Папа Римский Климент VIII задумал так называемую Унию, т. е. объединение под своим началом католической и православной церкви. В 1595 году в Брест-Литовский были приглашены украинские епископы и митрополит киевский Михаил Рогоза с многочисленными архимандритами и протопопами на «братский» совет. Названо это собрание Духовным Собором Греческой церкви. Председательствовал папский нунций, который передал русскому духовенству папское благословение и призвал к единению веры, сопричастию славы властелина мира. Кроме того, он пообещал епископам и монастырям во владение сёла с подданными, а православным священникам по пятнадцать домов с рабами из их же прихожан. Это было утверждено и решением короля и Сената, которые слепо подчинялись папской воле.
Русское духовенство, за исключением всего лишь трех епископов, клюнуло на эту приманку и подписало согласие на Унию, подтвердив присягой. Несогласных епископов подвергли унижениям, обрезали им бороды, изгнали с собрания, объявив о лишении сана и должностей. Образно говоря, священники-перевертыши получили от папы римского своеобразный «Томас».
Гетман Косинский, узнав о важных брестских новостях, сразу же сделал от себя весомые послания, одно – к королю и Сенату, другое – к самому Брестскому Собранию. В первом он докладывал, как наместник королевский, «что перемена в вере и обычаях народных, которые в Бресте устанавливаются духовенством без согласия народа, являются препятствием очень опасным и к исполнению неудобным, и что усмирить умы людей и совесть каждого есть делом почти нечеловеческим, и он не надеется удержать народ в слепой покорности духовенству и своеволию правилам нововведений церкви и просит правительство отвернуть это зло или дать время народу на раздумья».
К собранию в Бресте гетман писал как вождь своего народа, «что собранное туда русское духовенство не имеет от чинов нации и от народа никаких поручений на введение в их веру и обряды перемен и новшеств, а без этого не имеет оно власти и тем отягощать народ своевольными их правилами и выдумками, что это духовенство, будучи избранным в их службу от чинов и народа и содержащееся за их счет, может все это потерять от тех же чинов и народа при их недовольстве, а он, гетман, ни за что здесь не ручается и советует собранию прекратить принимать постановления до всеобщего совета и обсуждения».
На эти обращения гетмана правительство и собрание, делая вид, что делают гетману уступку, пригласили его на совет в Брест. Но когда он туда приехал, то был немедленно арестован и отдан под суд Собора Рымского и Русского, которые, предъявив ему вину отступника, осудили на смерть и, замуровав в одном из замков в каменный столп, названный клеткой, заморили голодом.
Так гетман Косинский за преданность свою благочестию и спокойствию народа стал первой жертвой Унии. Казаки, узнав о его заключении, собрались числом в семь тысяч и двинулись к Бресту, чтобы его освободить. Навстречу им выдвинулись польские войска, которых казаки возле местечка Пятная разбили наголову и разогнали. Не застав Косинского в живых, они бросили клич к всеобщей борьбе.
После такого варварского убийства гетмана Косинского правительство Польши приказывает Коронному гетману занять Малороссию польскими войсками, ввести во все ее города гарнизоны и строго запретить чинам и казакам иметь право на выборы гетмана, а русскому духовенству, которое только вернулось с Бреста, всячески способствовать обращению церквей и народа в Унию. Духовенство начало эту работу своими посланиями до всех церквей и народа, в которых говорилось: «Мы, ревнители правоверия, отцы русской церкви, по изволению Святого Духа в Бресте, судивши и рассудивши неспокойную нынешнюю пору Иераршества церкви греческой, с нами единоверной, и затруднения наши в требах церковных с ним отношений, усложняющиеся дальностью пути и вредными наговорами варваров, здесь поселившихся, что известно всему миру, что все греческие и Иерусалимские патриархи, народы и церкви подпали с давней поры под иго неверных басурман, турок, и от них вводятся в невольный тот народ Агарянские обычаи, противные христианству, да и само их богослужение и христианские обряды насилуются теми проклятыми иноплеменниками частыми запрещениями и озлоблениями, от чего не слышно уже совсем церковных звонов, что зовут христиан на молитву, и не видно процессий, украшающих обряды и службу христианскую. А московское христианство, будучи с нами также единоверным, заразилось уже давно расколом Стригольщины, возникшего от жидовства, и ересью, недавно внесенной армянским монахом Мартином, осужденного в Константинополе и сожженного в Киеве. А поэтому не стоит нам, истинно верующим, иметь отношения с такими отсталыми народами. Покоряясь воле Святого духа и нам, отцам церкви, наследуя многие наши религии христианские – итальянскую, венецианскую, иллирийскую и греческую, – надо объединиться с церковью римской католической, то есть древней апостольской, с которой была наша религия на протяжении многих веков в полном единстве и согласии, но оторвана поклепами константинопольского Патриарха Фотия без уважительных причин. Поэтому призываем вас всех, отцов русской церкви, братию нашу во Христе, и вас, чада духовные, православных мирян, присоединиться к нашему единомыслию и приложиться к древней церкви нашей вселенской римской, где все апостолы и верховный из них Святой Петр живот свой за нее положили, а его преемник святой Папа сейчас со славой владеет, его же уважают все цари и властители земные и всей душой ему раболепствуют, и его святое благословение и на вас, православные христиане, будет и будет!»
