Проведя час за компьютером, я не нашла подтверждений моим опасениям. Ни одного сердитого отзыва. Только охи, ахи, благодарности. И многочисленные призывы к толстякам и толстушкам: бросайте маяться дурью, тратить время на гречневые, минеральные и прочие бесполезные диеты, копите деньги и отправляйтесь прямиком к Елене Лукьяненко, вот кто вам реально поможет.
Я бросила затею найти компромат на Елену в Интернете и отправилась спать. Завтра предстоял тяжелый день. Сопоставив даты публикации статей, я вычислила репортера, который начал кампанию против Лукьяненко. Теперь я должна выяснить, как у него возникла эта идея. А дальше будет видно.
* * *К редакции газеты «Голая правда» я подъехала в девять утра. Понятно, что не все журналисты являются на службу по расписанию, с людьми так называемых творческих профессий в этом смысле нелегко. Я не особо надеялась застать Крика Смелого – таким псевдонимом были подписаны интересующие меня статьи – в редакции. Но попытаться стоило.
– К кому изволите, гражданочка? – спросила улыбчивая старушка, занимавшая пост у входа.
– Я ищу Крика Смелого, – громко объявила я.
– Кого-кого, милая? – опешила старушка.
– Журналиста, который подписывает статьи «Смелый Крик», – повторила я. – Настоящее имя мне, к сожалению, неизвестно.
– Что-то не слыхала, – задумалась старушка. – Пять годков тут на табурете сижу, всех впускаю-выпускаю, а такого не встречала. Может, путаете?
– Исключено. У меня и вырезки имеются. Там четко пропечатано – «Смелый Крик». «Крик», я полагаю, заменяет имя, а «Смелый», соответственно, фамилию.
– Не припомню такого. Или новенький кто объявился? – Старушка покачала головой: – За ними ведь попробуй уследи. Что ни день, то катавасия. Вот вчера: сижу я на посту, все как обычно. Документы проверяю, в журнале отметки делаю. А наш издатель вышел и в крик. Куда, говорит, глаза твои глядели, когда ты инвалидов с жалобами пустила? Я, конечно, себя в обиду не дам. Откуда, говорю, мне знать, что они из инвалидского общества, которое вы на той неделе с грязью смешали? Я, говорю, по паспорту состояние здоровья диагностировать не обучена. И знаете, что он мне ответил? – Старушка хмыкнула и, понизив голос, передразнила издателя: – Надо будет, так и фамилии всех тех, о ком мы пишем, выучишь, и в лицо узнавать натренируешься! Потом велел доклад ему лично держать по каждому входящему. А я что? Я разве против? Уж я и расстаралась, чтоб без его ведома в здание и муха не пролетела. – Старушка торжествующе улыбнулась.
Я с удовольствием представила себе, какую веселую жизнь устроила издателю мстительная вахтерша.
– Надолго его хватило?
– Полдня продержался, – с гордостью ответила старушка.
– А теперь? Будете обо мне докладывать или так пропустите? – подначила ее я.
– Надо бы доложить, – хитро прищурилась старушка. – Да жалко человека, пусть отдыхает. Документик давайте, я вас зарегистрирую, и довольно.
Я протянула паспорт, дождалась окончания процедуры регистрации и прошла через турникет. Здание редакции было трехэтажным. Вахтерша подсказала, что журналисты располагаются на самом верху. Туда я и направилась. Лифта в здании не было, зато имелась широкая старинная лестница. Стойки перил и ступени выполнены из металла, щедро изукрашенного коваными завитушками. Деревянные поручни тоже неплохо сохранились, лишь отполировались за годы служения людям.
Редакцию газеты я представляла себе в виде длинного коридора с дверями по обе стороны. За каждой из дверей стол с непременным компьютером в центре, платяной шкаф и груды бумаг на полу. Как же я ошибалась! Третий этаж состоял из одного-единственного помещения, довольно просторного, со столами в три ряда. Впрочем, компьютеры на столах присутствовали, и горы бумаг громоздились по всей комнате, тут я угадала. За столами сидели сотрудники редакции – с первого взгляда я насчитала девять человек.
Меня заметили. Низкорослый, но внушительный господин спешил мне навстречу. Я сделала два шага вперед и остановилась в ожидании. Симпатичная девица, рабочее место которой было ближе всего к лестнице, чуть слышно прошептала:
– Бегите, у вас еще есть шанс спастись!
