Он не позвонил и вряд ли когда-нибудь это сделает. Впрочем, если бы он спустя столько времени вдруг решил бы вспомнить о Рите, то она просто бросила бы телефонную трубку. Зачем ей тот Витек, когда на свете существует прекрасный парень с темными волосами, который рисует чудесные картины…
– Ну да… – согласилась Люся, с удивлением выслушав Ритино замечание. – Всякое бывает.
– И что он тебе сказал?
– Много чего… Ну, в общем, мы сначала просто болтали, и я ему рассказывала, как мы в студии пьесу репетируем, потом объясняла, что такое актерская задача… а потом он назначил мне свидание. Идем в какой-то клуб, где будет выступать его любимая группа.
– Здорово! – мечтательно вздохнула Рита. – Как же я тебе завидую, Люся…
Когда она заснула, то ей приснился тот незнакомый художник, которого она видела с тети-Клариной лоджии. «Привет, Рита, – сказал он ей. – Как дела? Может, сходим куда-нибудь завтра?..»
Рита всегда просыпалась с трудом.
Обычно это происходило так – сначала надоедливо звенел будильник. Рита, не открывая глаз, хлопала ладонью по кнопке отключения. Потом через некоторое время забегала мама и требовала, чтобы Рита немедленно вылезала из постели. Еще через какое-то время появлялся папа, уже одетый и готовый к выходу, и трагическим голосом заявлял, что его давно бы выгнали с работы, если бы он столько спал.
«До свидания, папочка!.. – говорила ему Рита. – Встретимся вечером». И продолжала сладко дрыхнуть.
В гостиной цокали каблучки – это мама, тоже уже одетая, забегала за какой-нибудь забытой вещью. «Ах, чуть опять сумочку не оставила дома…» За мамой вился сладкий аромат духов, и этот запах окончательно приводил Риту в чувство. Это значило, что уже восемь часов!
Тогда Рита выскакивала из кровати как ошпаренная, быстро умывалась, одевалась, торопливо запихивала в себя бутерброд и, как сумасшедшая, мчалась в школу…
«Ничего не могу с собой поделать! – жаловалась она Люсе. – Все время опаздываю, как будто меня кто-то заколдовал… Слушай, а может, мне перевестись в ту школу, где уроки начинаются во вторую смену?» «Ты с ума сошла! – возмущалась Люся. – А я? Ты что, бросить меня хочешь?»
Но в этот раз Рита проснулась раньше обычного – с ощущением, что ее ожидает сегодня что-то необыкновенное.
«Ах да, сегодня я снова пойду к тете Кларе…» Поход в тети-Кларину квартиру означал, что она, возможно, опять увидит своего таинственного незнакомца.
Папа с мамой завтракали на кухне, когда туда впорхнула свежая и улыбающаяся Рита. Папа от неожиданности даже уронил кусок яичницы.
– Рита, детка! – удивилась и мама. – Сегодня ты встала так рано…
– А что такого? – пожала плечами Рита. – Надоело все время опаздывать!
Она собиралась особенно тщательно. Рита надеялась, что художник, может быть, посмотрит сегодня в ее сторону – поэтому надо выглядеть соответственно. Натянула на себя новые джинсы песочного цвета, чуть расклешенные книзу. Они слегка тянулись – в них был какой-то процент лайкры, отчего джинсы ловко обтягивали ноги и все остальное. Рита берегла их до лучших времен, но, похоже, эти самые лучшие времена как раз настали.
К этим джинсам Рита хотела надеть короткий топик, чтобы был немного виден живот – а он у Риты был что надо, недаром она в детстве ходила в спортивную секцию. Но потом вспомнила, что Светлана Прокофьевна, классная руководительница и одновременно учительница истории, терпеть не могла, когда на ее учениках была одежда, «не соответствующая школьному распорядку» – так она выражалась.
Светлана Прокофьевна отправляла таких товарищей домой и писала в дневнике зверские замечания специально для родителей, чтобы те обращали внимание на внешний вид своих детей. Борька Воронов однажды пришел в черной майке, на которой был изображен череп и кости. Светлана Прокофьевна отправила его домой и написала в дневнике: «Ребенок путает кладбище со школой. Родители, приобретайте для своего чада одежду только с оптимистической тематикой!» Галька Шалевич явилась в топике и мини (причем было видно тату в виде дракона на ее плече). Историчка немедленно ее выгнала и написала Галькиным родителям следующее послание: «У нас не пляж Малибу! Просьба купить ребенку одежду, соответствующую нашей климатической зоне!»
