Книга За полчаса до Конца Света - читать онлайн бесплатно, автор Марк Рабинович. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
За полчаса до Конца Света
За полчаса до Конца Света
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

За полчаса до Конца Света

– Все кто может зарываются поглубже в землю? – предположил я.

– Что-то в этом роде – согласился Натан – Похоже, что назрел кризис и нарыв того и гляди прорвется…

– А при чем здесь я? – возник у меня закономерный вопрос.

– Тебе что, безразличны судьбы мира? – улыбнулся он.

Это был провокационный вопрос и на него не следовало отвечать. Я и не ответил, а лишь посмотрел на него так, как смотрят учителя на полных придурков, которых все же приходится учить. Он смущенно почесал свежевыбритый подбородок, помялся еще немного и осторожно начал:

– Мы, Изя, уже несколько лет живем в очень странном мире. Атомная, черт бы ее побрал, Эра… В этом мире есть оружие, которое легко может его, этот мир, уничтожить. А вот стабильности в этом мире нет. И доверия в нем тоже нет. Ну и как прикажешь с этим жить? Пока что бомба только у Штатов, СССР и Англии. Но французы дышат им в затылок и китайцы тоже не дремлют. Надо бы и нам понять, как жить в этом новом мире.

– Но у нас-то бомбы нет! – возмутился я, вскакивая с кресла.

Натан посмотрел на меня очень странно, как будто раздумывая, сказать или не сказать мне нечто такое, чего мне знать не полагалось. В конце концов он промолчал столь многозначительно, что я лишь ошеломленно плюхнулся обратно в кресло.

– Ну и дела! – было единственным, что мне удалось из себя выдавить.

– Вообще-то я ничего тебе не сказал – проворчал он не глядя на меня.

– А я ничего и не слышал – мне наконец удалось перевести дух – Но я-то тебе зачем? У тебя наверное есть ученые, есть и аналитики.

– Все верно – ответил Натан – Есть и ученые, есть и аналитики. Причем ученые изучают, а аналитики… Что?

– Наверное – анализируют – мрачно предположил я.

– Молодец! И это все просто замечательно. Но этого мало. Мне нужен независимый взгляд, свободный от догм и незнакомый с мудреными методиками… Твой взгляд.

– Но почему именно я?

– А кому еще я могу доверять? В нашей конторе половина сотрудников завербована русскими, а вторая половина – американцами. И это еще только те, про которых мы точно знаем.

– Ну а ты? – ехидно поинтересовался я.

– Что я?

– Ты работаешь на КГБ или на ЦРУ? И откуда ты знаешь, что я не завербован уругвайцами?

Натан устало махнул рукой:

– Прекрати… Вот тебе я как раз доверяю. Поэтому поедешь именно ты.

Похоже, что мое согласие не требовалось. Вот так всегда.

– Куда ты меня посылаешь? – недовольно спросил я.

– Для начала – в Нью Йорк…

– Ну, это еще куда ни шло…

– А потом – на противоположную сторону…

Я невольно снова привстал в кресле и услышал то, чего опасался

– …В Москву.

– Ты же знаешь! – вскричал я – В ту страну мне нельзя!

– Можно, можно – прозвучал спокойный ответ – Теперь уже можно.

Он пристально посмотрел на меня сквозь стекла очков и, помявшись, добавил:

– По крайней мере нас заверили, что сейчас тебе там ничего не грозит.

– Кто заверил? – машинально пробормотал я, понимая, что ответа не будет.

Ответа, разумеется, и не последовало. А ведь мое беспокойство было небезосновательным. После той давней истории с Рокоссовским и моего бегства из Вены, в СССР я считался дезертиром, ну а на забывчивость людей из МВД, успевшего превратиться в КГБ, рассчитывать не приходилось. С другой стороны, было бы интересно вернуться туда, где прошла моя юность, заглянуть в Максимилиановский переулок, задрать голову на купол Исаакия, пройтись вдоль гранитных набережных. Впрочем, Натан посылал меня в Москву, а не в Ленинград. Иерусалим и Москва продолжали поддерживать вялые дипломатические отношения и поэтому ничто вроде бы не препятствовало Ицхаку Шойхету посетить Златоглавую. А вот Изе Резнику следовало быть настороже и не высовываться, предоставив инициативу подполковнику Шойхету. О чем это я? Какой подполковник? В Москву поедет господин Шойхет, частное лицо и турист. Как член Гистадрута9, исправно платящий членские взносы, он будет от души восхищаться столицей развитого социализма.

