Стоящие свыше. Часть III. Низведенные в абсолют

18 февраля 420 года от н.э.с. Исподний мир

Этот парень появился на следующий день после обеда. Отца не было, Спаска играла в куклу, которую ей принесла баба Пава, – удивительная была кукла, с фарфоровым лицом, в парчовом платье, с башмачками на ногах и настоящими волосами. Спаска даже подумала сначала, что это очень маленькая девочка.

Парень вошел, постучав в дверь, и сказал бабе Паве:

– Меня прислал Милуш-сын-Талич.

Он был одет смешно: то ли в плащ, то ли в сарафан, только темный, почти черный, с широкими серыми нарукавниками. Из воротника сарафана-плаща торчала тонкая шея, а из-под нарукавников – узкие, словно девичьи, запястья.

– Здравствуй, детка. – Он зачем-то изобразил на лице строгость. – Меня зовут Славуш-сын-Ивич. Я буду твоим учителем.

И как раз в эту минуту в дверях появился отец.

– Как-как ты сказал? Сын-Ивич? – Он расхохотался.

Парень покраснел, и Спаске показалось, что ему очень хочется сбежать.

– Кроха, этого мальчика зовут Славуш, тут он не соврал. Ивичем ему называться еще рано. Учитель из него тоже пока никакой, хоть он и нацепил на себя мантию. Так что ты его не бойся, он серьезным только прикинулся, а вообще-то он хороший парень.

– Я не боюсь, – ответила Спаска и улыбнулась «учителю», чтобы он перестал смущаться и краснеть.

Он и вправду оказался хорошим парнем, и принес с собой азбуку, чтобы научить Спаску буквам, и был разочарован тем, что буквы она уже знала и прочитала ему всю азбуку вслух на первом же уроке.

– Не расстраивайся так, – сказал ему отец на прощание. – Научи ее лучше азбуке добрых духов. Ягута на языке чудотворов читать не умеет, так что тебе и карты в руки.

С тех пор Славуш приходил каждый день. И учил Спаску не только языку добрых духов, но и чистописанию, и арифметике.

Полмесяца в замке показались ей счастливой грезой. Отец подолгу сидел за письменным столом и что-то писал, баба Пава рассказывала сказки и учила Спаску шить наряды для куклы, Милуш каждый вечер позволял танцевать под музыку из волшебного сундучка и собирать силу добрых духов (только галерей Спаска больше не роняла). В замке было тепло, много хорошей еды, и Спаске не хотелось думать о хрустальном дворце. Только иногда, глядя со стены замка на простершееся вокруг болото – в серой мути тумана, сливавшегося с небом, – она видела хрустальный дворец, сиявший в лучах солнца множеством высоких стройных башенок, и теплая тропинка ложилась под босые ноги, и хозяин дворца за руку вел ее вперед… А если замку угрожала опасность, его хозяину помогал сказочный царевич по имени Славуш.

Иногда Спаска слышала голос болота – оно не любило колдунов, потому что те разгоняли тучи. И Гневуша оно забрало к себе поэтому, и тут шептало что-то соблазнительное, сладкое: «Оступись… Шагни в сторону… Сверни с гати…» Наверное, взрослые колдуны уже знали о его коварстве, потому что не слушались. Только однажды Спаска уловила ответ болоту из-за стен замка. Нет, это были не слова – покорность, готовность служить и… кормить его, ненасытное. Как у старухи в куколе, которую болото прислало в деревню.

И потом, глядя вниз со стены замка, Спаска не могла отделаться от тягостных мыслей о тех, кто готов отдать болоту не только свою жизнь… В такие минуты она возвращалась в комнату, к отцу, потихоньку садилась на пол возле его стула и клала голову ему на колено. В первый раз он удивился, растерялся и спросил:

– Хочешь, я возьму тебя на колени?

