Юлия Смоленская
Мой швейцарский муж
Посвящение и благодарность
Эту книгу я посвящаю моему любимому (не)обыкновенному швейцарскому мужу Ма́рти. А также всем (не)обыкновенным швейцарским мужчинам – тем, у кого уже есть русские жены, и тем, кто только планирует жениться на русской.
Эта книга написана для русских женщин, ищущих любовь и счастье за пределами России, в самой лучшей стране мира – Швейцарии, которая стала мне второй Родиной, а также для русских мужчин, убеждающих русских женщин в этой необходимости.
Я выражаю особую благодарность:
• моей любимой маме, отдавшей мне и моей дочери всю себя без остатка;
• нашей любимой дочери, всегда ставящей под сомнение любую мою идею и проверяющей ее на прочность и жизнеспособность;
• родителям моего швейцарского мужа (посмертно) – я их никогда не видела, но безмерно им признательна за то (не)обыкновенное счастье, которое мне довелось испытать в моей швейцарской жизни;
• нашему семейному коту Рони, который просто должен быть увековечен по умолчанию.
Я благодарю издателя Анну Чедия Сандермоен и всю ее команду за безграничное доверие и искреннюю поддержку в работе над этой книгой.
Об истории создания этой книги
Историю нашей русско-швейцарской семьи меня вдохновил написать мой (не)обыкновенный швейцарский муж Марти. Все события, о которых я рассказываю в этой книге, произошли с нами в реальности.
Познание новой действительности начинается с первого крика, первого вдоха и выдоха, первого глотка. Мы вместе вдохнули в себя кричащую красоту нашей прекрасной Швейцарии, ставшей кулисами настоящего театра, с его актерами и зрителями, – теперь и не разберешь, кто плох в нем, а кто хорош.
Мы вместе съели эти события на веранде за весенним завтраком со швейцарскими шоколадными круассанами, попробовали их за обедом с приспособившимся к альпийской продуктовой действительности летним борщом. Мы выпили их на полдник с по-осеннему кисловатым яблочным сидром и зимой закусили на ужин светским сырным раклетом под долгие задушевные разговоры.
Мы втянули эти происшествия глубоко в себя вместе с целебным швейцарским воздухом, благоразумно украденным проворными швейцарцами с Атлантики, – воздухом, наполнявшим наши легкие во время наших велосипедных прогулок по близлежащим холмам, во время наших горных походов по швейцарским предгорьям и суровым Альпам, которым нет ни конца, ни края, ни дела до кого-либо и тайны которых открываются не каждому, а только тем, кто принципиально забыл взять с собой фотоаппарат.
Некоторые истории нашей семьи эта книга рассказывает достаточно подробно, позволяя внимательному и вдумчивому читателю сделать собственные выводы о причинах и последствиях развития той или иной линии сюжета. И тогда внутреннее время течет по-швейцарски медленно, минуты растягиваются на главы, часы почти останавливаются, день нашей жизни словно скисает, как швейцарское коровье молоко, оставленное без достойного применения. Но именно из этой творческой творожной закваски, впитавшей в себя терпкую уникальность стартовых культур, рождается новое, неведомое, незнакомое миру уникальное блюдо, ставшее фирменным в нашей международной семье.
А иногда время вдруг спохватывается, стряхивает с себя одним решительным махом все ненужное и лишнее, как гениальный скульптор в порыве вскрывает суть камня, и начинает скакать бешеным галопом по линии наших тесно сросшихся воедино русско-швейцарских жизней, ехидно приплясывая без остановки на обуглившихся головешках наших сгоревших в прошлом костров любви.
Да, эта книга о любви. Хотя это слово так и не нашло для себя места ни в названии книги, ни в названиях глав. Оно оказалось настолько всеобъемлющим, что не проявило себя ни разу в первой части этой книги: оно не поместилось ни в один абзац, не легло ни в одно предложение. Оно не влезло ни в прямую речь, ни в косвенную, оставшись за пределами пугливого текста, за которым приходилось терпеливо и каждодневно охотиться, чтобы аккуратно поймать его и живым положить на бумагу к установленному издателем сроку.
