Фея белой магии

Глава 3

Возвращаться в пустую квартиру почему-то не хотелось, хотя Левандовские отпустили нас «на сколько хотите». И вообще, баба Ира и баба Катя (наша с Лешкой домоправительница) были абсолютно убеждены в нашей родительской несостоятельности, а порой и вредоносности.

Разве можно так баловать ребенка? Да где это видано, чтобы с эдакой крохой советовались? Что она может понимать? Ой, только не начинайте опять нести чушь про какого-то там ребенка-индиго! Девочка как девочка, конечно, более смышленая и живая по сравнению со сверстниками, бегает вон как хорошо, говорит четко и внятно, но и все. Сейчас дети вообще развиваются быстрее, чем их сверстники лет двадцать назад.

Трудно, конечно, иметь столько хлопотух на одну малышку, ведь там еще и тетя Алина (невестка Левандовских), но, скажу честно, в то же время до слез трогательно. Ведь у нас с Лешкой никого из родных не осталось, поэтому настоящих бабушек и дедушек у Ники нет. Но у нас есть Левандовские, Катерина, Сашка и Таньский с семьями – вон сколько родни!

А если вспомнить про армию Лешкиных фанатов, которых после всех событий, а особенно после воскрешения Майорова стало еще больше! Семейка получится та еще. Ведь голливудские страсти, кипевшие в это время – кто же настоящая жена Майорова, чей ребенок его, – примирили поклонников с появлением семьи в жизни их кумира. Нам больше не надо скрывать свои отношения… Хотя что это я – надо, но по другой причине. Назойливый интерес ко всему, что происходит у нас, напрягает, и даже очень.

Что и ощутил на себе в полной мере желтушный Паша.

Мы полностью сменили все адреса, известные журналистам и фанатам. И не только ради возможности уединиться, но еще и потому, что прежняя недвижимость, а особенно квартира в Москве, была активно засижена большой навозной мухой Ириной. Она отметилась, правда, лишь инспекционными наездами (инвентаризировала грядущее наследство, наверное) и в нашем загородном доме, и на вилле в Испании.

Квартиру мы продали в первую очередь, как только Лешка смог нормально разговаривать и двигаться. И уже в марте праздновали новоселье в уютном доме клубного типа, расположенном в тщательно охраняемом жилом комплексе. Квартиру купили с отделкой, у нас не было ни времени, ни, откровенно говоря, желания заморачиваться строительными работами. Хотя почему у нас – у меня, ведь моя половинка почти не вылезал из больниц и реабилитационных центров. Поэтому собственно беготней с недвижимостью занималась я, Майоров приезжал только на подписание договоров.

С загородным же домом вышла некоторая заминка. Нет, никакие минки вокруг дома не находили, саперов вызывать не пришлось, желающих купить наш прежний дом оказалось больше чем достаточно, та же ситуация сложилась с виллой в Испании. Мы просто не знали, что купить в первую очередь: дачу в Подмосковье или на побережье Средиземноморья?

Я, если честно, хотела что-нибудь поближе, чтобы можно было в любой момент сесть в машину и приехать. Захотелось – в Москву, расхотелось – за город.

Но наш новый агент по недвижимости, Виктор Николаевич, активно педалировал тему Средиземноморского побережья, причем педаль располагалась во Франции, в тихом местечке неподалеку от известного по фильмам с Луи де Фюнесом Сан-Тропе.

Да, не спорю, вилла, судя по видеоролику, прокрученному Виктором Николаевичем уже раз двадцать, была великолепна. Огромный участок с собственным пляжем, территория окружена высоченным кованым забором, сверху украшенным довольно острыми пиками. Забор почти полностью скрывался под вьющейся зеленью. Ухоженный трехэтажный шалашик площадью четыреста квадратных метров, два бассейна – взрослый и детский, великолепный сад – просто ожившая мечта! Эдем!

