Царство черной обезьяны
Лешка до самого вечера обращался со мной, словно с фарфоровой вазой династии Мин, купленной на аукционе Сотбис за полмиллиона долларов. Пока не получил от вазы тапкой в лоб.
Но к моему (вернее, нашему общему) врачу муж меня все-таки загнал. Владилен Павлович, пожилой одышливый толстяк, был врачом от Бога. Прекрасный диагност, опытнейший специалист, обладающий прекрасной памятью, что позволяло ему помнить всю историю болезни каждого из своих пациентов. А еще, что немаловажно в нашем случае, доктор Горчаков умел хранить врачебную тайну. Работал он в одной из престижнейших клиник Москвы, и среди его подопечных было много важных персон. Я уверена, что папарацци не единожды пытались выведать у дражайшего Владилена Павловича что-нибудь интересненькое, желательно грязненькое. С таким же успехом можно было расспрашивать памятник работы Зураба Церетели.
В общем, нудный Майоров под угрозой срыва его гастролей заставил меня обратиться сразу после праздников к доктору Горчакову. Тот разволновался до чрезвычайности, ведь моя медкарта с недавних пор являла собой пособие для начинающего врача. Меня снова прогнали по кругу разнообразнейших обследований – все оказалось в норме. С меня было взято честное-пречестное слово явиться на очередное рандеву ровно через месяц, а если вдруг не дай бог что – звонить сразу ему, Владилену Павловичу.
После чего Лешка с относительно спокойным сердцем уехал.
А через пару дней после его отъезда случилось то самое не дай бог что. Правда, на этот раз боль прожгла живот. А если учесть, что произошло это в момент, когда я находилась за рулем автомобиля, последствия могли быть довольно печальными.
Но унылые последствия своего выхода на сцену так и не дождались. Я за последние полгода испытала столько боли, что раскаленный прут под солнечным сплетением скрутить меня в вопящий клубок не смог. Хотя и очень старался.
А еще трусливо себя повело мое сознание. Это истероидное свинство попыталось предательски сбежать!
Обломилось всем. Вцепившись в руль побелевшими от напряжения пальцами и тихонько поскуливая, я смогла кое-как перестроиться в крайний правый ряд и, включив аварийку, остановилась у обочины.
Буквально через три минуты, приветливо подмигивая проблесковыми маячками, прибыли доблестные сотрудники ГИБДД.
И опять та же петрушка с укропом – едва впереди меня притормозила машина рыцарей в сверкающих доспехах, как моя боль прошла. Хорошо хоть бледность после пережитого осталась, ребята прониклись и взяли с меня совсем чуть-чуть.
Конечно же, я помнила про врученное доктору Горчакову честное-пречестное слово, и я честно-пречестно собиралась ему позвонить. Но сначала бравые инспекторы голову задурили, потом оказалось, что я безбожно опаздываю на встречу с издателем (сборник моих стихов выходил очередным тиражом), а дальше – ну забыла я, забыла!
Да и что идти-то, все равно ничего не найдут. Думаю, это моя измочаленная нервная система развлекается. Не помню, как это правильно называется – пролонгированный стресс? Как-то так вроде. Когда последствия экстремальной ситуации аукаются гораздо позже.
В общем, к сегодняшнему дню мне аукалось еще два раза: снова в сердце и в голову. Лешке я ничего говорить не стала, Горчакову – тоже. Сегодня, во время приема, все и расскажу. Да, знаю, виновата, но не убьют ведь меня, правда? Главное, чтобы Владилен Павлович мужу не наябедничал, иначе мало мне не покажется.
– Никусь, – я поцеловала теплую макушку дочери, сбежавшей от нотаций бабы Кати к нам, в гостиную, – мне после обеда надо к врачу съездить, вы тут с папой не подеретесь без меня?
– Минуточку! – Лешка крутанулся на стуле, повернувшись к компьютеру спиной. – Я с тобой поеду!
– И я, и я! – запрыгала Ника.
– Пра-а-авильно, – усмехнулась я. – Так и ввалимся к дяде доктору всей толпой. Между прочим, посещение врача – дело конфиденциальное.
– Какое?
– Частное, – я пощекотала пузик любопытной мышки. – С глазу на глаз в смысле, то есть наедине.
– А почему тогда ты свои глаза добавляешь, когда меня к врачу ведешь? – хитренько улыбнулась малышка. – Я тоже хочу конфи… конфе… Папа, помоги!
– Конфиденциально.
– Вот, так хочу.
