения нужного для английской промышленности сырья»189. По утверждению историка М.А. Алпатова, «при всех переменах политика Англии по отношению к России оставалась неизменной – она состояла в помощи английским купцам и прокладывании торгового пути на восток через Россию и в освоении русского рынка»190.
Английское правительство всегда настойчиво добивалось для своих купцов беспошлинной торговли и других льгот, защищало их, когда возникали конфликты с русскими властями, даже, если купцы совершали неблаговидные операции с деньгами и товарами. «Дипломатические отношения Англии с Россией того времени, – подчеркивал Алпатов, – это бесконечные домогательства английской стороны о привилегиях ее купцам, протесты против любых ущемлений их привилегий, защита проштрафившихся негоциантов, выяснение бесконечных недоразумений. Что же касается политического союза, чего добивалась Россия, то английская сторона решительно уклонялась от этого. Столь противоположные позиции сторон приводили к частым конфликтам», – справедливо заключал историк191.
Не только Иван Грозный, но и известный «ласкатель» англичан Борис Годунов способствовали тому, что Московская торговая компания англичан стала процветать. Согласно официальным данным шотландских архивов, прибыли компании нередко достигали 300–400 процентов192. Значительные дивиденды из торговли в России британские негоцианты продолжали извлекать и в правление первых Романовых193.
В XVIII веке Великобритания окончательно становится главным торговым партнером России. Как отмечает современный историк А.В. Демкин, на протяжении столетия было отмечено бурное развитие британской промышленности, требовавшей все больше сырья и полуфабрикатов. Великобритания потребляла основную долю вывозимых из России традиционных статей ее экспорта: пеньки и льна. Британские купцы покупали почти все экспортное русское железо. «Можно без преувеличения сказать, – продолжал ученый, – что британский флот (и прежде всего военный) был создан по преимуществу из материалов, вывезенных из России. Россия же потребляла готовые изделия британской промышленности: сукна, ткани, различные предметы обихода (среди них важное место занимали предметы роскоши) и т.д.». В результате в XVIII веке сложилась такая ситуация, когда оба государства сделались необходимы друг другу как экономические партнеры. «Промышленность и флот Великобритании не могли существовать без поставок сырья и полуфабрикатов из России. В то же время никто, кроме британских купцов, не мог купить у России производимое ею огромное количество экспортных товаров»194.
Интенсивные торговые отношения с Англией можно было наблюдать уже в правление Петра I. Об этом свидетельствовал профессиональный купец и известный литератор Д. Дефо. «Мы посылаем теперь 100 судов в год вместо 8–9, как в прошлые годы», – писал он в 1705 г. в журнале «The Consolidator»195. В целом, за 10 лет, с 1698 по 1708 гг. объем англо-российского товарооборота, по признанию историка В.М. Матвеева, утроился196 .
По мере того, как англичане укрепляли свои позиции на русском рынке, их аппетиты только росли. И вот уже британский резидент Джордж Маккензи 10 марта 1715 г. направляет Петру I от имени короля Георга I Ганновера меморандум, в котором были высказаны пожелания (скорее требования – Т.Л.) монарха, касающиеся торговли двух стран. В меморандуме, в частности, говорилось о необходимости разрешения российским правительством «свободной и открытой торговли для всех купцов, подданных Великобритании»; об освобождении их от уплаты налогов, а также от постоя солдат. Кроме того, подданные Его Величества должны быть подсудны исключительно британским судам, а книги, письма и другие бумаги фактории не подлежали досмотру197.
В какой мере подобные требования британских властей были выполнены российским правительством, трудно сказать, поскольку каких-либо документальных свидетельств об этом обнаружить не удалось. Однако нельзя исключать, что царское правительство во многом шло на уступки британцам, поскольку было крайне заинтересовано в торговле с Англией. Во всяком случае, на это указывает проект торгового договора, представленный русским послом князем Б.И. Куракиным государственному секретарю лорду Таунсхенду 23 марта 1715 г. и аналогичный проект англичан, составленный в мае того же года198. В то же время, судя по всему, представленные обеими сторонами условия договора не устраивали ни англичан, ни русских. Во всяком случае, торговый договор между Англией и Россией был заключен лишь в 1734 году, уже после кончины Петра I.