– Чего ты от меня ждешь? – возник у меня закономерный вопрос.

– Это не так легко сформулировать – Натан задумался – Несомненно, меня интересует твое видение Атомной Эры. Бомбу так просто не закопаешь, а забыть ядерные технологии уже вряд ли удастся. Значит надо научиться с этим жить и надо каким-то образом перестать бояться. Но как?

– Для этого тебе нужна команда философов и социологов, а не тупой служака-артиллерист.

– Пожалуй ты действительно малость туповат…

Он засмеялся, показывая, что шутит, но я не был уверен, что это всего лишь шутка. Как говорят в нашей стране: "В каждой шутке есть доля шутки".

– Может быть мне как раз и нужен непредвзятый взгляд служаки-артиллериста. А команда философов и социологов у меня уже есть. Только вот беда, ничего конкретного они не говорят.

– И ты надеешься получить это конкретное от меня?

– Ну вот, наконец-то понял. Нет, ты все же немного туповат.

Я сильно сомневался в своих аналитических способностях, но, похоже, о них речь и не шла. Пожалуй, если Натану нужно непредвзятое мнение, то я неплохой кандидат. С заумными социологическими теориями я не знаком, и слава богу. Газеты я все же читаю, но ограничиваюсь сводкой новостей. Хитрые же аналитические статьи на предпоследнем развороте я благополучно пропускаю, сразу переходя к объявлениям о продаже собак и знакомствах. Пожалуй, непредвзятее меня только Медный Всадник, да и то Пушкин, если судить по его поэме, наверняка отдал бы пальму первенства мне.

Как бы то ни было, мне следовало отбросить свои сомнения и запросить инструкции. Еще до того, как Шуля перебрала все игрушки натановых детей и заскучала, я получил список людей, с которыми должен был встретиться в Штатах. К своему огромному удивлению, номером первым шел мой старый знакомый Ричард Пайпс, памятный мне еще по Полтаве. Остальные же имена не были мне знакомы, за исключением Роберта Хайнлайна, которого я знал как писателя-фантаста, хотя книги его и не читал. Московские встречи Натан оставлял на мое усмотрение, справедливо предполагая, что нужные люди сами меня найдут. Под конец он удивил меня еще раз.

– Не хочешь ли немного попутешествовать? – спросил он – Хайнлайн живет в Колорадо и ты можешь добраться туда дня за три-четыре на машине. Обратно сможешь вернуться самолетом из Денвера.

Я не возражал, но Натана, похоже, интересовало другое.

– А по дороге навестишь Фрэнка на его ферме – добавил он, внимательно посмотрев на меня через очки.

Я лишь неопределенно пожал плечами, но Натану этого, похоже, оказалось достаточно. Неужели он знает меня лучше, чем я сам? И в чем его интерес? Спрашивать было бесполезно и я решил искать ответы в Кентукки. Наверное, именно на это Натан и рассчитывал. Но меня уже требовательно звала дочка.

У нас с ней еще оставалась вся вторая половина дня и я повел было ее в зоопарк, располагающийся за зданием тель-авивского муниципалитета. Но апатичные тигры и унылые львы, которых наверное подкармливали валерианкой, мою Шулю не слишком вдохновили. К счастью от зоопарка было совсем недалеко до набережной Яркон, где как раз недавно открыли лодочную станцию. По мне, так катание на лодке по мутной по зимнему времени реке, не может сравнится с выходом на шаланде в море. Однако Шуля была в таком восторге, что мы и не заметили, как стало темнеть. Сима, наверное волновалась и я позвонил из автомата ее соседке, у которой был телефон. Это меня вполне устраивало, так как в такой приятный вечер мне не хотелось выслушивать гневные реплики разъяренной матери. К тому же, это был мой последний вечер с дочкой перед долгой и непростой поездкой.

Всю дорогу домой Шуля спала, свернувшись калачиком на заднем сиденье и в Хайфу мы вернулись бодрыми и веселыми. Сима, отнеслась к нашему позднему возвращению неожиданно спокойно и даже вызвалась меня проводить. Был уже поздний вечер, а она по-прежнему выглядела соблазнительно в своем полосатом домашнем халатике.

– Ничего страшного, все равно ей завтра не в школу – сказала она – Я договорилась на работе и посижу с ней. Так что можешь спокойно пересчитывать свои минометы. А как у тебя насчет послезавтра?