Майоров моментально загорелся, заискрился, запылал. Он уже видел загорелую Нику, плюхающуюся в бассейне, носившегося за мячиком Мая, нас в шезлонгах, солнечный ливень над морем. А я…

Не знаю почему, но вилла мне категорически не нравилась. От этой безмятежности веяло запредельным злом. Вместо голубой прозрачной воды в бассейне колыхалась вязкая муть. В самом доме, за чисто вымытыми окнами маячил черный силуэт. Нет, не человек в черном – черный человек.

Да, знаю, звучит глупо. Детская страшилка какая-то: в черном-пречерном городе, в черном-пречерном доме стоит черный-пречерный гроб. В том гробу лежит черный-пречерный человек, он неожиданно открывает глаза, хватает тебя за горло и говорит: «Отдай твое сердце!»

После этих слов, выкрикиваемых рассказчиком резко и громко, в девчоночьей палате нашего пионерского лагеря обычно начинался визг, кое-кто лез под кровать.

Тогда лично я под кровать не лезла, потому что была рассказчиком, а вот сейчас хотелось. Залезть, прикинуться старой забытой тапкой и никому не объяснять, чем же так плоха вилла.

Черный человек? Муть? Запредельное зло?

Бред. Лечиться мне надо было интенсивнее, а я наплевательски отнеслась к этой идее, пару раз сходила к врачу – и на этом все.

А надо было, видимо, в санаторий вместе с Лешкой съездить. В Швейцарию. Нет, я туда поехала, но, пока муж проходил очередной курс реабилитации, мы с Никой замечательно провели время в доме Салимов, с Таньским и ее ребятней. Дети очень подружились, разница в два года им совершенно не мешала. Наоборот, Ника верховодила в их компашке. Хали дома бывал редко – гостиничный бизнес отнимал много времени и сил, и мы с Таньским впервые за последние несколько лет наговорились всласть.

А надо было лечиться, а не трындеть. Сейчас бы ерундой не маялась.

Жаль, очень жаль, что наш прежний агент по недвижимости, обаятельный лысый колобок Изяслав Геннадьевич (что вы, Аннушка, у меня прекрасное имя, когда надо – Изя, когда надо – Слава), внезапно уволился и уехал из Москвы. Причем нам не сказал ни слова, просто исчез – и все. А ведь накануне он показал мне чудесный дом в Подмосковье, мы собирались съездить туда уже с Лешкой. И – здрасьте, приехали! Вернее, уехали.

В агентстве ничего вразумительного сказать не могли, они, похоже, и сами пребывали в некотором шоке, поскольку Изяслав Геннадьевич вел не только нас, но и еще несколько VIP-клиентов, причем вел весьма успешно, и поводов для увольнения у него не было.

В общем, с нами теперь работал приторно вежливый, всегда безупречно одетый и причесанный (прилизанный!) Виктор Николаевич. Мне лично он казался манекеном, хотелось потыкать его булавкой, но я, пусть и с трудом, пока сдерживалась. Но если он не отвяжется с этой дурацкой виллой – ткну. И не один раз.

Так и не заехав в пустую квартиру, где не было даже Катерины, решившей навестить родню на Украине, мы отправились к Левандовским.

Сергей Львович и Ирина Ильинична с удовольствием забрали наше семейство к себе на дачу, пока мы решали вопрос с собственной. Домина у них большой, благоустроенный, места хватало всем: и старшему поколению, и среднему – Артуру с Алиной, не говоря уж о самой младшей – внучке Инге. И на нашу семью пара комнат нашлась.

Май, наш пес, особенно радовался просторному, густо заросшему деревьями и кустами участку. Ирландскому волкодаву тесновато было в городе. Квартира, какой бы большой она ни была, никогда не сравнится с простором сада. Да и потом, разве в квартире метку оставишь безнаказанно?

Июнь выдался в Москве дождливым и прохладным, что явилось для Майорова дополнительным аргументом в пользу виллы на Лазурном Берегу.

