Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник)

– Велю, велю. Кто старое помянет, Кузьма, тому глаз вон. Видишь, пришло время, когда не я к князьям стал ездить, а они ко мне. Значит, Залесье – уже не такой медвежий угол.

Изяслав переменам поразился, хотя и стояла снежная зима, было видно, сколько построено и сколько еще не достроено. Всюду слышался стук топоров, Залесье рубило новые и новые избы и терема. Глядя на то, как почти в каждой деревне по пути мужики сидят с топорами на будущих крышах новых изб, князь пытался понять, что это? Не может же быть, чтобы столько новых насельников было в Залесье? Вокруг Суздаля деревни, что твои грибы по осени, куда ни кинешь взгляд, всюду избы и даже церкви стоят.

Изяславу объяснили: может! Насельников в Залесье действительно очень много, кого-то князь в полон привел да землю дал, кто-то сам сбежал от половецких набегов, а кто и из других княжеств пришел, прослышав, что смердам у князя живется легче и порядка больше.

И это он готов был променять на беспокойный Переяславль? – мысленно дивился Изяслав, но потом вспомнил, что не променял ведь, оставил за собой и то, и другое. А дань, что обещал Великому князю платить от Суздальской земли, как только все переменили, выплачивать вовсе перестал. Сколько лет уже Юрий Суздальский ничего Киеву не платит? Получалось чуть не десяток! Конечно, ему есть на что строить…

Сам князь Юрий Владимирович встретил приветливо, вышел на крыльцо, ждал, когда Изяслав передаст поводья лошади, взбежит по ступенькам, но сам не спустился. И верно, слишком много чести, чтобы дядя ради племянника вниз спускался. И хотя они были ровесниками, положение младшего обязывало Изяслава самого подняться.

Ладно, ради Переяславля он готов и поклониться даже…

Сначала беседа шла общая, о киевских новостях, о житье-бытье, о жене и детях…

– А ты так и живешь вдовцом? Жениться-то не собираешься?

Юрий хохотнул:

– На ком? Кто мне свою дочь отдаст? Разве половчанку какую найти, да не хочется, была уже. – И вдруг озорно блеснул глазами: – А я вон, как отец, заморскую невесту себе сыщу, чтоб императорских кровей была!

Сказал и забыл, чтобы через некоторое время вспомнить и действительно жениться на византийской принцессе.

О сыновьях говорил с гордостью, как о своей надежде и опоре, мол, есть кому и княжество оставить, и за другие побороться. Сказал и смотрел, ожидая, что Изяслав ответит. Племянник своих мыслей не выдавал. Сходил в баньку, посидел за столом, много о чем поговорил и что выслушал, только главного, для чего проделал такой длинный путь, все не произносил.

Он ожидал увидеть неуверенного в себе князя-отшельника, ведь Юрий с тех пор, как вынужден был оставить Переяславль и вернуться в свое Залесье, в Киеве не показывался. Но одно дело – не показываться, когда о тебе просто не вспоминают, как бывало много лет, пока правил Мономах и тем более Мстислав, и совсем другое – теперь, когда в Киев ему и показываться опасно.

Смотрел Изяслав на своего крепкого, рослого, сильного дядю и понимал, что они равны и Юрий никогда не подпустит его впереди себя к великокняжескому престолу. И молчал Изяслав не потому, что не мог решиться начать трудный разговор, он не мог решить для самого себя – стать союзником Юрия Суздальского против Ольговичей или, наоборот, его противником в союзе со Всеволодом Ольговичем?

Юрий то ли понимал его колебания, то ли просто так смотрел с легкой усмешкой, но не торопил.

Потом они ездили на охоту, Кузьма расстарался, выгон получился хороший, поохотились славно, и банька была, и девка в ней… Но озабоченный взгляд не оставлял Изяслава.

Когда возвращались в Суздаль после очередной поездки по округе, с удовольствием вдыхая легкий морозный воздух, любуясь искрящимся снегом, укрывшим деревья огромными белыми шапками, и думать ни о каких делах не хотелось, Юрий вдруг поинтересовался:

– Ты чего приехал-то, про Переяславль спрашивать?