– А тебе так пока нельзя, ты еще несовершеннолетняя.
– И не буду никогда, – заявила Ника, сложив на груди ручки.
– Это еще почему?
– Потому что я зимой родилась, значит, я – совершенно зимняя. А вот ты, мама, совершенно летняя.
– А я?
– А папа – совершенно весенний.
– Да, я такой, – гордо напыжился Лешка. – Весенний, всегда юный и цветущий.
– Плесенью.
– Злая у нас мама и завистливая, правда, ребенок?
– Ага.
И Майоровы совершенно одинаково пригорюнились, подперев кулаками щеки.
– Алексис, – манерно прогундосила я, поднимаясь с дивана, – не забывайте, мон ами, что вы не являетесь самцом уховертки, поэтому некоторые травмы для вас могут иметь необратимые последствия. Не гневите даму, не рискуйте самым дорогим!
– Это ты о чем сейчас? – насторожился муж.
– Ваша вопиющая необразованность заставляет меня в очередной раз усомниться в правильности выбора отца моего ребенка. Впрочем, все не так страшно, интеллект ведь наследуется по материнской линии. Так что, Никуська, не волнуйся, твое развитие вне опасности. А сейчас пойдем собираться.
– Куда? К врачу?
– Нет, я же говорила, туда я пойду после обеда. А сейчас давай-ка навестим Ингу Левандовскую.
– А баба Ира и деда Сережа будут? – оживилась дочка.
– Конечно, сегодня же суббота.
– Ур-ра! Пап, ты поедешь?
– Конечно, вот только кое-что в Интернете уточню, – опасливо покосился на меня Майоров. – Предупрежден, значит – вооружен.
Через пять минут раздался изумленный возглас:
– Ни фига себе, зачем ему два!
Глава 4
На всякий случай я позвонила Левандовским, мало ли какие у них планы на эту субботу. Мы ведь не собирались сегодня к ним с визитом, это мой личный сиюминутный экспромт, вызванный желанием семейства Майоровых составить мне компанию при посещении врача.
А как я буду каяться в присутствии Лешки?! Мне же потом придется распрощаться со свободой волеизъявления, на смену ей припрется жесткий контроль, плавно переходящий в семейный террор. Передвигаться по городу в сопровождении Катерины мне почему-то не хочется.
Конечно же, нам были рады. Правда, Ирина Ильинична распереживалась, что не успеет соорудить «гостевой» стол, придется довольствоваться повседневным меню. Я, если честно, с удовольствием избежала бы единоборства и с повседневным меню Левандовских-старших, составленным, по-моему, с учетом рациона борцов сумо. Но, увы, это было нереально. Попытка сослаться на обильную кормежку подруги-соперницы Катерины только расстроит бабу Иру.
Сергея Львовича дома не оказалось, но он должен был скоро приехать. Зато все Левандовские-младшие – и Артур, и Алина, и Инга были на месте. Что тоже случалось достаточно редко, Артур, виолончелист с мировым именем, гастролировал не меньше Лешки.
Так что мой экспромт оказался весьма кстати – Артур и Лешка искренне обрадовались встрече, Инга моментально уволокла Нику в свою комнату, мы с Алиной попытались, конечно, сунуться во владения Ирины Ильиничны с предложением помощи, но были безжалостно изгнаны. Ну и ладно, пойдем шептаться в квартиру Артура и Алины.
Старшие и младшие представители семейства Левандовских жили в соседних квартирах, генерал позаботился об этом после трагедии, разыгравшейся несколько лет тому назад. Тогда Артур и Алина, поехавшие отдохнуть к морю, пропали. Их не было около года, родители уже почти смирились с тем, что внучку придется растить бабушке с дедушкой. И так сложилось, что вернуть ребят помогла я.
И теперь я смело могла рассчитывать на помощь подруги. Даже не на помощь, а на соучастие – надо было отвлечь внимание моего семейства на момент маминого бегства.
Но до этого пришлось выдержать массированную атаку на органы пищеварения. Причем тихо отсидеться, изредка поклевывая еду, рядом с Ириной Ильиничной не получается. Она немедленно расстраивается, сочтя такое поведение признаком недовольства ее стряпней.
Пришлось сдаться на милость победителя. А знаете, как после этого трудно передвигаться? А наклоняться, чтобы застегнуть сапог?! Это вообще на пределе человеческих возможностей.