Рита отложила топик до летних каникул и решила надеть свою любимую рубашку цвета шампанского. То есть она была приятного желто-золотистого цвета, но однажды мама сказала, что этот цвет так и называется – цвет шампанского. Рита надевала ее только в гости и по праздникам, но сегодня, похоже, было тоже что-то вроде праздника. Рубашка очень сочеталась с джинсами.
«Прическа! – недовольно подумала Рита, поворачиваясь перед зеркалом. Все хорошо, но волосы… С волосами надо что-то делать!»
Рита хотела бы такие волосы, какие были у ее подруги Люси, – легкие, послушные, которые еще сами по себе вились от природы. К тому же Люся была натуральной блондинкой!
У Риты волосы были какого-то неопределенного серого цвета, как дым от костра (мама, правда, утверждала, что это редкий пепельный оттенок). Но серый и есть серый! К тому же волосы не слушались расчески и торчали в разные стороны, точно мочалка. Впечатление было такое, что Рита легла спать с мокрыми волосами и они высохли, елозя по подушке.
«Уложить их, что ли?» – с досадой подумала Рита. Она никогда не укладывалась – потому что некогда было, утром вечно не хватало времени.
Но в этот раз она смочила волосы специальным составом и с помощью круглой щетки и фена попыталась придать им надлежащее положение. Рита видела, что именно так делает прическу мама. Для первого раза получилось неплохо! Чуть-чуть косметики – светло-коричневый блеск для губ, прозрачные тени на верхнее веко, чтобы глаза казались больше…
– Ведь можешь, когда хочешь! – удовлетворенно сказала Люся на перемене после первого урока.
Они забрались с ней в зимний сад, который был на пятом этаже. Обычно он был закрыт, но в этот раз кто-то забыл повесить замок на решетку. Люся с Ритой углубились в самые заросли, где стояла маленькая скамеечка.
– Ой, вот финиковая пальма! – радостно воскликнула Рита. – А это, Люсь, знаешь, что? Это бамбук…
– Сама ты бамбук! Я тебе говорю, что ты очень хорошо сегодня выглядишь…
– Что, заметно? – притворно удивилась Рита.
– Еще бы! Классный прикид, волосы… что ты сделала с волосами?
– Да так, немного феном уложила… Люсь, скажи мне честно, как подруга – в меня можно влюбиться?
Люся окинула подругу строгим критическим взглядом.
– Можно, – авторитетно сказала она. – В таком виде, как ты сегодня, очень даже можно…
– Ой, это хорошо, что ты меня поддержала, потому что есть один человек… – Рита не успела закончить, потому что Люся ее перебила:
– Так ты влюбилась, что ли? Точно… рассказывай, кто он?
Рита очень хотела, чтобы на нее обратил внимание ее незнакомец, но ей не приходило в голову, что она сама в него влюбилась. «Нет, ничего серьезного – он мне просто нравится…»
– Я и сама не знаю, – смущенно призналась Рита. – В общем, я его только с лоджии видела. Он, знаешь, такой…
– Понятно, – кивнула Люся. – Только вот что… Одного внешнего вида мало – это я тебе как знаток человеческой психологии говорю… ты должна над собой работать!
– Разве ты знаток психологии? – простодушно удивилась Рита.
– Голицына, не забывай, я потомственная актриса! А актриса обязана знать психологию, иначе как она будет передавать на сцене всякие чувства… нам Роберт Львович объяснял про систему Станиславского!
– А-а! – уважительно кивнула Рита. – Так чего же мне еще не хватает?
– Уверенности в себе. Смотри людям прямо в глаза, ничего не бойся… и походка должна быть уверенной! Ну-ка, пройдись туда-сюда…
– Да тут негде…
– Ничего, ты попробуй!
Рита неуверенно прошлась по узкой дорожке оранжереи.
– Н-да… – вздохнула Люся. – Не очень. Репетируй. И вообще, обрати внимание, как ходят манекенщицы – плечи назад, грудь вперед, голова чуть откинута…
Рита попыталась изобразить эту позу, но едва не упала.
– Ой, как же они ходят… это же неудобно!
– Сначала неудобно, а потом привыкнешь, – сурово сказала Люся. – Ладно, пошли отсюда, а то скоро физика…
В коридоре их догнал Роберт Львович.
– Чернавина, стой! Держи свой текст – только что отксерил… так, теперь бы еще Первухина найти! Кто видел Первухина?!