Но постепенно, потихоньку да помаленьку, как любят говорить бывалые швейцарцы (которым мы будем в таких вопросах доверять, потому что они действительно знают в этом деле толк, ибо интуиция и опыт их запечатлены не на бумаге, а в вечном камне стремительными водопадами да суровыми глетчерами, не просто так спустившимися с призрачных вершин к подножию гор), это слово жемчужной россыпью утренней росы робко протянулось на тонкой едва заметной человеческому глазу паутинке от травинки к травинке, от веточки к цветочку, от былинки к щупленькому росточку бытия. От первой до последней буквы этой книги. Так любовь перестала быть словом, но превратилась в действие. И ваше сердце, дорогие читатели, обязательно укажет вам верный путь.
Кроме того, мы должны сразу признаться: эта книга еще и о том, о чем обычно молчат. Молчат взрослые и дети. Молчат и дома, и на работе. Молчат в детском саду и в школе. Эта книга – о домашнем насилии. Войдя однажды робкими, незаметными шажками в любую семью, домашнее насилие медленно, но уверенно завоевывает свою территорию. Территорию детства и юношества. Территорию семьи и территорию школы. Территорию души человека. Домашнее насилие, как семечко сорняка, выживает в любых условиях, в любом климате и в любую погоду. Оно пускает глубокие корни, которые высасывают все силы не только того человека, в душе которого оно поселилось, но и окружающих его людей. Домашнее насилие буйно растет и развивается. Оно кочует от семьи к семье, укореняясь все глубже и глубже в разных поколениях. Поколениях отцов и детей. Домашнее насилие становится настолько обыденным и привычным, что никто его больше не замечает. Оно становится нормой. Привычной и обычной. Оно живет веками. Домашнее насилие не имеет границ. Оно живет в разных семьях: с разным достатком, с разным уровнем образования. Оно живет в разных странах. Оно живет везде. В России и в Швейцарии.
Мы должны незамедлительно предостеречь вас: эта книга не дает четких ответов на поставленные вопросы и конкретных рекомендаций относительно того, как действовать в той или иной ситуации, как в России, так и в Швейцарии, но приглашает вас поразмышлять о поступках и чувствах героев в тех обстоятельствах, в которые поставила их сама русско-швейцарская жизнь. Какой сделать выбор, когда фактически нет никакого выбора? Как сделать уверенный шаг вперед, в непредсказуемую неизвестность, когда путь отступления больше невозможен?
Главы книги представляют собой эпизоды из жизни, всегда – с открытым неожиданным концом, вызывающим вопросы, удивление, недоумение, иногда даже отторжение, что предполагает сотворчество, диалог, полемику с читателем. Думающий читатель может искать выход из сложившейся ситуации вместе с героями книги. Мы, как и читатель, тоже в постоянном поиске толкового и честного ответа на вечный вопрос «Как теперь жить дальше?».
Несмотря на то, что некоторые описываемые события развиваются иногда трагически, мы считаем эту книгу оптимистичной и жизнеутверждающей.
Читатель, любящий задавать каверзные вопросы, никогда не смог бы присоединиться к этой совместной русско-швейцарской прогулке по нашим жизням и предальпийским холмам и горам, если бы не встреча издателя и писателя на берегу озера в городе Цуге. После приятного трехчасового разговора за чашечкой кофе на фоне типичного швейцарского пейзажа, утонувшего в глубокой небесной горной и водной синеве, Анна Чедия Сандермоен предложила автору опубликовать первую (на тот момент еще ненаписанную) главу уже в ближайший вторник.
И, как обычно, во вторник началась новая жизнь. Жизнь как прыжок в неизвестность.
Вместо предисловия
Однажды вечером, после работы, я сидела в гостиной на уютном диванчике и читала русскую книгу. Наш семейный кот Рони свернулся около меня калачиком в своей корзинке. Мой швейцарский муж Марти вернулся с кухни, расположился рядом со мной на диване, тихонько включил бегущей строкой новости и нежно положил мне голову на плечо.
– Мама, мама, – вдруг кубарем вниз по лестнице слетела пятнадцатилетняя Алиса.
– Алиса, ну почему все-таки никак нельзя спускаться чуть помедленнее, поосторожнее? – сказала я с улыбкой взрослой дочери-подростку.
– Мама, мама, это срочно! Тут такое! – вертлявая Алиса взбудоражено захватила меня в объятья и прижалась ко мне всем своим вытянувшимся угловатым телом.
– Что случилось, Алиса? – спокойно спросила я, притянув ее к себе.