Но ничего, главное – мое семейство тоже попало под удар, и, как менее стойкие личности, после обеда они отяжелели так, что Никуська уснула почти за столом, а Лешка смог лишь донести сначала дочь до кровати Инги, а потом себя – до дивана перед телевизором. Там уже полулежали объевшиеся Сергей Львович и Артур. Коварная Алина подкинула мужчинам какое-то ЧМо. В смысле – чемпионат мира. Кажется, по хоккею. Или бобслею? Я услышала только окончание «ей».
Нет, то, о чем вы подумали, исключается. Ведь Лешку даже теперь, когда поклонники узнали о его женитьбе и рождении дочери, все еще пытаются уличить хотя бы в бисексуальности, поэтому у него особенно негативное отношение к теме нетрадиционной ориентации. Ну не гееспособен он, господа!
Нашу машину я решила не брать, доберусь и на такси. Вызвала машину по телефону и тихонечко, по-английски, выскользнула за дверь.
Фу, не так, я что – слизень какой-нибудь, чтобы скользить? Нормально я вышла, стараясь лишь не сопеть громко и не топать.
В медицинском центре было, как всегда, тихо, спокойно, красиво. Никакой тебе суетливой очереди за талончиками, никакой грязи на полу, непременного последствия февральской слякоти в муниципальных лечебных учреждениях. Не говоря уже о гудящей толпе перед нужным кабинетом, состоящей из нескольких группировок: по талонам, по записи, по больничному и – «я только спросить!».
Специалисты здесь тоже подобраны отличные, что вовсе не является нормой для платной медицины. Хватает и в этой области «своих» человечков, пристроенных по знакомству, которых надо гнать поганой метлой.
Но конкретно этот медцентр дорожил своей репутацией, поэтому подбору кадров здесь уделялось особое внимание.
Впрочем, здесь все было продумано до мелочей: и интерьер, и форма сотрудников, и реклама, и организация обслуживания.
Нет, с рекламой как-то вышел казус. Откуда он, казус, вышел? Из рекламной листовки, которую я лично обхихикала, после чего все листовки исчезли.
На стойке рецепции здесь, как и в других подобных заведениях, лежит много полиграфической продукции: буклеты, листовки, календарики и так далее. И вот прихожу я как-то на очередное обследование и вижу красочную листовку, с которой на меня гордо таращится Наполеон Бонапарт. Бедняга, если бы он знал, ЧТО написано крупными буквами над его головой! «Самый известный случай геморроя!» Я, если честно, слегка обалдела – это чем же император-коротышка так досадил владельцу медцентра, что Наполеонушку геморроидальной шишкой обозвали? Взяла листовку, присмотрелась – а там мелкими буковками: «Во время известной битвы при Ватерлоо Наполеон страдал от сильнейшего обострения геморроя. Если бы он обратился в наш медицинский центр, ход истории мог быть совсем другим…»
М-да, любопытная трактовка событий. И почему в Голливуде до сих пор блокбастер на эту тему не сняли?
Естественно, что сей гениальный образчик рекламной продукции я прикарманила, а на приеме у Владилена Павловича мы вместе похихикали над ним. И, как я уже упоминала, на следующий день листовок на стойке уже не было.
Как и следовало ожидать, клизму я от доктора Горчакова получила трехведерную, после чего, ощущая необыкновенную легкость во всем теле, порхала из кабинета в кабинет, пытаясь вместе с Владиленом Павловичем обнаружить причину внезапных приступов.
Не получилось. Все суперсовременное медицинское оборудование нестройным хором утверждало одно и то же: «Тетка совершенно здорова».
– Да, голубушка…, – Владилен Павлович откинулся на спинку стула, сцепил руки на животе и запустил пальцевое веретено. Была у нашего доктора такая привычка – задумываясь, вертеть большими пальцами, причем с довольно приличной скоростью. Как их, пальцы, до сих не стошнило – не знаю. – Задали вы мне задачку. Так замечательно, а главное – довольно быстро поправиться после тяжелейшего ранения и травм, и вдруг такая ерундистика!
– А может, это все из-за стресса? – жалобно предположила я. – Нервишки шалят? Выпишите мне что-нибудь успокоительное, хорошо?
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, – проворчал доктор, не останавливая веретено. – С подобной послестрессовой симптоматикой я еще не сталкивался. Стресс если наносит удар, то удар этот конкретный: сердце – значит, ЭКГ покажет изменения, желудок – тоже можно поставить соответствующий диагноз, не говоря уже о головных болях. Но у вас все, тьфу-тьфу-тьфу, в очень хорошем – учитывая ваш анамнез, конечно, – состоянии. А вот плохо то, что вы не сдержали обещания и ни разу не обратились сразу после приступа.
