Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)
– Ах, Изабелла Соломоновна, вы просто читаете мои мысли, – сказал главный врач, когда гражданка Кобзарь наконец-то умолкла. – Регистратура – это моя вечная головная боль. Нормальные люди туда работать не рвутся, на такую-то зарплату, а от ненормальных одни проблемы. Прямо и не знаю, что делать…
– А вам по должности положено это знать! – вставила вредная старуха.
– Я понимаю, – не стал спорить Антон Владимирович. – Пора мне, наверное, на пенсию. Вот как пройдет Новый год, так и скажу в управлении: «ищите мне замену и побыстрее». Вы не представляете, как я устал от всего этого! Нет, пора, пора на пенсию!
– Да что вы, Антон Владимирович! – переполошилась Изабелла Соломоновна, при всей своей склочности обладавшая добрым сердцем. – Вы мужчина в самом расцвете сил, и вдруг на пенсию! Да не обращайте вы внимания на эти мелочи…
– Это не мелочи, Изабелла Соломоновна!
– Мелочи, сущие мелочи! И не спорьте со мной. Я, наверное, и сама виновата, терпения следовало бы иметь побольше, не школьница ведь…
Еще пять минут взаимного рассыпания в любезностях – и Изабелла Соломоновна ушла полностью удовлетворенной на неделю вперед.
Свято место пусто не бывает – почти сразу же в дверном проеме нарисовался сердитый мужчина лет сорока, судя по костюму, выражению лица и манере держаться – из мелких начальников.
– Здравствуйте! Вы главный врач?
Интересно, а кого он ожидал увидеть за столом в кабинете, на двери которого красуется табличка: «Главный врач Загеройский Антон Владимирович»? Рентгенолога? Или подросткового врача?
– Я, садитесь, пожалуйста. Слушаю вас!
С такой публикой следовало держать себя строго официально.
– Гармазкин Илья Николаевич, ведущий специалист сектора спортивно-досуговой работы муниципалитета.
«Видно птицу по полету, добра молодца по соплям», – подумал Антон Владимирович, совершенно не впечатленный должностью Гармазкина.
– Я только что был у вашего уролога Сабурова…
Опять этот Сабуров! Антон Владимирович терпел уролога только из-за размеров ежемесячно выплачиваемой им дани. Алкаш, конечно, и грубиян вдобавок, но работать, то есть выколачивать из пациентов деньги, умеет превосходно. Что да то да.
– Он поставил мне диагноз хронического простатита и помимо прочего порекомендовал курс лечебного массажа предстательной железы. Я ответил, что ввиду своей занятости ходить на массаж не могу, тогда доктор предложил, чтобы массаж мне делала моя жена, в домашних условиях. Я был немного шокирован этим советом, но ответил, что моя жена не станет этим заниматься, так как она не имеет медицинского образования, и вообще я постеснялся бы попросить ее о чем-то подобном. Вот вы попросили бы свою жену о подобной м-м-м… услуге?
– Ну, если это нужно для здоровья, то почему бы и нет? – соврал Антон Владимирович.
– Вы, медики, как-то иначе смотрите на эти вещи. Не знаю, не знаю… Ну да ладно, дело не в этом, а в том, что дальше посоветовал мне уролог. Он сказал: «Ну раз так, то найдите себе любовника»! Вы представляете?!
– Что? – не поверил своим ушам Антон Владимирович.
– Найдите себе любовника!
– Вы не…
– Я не ослышался и не преувеличиваю! Я дословно передаю его слова! Хотите, скажу, что я услышал в ответ на требование извиниться передо мной?
– Не надо, – отказался Антон Владимирович. – Я и так могу представить. Вы не будете любезны подождать пять минут в приемной?
– Буду!
Как только ведущий специалист сектора спортивно-досуговой работы муниципалитета скрылся за дверью, Антон Владимирович снял трубку внутреннего телефона и набрал единицу, четверку и семерку – номер телефона в кабинете уролога.
– Сабуров!
– У меня сейчас сидит Гармазкин…
– Какой Гармазкин, Антон Владимирович?
– У тебя еще хватает наглости спрашивать, «какой Гармазкин»?
– А-а, этот хмырь…
– Игорь Сергеевич, слушай меня внимательно и не перебивай! – главный врач еле сдерживался, чтобы не заорать изо всей мочи. – Если ты немедленно не явишься ко мне и не расстелешься в извинениях перед Гармазкиным, то сегодня же получишь на руки трудовую книжку со статьей!
