Голос крови

Сначала Ася плакала по Виталику, но довольно скоро смирилась с этой потерей. Она все равно большую часть своей семейной жизни проводила одна и привыкла рассчитывать только на себя. Но все же часто вспоминала Виталика и горевала по нему, потому что по-прежнему хотела детей, а завести их теперь было не с кем. Случайных связей она все так же боялась, писать объявления на сайты знакомств стеснялась – так и жила одна. Вековала, как раньше писали в книгах. Куковала, как пренебрежительно выражалась Наталья Левашова, которая терпеть не могла Асю. Впрочем, об этом уже шла речь. Ну почему, спрашивается?! Да вроде нипочему, но только доброго слова от Натальи Ася в жизни не слышала.

А впрочем, нет! Повод к жгучей Натальиной неприязни, честно говоря, был. Полгода назад лаборатория получила заказ на обработку анализов крови, взятых у участников войны в честь Дня Победы. Это была благотворительная акция, которую проводила городская администрация. Кровь у стариков брали на биохимию, на сахар… И в конце дня все эти материалы были привезены в главную лабораторию «Вашего анализа» и торжественно сданы на обработку. В тот день Асе снова «повезло» замещать захворавшую Катерину. Совсем как сегодня! Весна была совершенно гнилая, болели вообще все подряд. Марина Сергеевна, которая целый день украдкой чихала, к концу рабочего дня совершенно расклеилась и уехала домой на такси. И тут Асю позвали к врачам-лаборантам. Это – особая каста во всех аналитических лабораториях. Они-то, собственно, и проводят исследование всех «биологических жидкостей» и с посетителями не общаются. Именно поэтому к ним позвали Асю – как администратора, в чьи обязанности общение с клиентурой как раз и входит. В тот день дежурила старший врач-лаборант Ирина Семеновна – дама почтенная, давно пенсионного возраста, обладающая огромным опытом. Встретила она Асю почти в состоянии нервного припадка и обрушила на нее весь свой яростный гнев, который, вообще-то говоря, надо было обрушить на тех, кто задумал акцию внешне эффектную, но по сути – бесполезную. Никто из стариков, у которых брали анализы, заранее не был предупрежден о том, что это произойдет. На квартиры к участникам войны просто приезжали… среди дня, когда все позавтракали, а многие даже успели пообедать. И результаты настолько расходились с нормами, что порой они казались смехотворными. Опытному человеку нарушение правил сбора образцов было видно, так сказать, невооруженным взглядом.

– Ася, немедленно созвонись с этими варварами, – от возмущения задыхаясь, воскликнула Ирина Семеновна. – Преданалитический этап нарушен не просто грубейшим – преступным образом! Мы на себя ответственность за эту липу взять не можем!

Ася позвонила по телефону, указанному в сопроводительном документе, и угодила как раз на особу из департамента здравоохранения, которая была ответственна за благотворительную акцию. Услышав, что все результаты забракованы, она устроила ужасный скандал. Требовала, чтобы им отдали репорты – то есть распечатанные результаты, поскольку деньги уплачены и «бумажки надо подшить к делу». Однако Ася, которую науськивала неумолимая Ирина Семеновна, отказалась. Чиновница пригрозила страшными карами, однако был уже конец дня – и приведение приговора в исполнение пришлось отложить до завтра. А назавтра появилось лабораторное начальство, которое тоже ужаснулось результатам этой так называемой акции, – и началась очень серьезная разборка с администрацией… Ася точно не знала, что и как там вышло, однако даме, которая за проведение акции отвечала, пришлось распроститься с департаментским креслом – за попытку протащить фальшивку. С этих пор Наталья, которая и раньше-то относилась к Асе довольно прохладно, начала ее ну просто поедом есть… и только случайно кто-то сказал Асе, что та чиновница, которая слетела с насиженного кресла, Натальина двоюродная сестра, и в «Ваш анализ» она обратилась именно по Натальиной рекомендации…

Разумеется, во всем осталась виновата не принципиальная Ирина Семеновна и не столь же принципиальный директор лаборатории, а стрелочница Ася Снегирева, которая всего лишь позвонила в департамент… Но Наталья, которой был необходим объект для ненависти (а своего работодателя и старшего врача-лаборанта ненавидеть довольно сложно, не так ли?!), в таких деталях разбираться не собиралась и всячески третировала Асю.

