Полная история Белого движения
Круг выбрал атамана Алексея Максимовича Каледина, который, таким образом, стал первым с 1723 года демократически избранным лидером казаков. Это был прекрасный выбор. Каледину к моменту избрания исполнилось 55 лет. Он окончил Михайловскую артиллерийскую академию и Академию Генерального штаба. В течение мировой войны он заслужил репутацию одного из лучших командиров русской армии, став генералом от кавалерии.
Каледин был консерватором; он не одобрял реформ, внедренных революцией в армейскую жизнь, более открыто, чем все остальное главнокомандование. Из-за его бескомпромиссного отношения Брусилов, командующий Юго-Западным фронтом, и уволил его. Каледин вернулся на свой родной Дон и как офицер самого высокого ранга стал кандидатом в атаманы. То, что казаки выбрали человека, уволенного из армии за несогласие с реформами революции, показывает настроения казаков, оставшихся дома.
Каледин не был прекрасным руководителем; слишком беспокоясь о незначительных деталях, он не смог выработать четкую и ясную программу. Не был он и харизматичным политиком: касательно общественных дел он говорил мало и редко воодушевлял аудиторию, разводить демагогию он не любил. Но тем не менее был одним из самых заметных вождей антибольшевистского движения. Его преданность, высокие идеалы и самоотверженность вызывали глубочайшее уважение. Консервативный Каледин утвердил свое лидерство мгновенными переменами после Октябрьской революции: он убедил казаков принять представителей иногородних в качестве партнеров в войско. Его политика провалилась; убежденные антагонисты не были настроены идти на компромисс. Тем не менее, пытаясь объединить казаков и иногородних, Каледин проявил себя дальнозорким политиком.
Атаман Каледин участвовал в московском собрании в августе и вызвал сенсацию, подготовив очень яркую речь. Он призывал правительство освободиться от «партийных и классовых организаций», под которыми он подразумевал Советы. Но самое важное, он хотел отменить советы и комиссариаты в армии, чтобы поставить армию выше политики. Речь Каледина сделала его героем среди антибольшевиков. Когда Корнилов решил пойти против Советов и Временного правительства, он рассчитывал на поддержку Каледина. Без сомнения, Каледин разделял взгляды Корнилова и был согласен с его программой, желая успешного исхода, но был просто не состоянии предложить серьезную помощь. Он руководил отдельной областью и едва сохранял лидерство у себя дома. Дон был окружен городами, где проживали рабочие, ненавидящие Корнилова, которые могли помешать казакам Каледина двинуться в Петроград на помощь Корнилову. После провала Корниловского мятежа Временное правительство хотело арестовать Каледина вместе с другими генералами. Круг решил встать на защиту Каледина, но вместо того, чтобы доказывать его невиновность перед Временным правительством, он настаивал на том, чтобы по старым казацким традициям суд над их атаманом позволили бы провести самим казакам. Но последующее судебное заседание было лишь формальностью: было заранее известно, что те, кто выбрал Каледина своим атаманом несколько месяцев назад, будут на его стороне против Керенского. А Временное правительство было слишком слабо, чтобы навязывать другое решение. Донское правительство и Круг продолжали кормить власть в Петрограде пустыми обещаниями. Таким образом, область Дона стала фактически полностью независимой.
Отношения между иногородними и казаками продолжали ухудшаться. Самые бескомпромиссные вожаки иногородних обретали все большую популярность: антикалединское движение было особенно мощным в городах. Меньшевики и социалистические революционеры преобладали в Советах, но большевики тоже становились сильнее и там, и по всей стране. Июльские дни были провалом для большевиков, но мятеж Корнилова помог им возместить потери и обрести новых последователей. Среди рабочих Ростова и Таганрога меньшевики оставались сильной партией, но шахтеры Донецка попали под влияние большевиков. А самым важным, с точки зрения большевиков, было то, что они получили поддержку от полка, стоящего в районе Дона. Большинство солдат примкнули к большевикам, и с тех пор как Временное правительство разрешило голосовать солдатам, где бы они ни находились, мощь большевиков неудержимо росла.
В ноябре 1917 года область Дона, как и вся остальная страна, была на грани гражданской войны.
Социальная и политическая структура Кубани была похожа на донскую, и политические события 1917 года развивались там по тому же сценарию. В дальнейшем ситуация на Кубани стала сложнее из-за разлада между казаками.
Кубанское казачье войско было своеобразным: оно возникло в 1860 году из черноморских казаков и «линейцев». Черноморские казаки были потомками казаков Запорожской Сечи. После распада Запорожской Сечи в 1775 году некоторые казаки бежали в Турцию, других Екатерина II поселила на Кубани. Эти люди сформировали свое войско и продолжали хранить свои украинские корни. В конце XVIII века Екатерина поселила донской казачий полк в верхней Кубани в качестве защиты от горских племен Северного Кавказа. Так как эти казаки проживали на территории, называвшейся линией между населенными землями и племенными землями, их прозвали «линейцами». Линейцы, говорившие по-русски, недолюбливали черноморских казаков, говоривших на украинском диалекте. Два казачьих общества так и не объединились.