– Все равно ничего бы не нашли, чего время зря тратить. Прошло – и ладно.
– Знаете, Анна, – Владилен Павлович нахмурился, – раз ваш лечащий врач настаивает на чем-то, то это вовсе не глупый каприз. Значит, в этом есть необходимость. Чувствую, придется мне все-таки связаться с Алексеем!
– Не надо! – я умоляюще посмотрела на доктора. Ресницами похлопать, что ли? Взлететь – не взлечу, рыжие близнецы врут, но умильности взгляду, возможно, добавлю. Хотя нет, вряд ли, будь у меня пергидрольные волосы до попы и накладные ногти в мелкий цветочек, тогда – да, сработало бы. – Пожалуйста, не надо ничего говорить Леше, я больше не буду!
– Детский сад! – усмехнулся Горчаков. – Ладно, на первый раз прощается. Но учтите – еще хоть раз нарушите обещание, и я ознакомлю уважаемого господина Майорова со всей историей вашей безалаберности.
– Нет-нет, я обязательно позвоню. Хотя не хотелось бы.
– Чего не хотелось бы – звонить? – Брови доктора поползли вверх.
– Не хотелось бы снова ощутить весьма, знаете ли, болезненный повод для звонка.
– А, в этом смысле! – Брови вернулись на место. – Это – да, это – конечно. Что же вам порекомендовать такое, дабы избежать повторного приступа? Давайте-ка попробуем вот эти таблеточки. Будете принимать один раз в день, утром, за полчаса до еды. И, как договаривались, ко мне – через месяц. А если вдруг…
– Обещаю! – Я взяла рецепт, выписанный Горчаковым, и направилась к двери. – До свидания через месяц.
– Надеюсь, – улыбнулся Владилен Павлович. – Привет семье.
Далеко привет нести не пришлось. Семья ждала меня у дверей медцентра. Вернее, там, на парковке, стояла наша машина, но рассчитывать, что «Порш Кайенн» сам приехал за любимой хозяйкой, не стоило. Сейчас небось ворчать начнут.
Небось не случился. Меня встретила угрюмая тишина, олицетворением которой были две мрачные фигуры со скрещенными на груди руками. Та, что побольше, сидела за рулем, поменьше – на переднем сиденье, хотя детское автомобильное кресло стояло на заднем.
– Лешка, ты что, Нику вез так?! – Я попыталась применить лучший метод защиты. – С ума сошел, да?! И как тебя только не остановили!
– Ника, – сурово проговорил Лешка, не поворачивая головы, – ты слышишь? Теперь ты понимаешь, почему я купил маме это?
– Да, – тяжело вздохнула девочка. – Понимаю. Она такая. Холодная и блестящая. И тонкая.
– Что же такое купил мне наш папочка? – Я устроилась на заднем сиденье. – Холодная, блестящая и тонкая? Как я? Хм, дайте подумать. Поняла! Изящное платиновое колье?
– Почти, – хмыкнул Майоров.
– И где оно?
– За детским креслом посмотри, там валяется.
– Валяется? Мое колье?
– Ага, – хихикнула Ника.
– Спасибо, родные, – проворчала я, вытаскивая рулон пищевой фольги польского производства с этикеткой «Супербаба».
– Пожалуйста! – хором ответили Майоровы.
Глава 5
Узнав, что у меня все в порядке со здоровьем (причем на слово Лешка мне не поверил, перезвонил-таки Горчакову за подтверждением), муженек мой решил оставшиеся до отъезда два дня провести с пользой, то есть заняться моим воспитанием.
Ника в кознях папашки участия не принимала, дочка у меня умная, взрослее некоторых, да к тому же и не злопамятная. Ну подумаешь – сбежала от них мама к врачу, было весело, конечно, но ведь много других развлечений, зачем же зацикливаться.
Видимо, гены злокозненности, унаследованные от Майорова, пока еще едва укоренились, но до буйного цветения еще далеко. А еще Никуська, несмотря, вернее – благодаря необычным способностям, позволяющим ей чувствовать боль близких людей, за три года своей жизни узнала слишком много боли. И, как бы дико это ни звучало, ужас происшедшего не стал для нее чем-то запредельным. Для девочки это была ее реальность.