Вот и сейчас…

– Заснула, Снегирева? – презрительно хмыкает Наталья. – Мети давай! А то дождешься, что тебя отсюда выметут! – И совершенно другим тоном, мягким, журчащим голоском, обращаясь к блондину-клиенту: – Если хотите поскорей, то пойдемте подписывать бумаги. Это буквально пять минут! Надеюсь, к тому времени, когда вы выйдете, здесь уже все уберут и вам не придется хрустеть по стеклу ногами.

И уплывает в кабинет. За ней следуют клиенты и Марина Сергеевна, которая успевает бросить Асе сочувственный взгляд, но не говорит при этом ни слова и Наталью, конечно, не одергивает. Ссориться с Натальей неохота никому, особенно тем, кто с ней работает практически каждый день. Да, два дня подряд в компании Натальи – это не для Асиных слабых нервов…

А вчера Наталья принимала анализы в шестнадцатом кабинете, вместе с Асей. Тоже на подмене была. Их постоянная лаборантка Валя на один день отпросилась. То ли с лестницы упала, то ли с табуретки, Ася так и не поняла толком. К счастью, ничего себе не сломала, но пребывала в натуральном шоке и на работу выйти не смогла. Ася попробовала хоть что-то у ее мамы узнать, но та была в натуральной истерике и вообще ничего не могла вымолвить. Наталью попросили заменить Валю. Она явилась безотказно – совсем как Ася. Совсем, да не совсем! Ася тащится на работу покорно, а когда перед ней начинают извиняться, что вынуждают работать в выходной, она смущается: мол, да ничего страшного, все равно я одинокая, личной жизни никакой, а дома я и так насижусь. Наталья же явилась с видом крайне раздосадованным, ворчала во всеуслышание на бедную Валю, которая вечно не видит, куда идет, на начальство, которое губит вот такими сверхурочными работами Натальину бурную личную жизнь, на Асю, которая своей постной физиономией способна испортить существование кому угодно, а у Натальи на нее вообще идиосинкразия…

Идиосинкразия! Это называется ненависть. Она Асю натурально прибить готова – за малейшую оплошность. И с каждым днем эта ненависть усиливается. Вчера, впрочем, Ася сама подставилась. Сначала все шло нормально, а потом она, как дурочка, взяла да и подставилась.

На Асино счастье, вчера народу в шестнадцатом кабинете было как никогда много. И Наталья из процедурной почти не выходила. Конечно, трудолюбия у нее не отнимешь, за это ее и ценят и прощают хамский характер. Хотя, с другой стороны, она отлично знает, кому можно хамить (например, Асе), а кому лучше не надо (например, старшему врачу-лаборанту, или старшим администраторам центрального кабинета, или, само собой, дирекции). Или какому-нибудь молодому журналисту!

Как-то пришел парнишка из газеты «Биржа плюс карьера», Ася в тот раз тоже работала на Сенной. Понадобилась корреспонденту лучшая лаборантка, ну, конечно, его сразу направили к Наталье… Он ее и спрашивает: дескать, а не противно вам, такой молодой и хорошенькой, возиться со всякими какашками и писюльками или с кровью, а я вот, мол, крови до обморока боюсь?

Наталья ему пафосно:

– Работа как работа, в медицине с брезгливостью вряд ли поработаешь! Вот как, по вашему мнению, акушерка – это достойная профессия?

– Ну да, – сказал парень. – Еще бы!

– А вы представляете себе, откуда дети появляются на свет? В акушерстве и какашек хватает, и кровищи, и мочи.

Парень ушел весь такой задумчивый, а Наталья, возвращаясь в процедурную, изрекла:

– Наш девиз – подальше от больных, поближе к моче и калу! И вообще, патанатом – лучший диагност!