Изяслав напрягся и промычал что-то непонятное. Юрий усмехнулся:

– Переяславль держи под собой, возражать не стану, сам ушел, а вот в Киев не пущу. Вячеславова очередь.

Сказал и смотрел внимательно на племянника. Тот фыркнул:

– Вячеслав удрал оттуда и возвращаться не собирается, слаб он.

– Зато я силен!

– Тебя не пустят.

– Кто?

– Ольговичи.

– А Мономашичей со счета сбросил?

Изяслав понял, что союза не получится, дядя не собирается биться за него, как делал это за своих братьев.

– Из Мономашичей только вы с Вячеславом остались.

– А вы, значит, Мстиславичи и Мономашичами себя не признаете?

– Мы Мстиславичи!

– Изяслав, запомни одно: сам на тебя не полезу, Мономах так завещал, я его слова до гроба помнить буду, но и себя в обиду не дам, поперек не вставай, не посмотрю, что племянник. И Залесье не трогайте, Всеволод уже получил по зубам, это же и других ждет, даже если вы все вместе соберетесь. За мной не просто дружина, за мной все они, – Юрий показал на видневшиеся вдали дома какой-то деревеньки, лес за полем, за которым наверняка еще много деревень и городов, в этом Изяслав уже не сомневался. – В Залесье люди лучше живут, чем во многих других местах, и знают, что мне многим обязаны, а потому стоять за себя будут особо крепко. Запомнил?

Изяслав фыркнул:

– Посмотрим!

Глядя вслед пришпорившему коня племяннику, Юрий даже плюнул в сердцах! Всеволоду Ольговичу удалось отделить Мстиславичей от Мономашичей, и это было главной его победой, потому что можно завоевать города и земли, но, объединившись, князья могли отбить все обратно, а вот если меж собой дружбы нет, то и завоевывать не обязательно. Всеволод просто передавит Мстиславичей по одному, даже этого заносчивого и уверенного Изяслава.

Догнал племянника, поинтересовался еще одним:

– Ты с Всеволодом на чем сговорился? Небось, ежели меня уломаешь его Великим князем признать, то он тебя своим наследником назовет?

Изяслав мысленно ахнул от такой Юрьевой прозорливости, но не ответил, только головой дернул непонятно. Уже не радовал ни прекрасный зимний денек, ни яркое солнце, ни голубое небо.

– Пусть будет Великим князем, если Вячеслав усидеть не смог, право Всеволода, он старший из Ольговичей. Только ты зря надеешься, что станешь Великим князем вслед за ним.

– Ты не позволишь? – все же запальчиво выкрикнул Изяслав.

– Нет, Ольговичи не дадут. Мешая мне стать Великим князем, ты отсекаешь всех Мономашичей. Изяслав, запомни: есть Мономашичи и Ольговичи, Мстиславичей Ольговичи по отдельности передавят.

Изяславу надоело слушать поучения дяди, и он спросил в лоб:

– Станешь крест Всеволоду на Великое княжение целовать?

– Нет. Он и без моего целования Великий князь. К чему тебе-то за него стараться?

– Ты не боишься остаться один против всей Руси?

Наконец он выказал настоящую угрозу! Юрий даже коня остановил, пришлось встать и Изяславу.

– Всей Руси? Я никого не задеваю и впереди законных наследников не лезу. Всеволод рад бы со мной заратиться, да только повода нет и силу мою ведает. Я тебе не зря суздальские окрестности показал, ныне почти вся земля такова, не пустынна она, уже богата и деньгами, и людьми. Думал, увидишь главное, но ты ничего не понял. Нет, я не боюсь остаться один, потому как не один, со мной вон они, – князь снова кивнул на деревеньку.

– Скажешь, тебе и до Киева дела нет?

– Есть. Но эту землю никому не отдам, своим сыновьям и внукам оставлю. И несправедливости в Киеве тоже не потерплю, когда смогу – вмешаюсь, будь уверен. А пока я никого не задеваю, чего со мной воевать?