Роберт Львович был старичком лет семидесяти, маленьким и худеньким, с длинными седыми волосами, и он очень напоминал гнома, каким-то образом попавшего в мир людей. Но стоило узнать его получше, как сразу же исчезало ощущение того, что Роберт Львович безобидный тихий гномик.
На самом деле Роберт Львович был грозным великаном, который метал громы и молнии, если его подчиненные не выполняли его приказов. Он кричал на ребят, которые ходили в его театральную студию, он топал ногами, он ругался: «Бездельники! Лентяи! Опять не выучили свои роли!..» Когда-то Роберт Львович работал в настоящем театре, где был режиссером, но потом вышел на пенсию и теперь вот руководил школьной студией.
Рита каждый раз удивлялась, замечая, как строго режиссер обращается со своими подопечными, почему еще не развалился школьный театр. Все ребята должны были давным-давно разбежаться! Но никто никуда не убегал. Даже наоборот – все любили Роберта Львовича, и о школьных спектаклях гремела слава по всему району. Однажды даже по телевизору показали отрывок из спектакля! Люся не раз говорила, что с таким руководителем можно далеко пойти.
– Но он же кричит! – не раз удивлялась Рита.
– Так его все равно никто не боится! – возражала Люся. – Он не злой. Он просто хочет, чтобы все было на высшем уровне. В сущности, мне после школы будет легко поступить в театральное училище, я уже знаю основы актерского мастерства!
Вот и в этот раз Люся вся расплылась, когда увидела своего режиссера.
– Роберт Львович, давайте текст, я его Первухину передам!
– Не забудешь? – строго спросил Роберт Львович.
– Ну что вы!
– Смотри, а то голову оторву! И чтобы сама свою роль вызубрила назубок…
– Гений! – вздохнула Люся, когда театральный руководитель ушел. С этого самого момента, как у нее в руках оказался текст пьесы, она забыла обо всем на свете, забыла, что они только что обсуждали Ритин роман.
После школы Рита сразу же отправилась в тети-Кларино жилище. Старательно выполнила свои обязанности, а потом выскочила на лоджию, чтобы еще раз посмотреть на незнакомого художника.
– Привет, чудик! – сказала Рита цветку в кадке. – Как ты тут, не скучал в одиночестве?
Темноволосого юноши на лоджии соседнего дома не было. Стоял мольберт, висела испачканная краской рубашка на стене, а самого его не наблюдалось. Рита ужасно расстроилась – она так готовилась к сегодняшней встрече!
«Может, он еще в школе? Или куда-то ушел… а вдруг у него кто-то есть?!» Эта простая мысль только что пришла Рите в голову. «Ну, конечно, чтоб у такого красивого, талантливого – да не было никого? За ним, наверное, девчонки табунами бегают!»
Рита расстроилась еще больше. Ей даже плакать захотелось от досады.
И в этот момент на лоджии показался ее герой.
– Ай! – вскрикнула Рита и спряталась за деревянную створку окна. Впрочем, тут же себя отругала – нельзя же быть такой застенчивой!
Она вышла на видное место, оперлась о подоконник и приняла эффектную позу. «Черт, надо было еще перед зеркалом заранее порепетировать! А что, если у меня сейчас какое-нибудь дурацкое выражение лица…»
Рита покосилась на парня – он и не думал смотреть в ее сторону. Накинув на себя рабочую рубашку, он встал перед мольбертом, сложив руки на груди, и глубоко задумался.
Потом взял кисточку и начал что-то быстро-быстро набрасывать на холсте. Рита вертелась и так и сяк, пока не поняла, что юный художник вряд ли обратит на нее внимание.
«Я буду приходить сюда каждый день… Когда-нибудь он точно взглянет в мою сторону!»
Глава 3
Драма на подмостках
На третьем этаже школы, в отдельном крыле, был большой актовый зал. Там проходили всякие праздники, собрания, выступления и прочие мероприятия. В остальное время он полностью принадлежал театральной студии, которую вел Роберт Львович.
Рита тихонько пробралась в зал еще до начала репетиции – Роберт Львович позволял всем желающим присутствовать на репетициях, главное, чтобы в зале не шумели и не мешали работать.
Но на этот раз из любопытных никого не было, кроме Риты.
Она скромно села в центре зала, положив на соседнее сиденье свою сумку.