– Что, так сразу со статьей?! – попробовал возмутиться уролог.
– Почему «сразу»? – удивился главный врач. – Ты что, забыл про два строгих выговора – за пьянство на работе и за прогул? Сейчас получишь третий. И клянусь тебе чем хочешь, что я не пугаю, а просто информирую.
– Сейчас приду!
Что-что, а каяться Игорь Сергеевич умел. Исконно русскому человеку так и положено – и нагрешить от души, и каяться так же искренне.
– Простите меня, великодушно, Илья Николаевич… – басил Сабуров, прижав к груди обе ладони.
«Надо же – то якобы фамилию забыл, а тут и имя с отчеством вспомнил!» – подумал Антон Владимирович.
– …сорвалась с языка глупая шу… рекомендация…
– Вы считаете эти слова рекомендацией? – поинтересовался Гармазкин.
– Глупостью я их считаю! Полной глупостью! Абсолютной! И умоляю меня простить! И вы, Антон Владимирович, не сердитесь, пожалуйста, подобное больше не повторится…
Насладившись унижением уролога, Гармазкин сменил гнев на милость и ушел успокоенным. Антон Владимирович завел Сабурова в кабинет и строго сказал ему:
– Ну, то что ты то и дело не можешь удержаться, чтобы не выпить на работе, я еще могу понять – это болезнь у тебя такая. Но вот какого хера ты свой язык так распускаешь, я понять не могу. Если остроумия некуда девать – иди в цирк, клоуном работать! Если же хочешь оставаться у меня, то держи язык, где хочешь, хоть за зубами, хоть в жопе, но воли ему не давай. Вот зачем из ничего на ровном месте проблему создавать?
– Ко мне друг из Астрахани приехал, икорки черной привез, которую сейчас и не купить нигде, – улыбнулся в усы Сабуров. – Я как раз хотел спросить – вы черную икорку уважаете?
– Уважаю, если ей отравиться нельзя…
– Обижаете, Антон Владимирович! – улыбка Сабурова стала шире. – Я первым делом тещу угостил, надо же старших уважать, вчера сами ели. Никаких отрицательных эмоций – одни положительные. Завтра сами убедитесь.
– Иди, работай, – Антон Владимирович дал понять, что инцидент исчерпан.
Третья посетительница была просто дурой. Как еще можно назвать человека, явившегося прикрепляться в поликлинику, не имея на руках полиса обязательного медицинского страхования?
– Я забыла его дома, в Волгограде, вы понимаете – в Вол-го-гра-де? – все повторяла она. – Что ж мне теперь за ним специально ехать? Это такие концы и немалые деньги…
Глубоко посаженные недружелюбные глаза, сжатые в ниточку губы и тяжелый подбородок выдавали в посетительнице человека, руководствующегося в жизни принципом: «а мы постоим – на своем настоим».
– Не хотите ехать – пусть вам его вышлют!
– Так некому высылать! Ну неужели в Москве, в столице нашей родины, мне никто не может дубликат выписать?
– Обратитесь в страховую компанию, которая выдала вам полис, – терпеливо внушал Антон Владимирович. – Не исключено, что в московском офисе вам выдадут дубликат…
– Там точно такие футболисты сидят, – заныла женщина. – Вы все только отфутболивать и умеете…
– Кстати, если вы работаете, то ваш полис вам и не нужен, потому что работодатель обязан получить на вас временный московский полис, по которому вы и будете получать медицинские услуги в полном объеме.
– Мой работодатель меня не оформляет. Говорит, что яйцами торговать можно и так. Вот вы когда-нибудь торговали яйцами на морозе? А?
Тут, на счастье, возвратилась Юля, доложила, что все в порядке, милиция уже ушла, сразу же выдернула посетительницу из кабинета, доходчиво объяснила ей, что без полиса никого, никогда и ни к какой поликлинике не прикрепят, и заняла круговую оборону в приемной. Антон Владимирович вздохнул с облегчением и попросил спасительницу пригласить к нему главного бухгалтера Нину Львовну – по понедельникам у них было заведено совещаться с глазу на глаз.
– На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… – начала главный бухгалтер, еще не успев усесться за стол.
– Так в чем же дело, Нина Львовна? Готовьте, я подпишу.
– И объясните, пожалуйста, вашему Низматову, что воскресное дежурство праздничным не является и в двойном размере никогда не оплачивалось и не будет оплачиваться. Я его в следующий раз просто пошлю! Достал уже!