Он заметил, как у Изяслава даже кулаки сжались. Ясно, племянник приехал к дяде за поддержкой, а о том не подумал, что у самого дяди прав куда больше на Киев, чем у племянника. Э-эх… свернет тебе шею Всеволод и не поморщится!

Но все произошло немного не так…

Вечером Изяслав, трезво рассудив, что ссориться с сильным суздальским князем ему не резон, попробовал зайти с другой стороны.

– Ты вот о Мономашичах твердишь как о едином целом, а мы ведь врозь. Кабы объединились Мономашичи с Мстиславичами, так и сподручней против Ольговичей выступать.

Юрий вздохнул:

– Сам все время о том думаю. Да только как объединяться? Ты вон на Киевский стол стремишься, а очередь Вячеслава, потом моя…

Изяслав неожиданно вскочил из кресла, в котором сидел, почти забегал по горнице:

– То-то и оно, что сами с дядей не сидите и меня не пускаете! Одного под зад пнули, сбежал из Киева, точно вор от собак, второй очереди ждет, а Ольговичи тем временем всю Русь под себя взяли! Не моя очередь… Очереди ждешь? Ну, жди! Тогда мне не мешай!

Юрий только головой качал сокрушенно. Но кроме него в горнице были еще два слушателя – сыновья Юрия, Ростислав и Андрей. Смотрели они по-разному, Андрей – с легкой усмешкой, зато Ростислав так впился глазами в Изяслава, и только уважение к отцу заставляло его сидеть на лавке, а не бегать рядом. И все же не выдержал:

– И верно, отец, надо супротив Ольговичей всем вместе выступить и Киев отобрать у Всеволода! Дед же не в очередь правил. И Мстислав тоже.

– Не в очередь, говоришь? Для того надо быть Мономахом, чтоб самого позвали, или Мстиславом, чтоб одного имени боялись и уважали. А я в Залесье сижу, меня Киев и знать не знает, а Изяслав вон по всей Руси мотается, то там, то тут. Против Всеволода выступать не смогу, он вместо Вячеслава по лествице сел, он меня старше. И против Игоря, его брата, тоже не буду, а вот дальше моя очередь, тогда никого не пропущу. – Он вдруг поднял глаза на Изяслава, и племянник почти содрогнулся от твердости взгляда. – И тебя тоже. А дедину и отчину нарушать нельзя, стоит один раз нарушить, снова Русь кровью захлебнется. Станем меж собой биться, те же половцы снова придут. Киев должен передаваться по праву и безо всяких захватов.

Неожиданно из своего угла откликнулся Андрей, фыркнув:

– Дался вам этот Киев!

– Как это? – не понял его старший брат. – Там Великое княжение. Киевский князь Великий.

– Назови и себя Великим, кто тебе мешает?

Но Изяслава не интересовало то, что скажет сын Юрия, он гнул свое:

– Но и тебе, чтобы на великокняжеском столе усидеть, помощь сородичей будет нужна. Не боишься один остаться?

– Ты уж спрашивал. Не боюсь, у меня вон они есть, – кивнул в сторону сидевших сыновей. – А ежели все по правде делать буду, то кто меня укорить сможет? Кто против встанет?

– Я! Правды ищешь? Так вот, правда в том, что ныне Киев у сильнейшего, а не у старшего!

Суздальский князь остался спокоен:

– Вот я его и возьму, но только когда время придет.

Убедившись, что никакого сговора с дядей не получится, Изяслав только рукой махнул. Разговора и тем более уговора не получилось. Юрий желал все делать по лествице, а значит, сесть на великокняжеский стол после Всеволода и Игоря сам. Но Изяслав слишком хорошо знал Ольговичей, чтобы не понимать, что те будут держаться за Киев зубами, да и сам не собирался уступать дяде это княжение. Лествица… да этот дедов обычай – ровно железная чушка на ногах у утопленника, не дает воли никому!