Пришлось рассказать ей про поездку, не раскрывая, впрочем, пикантных деталей про Фрэнка и Москву. При этом известии она заметно потемнела лицом и мне показалось, что из нее выпустили воздух, как из воздушного шарика. Даже лицо ее, казалось заострилось.

– Если бы не твоя работа… – она не договорила.

– Служба, милая, а не работа – поправил я ее и, подумав, спросил, как бы невзначай – Как ты думаешь, у вас в Электрокомпании, найдется что-нибудь для подполковника артиллерии в запасе?

Она быстро взглянула на меня и тихо сказала:

– Я спрошу… – а потом, помолчав, осторожно добавила – Ты возвращайся побыстрей.

Побыстрей у меня вряд ли получится, подумал я. На самом деле про Электрокомпанию я спросил только, чтобы порадовать Симу, меня ведь уже давно приглашали инженером в Солтам на испытания тех же минометов. Но это тоже означало демобилизацию, не которую я еще никак не мог решиться. Теперь же видимо пришло время. Мне было хорошо известно, в основном от Шули, что Сима неоднократно пыталась устроить свою личную жизнь после нашего развода. Вот только что-то у нее все время не получалось и теперь я, с присущим мне оптимизмом, начал догадываться о причинах. Ведь и со мной происходило то-же самое.

Неожиданно, она придвинулась ко мне совсем близко, так что я мог видеть ее карие глаза, и осторожно поцеловала в губы. О нет, это вовсе не был страстный поцелуй. Он скорее походил на робкий поцелуй невинной девушки и мне это почему-то понравилось. Ее губы пахли мятными конфетами, а сама она пахла морем. Впрочем у меня все хорошее пахнет морем, уж не знаю почему.

– Ты только не подумай чего! – заявила она категорично и посмотрела на меня взглядом налогового инспектора.

– Я вообще никогда и ни о чем не думаю – весело сказал я, наблюдая за тем, как она взлетает вверх по лестнице – Ты только Шуле пока ничего не говори.

– Нахал! – донеслось до меня сверху.

Потом я поехал к себе в Бат Галим. Мне еще следовало поразмыслить кое о чем, и в первую очередь о человеке по имени Фрэнк Кранц. Фигура это оказалась многим странной, хотя на первый взгляд ничего загадочного в нем не было. Фермер из Кентукки, сын фермера из Кентукки и, надо полагать, внук такого же фермера, он незнакомому человеку мог на первых порах показаться открытой книгой. Ни замкнутым ни угрюмым я бы его не назвал, впрочем как и излишне откровенным тоже. Никто так толком и не знал, что именно привело его в еще не существующий Израиль. Никто, кроме, пожалуй, меня. Как-то, когда мы еще шли на мексиканском судне "Тормента" из Мальты в Хайфу, он признался мне, что не имеет еврейских корней и ранее его ничего не связывало ни с евреями ни с Палестиной.

– Ты знаешь, Изя – рассказал он как-то мне – У нас в округе Тейлор никто живого еврея и в глаза-то не видел. Так что до поры до времени все мои познания об евреях ограничивались Священным Писанием, которое я, признаться, изучал не слишком прилежно. Уже потом в учебке и в Нормандии я немного повидал мир и разных людей, но мы тогда как-то не слишком интересовались национальностями. Мы попросту всех делили на "наших" и "наци". Вот только тринадцатого апреля 45-го все для меня изменилось. В этот день я стал евреем, правда обрезания не сделал.

Я тогда постеснялся его спросить, что же произошло в тот апрельский день и лишь потом узнал от Томера, что тринадцатого освободили Бухенвальд. Мне нетрудно было предположить, что он там увидел, ведь я побывал в послевоенном Майданеке.

В Пальмахе Кранца прозвали "Фрэнки-Шерман" потому что он был неотделим от двух своих танков, которые всегда умудрялись появляться в нужное время и в нужном месте. А после войны Фрэнки куда-то пропал. Поговаривали, что он вернулся к себе в Кентукки. И действительно, он всегда говорил: "Вот дойду до Иерусалима, и обратно в округ Тэйлор". Но меня удивило и немного обидело, что он даже не зашел попрощаться. Я пытался расспрашивать Натана, но тот сразу замыкался в себе или переводил разговор на другую тему. Он явно что-то знал, но делиться своими знаниями не собирался. Думать об этом дальше было бессмысленно и я начал собираться. После моих блужданий по Европе и особенно после службы на южной границе, сборы не занимали у меня много времени.