Спаска не хотела ему мешать – ведь писать неудобно, если кто-то сидит на коленях, – поэтому покачала головой. И просидела бы она так до самого ужина, но пришла баба Пава и начала ворчать:

– Почему дитя сидит на холодном полу? Куда ты смотришь, недотепа?

– А… разве пол холодный? – повернулся к ней отец – он побаивался бабы Павы, чем очень Спаску удивлял.

– А то теплый!

– Но тут же ковер… – не сдался отец.

– Много тепла от этого ковра! Девочка может застудиться!

Спаска подняла на него глаза – ей очень не хотелось вставать, да и никакого холода она не чувствовала. Тогда отец поднялся, сгреб со своей кровати перины вместе с покрывалом и бросил на пол возле своего стула.

– Так девочка не застудится? – спросил он бабу Паву.

Спаска быстро перебралась на перины, а баба Пава недовольно сложила губы – наверное, ей было обидно, что Спаска сидит с отцом, а не играет с ней в куклу.

Счастливая безоблачная жизнь закончилась однажды ночью. Спаска проснулась словно от толчка: комнату освещали многоцветные сполохи огня – сквозь мозаику окна просвечивал пожар во дворе. Наверное, Спаску и в самом деле разбудил толчок, потому что он повторился – дрогнули толстые стены, с потолка посыпался песок. Отца в комнате не было, но Спаска не испугалась, даже когда услышала грохот, похожий на грозовой. Наверное, это загремели пушки – она видела их на стенах замка.

В комнату, причитая и охая, вбежала баба Пава и тут же принялась вытаскивать из сундука Спаскины вещи.

– Скорей, детонька, скорее… – шептала она себе под нос. – Надевай, милая, чулочки… Вот эти, тепленькие.

– Там пожар? – спросила Спаска.

– Хуже, еще хуже… Сломают ворота, как пить дать, сломают… Всех нас перебьют…

Распахнулась дверь – в комнату, звонко бряцая оружием, зашел Славуш и с порога заявил:

– Никто ворота не сломает. Они еще не совсем сошли с ума.

Может быть, кому-то он бы показался смешным – в кожаной броне, которая была ему сильно велика (от чего шея его казалась еще тоньше), с двумя ножами и топором на поясе, в меховой шапке, задвинутой на затылок. Но Спаска тогда посчитала, что выглядит Славуш как настоящий воин.

– Спаска, меня за тобой прислал Змай. Собирайся скорей.

– Куда? Куда ребенка потащишь? – возмутилась баба Пава.

– Не ваше дело, – ответил Славуш. – Помогите ей одеться.

– В башне надо прятаться, в башне! Туда нескоро доберутся.

– Вот и идите в башню.

Разноцветная мозаика окна со звоном выплеснулась на пол, выгнулась ее свинцовая оправа. Оттуда сразу повалил дым, быстро заполняя комнату.

– Что делают! Что делают! – завыла баба Пава.

– Да это камень из пращи попал, ничего страшного, – пожав плечами, равнодушно сказал Славуш. – У них даже пушек нет, только пращи. И не арбалеты, а луки охотничьи. Мужичье с дубьем… Сказали им, что это Милуш мор наслал, вот они и пришли замок громить.

Спаска оделась быстро, и Славуш велел накинуть на голову капюшон. У дверей она обернулась, оглядывая комнату, и увидела куклу, одиноко сидевшую на сундуке.

– Хочешь взять куклу с собой? – спросил Славуш.

Куклу было жаль, но… она ведь была неживая. Славуш не дождался ответа, подхватил куклу с сундука и сунул Спаске в руки.

Во дворике горело все, что могло гореть, сырое дерево нещадно дымило, вокруг метались люди: кто-то бежал к башне, кто-то к воротам, кто-то лил воду в огонь. Через стену со свистом летели камни и куски горящей смолы. На стенах замка пылали факелы, вокруг пушек толпились мужчины. Спаска попыталась высмотреть среди них отца, но его там не было.

Славуш дернул ее за руку и, как ни странно, повел к лестнице на стену.