Долго еще, до самого утра мысленно спорил с Юрием Изяслав, словно не ему, а себе доказывая собственное право сильного взять Киев после Всеволода Ольговича. Сидит себе медведем в Залесье, а руки тянет к Киеву! Земля ему тут нравится…

Изяслав не желал сам себе признаться, что его просто потрясло то, что сделал с Залесьем за прошедшие годы Юрий Владимирович, как встало княжество, как разбогатело. Ворчал: вот пусть бы и занимался своим княжеством, чего же в киевские дела мешаться? Утром попробовал снова сказать об этом Юрию, мол, неужто тебе Залесья мало, что на Киев метишь? Князь усмехнулся:

– Да ты к чему все разговоры ведешь? В Переяславле сел, меня не спрашивал, Всеволода Великим князем признал, тоже со мной не советовался. А теперь чего хочешь, чтобы я обещал тебя Великим князем в обход себя сделать?

И тут произошло неожиданное, Изяслав увидел перед собой здоровенный кукиш, скрученный Юрием:

– А вот это видел?! Как моя очередь до Киева дойдет, так и сяду, и никто, слышишь, никто, даже ты, не сможет меня не пустить! А Залесье… вон сыновьям оставлю, они у меня крепкие!

Изяслав, сначала обомлевший, после таких слов метнулся наружу, крикнул своим дружинникам, чтобы спешно собирались:

– Ноги моей здесь больше не будет!

Юрий произнес сквозь зубы:

– А я тебя и не звал…

Уже сев на коня, Изяслав вдруг обернулся к князю Юрию Владимировичу:

– Знаешь, как тебя в Киеве прозвали? Долгоруким! За то, что к южным землям тянешься из своего медвежьего угла.

Мстиславич тронул коня, не дожидаясь ответа, но все же услышал в ответ хохот Юрия:

– А я и южные к своему медвежьему углу присоединю! А тебе, так и быть, деревеньку поглуше выделю.

Изяслав стиснул зубы и изо всех сил врезал коню в бока, словно тот был виноват, что дядя не захотел уступить очередь племяннику и поддержать его против нынешнего Великого князя.

Глядя на облачко снега, взметнувшееся под копытами коней, уносивших Изяслава с его спутниками, Юрий вдруг заинтересованно спросил Андрея:

– Что ты там о Великом княжении говорил?

Андрей, не менее Ростислава похожий на деда Аепу, такой же скуластый, с узкими глазами под нависшими веками, большой верхней губой, чистый степняк, ростом удался в отца – высокий, крупный, был отменным воином, но держался всегда спокойно, вывести его из себя было трудно. Вот и сейчас едва ли не лениво откликнулся:

– Это раньше Великого князя все слушались, а теперь? Давно уж каждый князь – сам себе хозяин, к чему и Великое княжение? А хочется зваться, так назови сам себя Великим.

– Великий оттого, что под ним другие князья есть.

Юрий сказал просто, чтобы что-то сказать, он понимал правоту сына, но принять ее не мог.

– Суздальская земля велика, посади по разным городам сыновей, вот тебе и будут князья, которые под тобой.

– Как тебе такое только в голову пришло? Русь развалить предлагаешь? Да мы и едины только потому, что под Киевом ходим, а ежели каждый сам себя Великим в своем княжестве назовет, так и станем все врозь.

– А ныне не так?

– Тьфу! – Юрий даже плюнул, повернулся и ушел к себе.

Андрей остался стоять на крыльце, все с той же спокойной усмешкой глядя вдаль.

Изяслав Мстиславич приезжал только ради одного: получить от отца обещание поддержки, когда станет Киев воевать. Отец правильно сделал, что не обещал, ни к чему. Но и самому отцу ни к чему Киев, как он этого не видит? Лучше бы вон, как дядька Шимонович предлагал, объединился с Новгородом, взял бы его под свою защиту, было бы богатейшее княжество, и никакой Южной Руси не надо.

Да и без Новгорода Залесье давным-давно живет своей жизнью, так и дальше нужно. Зачем отцу Киев?

Из задумчивости его вывел старший брат, тоже вышедший на крыльцо.