На следующий день я вылетел в Брюссель рейсом Сабены. Наш Боинг 707 начал набирать высоту, оставляя внизу Шулю, Симу, Натана, мой зеленый "Рено" и все эту удивительную страну, ставшую мне родной за пятнадцать лет. Промелькнули плоские крыши Тель-Авива и началось море. Я пытался заснуть в мягком удобном кресле, но сон не шел. Перед закрытыми глазами возникала сиреневая вспышка над горой Кармель, старые дома из изъеденного временем иерусалимского камня, сгорающие в атомном пламени, текущие серым песчаником, исчезающие. Я видел как во всепожирающем ядерном огне плавились плоские крыши Тель-Авива, дом Натана на улице Йосеф Элиягу, стены Старого Иерусалима за протянутой иорданцами колючей проволокой, оливковые сады Изреельской долины и виноградники Иудеи. Этого не должно было случиться, этого нельзя было допустить, но атомный гриб над Израилем уже поднимался где-то там в неведомо кем вычисленных доверительных вероятностях возможного будущего. И теперь я летел в неизвестно-куда для того, чтобы эта вероятность никогда не превратилась в реальность, чтобы такое абсолютно неправильное будущее стало невозможным, ушло в небытие. На этой мысли я наверное и заснул и спал как сурок все пять часов до Брюсселя.

Старые друзья

Округ Тэйлор, Кентукки, март 1962

Фрэнк Кранц


Средний Запад – это вам не восточное побережье и уж точно – не Европа. Помнится, в Европе меня поразило то, что зима у них считается с декабря месяца. У нас же на Среднем Западе зима берет свое только в январе, а уже март-то самый что ни на есть настоящий зимний месяц. Поэтому март-месяц в наших местах мертвое время. В полях, засыпанных снегом, делать нечего и большинство из нас катается в гости к соседям или попивает бурбон в Кембеллсвилле. Я же тихо сижу дома и пью кофе, хотя тоже не дурак выпить один-другой бурбон. Вот только настроение не то. Если продышать дырочку в оконной наледи, то можно посматривать в окно, прихлебывая горячий напиток. За окном все бело и спокойно. Белы поля, выбелены снегом амбар и гараж, и даже изгородь поседела от инея. Наш проселок тоже завален снегом и до весны я его трогать не собираюсь. Белый – цвет покоя и умиротворения. Эта белизна успокаивает и можно не думать ни о чем. Иногда мне это удается, а иногда не очень. Тогда ко мне подходит бабуля, которая все на свете замечает и заставляет заниматься каким-нибудь совершенно ненужным делом. Вообще-то мне давно уже полагалось бы спиться, но Стэнли еще мал, да и Дафна бы не одобрила. Ну вот, опять… Я же обещал себе не думать. Просто смотри на снег…

От нашей фермы до города миль десять, но мы всегда говорим "двадцать" – так солиднее. Вначале надо проехать почти милю по проселку, потом по окружному шоссе. Во времена моего детства зимой все было завалено снегом и мы на всякий случай еще с осени запасались провизией на три месяца. Но после той войны округ закупил снегоочистительные машины из списанной армейской техники, и теперь по шоссе можно проехать уже на следующий день после снегопада. Мой же проселок я не чищу за ненадобностью. И вправду, зачем? Продукты мне привозят и оставляют там, где этот проселок упирается в окружное шоссе. Обычно это делает почтальон, которого просят в городской продуктовой лавке. Он оставляет их в деревянном сундучке, чтобы не сожрали голодные койоты, волки или медведь-шатун. Туда же он кладет и почту: газеты для меня и комиксы для Стэнли. Писем я не получаю. Телефона на ферме нет и почтальон забирает из почтового ящика список покупок: их он привезет мне через две недели. За продуктами я хожу на охотничьих лыжах, доставшихся мне еще от деда. Иногда я надеваю их и иду на пригорок, где размахивает голыми ветками одинокая сикамора. Я стою долго, пока одежду не покинет все тепло дома и я не начну замерзать. Там у меня получается не думать и так я и провожу зимние дни. Летом будет полегче, летом надо работать в поле. А пока что эта бесконечная зима все длится и длится…

Обычно, меня отрывает от таких бессмысленных рассуждений моя мать, которую мы со Стэнли зовем бабулей. Но сегодня это был соседский мальчишка, старший сын Нельсона и Ненси. Их ферма, это последнее что осталось от небольшого поселка, населенного в свое время исключительно черными. Потом поселок захирел, народ подался, кто в город, а кто и дальше на запад. Осталась лишь ферма Нельсона.