Доктор Низматов вообще был человеком со странностями. То прямо в халате уйдет из поликлиники на вызовы, то выпишет в качестве снотворного тетрациклин, то вместо «сейчас я осмотрю ваши молочные железы с целью выявления уплотнений и опухолей» попросту скажет «дай сиси потрогать» и нарвется на скандал.
– Приглашаю Джамшида Шарифовича к себе на беседу, – говорила заведующая первым отделением Воскресенская, – гоняю его по всей терапии, рассуждаю з а жизнь и нарадоваться не могу, какой умный доктор у меня работает! А только до дела дойдет – куда весь ум девается.
Увольнять Низматова заведующей не хотелось – он безропотно тянул самый дальний и самый неудобный участок номер тринадцать. Участок этот не только тянулся тонкой нитью вдоль железной дороги более чем на полтора километра (это ж сколько беготни!), но вдобавок был заселен далеко не самым лучшим в смысле побочных заработков контингентом. Люди побогаче старались убраться подальше от железнодорожного шума, обменяв квартиру с теми, кто интересовался доплатой.
– Да не вступайте вы с ним в разговоры, – посоветовал Антон Владимирович. – Отправляйте к Воскресенской. У каждого свой крест, вот он – ее крест. Персональный.
– Главное то, Антон Владимирович, что я половину его слов не понимаю! Как же он с больными-то общается?
– Разве больным от врача разговоры нужны, Нина Львовна? Рецепты им нужны и направления. С этим Низматов справляется превосходно. Его на участке даже любят…
– За что?
– Он душевный, у них в Средней Азии так принято. Всегда спросит как, мол, дети, как внуки, за жизнь поговорит. Хоть и не совсем понятно, но все же. Потому и ползает по вызовам до восьми вечера. Но он у нас единственный участковый врач, получивший в этом году письменную благодарность от пациента. Причем дед не только мне написал, но и в департамент. Хоть и небольшой, а все же плюс нашей поликлинике. Мы ведь привыкли уже, что на нас только жалуются.
– К плохому, Антон Владимирович, привыкаешь еще быстрее, чем к хорошему.
– И не говорите…
После ухода Нины Львовны в кабинет заглянула Козоровицкая.
– Звонила Дунаева, Антон Владимирович, и сказала, что будет подавать на нас в суд.
Дунаева была санитаркой, уволенной за прогулы.
– Пусть подает, Юля! У нас все правильно оформлено…
– Я знаю – оформлено идеально, – улыбнулась Козоровицкая, сама и оформлявшая увольнение по статье. – Просто я подумала, что вам следует быть в курсе.
– Верно подумала, – одобрил Антон Владимирович. – Пригласи, пожалуйста, ко мне Литвинову, Пахомцеву и Баринову. Только не поодиночке, а скопом!
– Сейчас, Антон Владимирович.
Тема для обсуждения с заместителями (главная медсестра это ведь тоже, в сущности, заместитель главного врача) была одна – подготовка к Новому году, иначе говоря, все ли сделано для того, чтобы во время долгих праздников поликлиника работала бы должным образом, без сбоев и косяков. Когда совещание подошло к концу, Пахомцева сказала:
– Не нравится мне наш новый физиотерапевт, Антон Владимирович…
– Всем кто-то не нравится, Татьяна Алексеевна, – оборвал ее главный врач, – кому Сабуров, кому Низматов, а кому и физиотерапевт Данилов. Только мне все нравятся, и знаете почему? Да потому что у каждого из вас голова болит за свою епархию, а у меня одного – за всю поликлинику. Это же не вам звонят из округа и интересуются – решаем ли мы вопрос с физиотерапевтом, потому что есть жалобы как от населения, так и от соседних поликлиник, которые не горят желанием принимать наших больных. Это не вы чуть ли не каждый день слышите: «не можешь обеспечить, не справляешься – уходи». Это не вы отдуваетесь на окружных и городских совещаниях…
Лицо Пахомцевой на глазах наливалось свекольным цветом.
– Так что пора вам всем наконец осознать реалии нашей работы, – демонстрируя начальственный гнев, Антон Владимирович ударил ладонью о стол, – и научиться работать с тем, что вы имеете. Учите, воспитывайте, подтягивайте, на то вы и администрация, но не бегайте ко мне жаловаться! Вы не школьницы, а я вам не добрая мамочка!
– Вы наш добрый папочка! – вставила Баринова, желая разрядить обстановку.