На взгляд современных ученых, этот договор был первым документом в истории англо-русских отношений, который обеспечивал реальные преимущества для британских купцов в России. Ряд его статей (эксклюзивное право торговли с Персией через территорию России, оплата товаров в российской валюте, низкие размеры пошлин, освобождение от уплаты за арендуемые жилые помещения и т.д.) ставил британцев в привилегированное положение не только в сравнении с другими европейскими, но и с русскими купцами. На взгляд же Т.С. Минаевой, выгоды от заключения договора получали обе стороны: англичане – крупные прибыли от перепродажи русских и иранских товаров, а российские купцы, промышленники и государство – доходы от крупных сделок с британскими фирмами. Кроме того, продолжала историк, российские купцы с помощью британских судов могли вывозить свои товары в Европу, т.к. российский коммерческий флот в то время оставался еще малочисленным199. Во всяком случае сами англичане расценили торговый договор как «блестящий коммерческий триумф Британии», а ХVIII век назвали «золотым веком» в российско-британских торговых отношениях200. Неудивительно, что в правление Екатерины II для англичан представлялось особенно важным добиться пролонгации договора, обеспечивавшего привилегии для торговли своей страны.
Король потребовал от Бэкингэмшира употребить «все усилия к возобновлению вышепоименованных торговых обязательств»201. «Вы обязаны оказывать помощь и покровительство торговле наших подданных во всех владениях императрицы и наблюдать за тем, чтобы они беспрепятственно пользовались всеми торговыми привилегиями, которые им принадлежат или … когда бы то ни было принадлежали, – наставлял посла Георг III. – Кроме того … заботиться о доставлении им новых прав и привилегий … а в случае, если у кого-либо из них возникнет процесс или вообще какое-нибудь дело, зависящее от местных властей … стараться об оказании им скорой и полной справедливости». В то же время монарх не рекомендовал принимать жалобы от коммерсантов, «могущие наделать шума иначе как по поводу правого дела и, имея в руках законные доказательства», и вообще «вступать только в дела, заслуживающие вмешательства для поддержания прав и собственности британских подданных». Для надлежащего соблюдения правил торговли английских негоциантов, поселившихся во владениях императрицы, Георг III советовал внимательно следить за составлением и «доставлением торговых отчетов» от всех британских подданных, в соответствии с постановлением Торговой комиссии от 1 апреля 1715 г.202 Подобная отчетность позволяла правительству получать подробную информацию о состоянии торговли своих подданных в иностранных государствах, в том числе и в России.
Джон Бэкингэмшир готов был исполнить королевский наказ, но его смущали определенные трудности, с которыми он столкнулся по прибытии в Россию. В одном из первых своих донесений к государственному секретарю Дж. Гренвилю от 7 октября 1762 г. он сообщал: «Я постараюсь как можно скорее выслать вам верный отчет о состоянии этой страны, но нахожусь в сильном затруднении, не имея при себе курьера; здесь же, вероятно, будет нелегко найти верный путь для передачи известий деликатного свойства»203.
Первую частную аудиенцию у императрицы граф получил спустя две недели. «Вся церемония была выполнена по уставу, – повествовал он. – Предъявив верительную грамоту Его Величества, я сказал по-английски приветствие, копию с которого прилагаю, и надеюсь, что оно заслужит одобрение Его Величества. Императрица отвечала мне по-русски; я просил перевод ее слов и мне его обещали. Вечером в залах дворца был большой прием и концерт. Я имел честь играть в пикет с Ее Величеством. Она много расспрашивала меня об Англии, и вообще все ее обращение со мной … было весьма милостиво»204. С этого момента британский посол мог приступить к своим непосредственным обязанностям.
Наиболее важным для правительства Великобритании являлось заключение союзного договора с Россией. В январе 1763 г. государственный секретарь граф Галифакс, сменивший на этом посту Дж. Гренвиля, отправляя депешу послу в Петербург, напоминал, что король желал «немедленно вступить в союз с императрицей» и возобновить с этой целью оборонительные обязательства договора 1742 г., срок которого завершился в 1759 году. Однако императрица не спешила с заключением договора. В одном из донесений графу Галифаксу посол сообщал: Екатерина II «желает этого возобновления, но … она отложила на время выполнение этой мысли … до тех пор, пока не выяснится система Европы по восстановлении общего мира». В другом послании Бэкингэмшир извещал госсекретаря, что при личной встрече в доме Григория Орлова императрица заявила: заключение подобного союза «могло бы внушить опасения прочим державам и возбудить их подозрения, на счет предмета этих сношений». Однако в силу ее собственного расположения к Англии и уверенности ее в таковых же чувствах короля к интересам России она рассматривает этот договор «как бы заключенным»205.
Как видно, Екатерина опасалась, что немедленное заключение союза с Великобританией может повлиять на общую расстановку сил в Европе и вызвать недовольство ряда других европейских держав, прежде всего союзников по коалиции – Франции и Австрии. Об этом упоминал и Бэкингэмшир в секретном послании графу Галифаксу 25 апреля 1763 г. «Считаю долгом сообщить вам, – писал он госсекретарю, – что императрица, как кажется мне, отчасти вследствие собственной симпатии, отчасти потому, что видит в том истинную выгоду для себя, желает вступить в самые тесные отношения с Англией и с австрийским домом; она питает глубокое отвращение к французскому народу и личную обиду и неприязнь против короля прусского, однако, весьма осторожна в своих отношениях с этими державами, опасаясь их интриг, которые бы могли существенно повредить ей в настоящем ее положении»206.