После оглашения во всех селах и парафиях этого послания по всем церквям были развешаны особые эпистолы, сообщающие о тех изменениях и уговаривающие народ подчиниться власти, которая божьей волей и милостью так действует на его пользу, душевную и телесную. Непокорливым угрожали анафемой и отлучением от церкви.
Пока духовенство меняло церковные антиминсы и требники и придумывало формулировки прославления и уважения своего Папы, польские войска, получив приказ помогать духовенству в утверждении Унии, исполняли его тщательно. Будучи расставленными во всех важных церквях, прежде всего в городах и местечках, с оголенными саблями заставляли народ в церкви стоять на коленях и бить себя в грудь по-римски, а при чтении Символа веры добавлять известную молитву. При этом поднимались сабли над головами народа с угрозой рубить тех, кто не подчиняется их приказу.
Чины и малороссийские казаки, которых не пустили в главный их город Черкассы, занятый гарнизонам Коронного польского гетмана, собрались в городе Чигирине и после длительных совещаний постановили единогласно, что на основании стародавних прав и привилегий, которые королями, договорами и пактами утверждены, избрать гетмана с правом и привилегией предыдущих гетманов. В соответствии с этим решением в 1596 году был избран гетманом Генеральным есаул Павел Наливайко, и от него и от всех чинов и войска малороссийского через посланца своего полковника Лободу королю Жигмунту Третьему послано прошение такого содержания: «Народ русский, будучи в единстве сначала с Княжеством литовским а потом и с Королевством польским, не был никогда им завоеванный и подвластный, но, как союзный и единоплеменный, от единого корня славянского или сарматского возникший, по доброй воле соединился на одинаковых и равных с ними правах и привилегиях, договорами и пактами торжественно утвержденных, а защита и сохранение тех договоров и само состояние народа поручены помазанникам божьим, наияснейшим королям польским, как и вашему королевскому величеству, что поклялись в том во время коронации перед самим Богом, который держит в деснице своей весь мир и его царей и царства. Сей народ в необходимости общих усилий объединенной нации ознаменовал себя разносторонней помощью, братской и союзной верностью, а русское воинство прославило Польшу и удивило весь мир героическими подвигами своими в битвах и в обороне, в расширении пределов польского государства. И кто устоял из соседних государств против русского воинства? Загляни, наияснейший король, в отечественные хроники, и они то подтвердят. Спроси своих старцев, и скажут тебе, сколько потоков пролито крови русских воинов за славу и целостность общей польской нации и сколько тысяч русских воинов пало от мечей на ратных полях за ее интересы. Но недруг, который добро ненавидит, который вышел из ада, разорвал то священное единство народов на общую погибель. Польские вельможи, эти магнаты власти, завидуя нашим правам, потом и кровью добытых, и наученные духовенством, которое завсегда вмешивается в мирские дела, их не касающиеся, подвели наияснейшего короля, нашего пана и милостивого отца, лишить нас выборов гетмана на место покойного Косинского, недавно казненного неправедным, позорным и варварским способом, а народ возбудили наглым обращением его к Унию! При таких притеснениях, устроенных нам и народу магнатами и духовенством, мы не совершили ничего такого враждебного, нарушающего закон, поэтому, избравши себе гетмана согласно с правами и нашими привилегиями, отдаем его и себя самих наимилостивейшей опеке наияснейшего короля и отца нашего и просим покорнейше подтвердить право нашего выбора, а мы готовы проливать нашу кровь за честь и славу вашего величества и всей нации».