Она хоть и цинична насквозь, но с посетителями всегда исключительно любезна. Диву иногда даешься! Какую-нибудь старушоночку или старикана под руку выведет, до гардероба проводит. А вчера, к примеру, был у нее на заборе один мужчина (обычные люди дергаются и смеются, когда слышат это выражение: был на заборе, – а лаборантки привыкли и даже не реагируют, они же занимаются забором крови, ну, значит, тот, кто сдавал анализы, был на этом самом заборе), забыл что-то в кабинете, ручку свою, кажется, так Наталья за ним аж на улицу побежала. Ася даже испугалась, увидав, с какой скоростью Наталья вылетела из процедурной. Подумала – не случилось ли чего?! Выглянула в окно, а тот мужчина уже в машину садится. Наталья ему замахала с крыльца, он вернулся, но тут зазвонил телефон на стойке администратора, и Ася отошла, а там и Наталья вернулась с такой победной улыбочкой, как будто ей назначил свидание… ну, там, Александр Домогаров в молодости, какой он был в фильме «Огнем и мечом», или на худой конец – помощник президента по Приволжскому округу… тоже в молодости. И Ася тогда не без ехидства подумала, что зря Наталья так довольно улыбается. Хоть мужчина и очень симпатичный, в самом деле – не хуже Домогарова, и «Ауди» вон у него, однако около этого серебристого «Ауди» его ждала женщина… тоже брюнетка, как та, которая пришла с ребенком и Олегом, только у этой косичка, а у той волосы были распущенными, покрывали ее плечи, как черная мантилья, даже не отличишь, где покрывало волос, а где черненькая кофточка, заправленная в черные же брючки…

Вошла, значит, Наталья с победной улыбочкой и отправилась было к себе в кабинет, но тут Ася вдруг заметила, что на ней разные серьги. Одна – серебряное колечко с синими висюльками-камушками, а другая – просто золотой листочек на цепочке. И Ася возьми да и ляпни:

– Наташ, у тебя серьги разные.

Наталья бросила взгляд в зеркало, на ее лице на миг появилось паническое выражение, но тут же она с презрением поглядела на Асю и процедила:

– Ну надо же, какая она глазастая! Как будто я сама не знаю, какие у меня серьги! Сейчас модно носить разные, это фишка такая, все знают. Никому и в голову не пришло мне что-то сказать, одна ты вылезла. А ты бы лучше молчала, Снегирева, если ни хрена не понимаешь в бижутерии!

И удалилась в процедурную. Но Ася была уверена, что Наталья случайно надела разные серьги в утренней спешке, то-то у нее такая паника мелькнула на лице! Никто ничего не сказал ей, потому что никто ничего не замечал, люди же вообще ничего не замечают, иногда диву даешься, а может, просто связываться с Натальей не хотели, а Ася, на свою беду, мало что внимательная – она по жизни внимательная, вот такая уж уродилась, – да еще и рискнула Наталье замечание сделать. И получила не только вчера, но еще и сегодня Наталья на нее злится. Как пришла на работу да увидела Асю за столом администратора, ее всю так и перекосило. И до сих пор свирепствует.

Ася тяжело вздыхает над своей горькой долей, но в это время из кабинета эндокринолога выходит высокая женщина с вьющимися седыми волосами, за ней врач, и Ася ужасно смущается, что кругом рассыпано стекло, а она стоит, ничего не делает, с дурацким мечтательным видом.

– Ты что-то разбила, Асенька? – сочувственно спрашивает Инна Петровна, врач, и Ася чувствует, что на глаза у нее наворачиваются слезы, потому что даже добрейшей Инне Петровне и в голову не может прийти, что разбила тут что-то вовсе не Ася, то есть как бы само собой подразумевается, что у Аси все из рук валится. – Какой ужасный шум тут был! Дрались, что ли?

– Да так, – бурчит Ася и пониже склоняет голову, чтобы никто не видел, что она вот-вот расплачется. – Ерунда.

– А в процедурной сейчас кто-нибудь есть? – спрашивает посетительница, с благосклонной улыбкой разглядывая себя в зеркало.

На ее месте Ася тоже непрестанно бы смотрелась в зеркало. Надо же, такая уже немолодая, и морщинки, и седина, а выглядит – зашибись, и бижутерия такая фантазийная, и одета в какие-то немыслимые штаны, очень широкие в бедрах и зауженные внизу, и туфли на каблучищах, и свитерок в обтяг, и никакого живота у нее, и грудь вон какая… А этот ворох кудрей! Наверное, когда она была молодая, волосы у нее были рыжие и вились тугими медными кольцами. А сейчас кольца серебряные. Везет же людям – так выглядеть в таком возрасте! Наверное, до сих пор мужчины на нее оборачиваются. А Асю никто и в упор не видит, не то чтобы оборачиваться…

– Процедурная занята, там одна семья, – сдавленно отвечает Ася. – Но они с минуты на минуту уходят. Вы хотите анализы сдать?

– Да, я вот думаю, может, мне прямо сейчас это сделать? – поворачивается седая дама к врачу.

– Да что вы, кровь натощак, с восьми до одиннадцати утра! – останавливает ее Инна Петровна.