Однако Георг III продолжал настаивать на своем и даже упрекал императрицу в том, что в течение «столь долгого времени и, несмотря на усердные заявления с его стороны, ничего не было сделано по вопросу, представляющему такую важность для сохранения мира в Европе и для … общих интересов обеих наций»207. Чтобы Екатерина II быстрее решилась на подписание договора, госсекретарь советовал послу использовать канцлера А.П. Бестужева («постарайтесь поддержать дружбу с ним»)208, полагая, что тот сможет склонить императрицу к более решительным действиям. Впрочем, посол довольно быстро разобрался в том, как можно заручиться «дружбой» с канцлером. В одном из посланий к Галифаксу он упоминал о сетованиях Бестужева на те убытки, которые тот понес от английских крейсеров, захвативших товары, посланные ему из Франции. «Я действительно полагаю, что его просьба справедлива, – соглашался граф Бэкингэмшир, – и что исчисление потерь не преувеличено, особенно по отношению к великолепным коврам, которые совершенно испорчены»209. По-видимому, ситуация была исправлена, судя по тому, что не прошло и месяца, а канцлер уже заверял посла, что «немедленно сообщит» ему «всякое известие, могущее иметь малейшее значение для Англии»210. И в августе 1763 г. посол получил проект нового союзного договора.
В «Дипломатической переписке английских послов и посланников при русском дворе» приведены тексты двух секретных статей проекта договора оборонительного союза России с Великобританией. Первая из них касалась возведения на престол после кончины польского короля лица, «которое будет избрано обоими дворами» (речь шла о кандидатуре графа Станислава Августа Понятовского – Т.Л.). Для этой цели Георг III должен был «держать наготове в Польше значительную сумму денег и употребить ее в случае надобности для достижения общей цели», а императрица, если события «достигнут крайности», обещала «поддержать оружием виды обеих высоких договаривающихся сторон». На короля возлагалась также обязанность покрытия расходов в сумме 500 тыс. рублей. Если же другие державы попытаются вмешаться и откроют «враждебные» действия против России, то королю следует употребить «все зависящие от него средства и дружелюбные увещания, чтобы остановить таковые действия»211 .
Вторая секретная статья договора касалась Швеции, в которой «определенные круги» были настроены против России. Императрица предлагала королю «действовать заодно» для ослабления данной партии, поддерживаемой рядом других держав212.
Данный проект договора вызвал недовольство британской стороны. 23 сентября 1763 г. графу Бэкингэмширу пришла депеша из Уайтхолла, в которой король расценивал отдельные статьи договора не только как «чуждые» интересам Великобритании, но и «могущие послужить поводом к новым несогласиям, особенно на севере Европы». Все изменения трактата 1742 г., по мнению Георга III, «клонятся лишь к выгоде России». Посему глава внешнеполитического ведомства Великобритании граф Сэндвич, сменивший Галифакса, настоятельно рекомендовал послу постараться «возвратить настоящий договор как можно ближе к выражению предыдущего, за исключением тех статей, которые ниже будут поименованы и с которыми Его Величеству угодно согласиться»213 .
Еще больше британскую сторону возмутили секретные статьи договора. По утверждению Сэндвича, их заключение «положительно немыслимо, и они ни под каким видом не могут войти в состав настоящего договора, цель которого только и единственно состоит в продолжении и укреплении старинного союза между обеими державами Великобританией и Россией»214. Сэндвич требовал от посла объяснить российской стороне, «как неблагоразумно» вступать в споры о польском престоле и подвергать эти королевства (Польшу и Швецию – Т.Л.) «опасности войны для целей, вовсе до них не относящихся». Ко всему прочему, графу Бэкингэмширу было предложено добиваться, чтобы торговый и союзный договоры были подписаны одновременно, тогда как императрица желала, чтобы торговый договор заключили после ратификации союзного договора.
Подобная реакция британского правительства на проект союзного договора, естественно, огорчила императрицу. Особенно ее возмутил отказ короля от обязательств относительно Польши, поскольку она уже отправила в королевство войска, а затем была вынуждена их поспешно отозвать. В то же время Екатерина не оставляла надежды на то, что Георг III согласится на ее предложения, относительно «польских и шведских дел». 23 ноября 1763 г. посол сообщал в Лондон: глава внешнеполитического ведомства Н.И. Панин интересовался, сможет ли король Англии оказать России финансовую помощь для решения «польских и шведских дел». Однако посол поспешил ответить, что «никак не предполагает, чтобы Его Величество согласился на подобную меру». Он также напомнил, что после «истощения причиненного английской казне последней войной» (речь шла о Семилетней войне – Т.Л.), невозможно ожидать, чтобы король решился на новые издержки, «особенно по делу, вовсе не касающемуся интересов его государства»215.