– Мама-а-мама, нам надо обязательно познакомиться с этой русско-швейцарской семьей! – дочь протянула мне свой телефон, и на светящемся экране я увидела до боли знакомый мне текст.
Я внимательно посмотрела на повзрослевшую дочь.
– На вот, читай, мама! У них в семье все точно так же начиналось тут, в Швейцарии, когда они только переехали из Москвы! И их дочку тоже зовут… – наша Алиса вдруг осеклась на полуслове и задумалась.
Я молчала и смотрела в ее огромные голубые глаза, затаив дыхание.
– Ты, кажется, хочешь мне что-то сказать, мама? – спросила меня Алиса, пытаясь втиснуться между нами на диванчик.
Я отложила книгу, а муж выключил телевизор.
1. Прыжок в неизвестность
Прошло семь лет с момента моего переезда из России в Швейцарию, из многомиллионной Москвы в обыкновенную маленькую швейцарскую деревушку в двух часах езды от столицы моей новой родины. В деревушку, где живет лишь около трех тысяч человек. Если переводить ее причудливое швейцарское название на русский язык, то получится уменьшительно-ласкательное За́мочково. И действительно, главной и единственной достопримечательностью этого милого местечка является суровый средневековый каменный замок на холме, построенный в XIII веке для местного барона, благодаря которому было ослаблено господство Габсбургов в этом неприметном регионе.
В Средневековье замок много раз переходил из рук в руки. Теперь здесь находится обычная швейцарская начальная школа. Конечно, рядом отстроены и современные учебные корпуса: футуристическое здание из стекла, бетона и металла с панорамными окнами и солнечными панелями, на крыше которого растет сочно-зеленая трава, многофункциональный спортивный зал, превращающийся в театр со сценой, ресторан или место проведения собраний общины, и огромное футбольное поле, детская площадка с деревянными резными фигурками и веревочным парком. Кроме того, к идеальному виду прилагается приятный бонус – захватывающая дух картина Альп в легкой дымке с настоящими швейцарскими коровами с колокольчиками, разносящими по лугам разливы мелодии Родины, что развеваются ветром по всей округе. Мелодии, такой дорогой для каждого швейцарца. Мелодии, которая родилась в сердце моего мужа. Моего обыкновенного швейцарского мужа.
Мне предстояло жить в Замочково. И здесь должна была пойти учиться в школу моя восьмилетняя дочь. Тут должно было начаться ее второе детство. Но пока она об этом даже не догадывалась. Моя мама тоже не предполагала такого стремительного развития событий. До этого мы жили в каменных джунглях в самом центре Москвы. В Москве у меня не было мужа. А у моей дочери не было реального папы, только бумажный, чья славная фамилия украсила ее свидетельство о рождении. Мой будущий швейцарский муж и будущий папа моей дочери нашел нас в этом огромном городе и привез в свою маленькую Швейцарию. В Москве мы были как рыба в воде. В Замочково ожидалось наше превращение в свободных птиц. Тогда никто из нас троих и представить себе не мог, чем обернется этот прыжок в неизвестность.
Синий громоздкий чемодан в левой руке неуклюже громыхает сбитыми колесами по бесконечным лестницам «Шереметьево», термина F, а правую руку оттягивает вертлявая дочка – все норовит вырваться, удрать и потеряться в пестрой толпе ожидающих вылета.
Еще вчера, в понедельник, 3 июня, московский мир крутился для меня и дочки по понятным и предсказуемым законам. Еще вчера у меня были отличная работа и коллеги, а у нее оконченный первый класс обычной московской школы и друзья. А сегодня мы уже в Швейцарии, мы живем в обычной швейцарской деревне, в обычном швейцарском доме. Мы вдруг говорим на немецком языке. И у меня обыкновенный швейцарский муж.
2. Начнем новую жизнь во вторник?
Итак, в понедельник, 3 июня, я была еще на работе, на переговорах. В один день, с привычной московской быстротой, эффективностью и ловкостью, я завершила все текущие рабочие проекты. Все, что только в 2013 году можно было перенести в режим онлайн, должно было заработать дистанционно прямо из Швейцарии уже во вторник, 4 июня. Специфика работы это позволяла.