– Что-что? – удивилась я.
– Спасайтесь, говорю. Если Петрович доберется до вас, заболтает вусмерть. – И по лицу девушки скользнула едва заметная улыбка.
Переспросить второй раз я не успела. Тот, кого она назвала Петровичем, уже приблизился:
– Куницына, опять за свое? Придумала себе развлечение, людей пугать. Лучше бы ты, Куницына, темы для статей выдавала с такой же резвостью, как шуточки про начальство, – поморщился он и сразу переключился на меня: – По какому вопросу? Главного редактора ищете? Это на второй этаж. Или кто-то из журналистов заинтересовал? Может, статью хотите заказать? Недорого. А если серию статей, так и скидочку организуем.
«Похоже, в словах Куницыной есть доля правды. Молчуном его точно не назовешь», – думала я, пытаясь вклиниться в пространную речь Петровича. Это оказалось не так-то просто. Петрович уже оседлал любимого конька и начал посвящать меня в детали такого сложного процесса, как написание статьи под заказ. При этом он махал перед моим лицом руками, будто ветряная мельница крыльями. Мне пришлось отступить по лестнице на пару ступенек вниз, благодаря чему наши головы оказались на одном уровне, и я решительно объявила:
– Нет, я не собираюсь заказывать статью. По крайней мере пока. Я ищу журналиста.
Договорить Петрович мне не дал. Воодушевившись тем, что журналист мне все же нужен, он снова затараторил:
– Вот и отлично. Вы сделали правильный выбор, обратившись в нашу редакцию. Все лучшие профессионалы работают у нас. Любая тематика. Любая направленность. Любая степень сложности. Выбирай не хочу.
– Вот именно! – вырвалось у меня.
– Что «именно»? – переспросил Петрович.
– Не хочу ничего заказывать. И выбирать ничего не хочу. Я ищу конкретного человека, понимаете?
– А зачем вы сюда-то пришли? – осведомился Петрович. – С жалобами на первый этаж.
– Я не собираюсь жаловаться. По крайней мере пока, – повторила я собственную фразу. – Мне бы пообщаться с вашим сотрудником. Смелый Крик – вот кто мне нужен.
– У вас к нему претензии? Недовольны статьей, требуете фактического опровержения? – более сухо спросил Петрович.
– Просто хочу побеседовать с ним, – как можно убедительнее проговорила я. – Это сложно?
– Ничем не могу помочь, – ответил Петрович, растеряв всю доброжелательность.
– Разве он не является вашим сотрудником?
– Он сотрудничает с редакцией вне штата, – нехотя сообщил Петрович. – Появляется у нас не чаще раза в неделю. Предлагает статьи. Мы либо берем и выплачиваем за них гонорар, либо отказываем, и автор уходит ни с чем. На этом наши взаимоотношения заканчиваются.
– Можете поделиться адресом или телефоном вашего внештатного сотрудника?
– Девушка! Милая! Вы же прекрасно понимаете, что это информация конфиденциального характера! – замахал на меня руками Петрович.
– Но хоть имя его я могу узнать?
– Смелый Крик, – с кривой улыбкой отрезал Петрович. – Это его имя. Для всех читателей.
– Что ж, жаль, что не дождалась от вас помощи. Придется искать другие пути.
– Не расстраивайтесь. Отыщется ваш Крик. Коль уж он вам настолько нужен, непременно отыщется, – напутствовал Петрович, провожая взглядом мою фигуру.
Я спустилась на первый этаж, попрощалась с вахтершей и вышла на улицу. Мой визит завершился полной неудачей. Кто ж знал, что издатель целыми днями торчит в помещении редакции? Кто ж знал, что он станет охранять контакты журналистов, как Цербер – вход в царство Аида?
Напротив редакции располагалось кафе с большими окнами – идеальное место для наблюдательного пункта. Но поручить наблюдение некому. Пора ехать к родственникам погибших. Я решила, что вернусь сюда вечером и попробую ближе познакомиться с любительницей розыгрышей Куницыной.
Глава 2
Поскольку благодаря Елене у меня не было нужды тратить время на поиски адресов погибших девушек, из редакции я сразу направилась к дому Качаевой. Ее отец, судя по всему, был не последним человеком в городе. Само название улицы говорило в пользу такого предположения. Любой, кто прожил в Тарасове хоть год, знает Мирный переулок как место, где сосредоточен если не весь бомонд, то большая его часть. Тут и политики, и бизнесмены, и директора крупнейших заводов. Адвокаты, нотариусы, прокуроры и прочая, прочая, прочая. Фамилия Качаев в моей памяти ни с чем не ассоциировалась. Но я ведь не могла знать наперечет всех состоятельных людей Тарасова. Или могла?