На первом ряду располагался Роберт Львович, держа перед собой текст пьесы, а по сцене уныло бродили Первухин, мелкий, юркий Саша Миркин, и Оксана Филипчук из девятого «Б» – толстая девица с длинной косой, закрученной вокруг головы вроде плетеной корзинки. Еще кто-то из ребят возился за занавесом, размещая театральный реквизит…
– Ну, кого на этот раз ждем? – ехидно спросил Роберт Львович, тряся пачкой листов. – Бездельники!
– Чернавина еще не пришла, Роберт Львович, – уныло сообщил Первухин, делая десятый круг по сцене.
– Заболела, что ли? Могла бы и предупредить!
– Да нет, Роберт Львович, она ничего такого не говорила… – со вздохом сообщил Первухин.
– Так, давайте репетировать без нее, – произнес руководитель студии. – Филипчук, ты текст выучила?
– Да, Роберт Львович, – подскочила на месте Оксана. – Только мне там одно место непонятно…
– Ладно, разберемся по ходу дела… Ты у нас кто? Ты у нас кормилица…
– Ага, – кивнула Оксана. – Только непонятно, кого я кормлю? Вроде по тексту я даже на кухню не заглядываю…
– Ты, Филипчук, кормилица Джульетты.
– О господи! – испугалась Оксана. – Она же уже взрослая, Джульетта эта! Что у них там, в Средние века, всех до старости с ложки кормили?!
– Нет, она была в детстве ее кормилицей – ну, что-то вроде няньки, – терпеливо объяснил Роберт Львович. – Джульетта для нее – почти как дочь… ты, Филипчук, должна представлять женщину из народа – простую и веселую. Немного хитрую…
– Ага! – радостно кивнула Оксана. – Это понятно…
– Итак, начинаем! – хлопнул в ладоши Роберт Львович. – Остапова, выходи из-за кулис…
На сцену вышла тоненькая, надменная Остапова – она играла мать Джульетты.
– «Итак, к нам за тебя посватался Парис!» – сказала она, обращаясь в пустоту. – Роберт Львович, а как же без Джульетты? Я вроде как с ней разговариваю…
– Ничего, представь ее рядом – ты же актриса! Так, Филипчук, теперь твоя реплика. Ты пытаешься расхвалить этого самого Париса Джульетте – чтобы она согласилась выйти за него замуж.
– «Я родственник герцога! – энергично воскликнул Саша Миркин, отдавая честь. – Всякая девушка в городе Вероне будет рада стать моей женой!»
– Скройся с глаз моих! – замахал на него руками Роберт Львович. – До твоего выхода еще далеко. Филипчук!
Оксана подошла к краю сцены и сладким голосом пропела:
– «Ну, это, барышня моя, мужчина на славу! Такой мужчина, что объедешь целый свет – лучшего не сыщешь. Не человек, а картинка».
Остапова подхватила:
– «Цветок, каких Верона не видала».
– «Цветок, нет слова. Слова нет – цветок!» – заголосила Оксана, для пущей убедительности прижимая руки к груди.
– Не верю! – закричал Роберт Львович. – Больше эмоций! Вспомните рекламу по телевизору – там какой-нибудь маргарин расхваливают лучше, чем вы жениха для Джульетты! Так, Остапова…
– «Ну как, займешься ль ты его особой?»
В этот момент в актовый зал ворвалась Люся, таща за собой Павлика. «Наверное, только что его из детского сада забрала!» – догадалась Рита. Люся подмигнула ей, посадила рядом брата, сбросила на кресло куртку и помчалась к сцене по проходу.
– «Еще не знаю! – чистым звонким голосом воскликнула она, взлетая по ступенькам, навстречу матери и кормилице. – Надо сделать пробу. Но это лишь единственно для вас. Я только исполняю ваш приказ!»
– Явилась, не запылилась, – проворчал Роберт Львович, впрочем, ругать Люсю он не стал.
Рита с интересом смотрела репетицию. Она приблизительно знала сюжет этой известной пьесы Шекспира – там все дело заключалось в кровной вражде, которая существовала между семьями Монтекки и Капулетти. Ромео и Джульетта принадлежали к враждовавшим кланам, и любить друг друга им было строго запрещено. В конце они умирали – в общем, не самая веселая история.
По ходу дела Рита узнала, что в пьесе было еще несколько персонажей, о которых она не подозревала, – этот самый молодой дворянин Парис, за которого сначала пытались выдать замуж Джульетту, потом ее двоюродный брат Тибальт, которого на дуэли убивал Ромео, еще какой-то монах Лоренцо, который помогал несчастным влюбленным, – хотя, конечно, толку от него никакого не было. Все равно в конце Ромео выпил яд у гроба Джульетты (хотя она не умерла, а с помощью специального напитка только погрузилась в летаргический сон – а Ромео-то об этом не знал, он думал, что Джульетта действительно умерла!).
