Причастие птичьего языка (сборник)

Иногда город становился совсем прозрачным и казался зыбким тревожным миражом, закутанным в голубоватую дымку статических балтийских туманов. Я не понимал, отчего такое происходит, почему тяжёлые каменные мосты, массивные брандмауэры и громадные соборы, увенчанные высокими куполами, предстают в памяти почти невесомыми, словно рождены не в кирпиче, камне и мраморе, а в лёгких аккордах звенящих мелодий и танцующих ритмах поэтической строки. А может быть и вправду оттого, что столько музыки, столько прекрасных стихотворений было посвящено городу, что его стало уже невозможно воспринимать, не учитывая мнения тех, чьим чувствам нам свойственно доверять.

Человек, как любое существо испытывает давление окружающей среды. В комфортной для себя среде он этого давления не замечает. Поэтому, если ты хочешь сделать Питер своим, необходимо стать его неотъемлемой частью, уравновесив в себе культурное влияние города и его непобедимую склонность к обновлению встречным стремлением к совершенству.

Потер – особенный город, непохожий ни на какой другой. Это приходит в голову даже скептикам, которым довелось увидеть его воочию. В чём же особенности этого, столь исключительного, даже, пожалуй, неповторимого явления?

Вспомним, как создавался город. Он возникал не из людской стихии намерений и произвола, случайных прихотей и частных решений сильных мира сего. Он создавался по воле великого человека, преобразовавшего Россию, вытянувшего её из средневековой отсталости, утвердившего примат науки, искусства и общественного просвещения. Посыл Петра был продолжен его последователями, упоминать которых нет смысла – мы все хорошо знаем эти имена. Их стремления и чаяния можно было бы кратко проиллюстрировать строчкой из Библии: «Не нам, Господи, не нам, а имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей». В Петербург были призваны лучшие зодчие, талантливейшие учёные, замечательные художники и музыканты, почтительно упоминаемые в императорских указах как «именитые граждане», для которых создавались благоприятные условия работы и жизни.

Хотя со времён Александра I такая тенденция прослеживалась не столь определённо, внимание императорских особ обратилось к иным проблемам и иным вызовам, но в Петербург по-прежнему стекались специалисты многих отраслей знания и искусства в надежде раскрыть здесь свой талант, посвятив своё призвание благородному делу общественного служения.

Стоит ли удивляться, что этот форум создал вокруг себя не только необычный город, проникнутый передовыми идеями и достижениями человеческой мысли, здесь возникла неповторимая интеллектуальная и культурная среда, в которую так или иначе втягивались все городские жители, создавая этот особенный вид: петербуржцы, питерцы, ленинградцы.

Между материальной и духовной культурой существует, на первый взгляд неочевидная, но нерасторжимая связь, позволяющая проносить идеологемы и смыслы через память многих поколений. Это только кажется, что камни молчат и ничего сами по себе не означают. Недаром же во времена перемен имеет место варварская традиция крушить памятники и уничтожать символы былого жизненного уклада, в надежде измениться и переосмыслить жизнь.

Питер не сильно пострадал от подобного варварства. Меняясь, он сохранял и прежние, присущие ему черты. Так и создавалось неразделимое во времени пространство петербургского мира, вбирая в себя всё лучшее и не замечая случайного.

Во времена, которые меня здесь интересуют более всего и на которые пришлись мои студенческие годы, у города наличествовало ещё одно субстанциальное измерение. Можно было бы определить его как гуманистическое, но боюсь, чтобы верно описать его особенности потребуется весь сложнейший инструментарий точных наук, не иначе. Давно замечено, что люди не понимают друг друга в своих идеологических воззрениях не оттого, что не способны в должной мере оценить те или иные способы функционирования социальных форм, а оттого, что не понимают, какой народ и какие люди должны им соответствовать.

«Наступит ли царство добра и справедливости на земле?»

Разумеется, в обществе, которое предпочитает Варравана, всегда будет торжествовать правда Понтия Пилата, всадника Золотое Копьё. Но в Ленинграде в конце Меловой Эпохи возникает удивительный социально-культурный феномен – ленинградцы.

Слово «ленинградец» было наполнено таким множеством смыслов и значений, что выходило неоправданно далеко за рамки простого обозначения территориальной принадлежности. Его с уважением и пиететом повторяли во всех уголках необъятного Союза, и его носителю приходилось, подчас, очень нелегко, чтобы в полной мере оправдать завышенные ожидания. Но к чести ленинградцев, они редко разочаровывали тех, у кого находились в гостях.

В ленинградцах в первую очередь видели людей образованных, с изысканными манерами и хорошим вкусом, людей независимых и самодостаточных. Многие полагали, что питерским жителям присуща дежурная учтивость и вежливая отстранённость – это нередко оказывалось правдой, но и то, и другое охотно прощалось и даже воспринималось большинством как особое достоинство. Считалось, что именно благодаря своему характеру жители Великого города во времена войны и блокады являли массовый героизм и становились образцом стойкости и несгибаемой силы духа.

Город объединил всех своих жителей одной общей судьбой, такой простой и ясной как его прямые проспекты и такой сложной и неповторимой как его отдельные здания, если к ним внимательно приглядеться.

Самое важное человеческое обретение – это память, благодаря которой только и возможно движение вперёд, в будущее, к тому, что тысячи лет назад было провозглашено Светом.