Разыскав дом номер семнадцать по Мирному переулку, я сразу поняла, что дело не во мне. Домик был, прямо сказать, неказистый. Замшелые стены, для презентабельности обтянутые маскировочной сеткой, той, что вошла в моду у строительных подрядчиков относительно недавно. Оконные рамы, размалеванные белым, чуть скрашивали унылость фасада. На фоне шикарных новостроек, огороженных высокими заборами с непременной будкой охраны при въезде, домишко выглядел бедным сельским родственником, незваным гостем, заявившимся к столичной родне.
«И почему его до сих пор не снесли?» – успела удивиться я, прежде чем пронырливая бабуля, выкатившаяся из подъезда семнадцатого дома, накинулась на меня с угрозами:
– Не надоело вам шнырять? Ясно же было сказано, дом не отдадим! У нас покровители в Первопрестольной! И бумаги свои мне под нос не тычьте, иначе получите то же, что в прошлый раз.
– И вам доброго здоровья, – церемонно поклонилась я. – Позвольте узнать, из-за чего сыр-бор.
– А то вы не знаете! Нечего тут притворяться, – кипятилась бабуля. – Ходите, ходите, земля вам наша покоя не дает. Вам бы только у людей простых все отобрать да богатеньким раздать. А нас куда? Куда стариков немощных девать, я вас спрашиваю? На помойку? Или сразу в крематорий, чтоб огороды ваши удобрять?
– Качаевы здесь живут? – едва сумела я вклиниться между гневными обвинениями бабули.
Услышав фамилию Качаевых, бабуля мгновенно переключилась в другой регистр и запричитала:
– Так вы к Игнату? Чего ж молчали? Горе-то какое, ох горе! И нужно ж было именно с ним такому приключиться! Один ведь девку поднимал. Жена чуть не в сами роды померла, а он все равно дочку не бросил. И заново не женился. Не хотел, чтобы Настену мачеха воспитывала. А вы Качаевым кем приходитесь? Что-то я вас раньше здесь не видела.
– Подруга Настина, – соврала я, не желая делиться с любопытной бабкой истинной целью визита.
– Подруга? Странно. Я Настениных подруг всех знаю, – заподозрила обман бабуля.
– Я в Тольятти живу. Учились мы с Настей вместе. Вот, узнала про несчастье, приехала соболезнования дяде Игнату выразить.
Этого оказалось достаточно. Приехать из другого города, чтобы разделить горе родственников близкого человека по поводу его кончины, в бабкины времена было обычным делом. Она одобрительно закивала и мигом перешла на «ты»:
– Ты вырази, доча, вырази. Игнат сам не свой ходит. Как Настену похоронил, так и мается.
– Дома он? – спросила я.
– Должон быть. Он теперь только до бакалейного и обратно.
– Пьет?
– Держится. Хлебушек покупает, яички. Когда молочка прихватит. Жить-то надо, – завздыхала с новой силой бабуля.
– А вы из какой квартиры? – на всякий случай спросила я.
– Тебе зачем? – насторожилась бабуля.
Нет, все-таки современные городские старушки уже не так доверчивы, как прежде. Во всем подвох ищут.
– Просто спросила. Понравились вы мне. Редко сейчас встретишь человека, неравнодушного к чужому горю, – избрала я самый выигрышный вариант ответа.
От моей похвалы бабуля расцвела.
– В первой я живу, доча. И запомнить легко, а найти того легче, – засуетилась она. – Время будет, заходи. Чайком тебя угощу, с листом смородинным.
– Непременно зайду. В другой раз, – пообещала я и поспешно ретировалась, пока бабуля не нашла новую тему для обсуждения.
В подъезде было чисто и даже как-то уютно. Квартира Качаевых располагалась на втором этаже. Лестницу, ведущую наверх, недавно ремонтировали. Ступени, подвергшиеся замене, отличались по цвету от своих собратьев. На окошке лестничного пролета колыхались белые кружевные занавески. «А дом-то не такой и запущенный», – подумала я, останавливаясь перед дверью в дальнем конце коридора. Аккуратная кнопка звонка белела на фоне ядовито-зеленой стены. Нажав на кнопку, я приготовилась к долгому ожиданию. Но дверь открылась почти сразу. Подтянутый, еще не старый мужчина смотрел на меня без интереса.