– Спасибо, доченька! – под взглядом главного врача Баринова съежилась, уменьшившись в объеме чуть ли не вполовину.
Выдержав долгую паузу, Антон Владимирович сказал:
– Все свободны!
Заместителей словно ураганом вынесло за дверь.
«Распустились, – подумал Антон Владимирович. – Папочку себе нашли. Тут с двумя родными дочерями не знаешь, что делать…»
Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. Старшая дочь Антона Владимировича развелась с мужем (по правде говоря, он сбежал от нее, не выдержав бесконечных придирок) и теперь страдала от одиночества. Страдала открыто, напоказ, обвиняя родителей во всех своих несчастьях.
– Ольга права, – сказал однажды жене Антон Владимирович, – это мы во всем виноваты. Все баловали, да баловали…
– Дом, это тебе не казарма! – обиделась жена и дулась несколько дней.
Если старшая дочь хотя бы потрудилась получить специальность и работала логистиком в крупной фирме, занимающейся производством упаковки, то младшая продолжала сидеть на шее у родителей. Окончила художественно-промышленную академию, бывшее Строгановское училище и уже который год самозабвенно искала свое место в искусстве. До преподавания в художественной школе или дизайнерской работы не снисходила, считая эти занятия неподходящими для себя. Сидела дома, рисовала какие-то непонятные Антону Владимировичу картины, рассуждала о засилье бездарностей, мечтала о персональных выставках в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, короче говоря постепенно превращалась в непризнанного гения, едва ли не самую худшую человеческую ипостась.
Обстановка дома была не ахти какой, оттого-то Антон Владимирович по поводу и без задерживался на работе, жалея лишь о том, что в восемь часов вечера поликлиника закрывается, и мечтал обзавестись «тихой гаванью» – доброй и непритязательной любовницей с собственной жилплощадью. Увы, судя по всему подобные экземпляры были нарасхват и потребности знакомиться через Всемирную паутину не испытывали. А других возможностей для знакомства у Антона Владимировича не было. Не по ночным же клубам ходить, в конце концов!
Антон Владимирович посмотрел на настольные часы и вспомнил, что сегодня он еще не обедал. Пора бы уже. Он попросил Юлию сварить ему кофе и полез в холодильник за колбасой и сыром.
Обедал он всегда по-походному, сухим пайком, находя бутерброды с сырокопченой колбасой, ветчиной и сыром куда полезнее супов быстрого приготовления.
После обеда тянуло неспешно, без суеты, подумать о чем-то важном. Сегодня Антон Владимирович думал о том, какой новогодний подарок следует подарить Медынской, руководителю окружного управления здравоохранения.
Была у Антона Владимировича такая черта – дарить оригинальные, запоминающиеся, отличные от общей массы подарки. Очень полезная, надо сказать, черта, ведь если запоминается подарок, то запоминается и даритель.
Девяносто девять процентов главных врачей подарят Медынской картину (скорее всего – пейзаж) или какой-нибудь роскошный сервиз. Дальше их фантазия не пойдет. Один процент или около того, используя свою близость с Медынской, подарят ей золото – цепочку с кулоном, серьги или кольцо. Гарнитуров дарить не станут, не тот случай…
Антон Владимирович ломал над подарком голову не менее получаса, пока не придумал подарить красивую шкатулку, желательно – малахитовую или какую-нибудь еще в этом роде. Да, шкатулка, это то, что надо! Ей всегда найдется применение, ведь у каждой женщины есть что положить в шкатулку, ее не стыдно показать гостям и, наконец, ею можно любоваться долгими зимними вечерами… Решено – пусть будет шкатулка. К тому же в ней так естественно будет смотреться конверт со стодолларовыми купюрами.
Антон Владимирович старался поддерживать с начальством не просто хорошие, а, прямо сказать, замечательные, наилучшие отношения. Это всегда оправдывало себя. Как говорил пресловутый крестный отец, дон Вито Корлеоне: «Я верю в дружбу и готов доказать свою дружбу первым».
С подарком следовало поторопиться – до Нового года оставалось всего ничего. «Завтра же уйду с работы пораньше и отправлюсь в центр», – пообещал себе Антон Владимирович.