– Почему пушки не стреляют? – спросила Спаска.

– У нас всего три пушки. Надо не меньше получаса, чтобы стволы остыли, иначе порох раньше времени загорится. Пригнись, – велел Славуш и потащил Спаску в сторону от ворот, к восточной стороне замка.

А Спаска подумала, что отец ни за что не станет прятаться от летящих через стены камней и горящей смолы. Ей не хотелось уходить от него, но она не посмела противиться Славушу, просто тихо заплакала – от боли и страха. От того, что, может быть, больше никогда не увидит отца…

– Что ты, Спаска? Что ты плачешь? Тебе страшно? – спросил Славуш. – Не бойся, я же рядом. С тобой ничего не случится…

С каждым шагом становилось все темней – с восточной стороны никто к замку подобраться не мог, там к обрывистому склону холма вплотную подступала непроходимая трясина, поэтому на стене было пусто. Но Славуш знал, что делает, и без труда нашел тяжелую деревянную крышку люка, ведущего на узкую лестницу внутри стены.

– Не бойся. Тут темно, но я буду тебя держать. И осторожно – ступеньки очень высокие.

Спаска не боялась темноты – она темноту осязала. Холод стен и ступеней отличался от холода затхлого воздуха. Она могла бы даже сказать, где стена покрыта волглым лишайником, где камень остается чистым и сухим, а где осыпается от сырости.

– Там крысы, – сказала она, тихо всхлипнув.

– Ты боишься крыс? – Славуш покрепче сжал ее руку.

– Нет. Я просто говорю, что там крысы.

Крысы разбежались, когда Славуш пошел по ступеням вниз.

Лестница вела к низкой двери, больше похожей на лаз, снаружи ее прикрывали два огромных валуна, а сразу за ними начиналась трясина. В черной маслянистой воде отражалось зарево пожаров в замке, и от этого ледяной холод болота казался еще холодней. Но Славуш без трепета шагнул в воду.

– Не бойся, здесь не глубоко, даже ноги не промочим.

И в самом деле – под тоненькой пленкой воды прятались деревянные мостки, не широкие, но вполне надежные. Правда, шли по ним недолго – лишь миновали топкое место.

– Темно-то как… – проворчал Славуш, остановившись на краю мостков. – Вешек не видно.

– А куда нам надо? – спросила Спаска.

– Сначала на восток, а потом к северу, на Лысую горку. Там есть землянки, можно прожить несколько дней.

Нет, вешек Спаска тоже не видела, но чувствовала дрожь болота и могла безошибочно сказать, где твердая тропа, а где опасная топь.

– Пойдем. Я знаю, как идти, – сказала она и потянула Славуша вперед.

В темноте голос болота слышался особенно отчетливо: оно радовалось новым жертвам, и в замке, и на подступах к его стенам. Ему было все равно, кто победит.

21 февраля 420 года от н.э.с. Исподний мир

Три дня в сырой землянке тянулись бесконечно долго. Славуш совсем не умел рубить дрова, и то, что ему удавалось раздобыть за несколько часов, сгорало за четверть часа, не прибавляя тепла, но наполняя землянку дымом. Спаска не жаловалась, грызла сладкую репку и вяленые рыбные балыки, прихваченные Славушем из замка, и пила дождевую воду. В деревне к концу зимы и вяленая рыба была роскошью… Без бабы Павы кукла ее не занимала, сидела в углу на пустом топчане и смотрела на Спаску круглыми глазами. Гораздо больше Спаске нравилось, когда Славуш учил ее арифметике или читал сказки из книги, очень старой, еще напечатанной на бумаге. Но Славуш упорно спускался с Лысой горки в лесок и добывал топливо для круглой чугунной печки, не державшей тепла. Спаска пробовала сама читать сказки, но окошки, затянутые пузырем, были под самым потолком и давали очень мало света, а мелкие, едва заметные буквы на пожелтевшей бумаге разбирать было трудно.