– Здравствуйте. Вы Качаев Игнат? – на всякий случай спросила я.
– Так точно, – четко, по-военному, отрапортовал Качаев.
– Простите, не знаю вашего отчества, – извинилась я, ожидая, что он представится.
– Не беда. Я и имени-то вашего не знаю, – безучастно произнес Качаев.
– Могу я войти?
– Входите, коли есть желание, – разрешил Качаев.
Он пропустил меня в прихожую, захлопнул дверь и предложил:
– Гостиная или кухня? На ваш выбор.
– Гостиная, – ответила я, и Качаев провел меня в просторную, плотно заставленную комнату.
Несмотря на обилие старинной мебели, комната не казалась захламленной. Был в ней некий шарм. Резные этажерки, кожаный диван и кресла с высокими спинками, обрамленными натуральным деревом. Витая хрустальная люстра с неимоверным количеством подвесок. Круглый дубовый стол в центре комнаты покрыт бархатной скатертью с кистями. В целом комната мне понравилась. Хозяин, как ни странно, тоже. Он не производил впечатление раздавленного горем. Да, вид понурый. Да, голос безучастный. Но это и немудрено. Подобную трагедию редко кому удается переболеть меньше чем за год. Качаев дождался, пока я присяду, и только после этого сел сам. Скорее всего, бывший военный, решила я. Выправка, четкие ответы, соблюдение этикета – все это в наши дни можно встретить только среди военных, да и то нечасто.
– Слушаю вас, – первым заговорил Качаев.
– Меня зовут Татьяна, – начала я и тут поняла, что не приготовила никакой легенды насчет цели моего визита.
Встреча с бабулей отвлекла меня, и я напрочь забыла об этом. Качаева, казалось, не смутила возникшая пауза. Он доброжелательно смотрел на меня в ожидании продолжения.
– Очень приятно, Татьяна, – спокойно произнес он, подбадривая меня.
– Как-то неловко обращаться к вам без отчества, – попыталась я выиграть время.
– Игнат Николаевич, если вам угодно. Подполковник в отставке.
– Могу я попросить у вас воды? – внезапно нашлась я.
– Воды? – слегка удивился переходу Качаев.
– Да, воды. Такая жарища.
– Минуту. – И Качаев скрылся на кухне.
Что же мне ему сказать, кто я и откуда? Про Елену как моего клиента я упоминать не хочу. Рядом с горем Качаева ее проблемы выглядят попросту жалко. Намекать на то, что смерть Анастасии, может быть, не несчастный случай, а результат стороннего вмешательства, и ранить отцовские чувства теперь, когда ни малейшего довода в пользу этой теории еще нет, верх безрассудства. Тогда зачем я здесь? Журналистка? Тоже не годится. Наверняка эти стервятники у Игната Николаевича уже побывали, и вряд ли он относится к тем, кто склонен выставлять на обозрение свои эмоции. Что же придумать? Что?
Я лихорадочно искала подходящий повод. И тут мой взгляд наткнулся на стопку газет, аккуратно сложенных на подоконнике. Знакомый заголовок: «Трагическая гибель. Случайность или закономерность?». Идея сформировалась сама собой, и я аж вздохнула от облегчения. Вернулся Игнат Николаевич с закупоренной бутылкой минеральной воды и пустым стаканом. Молча поставил на стол. Я наполнила стакан, сделала несколько глотков.
– Большое спасибо, – поблагодарила я и, демонстративно наморщив лоб, спросила: – На чем мы остановились?
– Мы еще не начинали, – заметил Игнат Николаевич и слегка улыбнулся.
– Да, действительно, – согласилась я. – Не начинали. Что ж, предлагаю начать. Меня зовут Татьяна Иванова. Я независимый эксперт в области разрешения спорных вопросов.
– Очень приятно, – все так же безучастно произнес Игнат Николаевич. – Слушаю вас.
– Игнат Николаевич, понимаю, что вам тяжело возвращаться к этой теме, но не могли бы вы ответить на несколько вопросов относительно вашей дочери? – как можно мягче спросила я и поспешно добавила: – Это не праздное любопытство. Родственники девушек, которые пользовались услугами центра «Триумф», обеспокоены пересудами о системе коррекции веса «Похудей». Все больше горожан склоняются к мнению, что система крайне вредна. Создана инициативная группа, готовая на все для выяснения истины. Если программа «Похудей» наносит организму вред, общественность должна узнать об этом.