– Нет, только не это! – заныл он, включая дворники на лобовом стекле. – Опять дождь!

– Он же теплый, летний. – Выдавать желаемое за действительное – занятие неблагодарное, поскольку желаемое упирается изо всех сил и противно верещит. А кому охота замуж по чужой воле? – Грибы скоро пойдут.

– Куда пойдут?

– Кто – в сковородку, кто – в банку с маринадом.

– Знаешь, зайцерыб, с такой погодой единственный вид грибов, который будет в изобилии, – плесневый. – Муж с отвращением посмотрел на затянутое застиранной грязно-серой тряпкой небо. – Все, хватит, надоело! Завтра же звоню Виктору Николаевичу, пусть готовит все бумаги, я покупаю виллу. Солнца хочу, моря, жары, в конце концов! Не хочу осенью ехать в гастрольный тур бледным и немощным, меня девочки любить не будут!

– Даже если ты поедешь загорелым мачо, они тебя все равно любить не будут. Вернее, ты их, – ласково промурлыкала я.

– Это с какой стати, интересно?

– Так нечем будет.

– Вот так даже, да? Исключительно из жадности готова сама лишиться радости, лишь бы не делиться ею с остальными. – Лешка тяжело вздохнул и покачал головой. – И мать ты никакая, у ребенка скоро перепонки между пальчиками от сырости вырастут, а ты продолжаешь тупо упираться.

– Почему это тупо? – решила обидеться я. – Блистая интеллектом. Это ты помешался на одной-единственной предложенной тебе вилле и не хочешь рассмотреть другие варианты. Да и вообще – зачем торопиться с покупкой? Давай поедем куда-нибудь в теплые края всей семьей, в какой-нибудь тихий отель, где нет наших соотечественников, Левандовских позовем, отдохнем всласть, а по осени, не спеша, займемся выбором недвижимости. Может, что подешевле и получше найдется.

– С ума сойти, – фыркнул злыдень и щелкнул меня легонько по носу, – хомка начала проявлять свойственную всем хомякам жадность. Скоро начнешь защечные мешки отращивать, чтобы деньгами, нет – золотом и брюликами их набивать. А если серьезно – я не могу понять твоей явной предвзятости в отношении этой виллы. Честно говоря, это выглядит обычным бабским капризом.

– Все, допрыгался, подаю на развод. – Я сложила руки на груди и сурово нахмурилась.

– Это с какого перепугу? – Ну вот, он еще и хохочет, а должен трепетать от страха.

– Во-первых, ты поднял на меня руку, а именно – ударил в нос, во-вторых, перешел к прямым оскорблениям, бабой назвал, вот.

– Зайцерыб, не уводи разговор в сторону. Давай закончим с виллой.

– Давай! – оживилась я.

– Не в том смысле. Если ты сможешь внятно объяснить, что именно тебя там не устраивает, я все отменю. Не сможешь – завтра даю отмашку риелтору.

– Да не знаю я, не знаю! – Упс, а голос с чего вдруг задрожал? Определенно лечиться надо. – Не нравится, и все! Я чувствую – это очень плохое место.

– Да нормальное. – Лешка улыбнулся и вытащил из бардачка какие-то бумаги. – Вот, Винс по своим каналам собрал информацию об этой вилле. Построена она совсем недавно, там целый жилой комплекс из нескольких вилл, место чистое, тихое, можно сказать, патриархальное. Виллы уже почти все раскуплены, причем солидными семейными людьми, никаких тебе мафиози и наркопритонов. И кладбища там под домами нет, и ничего, чем пугают в подобных случаях разные ужастики. Там даже никого не убили, представляешь? До зевоты скучное место. Теперь ты успокоишься?

– А может, покажем видео Нике?

– Анна!

Ну вот, рассердился.