Отправленный с этим прошением Лобода имел у короля частную аудиенцию, на ней король удивлялся поступкам своего правительства и сказал Лободе, что он на первом же Сейме будет стараться упразднить затеи правительства и духовенства, а до того времени велел гетману и войску вести себя мирно с войсками и польскими чинами.
Гетман Наливайко отправил во все города чиновников и помощников, а до самых важных отправил самого полковника Лободу с универсалом, в котором сообщалось о его избрании в соответствии с существующими правами и привилегиями и о своем вступлении в управление с разрешения короля. При этом он советует чинам, войску и народу не предпринимать ничего враждебного против польского войска, расквартированного по городам и селам, ждать появления приказа об их выводе из верховной власти. Что касается Унии, то каждому вести себя спокойно, прислушиваясь к своей совести. Гетман также известил Коронного польского гетмана о своем правлении, согласно воле короля.
Но вскоре к гетману стали приходить известия из городов и сел, что посланные им урядники и помощники оскорблены и изгнаны, а многих поляки и убили, и что польские войска собираются в Черкассы и в Белую Церковь в полном вооружении. Стало ясно, что в планах поляков предусмотрено покончить с независимостью русского народа, лишить его своей веры и ополячить. Поэтому Наливайко вынужден был собрать свое войско в Чигирине и стал обозом над рекой Тясмин, где, укрепив свой лагерь окопами и артиллерий, стал ждать действий поляков. Они вскоре явились большим числом под руководством Коронного гетмана Жолкевского. Наливайко сперва выставил против них на возвышении три белых хоругви, т. е. знамена с крестами, с вышитым на них девизом: «Мир христианству, а на виновника – Бог и его крест». Поляки же напротив знамен, которые призывали к миру, выставили на виселице трех малороссийских урядников – Богуна, Войновича и Сутыгу, которых гетман послал в город. На их телах виднелась надпись: «Смерть бунтовщикам!»
Поляки начали атаку на казацкий лагерь. Наливайко заранее устроил в потайном месте за табором сильную засаду из отборного войска, выстроенного фалангой. Когда началась с обеих сторон сильная стрельба из пушек и мушкетов, он вывел свою фалангу из засады и ударил неожиданно по самому центру польской армии. Одновременно двинулись казаки из табора и, поставив поляков между двух огней, смешали их, нанеся им жестокое поражение. Убийство и сеча продолжались более семи часов. Казаки, имея перед глазами бесчестно замордованных своих товарищей, так ожесточились против поляков, что и слышать не хотели о согласии или извинениях. Раненых и поваленных на землю добивали, тех, кто бросался в реку, и утопающих вытягивали арканами и резали. Словом, спаслись бегством только те, которые имели быстрых коней, а остальные погибли. При разборе трупов подсчитано, что поляков погибло 17 330 человек. Мертвых поляков собрали вокруг виселицы, на которой висели товарищи казаков, и там зарыли, а своих товарищей торжественно погребли в Чигиринской церкви Преображения Господнего.