– Вы хотите, чтобы я примкнул к вашей группе? – нервно спросил Качаев.
– Нет-нет, – успокоила его я. – Просто вы можете нам помочь. Наверное, вторгаться к вам с моей стороны жестоко, но ведь в программу вовлечены десятки ни в чем не повинных людей. Понимаете?
– Не нужно тратить столько времени на пустые расшаркивания. Спрашивайте. Что смогу, расскажу, в остальном не обессудьте, – по-прежнему безучастно согласился Качаев, и я приступила к допросу:
– Скажите, когда Анастасия впервые обратилась в «Триумф» с жалобами на лишний вес?
– Шесть месяцев назад, – ответил Качаев.
– Ее вес требовал серьезной корректировки?
– Да. На тот момент Настя весила под девяносто.
– Как быстро появились результаты?
– Через две недели. Минус шесть килограммов.
– Сколько времени она посещала «Триумф»?
– Примерно три месяца.
– Сколько составила общая потеря веса?
– Двадцать кило с небольшим.
– Она была довольна результатом?
– Более чем.
– Это как-то отразилось на ее самочувствии?
– Только в положительную сторону.
– Поясните.
– Вместе с лишним весом ушли одышка, повышенное давление и связанные с ним головные боли. Кроме того, Настя обрела уверенность в себе, которой была лишена долгие годы, пока ее вес увеличивался.
– И никаких головокружений, упадка сил или чего-то подобного?
– Абсолютно никакого отрицательного эффекта.
– Вы уверены? Ведь она могла скрыть это от вас.
– Исключено. У Насти от меня не было секретов.
– Почему она ездила на дачу одна? – сменила я тему.
– Ей нравилось бывать на природе. Наши графики не всегда совпадали, вот ей и приходилось ездить одной, – пожал плечами Игнат Николаевич.
– Настя хорошо плавала?
– Как все. Пловчихой не была, но на воде держалась уверенно, – ответил Игнат Николаевич.
Теперь он заговорил медленнее. Было понятно, что воспоминания заставляют его переживать тот злосчастный день заново. Мне хотелось пощадить его чувства, но ответить на мои вопросы мог только он, поэтому я продолжила:
– Накануне поездки Настя не жаловалась на здоровье?
– Настя никогда не жаловалась на здоровье.
– Может, упоминала о повышенной сонливости? Знаете, как бывает. Отработал две смены, а кажется, что неделю из офиса не выходил.
– Настя не жаловалась ни на сонливость, ни, если хотите знать, на головокружения. Судорог в мышцах тоже не испытывала, – не выдержав, взорвался Игнат Николаевич. – Послушайте, хватит ходить кругами. Я прекрасно понимаю, что вас сюда на самом деле привело. Вы ищете доказательства недобросовестной работы сотрудников центра, в котором Настя проходила курс похудения. Так вот, заявляю официально: благодаря этой программе моя девочка была счастлива последние месяцы жизни. Понимаете? Счастлива. Вот вы когда-нибудь испытывали муки оттого, что вас и в глаза, и за глаза называют жиртрестом? А Настя испытывала. В подростковом возрасте это было особенно нестерпимо. И для меня, и для нее. Она страдала от одиночества и сознания своей непривлекательности. Я страдал оттого, что ничем не мог ей помочь. А тут такой прорыв. Как думаете, могу я в чем-то обвинить людей, подаривших моей девочке шанс ощутить себя неотразимой? Я и не стану обвинять. Я на самом деле считаю, что похудение к гибели Насти не имеет отношения. Просто стечение обстоятельств, понимаете? Случайное совпадение, не больше. И знаете еще что? Я рад, что моя дочь умерла не жиртрестом, а стройной, привлекательной девушкой. Считаете это ужасным?
Я не нашлась с ответом. Сидела, тупо уставившись в пол. Прошла минута, а может, все пять. Игнат Николаевич поднялся и произнес:
– Пойдемте, я провожу вас до выхода.
Я послушно встала и поплелась за ним. У самого порога я все же пересилила стыд, взглянула в лицо Игнату Николаевичу и тихо проговорила:
– Я не считаю это ужасным. Честно.
И вышла из квартиры. Игнат Николаевич молча закрыл за мной дверь.