В синий громоздкий чемодан вечером накануне вылета, обещавшего решительно перевернуть мою судьбу, была сумбурно упакована вся моя тридцатишестилетняя жизнь: пара дорогих для меня рабочих костюмов и платьев, три самые толстые детские книги на русском языке, два с половиной диплома о высшем образовании с переводом на немецкий язык, ворох зимней детской одежды и огромное желание начать все с самого начала. Больше мне для старта ничего не было нужно: в компьютере прекрасно систематизированные и продуманные до мелочей рабочие процессы, а в телефоне почти тысяча деловых и дружеских контактов. И казалось, что этого вполне достаточно для начала новой жизни в новой стране в новом доме с новым мужем.
Мне нравится начинать новую жизнь во вторник. Понедельник для этого не самый благоприятный день: по понедельникам еще работают старые, запущенные на прошлой неделе проекты, или дает о себе знать расслабленное воскресное настроение. Опыт начала новой жизни со вторника у меня уже был. Пятнадцать лет назад в апреле моя опытная врач сказала:
– Одиннадцатого, в понедельник, приезжай к нам в отделение рожать. Ждать больше некуда.
– Стимуляция? – лишь уточнила я.
– Да, ждать после 12 апреля будет уже опасно, – объяснила врач тоном, не допускающим никаких возражений.
– Но в понедельник у меня… – робко начала было я.
– Это не обсуждается, – отрезала врач.
Естественные роды не ожидались. Но понедельник, 11 апреля, меня совсем не устраивал: уже была назначена пара важных встреч. Однако строгого врача не впечатлили мои аргументы. Она лишь сердито погрозила мне пальцем и уже начала было заносить время моих предполагаемых родов в свою толстую записную книжечку. У меня оставался последний и самый весомый аргумент:
– Отчество будет космическое: Юрьевна, – негромко сказала я и пристально посмотрела в глаза врачу.
Это окончательно определило дату рождения моей дочери. Алиса планово появилась на свет во вторник, что впервые и бесповоротно перевернуло мою отлаженную жизнь, полностью, радикально перестроив всю тщательно собранную по кирпичикам систему моих ценностей в формате «работа-работа-и-еще-раз-работа» или «а сможем ли мы закончить проект еще быстрее?».
Бумажный папа не прослеживал никакой глубокой причинно-следственной связи между рождением его дочери и определенными событиями, происходившими в его жизни до этого. И действительно, для него ничего не изменилось. Рождение ребенка, о котором он так мечтал, несколько удивило его, даже застало врасплох:
– И как теперь ты планируешь вносить свою долю в семейный бюджет? Тебе теперь нужно будет все делать еще быстрее, наверное. Ну ладно, я пошел на футбол. Сегодня ужин, как обычно, в семь. Успеешь?
Ответа у меня не было.
Шереметьево. Мы с вертлявой восьмилетней дочкой ждем посадки на рейс Москва – Цюрих. Мой взгляд выхватывает из пестрой толпы лишь стремящихся к теплым летним морям мамочек с детьми. Все они, очевидно, едут в долгожданный отпуск. Все они обязательно вернутся домой через неделю-две или через месяц. Но в любом случае к началу учебного года в школе. Мы с дочкой вернемся сюда нескоро. Так, снова во вторник, началось мое путешествие в неизвестную жизнь – жизнь, как на альпийской открытке, в швейцарской деревеньке Замочково.
Аэропорт Цюриха встречает нас прохладой, тишиной и абсолютным спокойствием. Мы едем в терминал на выход под медитативный звон коровьих колокольчиков. Так Швейцария встречает соотечественников и туристов. Так начинается и звучит моя новая Родина.
На выходе из аэропорта Цюриха нас встречал мой будущий швейцарский муж и будущий швейцарский папа моей дочки.
У него было существенное преимущество перед бумажным папой: на момент принятия решения о нашей совместной жизни он видел нашу дочь уже три раза. И он тоже готовился к нашему приезду и к радикальным переменам в своей жизни: пошел на языковые курсы, сделал ремонт в своем доме, приготовил для дочки комнату, обустроив под нее почти весь этаж – повесил там качели и канат, купил множество домашней утвари, мебель и зеркала перевесил так, чтобы все подходило по росту. Ему тоже казалось, что этих перемен будет вполне достаточно для удачного старта.
3. «Privat», или Посторонним вход воспрещен»
– Смотри, это наш местный небоскреб! – говорит мой швейцарский муж, плавно скользя по левой полосе дороги с безупречно продуманной разметкой.
– Где? – удивленно спрашиваю я. Мы уже несколько недель в Швейцарии, а ощущение того, что мы живем в сказке, не покидает.