– Да, натощак сегодня никак, – усмехается дама. – Я поела довольно основательно. Значит, сдам завтра. А пока… сколько с меня?

Она достает из сумки кошелек, Ася отставляет было щетку, но в эту минуту дверь процедурной начинает открываться, появляется Марина Сергеевна, и Ася, в ужасе вспомнив, что пол по-прежнему не подметен, начинает лихорадочно орудовать щеткой.

– Ну, я тогда сначала в туалет, – говорит дама и исчезает за углом коридора.

Незадолго до описываемых событий умер Константин Климов. Это был богатый человек, очень богатый. Один из тех мелких провинциальных райкомовских деятелей, которые не испугались девятого вала перестройки, а дали ему подхватить себя, чтобы в конце концов оказаться среди тех, кто управляет им. Перестройка, этот Минотавр, выпущенный из Лабиринта, сеяла страх и разрушение, однако те, кто медленно испускал свой полуголодный дух под ее тяжкой поступью, и знать не знали, как вольно задышали грудью все те, кого поперек горла хватала совковая экономическая политика.

Чуть ли не в каждом магазине, чуть ли не на каждом ларьке появились таблички: «Куплю ваучеры», и бедный народ, не знающий, что делать с этими бумажками, какой в них прок, тащил их на продажу – а то и просто отдавал за бутылку. Какие-то фонды… какие-то гермесы, альпы, пики и иже с ними сулили баснословные дивиденды за эти разноцветные, никчемушные бумажки – ваучеры. Одним из тех, в чьи карманы тек щедрый поток этих «фантиков», как их презрительно называли в экономически непросвещенном народе, был Константин Климов. Он и ему подобные потом становились владельцами предприятий, больших и малых, получали акции банков и богатых компаний, прибирая к рукам так называемую народную собственность.

Спустя некоторое время, изрядно забрызгавшись в крови конкурентов и разбойничков с большой дороги, Климов умыл руки от дел, исхитрившись перевести все нахапанное, заработанное и награбленное в деньги и положить в некий спокойный европейский банк, не суливший мгновенных огромных процентов, но зато крепко стоявший на ногах уже вторую сотню лет и не собиравшийся даже покачнуться, не то что упасть. Климов, который никогда не отличался склонностью к авантюрам и в душе своей оставался простеньким провинциальным купцом, наконец-то зажил спокойной, благополучной, быть может, чуточку скучноватой, но надежной жизнью европейского рантье, изредка разнообразя свою жизнь скромными путешествиями на Балканы: некогда, еще в советские времена, он побывал в Болгарии, и она стала его первой любовью в забугорном мире. С тех пор он, голубоглазый, слегка веснушчатый блондин, питал особенную склонность к мрачноватым чернооким брюнеткам с густыми бровями и твердыми, темными губами, к приторно сладкому вину «Варна» и тяжелому запаху розового масла. Если он в своем благополучном европейском бытии и позволял себе небольшие приключения, которые в старину называли альковными, то именно с девушками южнославянского типа, которые как нельзя больше соответствовали его идеалу. Иногда Константин вспоминал жену, с которой давно развелся и которая осталась в России, и диву давался, как его угораздило жениться на совершенной противоположности его излюбленному типажу… его извиняло то, что он сначала женился, а потом съездил в Болгарию. Может быть, отчасти из-за Болгарии они и развелись. А может, из-за перестройки, теперь никто точно не знал, да и не слишком интересно им было вспоминать прошлое.

Время шло. Шло и шло неумолимое, прекрасное и подлое время… Климову исполнилось шестьдесят два, и однажды он осознал, что наиболее частой статьей его расходов стали вовсе не мрачноватые красотки с густыми бровями и темными губами, а врачи. Причем, несмотря на гонорары, они все как один выдавали прогнозы, которые отнюдь не радовали Константина Климова.

Его бывшая жена была несколько моложе. С тех пор как они расстались, она дважды побывала замужем, в первый раз даже сменила фамилию, потому что не хотела быть Климовой, хотя сын по-прежнему фамилию отца носил; один раз развелась, другой – овдовела… Словом, жизнь у нее была довольно бурная, и она очень редко вспоминала инструктора райкома партии, который когда-то казался ей не просто выгодным женихом, но идеалом, человеком, в которого она была отчаянно влюблена и к которому бегала на свидания в старый, заросший сиренью и умопомрачительно благоухавший по весне парк.