Глава 4

Лешка во всем, что касалось дочери, является стопроцентным, образцово-показательным маниакальным папашкой. Позднее долгожданное отцовство, радостное ожидание, страшный период, когда Майоров поверил клевете и считал, что ребенок не его, затем – автокатастрофа, кома и полурастительное существование, из которого его буквально вырвала Ника, – все это вылилось в такой океан бесконечной нежности и самоотдачи, который посторонним невозможно и представить.

С момента появления нашей малышки на свет между нею и отцом установилась необъяснимая ментальная связь. Поначалу это было неосознанное ощущение душевного тепла, а потом…

Лешка не мог ничего толком объяснить, да и, если честно, я не стремилась его расспрашивать. То, что пришлось пережить моей половинке, настолько глубоко ранило его душу, что лезть в нее грязными сапогами праздного любопытства, сбрасывая при этом на пол хрупкие воспоминания, могли только папарацци. Вернее, не могли, а пытались.

Хотя мне отчасти была понятна связь отца и дочери, поскольку я ощутила нечто подобное гораздо раньше – с начала существования Ники. Тогда это казалось мне абсолютно естественным, я считала, что так происходит со всеми будущими мамами.

Но то, что сделала кроха, которой на тот момент не исполнилось еще и года, для своего отца… Это настолько трудно поддается объяснению, что лучше и не пытаться. Просто принять как свершившийся факт и не выставлять его, факт, на всеобщее жадное обозрение. К нам и так цепями беспардонного любопытства приковано слишком много внимания, а узнай хоть кто-то из чужих, что у Майорова родился ребенок-индиго! Лучше не думать о последствиях.

К тому же сейчас Ника не проявляет каких бы то ни было сверхспособностей, она, конечно, намного опережает сверстников по физическому и умственному развитию, но и только. Может, потому, что мы теперь вместе и у нас все хорошо, а может, из-за чудовищного напряжения, пережитого малышкой тогда, – не знаю, но с момента возвращения отца ничего необычного в Нике не наблюдалось.

Если не считать нашей внутрисемейной связи. Дочка прекрасно чувствует наше настроение и состояние, а мы с Лешкой всегда ощущаем ее, где бы ни находились. И, словно сговорившись, стараемся не провоцировать ребенка на проявление сверхспособностей.

Поэтому Майоров и психанул сейчас. И поделом мне, тоже, нашла индикатор аномалий! Со своим психозом, голубушка, разбирайся сама, нечего ребенка втягивать.

– Ле-е-еш!

Молчит.

– Ну Леша!

Молчит.

– Прекрати дуться, на жабу из «Шрека» похож. Вот подпрыгнет джип на кочке, ты тоже подпрыгнешь, дырочка и откроется. Начнешь по салону метаться, как воздушный шарик, – в аварию попадем.

– У меня амортизатор хороший, – пробурчал злюка, – так что за дырочку не беспокойся.

Вот и хорошо, терпеть не могу ссориться.

– Как же мне не беспокоиться, ты ведь собрался новую программу записывать, на мои, между прочим, стихи! Я тут сижу, песни ему сочиняю не покладая рук, Музу пришлось в клетку посадить и семечками кормить, а этот тип совершенно наплевательски относится к сохранности инструмента!

– То есть предполагается, – вкрадчиво начал Майоров, сбрасывая скорость, – что для пения мне жизненно необходимы все отверстия на теле?

– А как же! – Я опасливо вжалась в угол сиденья. – Акустика там всякая, наполненность звука, выхлоп опять же…

Продолжить мне не дали. Причем самым действенным способом – попробуйте разговаривать во время поцелуя! Да и не хочется. Разговаривать.

В общем, наш джип простоял на обочине довольно долго. Хорошо все-таки иметь тонированные стекла.

Так всегда теперь у нас заканчиваются любые размолвки. И не размолвки тоже. Второе рождение и обретение себя, возможность вести полноценную жизнь господин Майоров использует с максимальной отдачей.

А я что, против?