– Дядя Фрэнк – заорал парнишка – Там к тебе какие-то янки приехали. Они не могут проехать по проселку.

Вот только этого мне и не хватало. По мне, так если им надо, то могут и по снегу пройти, не так уж он и глубок. Но постойте, парнишка сказал "янки"? Значит это не налоговый инспектор. Я с удивлением почувствовал, что меня начинает разбирать любопытство. Ну что ж, проселок следовало расчистить хотя бы из вежливости. Я пошел в гараж и попытался завести трактор, надеясь в душе, что он не заведется после месяцев простоя. Как же, держи карман шире, ты же сам регулировал карбюратор. Трактор завелся с пол-оборота, как наша с Нельсоном "коробка" по тревоге в Арденнах. Бульдозерный отвал был уже укреплен и я с грохотом выехал из гаража под изумленными взглядами бабули и Стэнли, выскочивших на галерею. Трактор рычал, отваливая налево пласты снега и это знакомое рычание успокаивало меня, как рев танкового мотора перед боем. Вскоре показалось шоссе и светло-зеленый "Бьюик" на обочине. Интересно, кто бы это мог быть? Но через заиндевевшее стекло все равно ничего не было видно. Я помахал им рукавицей и повернул назад, отваливая снег с другой половины проселка. "Бьюик" медленно пополз за мной. Перед домом я покрутился еще немного, расчищая площадку, и наконец счел свою миссию выполненной и загнал трактор обратно в гараж. Когда я вернулся к дому, гости уже здоровались с бабулей и малышом. Наверное, сегодня воскресенье, подумал я, раз мой Стенли не в школе. Вообще-то, он не так мал и в свои двенадцать лет уже начинает проявлять замашки подростка: упрямство и самостоятельность. Или то, что он считает самостоятельностью… Во всяком случае, с "янки" он здоровался как взрослый. Но постойте, я же знаю одного из них! Мне улыбался немного постаревший, слегка обрюзгший, но все еще легко узнаваемый Изя Шойхет.

– Шалом Фрэнки! – сказал он на иврите – Как поживаешь? Как твоя кукуруза?

Интересно, как меняются времена, подумал я. Помнится, в прежние годы Изе плохо удавалось сдерживать эмоции. А вот сейчас у него было такое выражение лица, как будто он не видел меня со вчерашнего дня и пришел сообщить цены на рынке в Рамле. Иврита я не слышал с 50-го года и был уверен, что напрочь его забыл. А вот теперь выяснялось, что ничего я не забыл и я не знал, радоваться этому или огорчаться.

– Тут тебе не Россия – проворчал я, с удивлением слыша как из меня легко выскакивают полузабытые ивритские слова – У нас тут под снегом ничего не растет.

Бабуля и сын вытаращились на меня как краснокожие на "Мэйфлауэр". Впрочем, бабуля тут же поджала губы, догадавшись на каком языке мы говорим. Второй "янки" вежливо улыбался.

– Познакомьтесь с мистером Ричардом Пайпсом – Изя перешел на английский.

Бабуля опомнилась и началась светская беседа. У Изи неплохой английский, но за янки его мог принять только нельсоновский балбес. Мистер Пайпс же говорил почти чисто и мог бы, пожалуй, сойти и за янки, но и с ним что-то было явно нечисто. К бабуле он вежливо обращался – "мадам", стараясь вытягивать это слово на средне-западный манер. И у него почти получалось, но именно "почти". Впрочем, нашу бабулю ему обмануть не удалось, но воспитание взяло свое и поджатия губ я больше не наблюдал, хотя мамина речь звучала пожалуй несколько суховато. Но тут на огонек зашел Нельсон на своих снегоступах и она сразу оттаяла. Нельсона она привечала всегда, а после того, как он вытащил меня из горящего танка, она в нем просто души не чаяла.