До пяти часов оставалось немного времени, которое Антон Владимирович уделил изучению новых анкет на сайтах знакомств. Ничего интересного – сплошное дежавю, состояние уже виденного ранее. Непомерные запросы, скрытые за маской непосредственного интереса к жизни, заезженные стихотворения, призванные раскрывать богатый (воображаемо богатый) внутренний мир, фотографии в тошнотворных интерьерах. Мать, мать, мать и еще раз мать твою! А когда-то поначалу казалось, что стоит только зарегистрироваться, как тут же попрет удача – интересные знакомства с романтическими натурами. Так и выходит, что единственная романтическая натура в Сети, это он, Антон Владимирович Загеройский, отставной подполковник медицинской службы, неисправимый идеалист и завзятый мечтатель.
На семнадцать, семнадцать тридцать и восемнадцать часов были назначены собеседования с врачами, пожелавшими работать в поликлинике. Первым шел Денис Анатольевич, кардиолог из сто пятнадцатой больницы, которому на основном месте работы не давали доступа к эхокардиографии, в просторечии – ультразвуку сердца. Антону Владимировичу как раз требовался специалист по эхокардиографии, причем – совместитель, на половину ставки, не более. Осталось определиться с личностью Дениса Анатольевича, ведь далеко не каждый врач годится для работы в поликлинике…
Денис Анатольевич оказался тем, кем надо. Молодой, вменяемый, понимающий намеки с полуслова.
– Каждый сотрудник поликлиники должен приносить ей экономическую пользу, – словно бы вскользь заметил во время собеседования Антон Владимирович.
– Разумеется, – кивнул Денис Анатольевич, – ведь зарплата платится из тех денег, которые привлек сотрудник.
– Многие любят ссылаться на нагрузку…
– Нагрузка – дело поправимое, – Денис Анатольевич отреагировал правильно и был принят на работу в качестве совместителя.
Антон Владимирович стремился к тому, чтобы его поликлиника всегда была на хорошем счету. Хороший счет это не только отсутствие жалоб, но и положительные экономические показатели. Не приписывая нагрузки, хороших показателей не достичь, только приписывать надо с умом. Не диспансеризировать покойников и не принимать лежащих в стационаре. Накладки здесь чреваты…
– Какой график вам бы хотелось? – спросил Антон Владимирович.
– Любой день, начиная с пяти часов, – ответил новый сотрудник, – а в субботу так хоть с восьми до восьми. Смотрите по своим обстоятельствам.
Хороший ответ, правильный, ответ понимающего человека. Не стоит «тянуть на себя одеяло», надо понимать, что в кабинете УЗИ работают и другие врачи, под чей график надо подлаживаться. Нет, чем дальше, тем больше нравился Антону Владимировичу новый «эхокардиографист». Находка, можно сказать…
Находкой оказался и следующий соискатель, претендент на должность участкового врача. Доктор Комординцев отработал в родной Перми на участке двенадцать лет, после чего переехал в Москву, снял на паях с приятелем однокомнатную квартиру и стал подыскивать работу по специальности недалеко от дома.
– Я прирожденный участковый врач, – сказал он. – Мне в стационаре тошно и душно. Найти бы работу на участке, жену с сынишкой в Москву перевезти и можно жить!
– Вредными привычками страдаете, Борис Сергеевич? – поинтересовался Антон Владимирович.
– Исключительно во внерабочее время! – заверил Комординцев.
«Пойдет на третий участок вместо Назарова», – решил Антон Владимирович и сказал:
– В приемной сидит наш кадровик Юлия Павловна. Идите к ней и скажите, что вы взяты на место Назарова.
– Спасибо! – обрадовался Комординцев. – Вы не пожалеете! Я вас не подведу!
– Поживем – увидим, – ответил Антон Владимирович и заглянул в ежедневник, а ну-ка, кто там у него еще?
Третий блин вышел комом. Доктор из Воронежа, двадцать восемь лет, раньше на участке никогда не работала, полгода назад вышла замуж.
«Плавали – знаем! – подумал Антон Владимирович. – Не успеет устроиться, как уйдет в декретный отпуск».
– Вот вы, Александра Викторовна, работали в приемном отделении крупной многопрофильной больницы. Что подтолкнуло вас к мысли о работе на участке?
– Эта работа ничем не хуже других! – ответила Александра Викторовна, сверкнув глазами.
«Да ты еще и с норовом!» – подумал Антон Владимирович и сказал:
– Я не могу принять вас на работу. Мне на участке нужны опытные врачи, которых не надо учить.
– А кто вам сказал, что меня надо учить? – взвилась Александра Викторовна. – Я сама кого хочешь научу!