Выходить наружу Спаска не любила. Лысая горка – широкий пологий холм – лежала у подножья Змеючьего гребня: черные скалы, кое-где поросшие лесом, поднимались над болотами и должны были манить сухой травой, крепкими деревьями, цеплявшимися за камни, густым кустарником, какой не часто встретишь даже в лесу. Но Спаске мерещились стоны среди гулких камней, и бродили по Змеючьему гребню тени, особенно заметные в дождливые сумерки, а в глубоких впадинах, поросших сырым почерневшим папоротником, дремало нечто… Дремало и дышало ядовитым смрадом, кишело крысами и плевалось блохами.

– Славуш, а почему ты не рубишь дрова наверху? Там ведь суше… – как-то раз спросила Спаска.

– На Змеючий гребень ходить нельзя.

– Почему?

– Там… В общем, это нехорошее место, туда никто не ходит. Туда нельзя ходить. – Он с особенным нажимом сказал «нельзя».

И Спаска поверила. Туда нельзя ходить, чтобы не разбудить спящее нечто…

Отец пришел на закате третьего дня – без плаща, с мокрыми ногами. От него пахло гарью, красные глаза слезились, и лицо было обожженным и чуть припухшим.

– Сын-Ивич, какого злого духа тут такая холодина? – начал отец с порога. Теперь он называл Славуша не иначе как «сын-Ивич», с особенной издевкой добавляя это «сын». – И где я буду сушить сапоги?

– Змай, все сырое кругом… Нечем топить, – виновато ответил Славуш.

Отец вздохнул со стоном и сказал только:

– Давай топор.

Через час в чугунной печке, обложенной камнями, гудел огонь, на камнях сушились куски отжатого торфа, сапоги, безрукавка и рубаха отца, а в котелке кипела похлебка из солонины с пшеном.

Спаска хотела сесть к его ногам, как в замке, но пол был земляным: грязным и холодным. И на колени к отцу она тоже не садилась – потому что он устал, она чувствовала его усталость. Поэтому просто пристроилась рядом на табуретке и вложила свою руку в его ладонь.

– Что в замке? – спросил Славуш, все еще смущенный.

– Не знаю. Пожары потушили, конечно.

– А осада?

– Не осада и была. Вчера на закате разбежались по домам – замерзли, устали, проголодались.

– А чего ты только сейчас пришел?

– Порядок в замке наводили.

Он лгал – Спаска всегда легко чувствовала ложь. И если отец пришел из замка, то почему без плаща?

– Так что, можно возвращаться?

– Пока рано, – пожал плечами отец. – Заразу они принесли… Опять, как в Волгороде. И теперь я совсем ничего не понимаю. Убивать колдунов никому не выгодно, никому. Одно дело деньги у Милуша вымогать, и совсем другое – сразу три сотни колдунов погубить почем зря…

– Это болото, – сказала Спаска тихо.

– Болото, говоришь? И чего же этому болоту надо? – спросил отец.

– Оно хочет жить, – ответила Спаска. – Оно не хочет солнца. Оно питается людьми. Ему нравится, когда люди умирают.

– Вот как? И что же, это болото перекинуло мертвецов через стену? У него же рук нет…

– Нет, – кивнула Спаска. – Оно шепчет. И его слушаются. Старуху оно прислало к нам в деревню. И тут кого-то послало. Я слышала, как кто-то ему отвечал.

Отец замолчал – задумался.

– Так значит, Спаске в замок пока нельзя? – спросил Славуш.

– Да и тебе я бы пока возвращаться не советовал, – ответил отец.

– Мне можно… – тихо сказал Славуш. – Я болел оспой. В детстве.

– Да? А чего следов не осталось?

– Я не знаю. Я совсем маленький был, не помню. У тебя тоже следов не осталось.

Славуш не любил говорить о детстве – его родители умерли не так давно, поэтому Милуш и забрал его в замок, сделал своим учеником. Отец говорил, что род Славуша не менее знатен, чем род Сизого Нетопыря, а его отец был едва ли не самым образованным колдуном в Млчане.