Гетман Наливайко после первой битвы с поляками, которая завершилась так удачно, разделил свои войска на две части, одну он отправил в заднепровские и задеснянские города с приказом изгонять оттуда поляков и духовенство, зараженное Унией, а сам с другой частью войска пошел той стороной, что между Днепром и Днестром. Проходя эти территории, войска имели много стычек и боев с поляками, которые находились в городах Малороссии или приходили на помощь из Польши, но каждый раз их разбивали и разгоняли, а добычей казаков были их обозы и оружие. Очищая Малороссию от поляков и Унии, гетман был вынужден два свои города, Могилев над Днестром и Слуцк над Случью, в которых были сильные польские гарнизоны и многие униаты там скрывались, делая сильные вылазки, добывать штурмом. Эти города были полностью сожжены и разрушены, а поляки убиты до последнего. И все эти походы и битвы продолжались в течение трех с половиной месяцев. Наконец сошлись гетман и полковник Лобода над рекой Сулой. Здесь они атаковали обоз с войсками двух гетманов – Коронного польского и Литовского, окружили его и уже часть даже захватили, но прибыли в это время посланцы из Варшавы от короля и остановили битву. Король писал всем трем гетманам, чтобы военные действия они прекратили немедленно и подписали с русским гетманом трактат о вечном мире с утверждением прав и свобод русского народа и скрепили его присягой. Король со всеми своими чинами и Сеймом дарит войску и русскому народу полную амнистию, забыв навеки все прошлое, подтвердив их права и привилегии на вечные времена. Таким образом, первая война с поляками закончилась, трактат подписан и присягою с обеих сторон утвержден. Войска, внешне проявляя приязнь, но косо поглядывая друг на друга, разошлись по домам.
Распустив войска и вернувшись в Чигирин, гетман Наливайко занялся восстановлением быта городов и сел, разрушенного войной, и очищением церкви от духовенства, зараженного Унией. Некоторые священники искренне отреклись от той заразы, а другие прикидывались такими, но на самом деле они жалели о потерянной власти над народом, данной им поляками в виде пятнадцати домов с прихожанами, превращенными в их рабов. Каждый прихожанин должен был договариваться с попами о плате им за христианские требы, в том числе Сорокоуст, субботники на мертвых и венчание молодых. В этих случаях были долгие и убеждающие просьбы прихожан перед попами, называлось это «еднать попа», и попы, обсчитав достаток просителя, требовали как можно большую плату, а те – о снижении, с земными поклонами, а часто и со слезами. Даже поговорка тогда родилась: «Жениться не страшно, а страшно попа еднать».
Между тем в 1597 году настало время посылать депутатов в Варшаву на Сейм. Их всегда посылали четыре от воеводств, трех от правления гетмана и во́йска и пять от важных городов и общества. В числе депутатов от войска выпало быть полковнику Лободе, полковому судье Федору Мазепе и киевскому сотнику Якову Кизиму. Они со всеми другими депутатами туда и отправились. Да и сам гетман пожелал с ними поехать, не столько ради Сейма, как ради принесения своему королю глубокого уважения и покорности, о которых он постоянно думал. По приезде гетмана и депутатов в Варшаву в первую же ночь они были арестованы и помещены в подземную тюрьму. Через два дня без каких-либо допросов гетмана и с ним Лободу, Мазепу и Кизима вывели на площадь и, объявив им вину, как гонителей веры Христовой, посадили живьем в медный чан и нагревали его медленным огнем несколько часов, пока не утихли стоны казаков. Тела их потом сожгли.
Такое нечеловеческое и жестокое варварство придумано римским духовенством по правилам и искусству их священной инквизиции, а реализовали его таким позорным способом польские вельможи, которые владели вместе с Примасом всем королевством. Важно знать, что власть короля, начиная с 1572 года, т. е. с момента первого избранного короля Генриха Валуа, вызванного в Польшу из Франции, который от своеволия поляков убежал снова во Францию, была очень ослаблена. А при следующем короле, Сигизмунде, который с детства посвятил себя духовному сану и был призван в короли из монастыря, власть короля и вовсе потеряла силу, присвоили ее себе вельможи или магнаты королевства и римское духовенство, которые держали короля ради проформы. Сами сеймы были ничем другим, как творением магнатов и духовенства, созданные ими и их партиями из так называемой нищей шляхты, которая в течение всех сеймов одевалась и содержалась на средства вельмож и монастырей. Польские историки, сколько бы ни преувеличивали вину казаков и ни прикрывали самовластных желаний вельмож и духовенства прибрать к рукам русскую землю, пишут, однако, что это «миссия римского духовенства, которое задумало провести в русской религии реформу для объединения ее со своей, но слишком поспешило реализовать ее в народе грубом и воинственном. А правительство, желая присвоить собственность русских урядников, еще больше допустило ошибок. Оно, амнистировав гетмана Наливайко и его сообщников в торжественных трактатах, закрепленных присягами, а духовенством незаконно освобожденных от исполнения, казнило их противно чести самым варварским способом и, вместо того, чтобы лечить болезнь народа, еще больше ее обострило».