А вот для Лешки – нет. И боязнь потерять меня или дочь стала его устойчивой фобией. Поэтому все, что касается нас с Никой, отныне главное в его жизни. Он должен знать, что происходит с самыми дорогими людьми, просто обязан, по-другому никак.
А тут я со своими фокусами!
Ох, если бы Лешка узнал, что со мной происходило в его отсутствие… Хорошо, что не узнал.
Но профилактическим воспитанием непослушной жены решил заняться. В чем это выражалось? В разложенных и развешанных повсюду разнообразнейших инструкциях и правилах поведения. Знаете, как учат иностранный язык, цепляя на всех предметах листочки с названиями? Вот и мой любезный супруг решил, что сможет таким образом превратить полевого хомяка в шиншиллу. Это не я, это он, свин такой, сказал. Нет, не свин. Если уж говорить о пушных зверьках, то Майоров – выхухоль.
А потом Лешка улетел. На целых две недели, в гастрольный тур по Дальнему Востоку. Но к Восьмому марта был обещан нам, ведь количество представительниц прекрасной половины человечества, которых следовало поздравить, в окружении господина Майорова было больше чем достаточно. Впрочем, достаточно – понятие весьма неопределенное, а потому – удобное.
Ника перед отъездом вручила папе вылепленного ею из пластилина забавного чудика. По версии автора, это был медвежонок, а звали его Бака.
– Как? – улыбнулся Лешка. – Бяка? Он что, вредина?
– Не-е-ет! – возмутилась юная скульпторша. – Он не бяка, он – Бака! Он хороший, ты его всегда с собой носи, а перед сном возле кровати ставь. Мишка будет тебе сказки рассказывать, песенки петь, и ты быстро уснешь.
– Доча, а давай мы папе инструкцию по эксплуатации данного пластилинового изделия напишем, наш папа по-другому информацию не воспринимает.… – Местью вот тут балуюсь, знаете ли.
– Давай! – И малышка направилась к своей комнате.
– Не надо, я на самолет опоздаю! – взмолился Лешка, показывая мне кулак. – Я все запомнил и даже сообразил, что для медведика нужна специальная коробочка, чтобы он не расплющился. Правильно?
– Ага!
– Тогда мне надо бежать, чтобы в аэропорту купить упаковку покрасивее. А кстати, – повернулся ко мне папа, – ты мне ничего не слепила?
– Я тебя слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила.
– Плагиат, но приятно! – мурлыкнул муж, занявшись филематологией.
Это, между прочим, научное название процесса поцелуя, а не то, что подумали особо невоспитанные и необразованные личности, вот.
Наш папа уехал, но у нас с дочкой было чем заняться. Хватит ребенку дома сидеть, скучно ей одной. Не будешь ведь без конца в гости мотаться, тем более что любимые друзья моей дочки, Лелька и Денька Салимы, живут не в Москве, а в Швейцарии. Да и не до гостей там сейчас, ведь у двойняшек скоро появится маленький братишка, Таньский, их мама, сейчас похожа на бочоночек с ножками.
А общения с детьми Нике не хватало все больше и больше.
Но, к сожалению, обычный детский сад нам не подходил, слишком уж опережала Ника в развитии своих сверстников. Определять ребенка к старшим детям рискованно, возраст ведь не является гарантией ума. Соблазн обидеть девчонку младше себя довольно велик, особенно у мальчишек, а эта конкретная девочка обиды терпеть не станет. И что она может сотворить с обидчиком – лучше не представлять.
Конечно, можно было бы отправить дочку в специальное заведение для детей-индиго, я больше чем уверена, что подобное давно организовано, ведь количество таких детей за последнее десятилетие резко возросло. Вот только существует такое заведение под крылышками соответствующих контор. Хотя нет, не под крылышками, слишком уж ненужные ассоциации вызывает это слово. Пусть будет под контролем соответствующих контор.
Короче, туда нам не очень хочется. И я попросила Сергея Львовича узнать координаты центров для особо одаренных детей, не имеющих никакого отношения ни к его месту службы, ни к их смежникам.
Генерал справился с заданием очень быстро, это же для Никусика!
В списке Левандовского оказалось пять адресов. Ехать туда сразу с ребенком, думаю, не стоит. Сначала я наведаюсь туда одна, поговорю с воспитателями, с руководством, познакомлюсь с детишками. И, в зависимости от результатов, выберу один или несколько подходящих, куда уже можно будет ехать с Никой.