19 мая 427 года от н.э.с. Утро

– Других богов? – Инда насторожился. – Уж не на Змея ли о восьми головах Исподний мир хочет променять добрых чудотворов?

– Нет. Змей был и остается пугалом Исподнего мира. Это в Славлене все газеты напечатали его фотографии, а там, на болотах, его видели только трое гвардейцев, которым не поверил даже их капитан. Ну и сам Чернокнижник, конечно…

– Кто такой Чернокнижник? – тут же переспросил Инда.

– Милуш Чернокнижник из рода Сизого Нетопыря. Самый знатный колдун Млчаны. Его отец выстроил замок на Выморочных землях, в двух лигах от развалин Цитадели. Выморочные земли, как я говорил, принадлежат Храму, это огромная территория, но Храм больше теряет на этих землях, чем собирает доходов. Деревеньки, разбросанные среди болот, живут добычей бурой руды, очень бедной, кстати. Ну еще промысел нутрий – это из существенного. Ягоды, грибы. Немного меда – лесов почти нет. Из живности держат в основном коз и птицу. Торговать ездят в Волгород. Раз в три года Храм пробует собрать оттуда подати, но жители так крепко держатся за свою брюкву и свое сено, что частенько объединяются несколькими деревнями против гвардейцев. В общем, сценарий известный: сбор податей больше похож на разбой. Храму нет от этих земель никакого проку. Кое-что он успел всучить Волгороду, что-то подарил Государю, так что у рода Сизого Нетопыря не возникло проблем при покупке земли. Чернокнижник мечтает о возрождении Цитадели, и мы ему не мешаем.

– Исправляем фатальную ошибку? – улыбнулся Инда.

– В некотором роде. Замок небольшой, земли у Чернокнижника тоже не много, но он привечает колдунов на своей земле, и мы до недавнего времени были уверены, что Храм выполнит наше требование не трогать Чернокнижника. Но об этом я бы рассказал чуть позже. Вы, наверное, знаете, что в замок внедрен наш агент, Прата Сребрян?

– Мне знакомо это имя, но я не знал, что это внедренный агент. Меня удивило в открытую произнесенное имя…

– Во-первых, это не настоящее его имя. А во-вторых, у Исподнего мира нет и не может быть шпионов здесь.

Инда усмехнулся про себя: маленькая зеленая ящерка может попасть в любое помещение Тайничной башни.

– Продолжайте. Вы начинали говорить о богах.

– Да. Именно о богах. Примерно два месяца назад Прате Сребряну стало известно о секте болотников. Из всех известных нам сект на территории Млчаны она одна из самых многочисленных. И самых… кровожадных. Кровожадность нас не удивила – вызывает вопросы число болотников. Как правило, секта держится на личности лидера, проповедника. У болотников нет проповедника, нет объединяющего центра. Они объединены в общины, но община вторична – первично то, что Прата назвал «зовом болота». Я не верю ни в какой зов и довольно неплохо представляю себе механизм создания секты. Или мы имеем дело с силой, которая не уступает нам в мастерстве мистических практик, или…

– Продолжайте, – кисло улыбнулся Инда. В оборотня он уже поверил, осталось поверить в зов болота…

– Или мы упустили из виду большую и кропотливую работу храмовников, – закончил Красен.

Инда выдохнул с облегчением.

– Болотники приносят жертвы болоту, и наиболее ценной жертвой является колдун. Якобы колдуны вредят болоту, потому что несут в мир солнце. Это какой-то безумный культ смерти, бессмысленная жестокость. Чем больше смертей, тем лучше! Поэтому они и объединяются в общины – так у них больше возможностей убивать. Даже храмовники не убивают колдунов…

– Так может, это просто разбойники? – усмехнулся Инда.