К даче Левандовских мы подъехали около шести вечера. Дождь к этому времени прекратился, но по внешнему виду встречавшего нас Мая этого сказать было нельзя. Шерсть гиганта слиплась в мокрые космы, радостно мельтешивший хвост посылал приветственные водяные залпы, но главный сюрприз псяк готовил на потом, когда хозяева выйдут из вонючей железной коробки. Что может быть лучше фонтана дождевых брызг с отряхивающейся собаки? Если только отпечатки грязных лап на плечах, но за этим дело не станет. А вот на плечи Май обязательно встанет. В нос лизнуть ведь надо? Надо.

Но хозяева выходить из коробки почему-то не спешили, вместо этого коробка гнусно завыла, причем не один раз.

Звук автомобильного сигнала вынес на крыльцо маленькую фигурку. Фигурка рванулась к запертым воротам, но была самым бесцеремонным образом перехвачена бабой Ирой и обута в резиновые сапожки.

Так что сомнительное, на мой взгляд, удовольствие открытия мокрых и тяжелых ворот досталось Инге.

Лешка медленно въехал во двор, но освоить успел буквально пару метров территории, после чего джип прочно встал. Потому что с крыльца прямо к капоту черной махины скатился резвый мячик по имени Ника.

– Мапа! Уррра! А баба Ира говорила, что вы не приедете! А я соскучилась! Ну мапа! Вы чего там сидите? Прилипли, да?

Мапа, если кто не понял, – мы с Лешкой. Мама и папа. Когда мы рядом – мапа. Когда врозь – мамс и папс, возможны варианты.

– Никусь, – жалобно проныл Лешка, опуская стекло, – отправь Мая за чем-нибудь нужным, тапкой, к примеру, или газетой, мы быстренько и выйдем.

– Неа! – радостно запрыгала дочка. – Май тоже соскучился, он не уйдет!

– Мамкина копия, – обреченно вздохнул Майоров, выбираясь из джипа, – ни капли сочувствия, ради гадости ближнему на все готова.

– Вот насчет копий кое-кто лучше бы помолчал. – Я с надеждой посмотрела на гарцующего от переполнявших эмоций пса – может, одним Лешкой обойдется? Ага, жди. Вернее, ждет. – И не наступал на больную мозоль. Ведь ничего моего в ребенке, вылитый Леша Майоров!

– Мамсик! – вылитый Леша Майоров подпрыгнул от нетерпения. – Выходи быстрее!

Главное в нашей жизни что? Принимать удары судьбы с гордо поднятой головой. Даже если тело рефлекторно съеживается под фонтаном брызг.

Вот семейка подобралась, а? Даже пес вредности нахватался.

Впрочем, мы готовы были подвергнуться еще триста тридцати восьми атакам мокрого пса, только бы смотреть, смотреть, смотреть на визжащую от восторга, радостно хохочущую кудрявую малышку. Нашу дочь.

Разумеется, вконец обнаглевший пес, подстрекаемый двумя юными особами – Никой и Ингой, достойно завершил начатое. Я, кажется, упоминала о грязных отпечатках лап на плечах? Тогда не буду повторяться.

Пес самозабвенно вылизывал мое лицо, когда на выручку подоспела Ирина Ильинична с полотенцем наперевес. Девчонки, радостно хихикая, не стали дожидаться своей порции шлепков и удрали в дом. Хотя одну из этой парочки вполне можно было назвать не девочкой, а девушкой.

Тринадцатилетняя Инга, категорически отказавшаяся отзываться на детское прозвище Кузнечик, очень повзрослела за последний год. Мальчики, во всяком случае, телефон обрывали. Но взросление было пока только физическое. Поведение же оставалось прежним.

И это было здорово – чистая, нежная, добрая, преданно любящая девчушка стала Нике старшей сестрой. Они очень скучали друг по дружке, когда приходилось расставаться, дай им волю – обе жили бы вместе, в одном доме, всегда.