И вот однажды, к своему несказанному изумлению, она получила от Константина Климова письмо…

– Все еще не убрали? – недовольно говорит Олег, на ходу надевая пиджак и глядя сквозь Асю. – Я бы хотел поскорей расплатиться. Я спешу!

– Ну конечно! – подливает масла в огонь высунувшаяся из кабинета Наталья. – Уберет она! Это же Снегирева!

– Сейчас, сейчас, минуточку, – бормочет Ася, со страшной скоростью сметая осколки. Руки у нее дрожат, и осколки снова высыпаются из совка.

– Ну, это, кажется, надолго, – вздыхает красивая брюнетка.

– Я, я приму деньги! – суетится Марина Сергеевна. – Пожалуйста, прошу вас.

Олег вынимает из кармана пиджака бумажник, оттуда банковскую карту, подает Марине Сергеевне. Та достает из-под прилавка терминал, проводит картой. Однако соединения не происходит. Марина Сергеевна пробует еще раз. Снова ничего…

– Ох, – говорит она недоуменно, извлекая из терминала карту и разглядывая ее, – да ведь она у вас просрочена!

И смотрит на Олега не то растерянно, не то подозрительно. Анализ ДНК – процедура дорогая, под тысячу евро тянет. Именно поэтому в лаборатории не топчется хвост досужих папаш, желающих выяснить, от кого его жена на самом деле родила как бы его ребенка. И в кредит ни одна лаборатория этот анализ не делает…

– А, черт, – бормочет Олег, – старую карту взял! Как же я новую дома-то забыл?! Ничего не понимаю! Вроде выбрасывал эту…

Марина Сергеевна смотрит на него сузившимися глазами. Теперь на ее лице ни следа доброжелательности или растерянности. Одна сплошная подозрительность!

Хотя что тут такого, на самом деле? Ну, забыл человек карту, ну, напутал что-то. Все равно кровь и мазок со щечки ребенка еще только взяты. Анализы-то пока еще не сделаны! Все эти образцы еще в Москву будут отправлены в специальном чемодане, с курьером! И никто с места не сойдет, пока заказ не будет оплачен. Вполне можно Марине Сергеевне не строить такую физиономию, а подождать, пока Олег сходит домой, принесет другую карту и все уладит. Даже Наталья глядит сочувственно, а Марина Сергеевна что-то разошлась!

– Алина, может, заплатишь? – в эту минуту поворачивается он к жене.

– Ну конечно! – саркастически усмехается та. – Алина, может, заплатишь! Это была идея твоей мамаши, верно? Пусть она и платит.

– Ты прекрасно знаешь, что мама срочно улетела в Самару, а то бы я ее вызвал, – сконфуженно бормочет Олег. – Алина, заплати, пожалуйста, я тебе сегодня же деньги переведу!

Алина, недовольно фыркнув, достает из сумки свою карту. Теперь все проходит нормально, терминал бодро попискивает, из кассового аппарата выползает чек, и лицо Марины Сергеевны разглаживается, а острый блеск в глазах гаснет.

– Ах да, – говорит она с прежней доброжелательностью, – мы забыли вписать в графу, кто будет забирать результат анализа. Это очень важно – указать конкретно имя, фамилию и паспортные данные, потому что другому человеку их не дадут. И еще нужен особый секретный пароль.

– Как это, кто будет забирать! – воскликнула Алина. – Кто же еще?! Конечно я!

– Нет, – возражает Олег. – Я.

– Нет, я! – в голосе Алины звучит металл. – Я платила – я и буду забирать.

Олег смотрит на нее бешено, но крыть, как говорится, нечем.

– Не волнуйся, – презрительно произносит Алина. – Я немедленно притащу результаты в клювике тебе и твоей мамаше. Это прежде всего в моих интересах! И в его! – Она воинственным кивком указывает на сына, который в это время с величайшим любопытством наблюдает, как Ася пытается вымести особенно коварный осколок из-под кресла.

– А тебе щеточкой щечку чистили? – вдруг говорит мальчик, лукаво глядя на Асю из-под своих длинных черных ресниц, так похожих на ресницы матери.

Сбор буккальных, то есть клеток ротовой полости эпителия – одна из процедур, необходимых при анализе ДНК. Чтобы не мучить детей взятием крови из вены, у них проводят особым аппликатором с внутренней стороны щеки. Желательно – на голодный желудок или хотя бы через час после еды.