– Нет. Они убивают бескорыстно. И не из удовольствия убивать. Они выполняют священную миссию. Я так и не смог понять, кому это нужно, кто получает выгоду от этих бессмысленных смертей. Секта тайная, о ней не ходит даже слухов – всем злодеяниям в Исподнем мире всегда есть объяснение: колдуны, слуги абсолютного зла, воруют детей, травят скот, насылают дожди и эпидемии. Колдуны же по привычке считают виноватыми храмовников.

Инда вдруг подумал о трещине, ползущей под свод… Воспоминание было ярким, ворвалось в разговор грохотом ветра Внерубежья и испариной на лице от горячего ядовитого тумана над расплавленным камнем. И шорохом дождя по капюшону: «Я иду». Тогда, стоя на тонкой корке из камня, прикрывшего лаву, Инда не чувствовал страха – разве что трепет перед мощью неживой природы. А тут ощутил ужас: пересохло во рту, кровь отлила от лица, похолодели руки и ноги.

– Что с вами, Хладан? – тут же спросил Красен. – Неужели я напугал вас своими рассказами?

Ну да, он же дипломат… Он должен видеть малейшее изменение на лице собеседника.

– Нет. Я случайно вспомнил свой давешний сон. Мне редко снятся кошмары, но иногда это случается.

– Мне часто снятся кошмары. Это издержки моей службы. Оставим болотников в покое. Возможно, больше вас заинтересует Живущий в двух мирах, которого чтят на севере Млчаны – в Волгороде и на Выморочных землях.

Инда навострил уши, в глубине души жалея, что не смог как следует подумать о том, почему вдруг испугался.

– Да, это и в самом деле интересно.

– На Выморочных землях за сто пятьдесят лет культ Предвечного так и не прижился – вместе со сборщиками податей Храм посылает в деревни проповедников, но что может сделать одна проповедь раз в три года? Представьте себе: гвардейцы грабят дома, а Надзирающий в это время рассказывает о добрых чудотворах… Фокусы с солнечными камнями там не работают, и лично я не поеду показывать чудеса в деревеньку из десяти дворов, где мне запросто топором проломят голову. Все население Выморочных земель меньше, чем один-единственный Волгород, так что нам незачем ломать там копья. Нет, в существование Предвечного там верят, как верят в духов, болотных злыдней и девок-водяниц. Но дальше упоминаний всуе эта вера не идет. А Живущий в двух мирах – это наивная народная выдумка. Он всегда ходит пешком, ничем не отличается от обычного человека, но появляется там, где обижают слабых или обманывают доверчивых, и восстанавливает справедливость.

– И почему же его зовут Живущим в двух мирах?

– Потому что он запанибрата с Предвечным. В какой-то степени он – его антагонист. В известной волгородской сказке Живущий в двух мирах три года был посредником между Предвечным и Смертью. Предвечный велел Смерти забирать то самых старых, то самых молодых, то самых матерых, а Живущий в двух мирах передавал ей совсем другое: то грызть камни, то черпать воду из болота, то корчевать дубы. В другой сказке Живущий в двух мирах останавливает конец света. Предвечный, осерчав на людей, допытывается, хорошо ли люди ему поклоняются. Если плохо – он обещает тотчас наслать мор, потом устроить потоп, потом и вовсе стереть людей с лица земли. Живущий в двух мирах подстраивает дело так, что Предвечный остается людьми доволен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Так называемые Выморочные земли принадлежат храму Чудотвора-Спасителя, и подати с них собирают гвардейцы Хстовского легиона (информация из Энциклопедии Исподнего мира, далее – ЭИМ, Т. 8 – Млчана. Ст. «Выморочные земли», раздел «Экономика», автор – Крапа Красен).

2

Зыбень (зд.) – болото, трясина, покрытые зыбким растительным слоем.

3

Бочаг (зд.) – яма на дне реки, озера, болота; омут.

4

Традиционно гвардия Храма выполняет в городах полицейские функции (информация из ЭИМ, Т. 2 – Храм Предвечного. Ст. «Гвардия Храма»).