Потом Джульетта проснулась в гробу и увидела, что рядом лежит мертвый Ромео. Она так расстроилась, что заколола себя его кинжалом. Потом прибежали все родственники, которые сразу поняли, что поступали неправильно из-за того, что враждовали друг с другом, – но, разумеется, было уже поздно. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!»
Рита знала, что пьеса закончится плохо, но, пока смотрела репетицию, все надеялась, что закончится она хорошо – так ей было жаль героев!
Люся играла здорово.
Рита была убеждена, что когда-нибудь Люся станет знаменитой актрисой, как и ее бабушка, Стелла Чернавина. Все были увлечены спектаклем, только Первухин вел себя на сцене неуклюже, как медведь. На Ромео он не был похож.
Когда-то он занимался греко-римской борьбой – крепкий, плотный, с круглой стриженой головой. Он мог бы даже участвовать в поединках сумо.
Рита представляла Ромео другим – высоким, стройным юношей, с большими глазами и темными мягкими волосами до плеч. У Первухина глаза были маленькими и серыми. Совершенно невыразительные глаза! И еще он так смешно таращился на Люсю…
На сцене как раз репетировали сцену на балконе. Вместо балкона притащили из-за кулис деревянный постамент, на котором внизу было написано «Петр Первый». Этот постамент остался от прошлого спектакля, когда ставили «Медного всадника» Пушкина.
– «Как ты сюда пробрался? Для чего? – сжав руки, спросила Люся, стоя на постаменте. Играла она замечательно – как будто она и в самом деле испугалась за своего возлюбленного. Он же пробрался в сад, где живут его враги, – его в любой момент могут убить! – Ограда высока и неприступна. Тебе здесь неминуемая смерть, когда б тебя нашли мои родные!»
– Первухин, твоя реплика! – напомнил Роберт Львович.
– «Меня перенесла сюда любовь! – заорал Первухин. – Ее не останавливают стены!»
– «Кто показал тебе дорогу?» – спросила Люся, протягивая ему руки.
– «Ее нашла любовь!»
Роберт Львович со стоном сжал голову:
– Первухин! Ты же Ромео! Зачем ты ревешь во всю глотку, словно медведь в зоопарке, которого забыли покормить?.. Нежнее надо, нежнее! Перед тобой Джульетта – девушка, ради которой ты готов умереть.
– Что же мне, сюсюкать теперь? – с отчаянием спросил Первухин, не отрывая от Люси глаз. – Девушки любят мужественных мужчин, а не рохлей каких-то там…
Люся, отвернувшись, тихонько захихикала в рукав.
– Чтобы выглядеть мужественно, не обязательно реветь басом и топать ногами! – рассердился Роберт Львович. – Ну-ка, еще раз повторим эту сцену…
Рита оглянулась на Павлика, который сидел в соседнем кресле, – он мирно спал, положив голову на портфель своей сестры.
Потом Роберт Львович сказал, что надо повторить сцены уличных боев, где герои дерутся на шпагах, и попросил лишних удалиться со сцены.
– Ну все, пошли! – запыхавшись, спустилась в зал Люся. – Павлик, проснись! Ну что за мученье с этим ребенком… Павлик!
Павлик открыл глаза и сладко потянулся.
– Ой, Люсенька, ты так хорошо играла! – с восхищением сказала Рита. – Прямо как настоящая актриса!
– Ну, мне еще далеко до идеала… – скромно вздохнула Люся. – Павлик, да вылезай ты из этого кресла!
На сцене тем временем мальчишки рубились на картонных шпагах.
– Ребята, меньше шума… изящнее! – орал на них Роберт Львович. – Первухин, ты же не мясник, зачем ты Миркина пытаешься на куски разрубить? Ты его коли – там, где сердце! Да не там… Сердце, а не желудок!
Первухин с грохотом носился по сцене – так, что пол под ним дрожал.
– Роберт Львович! – орал в ответ он. – Этот Парис поганый… то есть Миркин… он такой юркий, словно обезьяна! Я никак не могу его поймать!
– Изящнее, Первухин, изящнее! – издевательски дразнился Саша Миркин, ускользая от своего соперника. – Оп!
И он сам ловко кольнул шпагой в бок Первухину.