А какой рев стоял, когда мы, обитавшие до этого у Левандовских, купили свою квартиру! Слез девчата наплакали пару ведер, не меньше. Знала бы – заставила реветь в тару, литров пять огурчиков закатала.

Вот только не катаю я ни огурчики, ни помидорчики, фиговая из меня катала. Про карты я вообще молчу.

Да и зачем мне заморачиваться консервированием, когда Ирина Ильинична и Катерина давно вступили в негласное соревнование – чей рецепт лучше – и мы теперь буквально завалены вкуснейшими заготовками?

А как трудно оставаться а прежнем размере одежды, имея рядом столь вдохновенных кулинарок! Давиться капустным листом и отрубями, глядя на обильно заставленный вкусностями стол, – это, на мой взгляд, полнейшее извращение. Нет уж, лучше я лишний час в бассейне проведу.

Когда мы, приняв душ и переодевшись, спустились в столовую, стало ясно – одним часом в бассейне не обойтись. Придется заглянуть и в тренажерный зал.

Но это завтра. А сегодня… Словно мы и не обедали сегодня в ресторане, ей-богу! Накинулись на еду, как новобранцы после солдатской каши.

Исключительно из уважения к хозяйке, между прочим. Вот.

За столом, что бывало не так уж часто, собрались сегодня все: и Левандовские-старшие, и средние, про Ингу я уже упоминала. А также два поколения Майоровых-Лощининых.

Лешка очень хотел, чтобы только Майоровых, но… Я – последняя в нашей семье, братьев и сестер у меня нет. И папа перед смертью очень переживал, что на нем род Лощининых заканчивается. «Ты, дочка, выйдешь замуж, возьмешь фамилию мужа, и нет больше Лощининых!»

Есть. Есть я, теперь есть и Ника. Она, между прочим, сразу после рождения была зарегистрирована как Ника Алексеевна Лощинина. Сейчас она, конечно, Ника Алексеевна Майорова. А когда вырастет – сама решит, оставить одну фамилию или сделать двойную.

В данный момент Ника Алексеевна Майорова, восседавшая в силу небольшого размера в специальном высоком стульчике, кормила, несмотря на строжайший запрет, Мая. Пес прекрасно знал, где за столом находится самое слабое звено, и заранее занимал наиболее выгодную позицию.

И в бездонную пасть отправлялось немало вкусного, причем Ника отлично знала, как отнесется Ирина Ильинична к скармливанию ее разносолов собаке, поэтому котлетки, рулетики, пирожки и прочие вкусности исчезали со стола тогда, когда автор вкусностей не видел этого святотатства.

Глава 5

– Знаешь, Иринушка, – Сергей Львович откинулся на спинку стула и, страдальчески вздохнув, оглядел не сильно оскудевший стол, – у меня создается стойкое ощущение, что ты завербована вражеской разведкой с целью выведения из строя особо ценного кадра ФСБ.

– А как бабуля тебя выводит из строя, – хихикнула Инга, – за ручку?

– За пузо, – мрачно пояснил особо ценный кадр, обозначив довольно внушительный центр приложения усилий. – Мне скоро китель перешивать придется!

– А ты не жадничай, не ешь за батальон солдат. – Ирина Ильинична усмехнулась и погладила мужа по густой седой шевелюре. – Я же не только для тебя стараюсь.

– А для кого еще?! Вот, дожил, – пригорюнился генерал, – жена куски считает. Пора в монастырь.

– Неужели дождалась? – Вышеупомянутая жена радостно всплеснула руками.

– Могла бы не так явно радоваться! – Сергей Львович старательно изображал возмущение, но хихикающие лучики в уголках глаз сводили все усилия на нет.

– Да как же не радоваться-то! Ведь перед походом в монастырь ты, Сереженька, сначала должен уйти в отставку…

– А по пути из отставки в монастырь тебя перехватит мама и спрячет на даче. – Артур сочувственно вздохнул. – Вот тогда ты и поймешь, что сегодняшний стол – это так, разминочка. Артподготовка перед основным боем.