Следующий визит оказался не намного легче. Родители Зинаиды Спицыной пребывали в глубокой депрессии. Добиться от них вразумительных ответов удалось только спустя час. Поначалу они приняли меня довольно тепло. Но услышав о том, что родственники девушек, проходящих курс по специальной программе Елены, беспокоятся о состоянии их здоровья, категорически запротестовали. Зинаида чувствовала себя прекрасно. Иначе они бы первыми забили тревогу.
Родители охотно показали фотографии Зинаиды до и после похудения. Контраст впечатлял. Мать девушки обмолвилась, что у Зинаиды прежде не было серьезных отношений с противоположным полом, а когда килограммы начали убывать, на нее стали обращать внимание молодые люди. Постоянного парня она так и не завела, но стала ходить на дискотеку со школьной подругой. И это был настоящий прогресс.
Как получилось, что Зинаида упала на рельсы? Вслед за Игнатом Николаевичем ее родители списывали это на роковую случайность. Ни слова упрека в адрес Елены и ее программы «Похудей». А о слухах, наводнивших Тарасов после гибели их дочери, Спицыны попросту не знали.
Не могу сказать, что я была сильно разочарована. По большому счету я сама не верила в то, что проблема разрешится так просто. Родственники погибших не имеют претензий к деятельности Лукьяненко. Тем не менее кто-то ловко воспользовался ситуацией и потихоньку пытается разрушить бизнес Елены. Чтобы понять, насколько серьезно сплетни отразились на центре «Триумф» и насколько лакомым куском он является, я должна была лично познакомиться с сотрудниками центра и с их деятельностью. Поэтому я поехала в центр, предупредив Елену о моем визите.
* * *В полдень проспект Кирова пустовал. Сезон отпусков, у тех, кто работает, обеденный перерыв только через час, а жилых домов в этой части города немного. Но в холле центра косметологии и диетологии яблоку негде было упасть. Сотрудники центра, выделявшиеся наличием бейджиков и форменными лиловыми халатами и шапочками, сновали взад-вперед, лавируя в толпе. Посетители заполняли какие-то бланки и выстраивались в очередь перед стойкой регистратуры.
Я остановилась посреди холла, растерянно глядя по сторонам. Что делают здесь все эти люди? Почему предпочитают отдыху на природе хождение по кабинетам и выстаивание в длиннющих очередях? Ответ лежал на поверхности. У восьмидесяти процентов собравшихся размер одежды был больше пятидесятого. Львиную долю посетителей составляли женщины, но и мужчин хватало.
– Могу я вам чем-то помочь? – услышала я приятный голос, а развернувшись на сто восемьдесят градусов, увидела его обладательницу. Молоденькая, лет двадцати двух. Стройная фигурка. Собранные в строгий пучок светлые волосы. Серьезные глаза и приклеенная, профессионально отработанная улыбка.
– Я ищу Елену Лукьяненко, – сообщила я.
– Боюсь, Елена Вениаминовна сегодня не принимает. Но вы можете обратиться к любому из пяти ее ассистентов.
– Нет, мне нужна именно Елена, – настаивала я.
– Правила центра предполагают предварительную запись. И первый прием всегда проводят ассистенты. По его итогам они записывают клиента в очередь к Елене Вениаминовне. Срочность зависит от сложности случая, – терпеливо объяснила девушка.
– Диана, не могли бы вы доложить Елене Вениаминовне, что в холле ее дожидается Татьяна Иванова? – прочитав имя на бейджике, попросила я. – Уверена, меня она примет.
– Как, вы сказали, доложить? – напряглась девушка.
– Татьяна Иванова.
– Пойдемте со мной, – поспешила исправить оплошность Диана. – Елена Вениаминовна дала четкие указания на ваш счет. Прошу прощения, сразу не сообразила, что вы не по программе «Похудей».
Диана виновато улыбнулась, стараясь сгладить неловкость. Я сделала вид, что не обратила внимания на ее смущение. Диана секунду поколебалась, будто решая, стоит ли что-то добавить. Но вместо этого указала на широкую лестницу и первая двинулась к ней. Мы поднялись на второй этаж, прошли узким коридором и остановились перед двустворчатой дверью с золотой табличкой, на которой значилось одно-единственное слово: «Кабинет». Ни фамилии, ни должности. Мне это показалось странным. Я почему-то думала, что на кабинете Елены будет длинная надпись, перечисляющая все ее звания.