– Роберт Львович, вы скажите ему! Разве было такое в пьесе, чтобы Парис Ромео ранил, а?.. По-моему, там все наоборот!
Люся с Ритой вышли из зала, таща за собой сонного Павлика.
– Я бы еще посмотрела, – сказала Рита. – Они так здорово дерутся!
– Ну их! – фыркнула Люся, небрежно поправив на голове пушистую шапочку. – Кстати, как тебе? Сама связала… Ты посмотри, какая оригинальная форма!
Они остановились перед зеркалом в раздевалке.
– Класс! – Рита взяла шапочку в руки, повертела перед собой. – Люська, она как будто из магазина! Нет, даже не из магазина, а из бутика какого-нибудь…
– Можешь померить, – великодушно кивнула Люся.
Рита надела шапочку на себя. Люсе она шла больше.
– Нет, ты не так, ты чуть-чуть набок…
Павлик рядом сонно клевал носом. В это время по лестнице с грохотом спустился Первухин.
– Люся, ты это… – пробормотал он. – Ты типа уходишь уже?
– Да.
– А мы это… уже порепетировали. Я с тобой.
– Не с тобой, а с нами. Ты видишь, я не одна. – Люся царским жестом указала на Риту и Павлика.
– Да какая разница! – отмахнулся Первухин, быстро натягивая на себя куртку, висевшую в гардеробе. Он так все время таращился на Люсю, что было смешно. Рита вдруг подумала, что он, наверное, оговорился не нарочно. Первухин и в самом деле замечал только Люсю, остальной мир для него не существовал.
Они вышли на улицу. Солнце пряталось за тучи, дул холодный северный ветер и гнал в лицо мелкий колючий снег.
– Ничего себе апрель! – поежилась Рита. – Прямо зима какая-то…
– Да, холодно, – ежась, согласилась Люся.
– Хочешь, я тебе свою куртку дам? – тут же оживился Первухин.
– Чего? – подозрительно спросила Люся. – Это я что же, пойду в твоей дурацкой куртке, которая к тому же… – Она наклонилась, понюхала плечо Первухина. – …пахнет какой-то невообразимой гадостью! Первухин, у тебя вся куртка пропахла каким-то жутким табачищем!
– Это не я… – страшно смутился тот. – Это у меня братан дома курит. Он моряк, недавно вернулся из кругосветки…
– Первухин, меня совершенно не интересуют твои родственники, – строго произнесла Люся. – Но если на репетициях от тебя будет нести табаком, я откажусь с тобой играть!
У Первухина был такой несчастный, испуганный вид, что Рите даже сделалось его жаль. А если бы он знал, что у Люси есть Дэн, он, наверное, расстроился бы еще больше…
Некоторое время они шли молча.
– Первухин, ты чего молчишь? – вдруг опять напустилась на своего спутника Люся. – Идешь с девушками и молчишь! Полагается нас разговорами развлекать…
– Да? Ну, я типа того… – Первухин наморщил лоб, мучительно придумывая тему, которую можно было бы обсудить. – Мне вот интересно – почему его зовут Парис, а не Париж?
– Кого?
– Ну, этого дворянина, в пьесе этого, которого мы сейчас репетируем…
– Шекспира, – подсказала Рита.
– Именно, – согласился Первухин. – Может, это в тексте опечатка? Я хотел сказать Роберту Львовичу, но боюсь, он ругаться будет.
– И правильно боишься, Первухин, – мстительно произнесла Люся. – Потому что таких дураков я еще не видела! А ты, Рит?
– Ну, не знаю… – пожала Рита плечами. – Я думаю, что бывают еще хуже.
– Но почему Парис, а не Париж?! – упрямо настаивал Первухин.
– Париж – это Париж! Город, столица Франции! – заорала Люся – так, что Павлик испуганно отшатнулся от нее. – А Парис – это имя! Имя, понимаешь! Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет…
– Люсь, ты чего? – тихо проговорил Первухин. – Я же так, просто сказал… типа, надо же тебя развлекать…
– Не меня, а нас! Вот еще рядом Рита идет, ты видишь?
– Вижу, – покорно произнес Первухин, не отрывая от Люси влюбленных глаз. – А ты… костюм нашла? Роберт Львович сказал, что на генеральной репетиции все должны быть в костюмах!
– Да, Люсь, в чем ты будешь Джульетту играть? – оживилась и Рита.
При школьном театре была костюмерная – правда, не всегда в ней можно было подобрать подходящий наряд – то размер не подходил, то еще что…