Гости приехали, как и полагается в наших местах, со своими продуктами. То ли их проконсультировали по дороге, то ли Изя вспомнил сибирские, или какие там были у него в детстве, обычаи. Бабуля, как и полагается, попыталась отказаться, впрочем, не слишком настойчиво. Среди припасов были и окорок (ох, Изя, куда смотрит раввинат), бутылка мадеры (на которую уже плотоядно поглядывала бабуля) и разные другие разности. Не было там только ни комиксов, ни моделек самолетов и я понял, что Натан так ничего Изе и не рассказал. И без того мой израильский гость слишком уж подозрительно поглядывал на забившегося в угол Стэнли и явно прикидывал на кого еще, кроме меня, он похож. Я конечно был рад увидеть старого боевого товарища, но не могу сказать, что мне так уж интересовала причина его приезда, по крайней мере поначалу. Как и принято, мы первое время говорили о чем угодно, только не о том, что каждого из нас интересовало. Бабуля, совершенно растаяв, сделала нам по кружке грога, нелишнего в такую погоду и начались неторопливые рассказы, разумеется про ту войну. Изя поведал нам историю о своем бое под Нарвой, которую я уже слышал пару раз. Нельсон в ответ рассказал как мы с ним горели в Арденнах. Эту историю я слышал от него уже раз сто и поэтому прервал ее на середине. Впрочем, лицо Нельсона выглядело красочнее любой танкистской байки и Изя тщательно старался на него не смотреть. Пайпс же только едва незаметно посмеивался и я ехидно поинтересовался, что он делал в те годы. Оказалось, что он служил в авиации в какой-то Полтаве. Не знаю в какой это было стране, но они с Изей понимающе переглянулись и я, учитывая едва заметный акцент второго гостя, подумал о Польше. Мне тоже следовало что-нибудь рассказать и я поведал о том как Изя всегда задевал за что-нибудь в своем "Шермане", рвал одежду и поэтому всегда выглядел босяк-босяком.

– Поэтому ты и заменил меня на Гинзбурга? – проворчал он.

Ежи был записной враль и представился поначалу как ветеран Эль Аламейна. Только много позже он признался мне, что части Андерса не участвовали в том сражении и свой единственный бой он принял во Фландрии в составе 1-й Бронетанковой, когда его "Крусейдер" сразу же подожгли фаустники. Но он оказался танкистом милостью божьей, не чета Изе, поэтому я его простил. А Шойхет как был канониром, так канониром и остался, правда, судя по всему, неплохим.

Тут я мельком посмотрел на Стэнли и внутренне похолодел. Он слушал с огромным интересом, даже раскрыв от усердия рот и благоразумно не задавал вопросов, хотя ему явно очень хотелось. Похоже, он еще не понял, в какой стране воевали мы с мистером Шойхетом, но до этого было уже совсем недалеко. Я бросил беспомощно-панический взгляд на бабулю и она, поняв меня без слов, утащила внука из гостинной. Наверное – делать уроки, что в корне противоречило ее христианской морали, потому что сегодня было воскресенье. Бедная мама, мало ей того, что я не вожу Стэнли в церковь. Правда иногда она пытается делать это сама. Хорошо хоть что церковь далеко и пешком по снегу до нее не добраться. Посмотрев по сторонам, я понял, что наши с бабулей манипуляции не укрылись от Изи и, похоже, от мистера Пайпса тоже. Только один Нельсон вроде бы ничего не заметил.

Наконец разговор зашел о цели их приезда и тут мне начали открываться любопытные горизонты. Вначале Изя некоторое время мямлил нечто невразумительное про Атомную Эру, но было заметно, что он и сам толком не понимал с чем ее едят. Его миссия была так же туманна как и мое будущее и он это прекрасно понимал. Наконец, прозвучало имя Натана, но в подробности Изя не вдавался, лишь все время посматривал на Стэнли, который снова пробрался обратно в гостинную. Шойхету похоже было непонятно, какие именно надежды возлагал на него Натан. А вот мне все было ясно как божий день – Натан был в отчаянии и хватался за соломинку. Такой соломинкой и был Изя. Я неплохо знал Натана и уже видел его однажды в таком состоянии, когда… Но про это мне думать не следовало и я благополучно перестал думать, тем более, что Пайпс наконец заговорил. Оказалось, что он профессор философии из Гарварда. Вот чего нам не хватало в нашем округе, так это профессоров философии. Именно так я и выразился, поинтересовавшись, какого именно хрена его сюда занесло? Он хитро улыбнулся и спросил:

– А вы сами-то как думаете, мистер Кранц?

Теперь все, включая Нельсона и Стэнли, уставились на меня. Изя знал меня как облупленного, Нельсон тоже, да и профессор похоже был весьма непрост, поэтому изображать тупую деревенщину не имело смысла. Но и раскрываться перед ними я не торопился, тем более, что у Стэнли уже ушки были на макушке.

– Ищете, где бы построить бомбоубежище? – осторожно предположил я.