Ему явно очень хочется ехать побыстрее, чтобы выскочить наконец из душного для него Цюриха и свернуть уже на любимый автобан, но видно, что он изо всех сил старается ехать медленнее, не превышая при этом установленный скоростной режим. Он хочет, чтобы я порадовалась тому, что в Цюрихе тоже есть небоскребы, почти как в Москве. Но мне трудно разделить его швейцарскую гордость. Я просто не вижу никакого небоскреба!
– Да вот же он, там, слева! – удивляется моему замешательству Мартин.
Я поворачиваю голову налево. Там нет никакого небоскреба! Теперь уже Мартин удивляется, машет рукой:
– Да вот же он! Голову-то поверни, Юля!
Может быть, это я не знаю, где лево? На всякий случай начинаю крутить головой в разные стороны. Небоскреба нигде нет. Ни слева, ни справа.
И вдруг, оборачиваясь назад в первой и последней в этот день попытке поймать знаменитую цюрихскую высотку Prime Tower, я цепляю-таки взглядом синее стеклянное здание у эстакады, которое так органично не вписывается в спокойный цюрихский уклад жизни. Единственное 36-этажное здание 126 метров высотой с панорамным рестораном Clouds наверху словно вырезает кусок бездонного синего швейцарского неба, заменяя его отражением архитектуры безлюдного города. Строгое строительное законодательство Швейцарии запрещает возведение высоток. Швейцарцы трепетно берегут каждый квадратный сантиметр естественной альпийской красоты своей родины. Каждый квадратный метр земли имеет многолетнюю историю и обязательно кому-то принадлежит. Таблички «Privat», или «Посторонним вход воспрещен», вежливо, но однозначно указывают на правила игры, принятые в этой прекрасной стране с традиционным укладом жизни, сформировавшимся за многие века в вечных и величественных Альпах. Я чувствую, что там определенно есть много секретов.
– Алиса, да посмотри же ты, какая красивая гора! Она просто кричит о своей красоте! – тоже кричу я мужу и притихшей дочке, сидящей на заднем сидении машины и уткнувшейся в свою толстую русскую книжку. Меня просто распирает от бездонного могущества этих гор, разрезающих пространство и воздух на части. Я не могу даже фотографировать: картинки, обрезанные объективом, вообще не передают целостности и божественной законченности альпийского ландшафта, сдобренного коровами и их вечными колокольчиками. Эта кричащая красота не умещается во мне, она заставляет и меня по-детски кричать от восхищения, когда мы просто поворачиваем влево или вправо по шоссе. Эти горы с облаками, за которыми можно бегать, которые можно просто потрогать рукой и которые можно даже поймать за хвост, если повезет, просто взрывают меня изнутри, раздирают на части неуемным восторгом. Я то и дело прошу мужа остановиться, выскакиваю из машины почти на ходу, прикасаюсь руками к холодным скалам, покрытым пушистым мхом, и, не веря своему счастью, каждый раз проверяю, что горы мне не снятся, а действительно существуют, глажу мокрые камни, по которым стекает, лепеча на своем поющем швейцарском диалекте, талая вода.
Но мой за́мочковый муж Мартин искренне не понимает причин моего ликования; он терпеливо останавливает машину там, где можно, и, вооружившись швейцарским терпением, ждет, пока поток моей безудержной радости хоть немного поутихнет. Он родился швейцарцем и вырос под Замочково, среди предальпийских гор, солнечных холмов с виноградниками, среди некошеных лугов, где свободно пасутся расслабленные коровы, монотонно поедая малахитовую траву, где каждое утро просыпается в росе целый мир, обещающий бездну открытий тому, кто пробежит по ее рассыпанным каплям первым.
Моя дочь Алиса тоже не разделяет моего необузданного умиления; она не слушает, не слышит, не понимает наш разговор на немецком языке, ей интереснее скорее дочитать последнюю толстую русскую книжку, которую мы привезли из Москвы в синем громоздком чемодане. Ее подарила Алисе самая главная учительница первого класса. Алиса ныряет в текст, как в охлаждающее озеро, и погружается в свой мир, полностью вырезая швейцарскую реальность.