В первую очередь я решила съездить по самому удаленному адресу. Центр для одаренных детей с многообещающим названием «Наше завтра» располагался на территории бывшего пионерского лагеря, в десяти минутах езды по Рижскому шоссе, в великолепном сосновом бору. Уже хорошо, место уединенное, на свежем воздухе. Посмотрим, как обстоят здесь дела с охраной.
А что, очень даже хорошо обстоят. И забор подходящий, высокий и надежный, и ворота внушают трепет и уважение. Осталось посмотреть, кто там у ворот изнутри – дряхлый дедушка с кремневым ружьем или крепкие парнишки из охранной фирмы.
Но сначала хочу обойти территорию снаружи, вдоль ограды. Как дама, в заборах кое-что понимающая (но-но, не подзаборная!), знаю, что тыльная сторона изгороди частенько страдает кариесом. Дырки есть, в смысле. Парадная часть – супер, монолит, танком не возьмешь, а стоит зайти с черного хода – добро пожаловать всем желающим!
Оставив машину возле ворот, я пошла налево. Ну так, для общего развития, я ведь от Лешки налево не хожу, а узнать, что там, в налеве, хочется.
Да ничего особенного. Забор стоял ровно, плечом к плечу, без единой щели. Погода сегодня была замечательная, довольно редкая для второй половины февраля: легкий морозец, солнце, снег в лесу, в отличие от городского, ослепительно белый. Похрустывает под ногами так вкусно, с территории центра веселые детские голоса доносятся, деревья слегка покачиваются. Пастораль, в общем, причем полная.
Внезапно в благолепие грязными сапожищами вломился трехэтажный мат. Затем – хриплый, сорванный собачий лай, перемежающийся рычанием.
– Ах ты… совсем о…ел?! Ты когда поймешь, кто тут хозяин, а?! Сколько можно тебя учить, кабысдох проклятый! Убил бы давно, так ты… деньжищ стоишь немереных! У, зверюга! Даже голод тебя не сломал! Ничего, хорошая дубина обломает! Н-на, получи!
Снова звуки ударов, мат, жалобный собачий вскрик и – плач-скулеж.
Это какая ж тварь здесь над животиной издевается?! Да еще рядом с местом, где находятся дети?! Куда смотрит руководство данного заведения?!
Избиение продолжалось, пес скулил все тише. Да он же убьет беднягу, сволочь!
Да, знаю, соваться одной в незнакомое место, туда, где непонятно кто и неизвестно, сколько этих непонятно кого, – по меньшей мере глупо.
Но ведь там мучают собаку! И не так уж я и беспомощна, у меня в рюкзаке дамский пистолет имеется. Штучка вроде игрушечная, но кусает больно, он ведь не газовый, а самый настоящий. Лешка мне его купил, а Сергей Львович разрешение оформил.
Звуки доносились из крайнего двора небольшой деревеньки, соседствовавшей с детским центром. Хорошо, что снег не очень глубокий, всего по щиколотку, бежать он не мешал. А еще хорошо, что я, собираясь за город, надела высокие ботинки на шнуровке и удобную куртку.
Переложив на всякий случай пистолет из сумки в карман куртки, я подбежала к металлической калитке с надписью: «Осторожно, злая собака!» – и запинала ни в чем не повинную калитку ногами:
– Немедленно откройте!
Глава 6
Особь, матерящаяся за забором, почему-то совсем не устыдилась присутствия посторонних. Отнюдь. Вернее, перенюдь – этажность матерной постройки превысила допустимую высоту, и, согласно сопромату (нет, это другой мат, хотя…), надо мной нависла угроза обрушения всей конструкции.
Почему надо мной? Да потому, что вдохновленный матерной музой тварец (от слова «тварь», а не «творить») изволил прервать свое занятие и отнести свою… себя, в общем, к калитке:
– Какого… барабанишь? По башке своей постучи, козел! Коза! – Это распахнувший калитку самец человекообразной обезьяны даму узрел. – Сдурела? Че надо?
Вступать с оппонентом в дискуссию я не сочла нужным, поскольку по оттенку эмоций и наполненности ощущениями это было все равно что вступить в кучу экскрементов.
Чмо, явившее себя моему алчущему прекрасного взору, полностью подтверждало теорию Ломброзо. Скотство и склонность к насилию были намалеваны на физиономии самца несмываемыми чернилами. Впрочем, в данном конкретном случае это могли быть и обычные, смываемые, мужичонка в принципе не заморачивался с помывкой. О чем мое обоняние, истерически взвизгнув, сообщило перед тем, как упасть в обморок.