Однако после смерти короля Августа III в 1763 г. Екатерина II продолжала усилия, направленные на реализацию своего замысла: возвести на польский престол графа Станислава Понятовского. Об этом Бэкингэмшир в донесениях в Лондон упоминал неоднократно. Он отмечал: императрица «одна между всеми государями» решается принять столь деятельное участие в деле, «не имеющем прямого отношения к ее собственным интересам». Екатерина через Панина велела передать английскому послу, что никакой союзный договор не сможет скрепить дружбу обеих держав до тех пор, пока Великобритания не примет участия «в намерениях России на севере, и особенно в Польше»216. Императрицу не смутили также инсинуации министров Франции и Австрии, которые внушили туркам, что Понятовский женится на Екатерине II, в результате польские и русские владения составят сильный союз. «И это так сильно подействовало, – извещал граф Бэкингэмшир госсекретаря, – что Турция заявила … избрание Понятовского королем польским будет сочтено ею за объявление ей войны со стороны России». Российским министрам пришлось употребить определенные усилия к тому, чтобы «ослабить и уничтожить дурное впечатление», которое могли вызвать планы императрицы. В то же время Понятовскому императрица наказала «немедленно вступить в брак с особой, которая бы не состояла в родстве ни с какой из иностранных держав»217 . Что же касается самого графа Понятовского, то он высказывал опасения, что при возведении на польский престол ему потребуется помощь и поддержка, без которых его ждет незавидная участь. Императрица обещала бывшему своему возлюбленному «немедленно выслать сто тысяч червонцев», а через некоторое время еще сумму, «столь же значительную», а также взять на себя расходы, связанные с его коронацией218 .
Почему Екатерина столь настойчиво продвигала на королевский престол в Польше Станислава Понятовского, по характеристике В.О. Ключевского, «фата, рожденного для будуара, а не для какого-либо престола: шага не мог ступить без красивого словца и глупого поступка»219? Только ли желанием отблагодарить своего фаворита? Ответ можно найти в разъяснениях самой императрицы, утверждавшей, что Понятовский был выдвинут Россией в качестве кандидата на польский престол, так как «из всех претендентов имел меньше всех право на этот престол, и потому должен был быть обязан России больше других»220. По-видимому, Екатерина намеревалась в будущем использовать своего протеже для укрепления российского влияния в Польском королевстве.
Узнав об избрании Понятовского королем Польши, Великобритания незамедлительно решила объявить себя сторонницей нового короля и посоветовало послу «воспользоваться первым случаем по поводу этого события», поздравить царицу от имени Его Величества, выразив при этом, что король принимает «живейшее участие во всем, касающемся интересов ее и ее престола, столь тесно связанных с интересами Великобритании, в силу давнего и естественного союза»221. Таким образом, эпопея с возведением графа Понятовского на польский престол была успешно завершена Екатериной без чьей-либо помощи. Англичанам оставалось только смириться с одержанной ею победой. Историк А.Б. Соколов подтверждал: «Британскую политику в Польше до ее первого раздела можно охарактеризовать как политику невмешательства, вполне устраивавшую Петербург»222.
Еще более жаркими оказались баталии двух держав по вопросу продления торгового договора. «Как и в ситуации с союзным договором, Британия рассчитывала возобновить торговый договор без всяких изменений, если уж нельзя было добиться его усовершенствования, – отмечала британская исследовательница И. де Мадариага. – Но то, что обещала Россия в 1734 г., уже не устраивало уверенную в себе, даже дерзкую Россию 1765 г»223. С первых дней своего пребывания в России граф Дж. Бэкингэмшир начал вести переговоры по этому вопросу с вице-канцлером князем А.М. Голицыным, однако встретил с его стороны только «неприятную холодность». «По моему мнению, – писал посол госсекретарю, – для нас … лучше не входить ни в какие толки по этому предмету, а предложить составленный нами договор, или сохранить старый, выговорив в нем как можно больше изменений в пользу компании»224. Однако предложения посла не были услышаны. Россия предпочитала ввести ряд новых статей в договор от 1734 года225. Главные изменения, которые Россия предлагала внести в договор 1734 г., касались статьи 4, согласно которой английским купцам разрешалось платить экспортные пошлины в том же размере, что и русским купцам. «Этот равноправный подход, – подчеркивала И. де Мадариага, – исчез из русского проекта нового договора. Сверх того, в новом варианте статьи 4 Россия оставляла за собой право вводить такие внутренние правила, какие сочтет нужными ради поощрения российского мореплавания»226.