– Нет, – улыбается Ася. – Не чистили.

Мальчишка – ужасный симпатяга. Темноволосый, темноглазый – в красотку Алину.

– Никогда-никогда? – допытывается он. – Ни разу?

– Никогда-никогда, – со вздохом признается Ася, – ни разу.

– А мне чистили! – гордо заявляет он. – Аж четыре раза!

– Мишка, ну что ты врешь! – сердито одергивает его мать. – Всего два раза у тебя тетя доктор в том кабинете щеточкой по щечкам провела! Вот вечно ты приврешь! Это у него наследственное! – ехидно обращается она к Олегу. – Весь в твою маменьку! Она же слова не скажет, чтобы не присочинить! Какие вообще тут могут быть сомнения в родстве?!

Мальчишка хохочет и прикрывает рот ладонью, умолкает, подбегает к отцу и прячется за него, но украдкой выглядывает и смотрит на Асю с заговорщическим видом. Олег хмурится. А ей ужасно жалко этого Мишку… Что ж там за мать у Олега, которая не хочет иметь такого милого внука и подзудила сына сделать этот унизительный анализ? И он тоже хорош, потащился сюда… Тысячи мужчин женятся на женщинах с детьми и становятся отцами этим чужим детям, даже и не вспоминая о том, что они – чужие. А этот… даже если есть у них с матерью подозрения, какое они имеют значение, если вот он – мальчик, и он любит Олега, и льнет к нему, и прижимается, и глаз с него не сводит… а как он кричал: «Папа, ты его побил?!»

Вообще все эти анализы на ДНК – такая скользкая штука… они всегда связаны со страданием, унижением и страхом. Потому что сомнение в верности всегда – боль, страх, унижение. Сколько случаев могла бы Ася рассказать! Хоть романы пиши. Только очень грустные это будут романы. И довольно противные. Например, о том, как женщина только что выписалась из роддома, кормит своего дорогого сыночка, воркует над ним, а заботливый муж в это время украдкой тащит в «Ваш анализ» специальный – в некоторых аптеках продается – контейнер с особыми щеточками, которыми берут эти пресловутые буккальные клетки, и сдает кровь. Он не вполне уверен, что ребенок – его. Ему нужно подтверждение на бумаге со штампом. Тогда он разрешит себе любить сына, гордиться им…

Ася очень хорошо помнит случай, когда в приемной плакал горькими слезами – и не мог остановиться! – мужчина, все время повторяя:

– Неужели я точно не отец?

– Нет, – снова и снова уныло повторяла Ася. И в очередной раз объясняла ему, что у девочки, если она его дочь, половина генов должна быть его. Соответственно, половина его цифр, обозначающих совпадение с его генами, должна быть у нее. Но в этом случае было девять несовпадений! Он не мог быть отцом.

– Вы проверяли? Вы не могли ошибиться? – жалобно выспрашивал он.

Ася печально качала головой, вертя в руках репорт, который принес человеку такое горе. Господи, какой же убитый был у него вид…

И эти слезы… Человек, который все время считал себя отцом девочки, теперь оплакивал свое отцовство. Он ее растил, он ее любил. Он думал, что она его дочь… Но начались ссоры с женой, она захотела уйти к другому мужчине. Когда люди ссорятся, они стараются ударить друг друга побольней! И вот она ударила… как будто острым ножом. Бросила в лицо: «Она не твоя дочь!»

Этот человек не поверил. Прибежал сдавать кровь, привел с собой девочку – втайне от матери, уверенный, что посрамит ее, заставит устыдиться позорного обвинения… а там они, глядишь, и помирятся. Как же можно расходиться, если у них дочь?!

А теперь все будет кончено. И жена не позволит ему встречаться с дочкой. И постепенно отвадит ее от него. И девочка будет относиться к нему как к чужому.

– Да что вы! – стала горячо его уговаривать Ася. – Если она любит вас так же, как вы ее, ну что изменится? Вы будете продолжать с ней встречаться, любить ее, ну какая, какая вам разница?!

Но он становился все угрюмей. Слезы высохли, лицо приняло обреченное выражение. Для него, оказывается, была большая разница – любить своего ребенка или чужого…

– Нет, – в конце концов сказал он, – я этого так не оставлю. Я буду бороться! Я пойду в другую лабораторию и там сдам анализ! Есть лаборатория, где результаты проверяют аж в Канаде!