После уничтожения гетмана Наливайко таким неслыханным варварством Сейм, а вернее вельможи, которые им управляли, вынесли такой же варварский приговор и всему русскому народу. В нем он провозглашен отступным, вероломным и бунтующим, осужденным на рабство, преследования и всякие другие гонения. Следствием этого нероновского приговора было полное отлучение русских депутатов от Сейма, а всего рыцарства от выборов и должностей правительственных и судебных, конфискация староств, сел и других ранговых усадеб всех русских чиновников и урядников. Русское рыцарство названо хлопами, а народ, который отвергал Унию, – схизматиками. Во все малороссийские правительственные и судебные учреждения направлены поляки с многочисленными штатами, города заняты польскими гарнизонами, а другие поселения их же войсками. Им дана власть делать все с русским народом, чего захотят, и они исполняли тот приказ усердно, что только может придумать наглый, жестокий или пьяный человек, устраивая издевательства над русским народом без всякого угрызения совести. Грабежи, изнасилование женщин и даже детей, побои, пытки и убийства превысили меру самых жестоких варваров. Они, считая и называя народ невольниками, или польским ясиром, все его добро забирали себе. Тех, кто собирался вместе для обычных работ или на праздник, немедленно побоями разгоняли, пытками дознавались о разговорах, запрещая навсегда собираться и разговаривать между собой. Русские церкви силой подчиняли Унии. Духовенство католическое, которое разъезжало по Малороссии для надсмотра за внедрением униатства, возили от церкви к церкви на возах, запряженных двенадцатью и более русскими людьми. В прислугу этим священникам выбирали самых красивых русских девушек. Церкви, которые не соглашались на Унию, отдавали евреям в аренду, которые устанавливали плату за богослужение. И такое издевательство продолжалось в течение нескольких десятков лет, наполняя души и сердца людей ненавистью и злобой. К этому добавилось еще и предательство собственной, так сказать, элиты. Боясь потерять должности, привилегии и собственность, она отвернулась от народа и разными подходами, обещаниями, подарками примкнула к польской шляхте, признав Унию. В дальнейшем она вообще отреклась от своих русских корней, выдавая себя за поляков. Так среди польской шляхты появились паны с русскими фамилиями: Проскура, Кисель, Волович, Сокирка, Комар, Ступак и многие другие, а с бывшего Чаплины появился Чаплинский, с Ходуна – Ходинский, с Бурки – Бурковский и т. д. Следствием этого стало то, что этим перевертышам и отступникам были возвращены собственность и должности навечно и они уравнены с польским шляхетством. В благодарность за это приняли они относительно русского народа всю систему польской политики, помогая угнетать его. Главным политическим намерением являлось обессилить казацкие войска, уничтожить их полки из реестровых казаков, в чем они и преуспели. Эти полки, понесшие значительные потери в последней войне, не пополнялись. Казне и казацким селениям запрещалось оказывать им какую-либо помощь. Командиры, превратившись в поляков, допустили в полках многие вакансии. Упала дисциплина военная и весь военный порядок, и реестровые казаки превратилось в каких-то амеб без пастырей и вождей. Курени казацкие, которые были ближе к польской границе, то из-за преследования, то из-за подкупа, наследуя знатную шляхту свою, превратились в поляков и обернулись в их веру. Бедные реестровые казаки, а особенно неженатые и мало привязанные к своим местам, а с ними и почти все охочекомонные, ушли в Запорожскую Сечь и тем ее значительно увеличили и усилили, сделав с тех пор ее местом сбора всех казаков, преследуемых на родине.