– Эх, зря отец с Изяславом поссорился! И к Великому князю тоже лучше бы ближе держаться.

– Зачем?

– Удел даст. Князем будешь.

– Бери вон Ростов или вообще Кучково, ставь град и зовись князем.

– Чего?! В этом углу? Нет, туда, на Русь, надо…

– А здесь что?

– Не понимаю я тебя, Андрей. Сидишь в своем Владимире, точно медведь в берлоге, даже Суздаль для тебя не свой. И как может в Киев не тянуть?

– Я родился здесь, здесь вырос, здесь на коня сел.

– Да ведь Переяславль и Киев отчина и дедина.

– А отчина-то с чего?

– Ну, дедина.

– У нас с тобой дедина и степи половецкие, что, их тоже воевать? Нет, Ростислав, по мне так поставить еще грады по Залесью, и лучше ничего не надо, а за Киев пусть глотки друг дружке дерут. А еще лучше – вообще сжечь этот Киев, чтоб раздором не был!

– Тьфу на тебя! Что говоришь-то?

Никто тогда не знал, что Андрей Боголюбский так и сделает, став после отца Великим князем (к чему вовсе не стремился), он действительно разорит Киев и… уйдет в свое Залесье, объявив, что отныне Великий князь живет во Владимире! Но до этого пройдет еще так много лет и случится много событий.

Юрий задумался о другом: Андрея давно пора женить, только на ком? Почему-то вспомнилась дочка казненного им Степана Кучки, хороша девчонка! Боярышня ведь. Вспомнил и о самом Кучкове, давненько там не бывал, с тех самых пор. Кучковский посадник исправно возил дань, сказывал, что дела идут во всем хорошо, хозяйство крепнет.

Решено, надо съездить в Кучково и Андрея с собой взять. Что он там говорил о том, что сыновей надо по градам посадить? Кучково – не град, конечно, но можно ведь и поставить, а место отменное, предки Степана Ивановича не ошиблись в выборе, угол, который образовывала Неглинная, впадая в Москову, для крепостицы лучше некуда.

Сказано – сделано, не успел затихнуть топот копыт удалявшегося князя Изяслава, как Юрий уже отдавал распоряжения готовиться к поездке в Кучково. Андрей подивился:

– С чего ты вдруг собрался?

– И ты поедешь, твоя земля будет. Сбирайся.

Сын только плечами пожал.

В Кучкове действительно был порядок, посадник сумел не растерять достигнутого Степаном Ивановичем. Когда подъезжали, Юрий вдруг поморщился:

– Кучково… назвать бы как иначе. Как реку-то зовут?

– Москова.

– Вот и будет град Москов.

На боярском дворе тоже порядок, гостей, вернее, ныне хозяев, вышла встречать сама Кучковна. Рот старалась не открывать, скрывая дыру вместо зуба.

– А где боярышня и Степановичи?

– Сейчас будут…

Да, говор у Кучковны теперь шепелявый. Испортил такую бабу!

Сама Кучковна осторожно разглядывала Андрея Юрьевича. Телом высокий, крупный, в отца, а вот обличьем в деда по матери – степняк степняком, точно не русский князь, а половецкий хан. Кучковна никогда не видела половецких ханов, но самих половцев видела.

Первыми пришли младшие боярские сыновья, заметно подросшие за те годы, что князь их не видел. Поприветствовав, встали в сторонке, чуть смущаясь и кося глазами на Андрея. Они были совсем юными, но на подбородках уже начали пробиваться бородки. Князю понравились юные чистые лица, красивые у Кучки сыновья, и глаза умненькие, не то что у некоторых боярских детей, пока что разъяснишь, взопреешь. А не взять ли их к себе?

И тут в хоромы вошла девушка, вмиг показалось, что стало даже светлее. Гости как зачарованные смотрели на боярышню, светлая коса, змеей скользнувшая на грудь при поклоне, нежная чистая кожа с румянцем, темные пушистые ресницы, брови вразлет…

Юрий, хмыкнув, шагнул ближе, попросил:

– Глаза-то подними, не косая небось.