А я по-прежнему не вижу швейцарских небоскребов, не отличаю деревень от деревенек, городов от городков, поселков от поселочков. Всю деревеньку Замочково можно спокойным шагом пройти за 15 минут. Как раз столько времени требовалось мне в Москве, чтобы дойти пешком до ближайшего магазина. Мой муж, черпая неиссякаемые запасы терпения из швейцарского воздуха, знакомит меня с тонкостями и хитросплетениями окружающей действительности в Клейком ручейке и Винных полях, во Мхово и в Горках, в Старой деревне и Лесково, даже в Бабьелесье и Мужиково, наконец.
Я ведь мечтала о втором детстве для Алисы. А теперь, в свои 36 лет, я сама вдруг кажусь себе не женой, а малым и беспомощным ребенком, заново и по своей собственной воле рожденным в новый и совершенно непонятный мир. Как справится с этим мой швейцарский муж?
4. Копеечка
Я никогда целенаправленно не искала иностранного мужа, и уж тем более швейцарского. Более того, если бы кто-то сказал мне лет десять назад, что у меня будет муж-иностранец, я бы не поверила и рассмеялась бы этому человеку в лицо. Для меня важной ценностью было и остается полное взаимопонимание в семье или хотя бы стремление к нему, гармоничные отношения: одинаковые фильмы, просмотренные на диване в обнимку, чувство юмора в ситуации, когда уже и шутить-то больше не над чем – осталось только плакать или смеяться. Ну и еще, может быть, знакомые с детства песни, спетые и спитые под гитару ночью во дворе, долгие доверительные разговоры за полночь, когда уже перестаешь понимать, о чем вообще говорили, и это уже и неважно. Наверное, это были очень высокие требования, совсем невыполнимые в реальности.
Мне 28 лет. «Все подруги замужем давно, а у тебя только работа на уме», – постоянно твердит мне мама. У моей подруги, креативной журналистки Лины, день рождения – 8 марта. Много приглашенных неизвестных мне людей. Иду с двойным подарком. И с тяжелым сердцем: на вечеринке все будут по парам, а я – одна. А дальше все как в тумане. Нас ожидает сюрприз: будем снимать мини-кино, роли распределяются по жребию; вдруг я – невеста, на меня надевают бутафорское свадебное платье и кружевную фату, я почти не понимаю, что происходит. Стоп. Снято. Веселый фильм-шутка. А теперь огромный четырехэтажный торт. Следующий конкурс. В торте спрятана копеечка. Кому достанется, у того и родится в следующем году ребенок. Ажиотаж среди бесчисленных замужних подруг Лины. Нехотя беру последний кусок. И да, копеечка спрятана там. Ловлю завистливые взгляды. В один день и главную роль получила, и надежду на рождение ребенка! Еду за полночь домой на такси одна, а на щеках слезы.
Юрий вошел в мою судьбу в тот год скоропостижно и за три года совместной жизни превратился в бумажного папу моей дочери Алисы. Так вышло, что однажды я не смогла приготовить ужин точно к семи вечера. Алисе было месяца три, а у меня была температура 40 °C. Июль. Снаружи жарко, холодно внутри. Бумажный папа сказал:
– А как же наш ужин? Может, все-таки сделаешь хоть мясо по-французски с жареной картошечкой? Я знаю, ты справишься. Ну ладно, я пошел на футбол.
И я действительно смогла. Встать с кровати и упаковать все Алисины вещи в синий громоздкий чемодан. Больше для новой жизни мне ничего не требовалось.
Был вторник. Я сделала первый шаг навстречу моему швейцарскому мужу.
Семь лет спустя московской июльской ночью я сидела на кровати, обхватив голову руками, в нарастающем отчаянии и одновременно в каком-то глубоком эмоциональном опустошительном возбуждении. За стенкой мирно и сладко посапывала дочка. На фоне этого вселенского одиночества и беспросветного спокойствия пустой ночной комнаты внутри меня клокотала бушующая сила, рвавшаяся наружу, бурлило нечеловеческое напряжение, которое не могли вытрясти ни вечерние пробежки по соседнему парку, ни нервный перебор струн на гитаре, ни пространные разговоры с подругами на кухне. Эта была усталость матери-одиночки, накопившаяся за годы изнурительной гонки на выживание. На тумбочке лежал мой бизнес-ежедневник, заполненный деловыми встречами. Я схватилась за него, как за соломинку, открыла и порывисто, словно выплескивая из себя неукротимую волевую энергию, начала писать с чистого листа, страницу за страницей.