– Учите на здоровье, только не здесь! – немного грубовато одернул ее главный врач. – Извините, у меня есть срочные дела!
Срочным делом был традиционный «вечерний обход». Антон Викторович имел обыкновение незадолго до ухода обходить поликлинику. Заходить в кабинеты врачей, оценивать обстановку в коридорах, интересоваться, все ли вечерние вызовы обслужены дежурной службой. Он искренне верил в то, что подобные обходы дисциплинируют подчиненных, давая им понять, что главный врач где-то рядом, что его неусыпное око зорко бдит. Если бы он узнал, что эти его обходы сотрудники называли не иначе, как «пробежками Фантомаса», то очень бы расстроился. К счастью, он оставался в неведении. Почему «к счастью»? Да потому что нельзя отбирать у человека его заблуждения. Человек без заблуждений подобен дереву без корней – ему нечем цепляться за реальность. Жалок такой человек и одновременно достоин сочувствия.
После обхода Антон Владимирович вернулся к себе, намереваясь спокойно и не без приятности провести в кабинете оставшееся время – выпить чаю, побродить по Интернету. Но не тут-то было…
– Вам письмо, Антон Владимирович!
Козоровицкая с улыбкой вручила шефу продолговатый конверт без марок. На конверте ровными печатными буквами было выведено: «Главному врачу. Лично». Слово «лично» неизвестный корреспондент подчеркнул дважды.
– Кто принес? – Антон Владимирович очень не любил таких вот писем. От них так и пахло неприятностями.
– Почтенный седой джентльмен. Очень взволнованный. Отдал письмо и трижды предупредил, что оно очень важное.
«Очередная кляуза», – решил главный врач. Леди и джентльмены почтенного возраста нередко излагали свои претензии в письменной форме. В их представлении претензии, изложенные на бумаге, были куда весомее тех же самых претензий, высказанных в устной форме.
Забавы ради Антон Владимирович поиграл в Шерлока Холмса – не стал сразу вскрывать конверт, а внимательно осмотрел его со всех сторон и даже понюхал. Тщетно – никаких сведений, которые помогли бы пролить свет на личность корреспондента, ему найти не удалось. Конверт как конверт. Без отпечатков пятен, стертых ластиком надписей и прилипших табачных крошек. Подумав о том, что на этом конверте обломался бы и сам великий сыщик с Бейкер-стрит, Антон Владимирович аккуратно вскрыл конверт пластмассовым ножичком и достал из него сложенный втрое лист бумаги, исписанный мелким, довольно четким почерком.
Вначале, как и полагалось, шел перечень заслуг корреспондента. Участник подавления антисоветского мятежа в Чехословакии, член КПСС с шестьдесят девятого года, заслуженный рационализатор РСФСР, двенадцать с половиной лет руководил цехом сборки кузовов АЗЛК, председатель домового комитета, заместитель председателя Совета ветеранов…
Далее следовала история взаимоотношений с поликлиникой – сколько лет наблюдается и у каких врачей.
Где-то на середине листа Антон Владимирович добрался до сути: «…эндокринолог Шипягина попыталась сделать меня соучастником преступления, предложив мне получить по выписанным ею рецептам в аптечном пункте бисакодил и панкреатин и отдать их ей. Шипягина объяснила эту просьбу своей маленькой зарплатой и необходимостью постоянно тратиться на приобретение лекарств для больной свекрови…»
Два следующих абзаца дышали праведным гневом человека, который «никогда за свою праведную жизнь не шел на сделки с совестью». В конце письма был указан домашний телефон «для сообщения принятых мер».
«Спасибо тебе, добрый человек, за то, что ты написал мне, а не в департамент здравоохранения, – подумал Антон Владимирович. – Но Шипягина-то какова? Вот дура, так дура!»
Именно, что дура – разве умный человек позволил бы себе так рисковать ради экономии копеечной суммы? Упаковка бисакодила и упаковка панкреатина вместе не дотягивали по стоимости до ста рублей. Совершать, как принято выражаться, уголовно наказуемое деяние ради подобной выгоды, да еще и подставлять при этом всю поликлинику, накликая на нее серию внеочередных проверок? В понимании Антона Владимировича это не лезло ни в какие ворота. Неплохая зарплата, постоянные премии… разве нельзя ей было купить эти чертовы препараты? Добро бы выписала что-нибудь подороже… Хотя не исключено, что подобная практика вошла у нее в систему. Вот паразитка! И что теперь прикажете с ней делать?