В то лихое для Малороссии время, когда все в ней дышало злобой, местью и растерянностью, родилось новое зло, как будто самым адом устроенное на погибель людей. В 1604 году некий проходимец, который жил в доме сандомирского воеводы Юрия Мнишека, назвал себя московским царевичем Дмитрием, о котором давно шли разговоры, что он еще ребенком был убит по указке боярина Годунова, который после этого стал московским царем. Но этот, что назвал себя царевичем, всячески убеждал, что он именно и есть настоящий царевич, который спасся от смерти, поскольку убили другого ребенка, сына попа, подставленного вместо него. В переписке с польскими послами Годунов утверждал, что тот царевич действительно убит, а проходимец, который выдает себя за царевича, на самом деле является лишенный диаконства монах Гришка Отрепьев. Но, несмотря на это, частные и польские интересы победили. Воевода Мнишек, желая видеть свою дочь Марину московской царицей, выдал ее за Самозванца, с которым у них это было договорено, и ради этого он хлопотал за него перед королем и Сенатом. А король с поляками, пользуясь такой возможностью, хотели, сделавши того претендента царем московским, поделиться с ним его царством и удовлетворить тем самым свою злую враждебность к московскому царству. Поэтому было решено выставить все польские силы против сил московских на пользу Самозванца.
Театром военных действий стала северная Малороссия. Московские войска, возглавляемые многочисленными воеводами, боярами, думными дьяками, окольничими и стольниками, первыми вошли в Малороссию и, пройдя приграничный город Севск, переправились через Десну возле города Сиверского Новгорода, минуя его, расположились табором на Новгородских горах на черниговской дороге. Жители новгородские и всей округи со времен их епископа Мжайского и протопопа Пашинского, униженных за благочестие на Брестском соборе, ненавистники униатства и его творцов, были снова обижены поляками тем, что у них отобрали два монастыря – мужской Успенский и женский Покровский, из которых первый преобразован в Базилианский монастырь, а второй – в Доминиканский. Поэтому они не имели никакого сочувствия к полякам и их интересам. Наоборот, врожденное чувство единой веры и единоплеменности вызывало всегда у них симпатию к московскому народу. И поэтому переходу московских войск они не только не препятствовали, а помогали в их нуждах дорожных, раскрыв тем самым свою враждебность к полякам.
Войска польские с Самозванцем шли от Чернигова под командованием Коронного гетмана Калиновского и сиверского полковника Ивана Заруцкого, назначенного королем Наказным гетманом над казацким войском. Они, приближаясь к Новгороду Сиверскому, расположили свой табор у Соленого озера в верховьях глубоких рвов, заросших лесом, которые когда-то наполнялись водой и окружали город.
В первые дни между армиями были небольшие стычки и перестрелки. Наконец поляки начали генеральное сражение. На рассвете поляки ударили с трех сторон по лагерю московских войск. После продолжительного сражения поляки ворвались в него и устроили бойню, выбили войска из лагеря и погнали их к Десне. Здесь московское войско разделилось на две части. Одна пошла вверх рекою и переправилась через Десну, а вторая часть вошла в Новгород и закрыла за собой ворота города. Поляки, преследуя их, подошли к городу начали его осаду. Малороссийские войска с полковником Заруцким, отступив к Преображенскому монастырю, послали к городскому голове Березовскому и ко всем горожанам своих чиновников уговорить их объявить вбежавших в город московских военных пленными и открыть ворота. Однако горожане выпустили их нижними воротами к реке и дали возможность переправиться на другой берег. Поляки же, ворвавшись в город в поисках московских воинов, уничтожали все на своем пути, а узнав, что их выпустили из города, обратили весь свой гнев на горожан. Было учинено всеобщее убийство, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст, мордовали и убивали всех без пощады. Несчастные горожане, не имея оружия, не могли сопротивляться, а только молились богу и своим убийцам, которые в лютой ненависти кололи свои жертвы. Изнасилованные женщины и девушки были перебиты, маленькие дети ползали возле своих убитых матерей и тоже были подняты на копья, или их хватали за ноги и разбивали головы о стены. Одним словом, кровь лилась рекой, а трупы валялись грудами. Некоторые из молодых жителей укрылся в замке на горе, но он не был готовым к обороне, и поляки, войдя в него без сопротивления, убили всех там находившихся, завершив все грабежом города и церкви, пожаром превратив все в пепел.