После Февральской революции политическая жизнь на Кубани была более благоприятной, чем в Донской области. Атаман Бабич оставил свой пост и покинул Екатеринодар. В апреле в столице провинции собралась ассамблея, на которой присутствовали представители и казаков, и иногородних. Казаки признали, что иногородние должны занять места в правительстве; иногородние сделали шаги к примирению, когда поддержали резолюцию, согласно которой земельный вопрос должен быть улажен так, чтобы не ущемлять интересы «работающих» казаков. Ассамблея выбрала Исполнительный комитет, в котором присутствовали представители обеих сторон.
Дух примирения, порожденный Февральской революцией, прожил недолго. Иногородние настаивали на лишении казаков их привилегий, в то время как казаки боялись излишней демократии, которая могла наделить иногородних политической мощью. Между двумя сторонами населения компромиссы стали невозможны. Крупный разлад произошел в июле, когда казаки устроили митинг и сформировали свое войско, отменив при этом Исполнительный комитет.
Уничтожение созданной организации сделало казаков сильнее в политическом отношении. Они сформировали в Екатеринодаре свое правительство, которое было призвано решать только специфические казачьи проблемы. Упразднение Исполнительного комитета сделало это правительство единственным эффективным органом власти в этом районе. Казачьи вожаки, вместо того чтобы пойти на уступки иногородним, пытались сохранить собственные привилегии и видели отличный способ сделать это, сотрудничая с другими казачьими войсками Казачий федерализм быстро распространился и на территории Кубани.
В Кубанской области не было выбранного атамана до октября 1917 года. Выборы положили начало соперничеству между линейцами и черноморскими казаками. Глава Кубанского правительства А. П. Филимонов, линеец, был выбран атаманом 25 октября. Он был абсолютно не похож на атамана Каледина. Своей главной целью он всегда считал максимальное сохранение того, что осталось от старого режима.
Кубанская область не была промышленной, поэтому не было и рабочего класса. Но недальновидная политика казацких руководителей создала благоприятную почву для большевистской пропаганды среди крестьян. Накануне большевистской революции отношения между иногородними и казаками на Кубани были еще хуже, чем в Донской области.
Начало белого движения
Значение событий 25 октября очевидно лишь в ретроспективе: бездействие свидетелей большевистского мятежа стало причиной последовавшего далее кризиса. Некоторые могут оспорить то, что политический захват большинства Советов в Петрограде и Москве, изолировавший Временное правительство, был наиболее значительным событием и что мятеж большевиков так и не уладил основную проблему – отсутствие правительства. Было просто избавиться от беспомощного Временного правительства, но было очень сложно успешно заменить его. Большевики все еще должны были доказать свою состоятельность.
Даже с чисто военной точки зрения восстание было не таким жестким, как все последующие события. В борьбе за Москву между 10 и 15 ноября около 500 большевиков погибло. 11 ноября юнкера и кадеты устроили мятеж в Петрограде с целью захватить телеграфную станцию и военного комиссара В. А. Антонова-Овсеенко. Но восстание провалилось, так как было плохо спланировано, а социал-революционные политики, стоящие за этим, не заручились поддержкой рабочих и солдат в столице. В итоге 200 человек погибли.
Для большевиков попытки Керенского вернуть войска с фронта были еще опаснее. Экс-глава правительства в первую очередь обратился к генералу Черемисову, его бывшему protege, командовавшему Северным фронтом, который был стратегически выгодно расположен, будучи в непосредственной близости к Петрограду. Но Черемисов отказал в помощи. Возможно, он надеялся пойти на сделку с большевиками, возможно, он на самом деле понимал, что его солдаты не будут воевать, а может, он настолько разочаровался во Временном правительстве, что не видел больше причин идти против новой власти. Какими бы причины ни были, шансы Керенского вернуться на свой пост таяли день ото дня.
Последними, воюющими за Керенского, были 700 казаков генерала П. Н. Краснова. То, что Керенскому пришлось обратиться к Краснову, человеку, имеющему непосредственное отношение к Корниловскому мятежу, демонстрирует крайнюю несостоятельность Временного правительства. Краснов, разумеется, преследовал другие цели, не относящиеся к восстановлению смещенного правительства, и независимо от исхода Керенский вряд ли бы вышел победителем из этого предприятия. Но крупного сражения так и не произошло. Казаки медленно двигались в столицу, встречая все большее и большее сопротивление со всех сторон. Так как казаки чувствовали изоляцию, сомнения по поводу их миссии росли, моральный дух падал, и, когда они неожиданно столкнулись с сопротивлением большевистских моряков, они отступили, и это отступление положило конец восстанию. Керенского заставили бежать, а Краснов попал в руки большевиков. Краснов и казаки пообещали не препятствовать новому режиму и были отпущены под честное слово. Краснову вскоре пришлось нарушить свое слово, сделал он это без особых угрызений совести. Но после такого успеха большевики впервые полностью завладели столицей, хотя на остальной территории страны их власть еще не была установлена.
Горькие итоги Гражданской войны поднимают вопрос: что было сделано оппонентами большевиков? Они не могли оставаться в неведении: большевики никогда не скрывали своих измерений, армейские офицеры и политики долгое время говорили об опасности, исходящей от большевиков. Почему же тогда они дали время своим врагам набрать силу и захватить власть?
Такое бессилие объясняется несколькими причинами. Последователи Корнилова, так же как и последователи Керенского, испытали глубокое разочарование в русских людях. Они понимали, что рабочие и крестьяне, а важнее всего, солдаты с оружием в руках, если и не были большевиками, то под влиянием пропаганды большевиков не стали бы воевать против нового режима. Осознание одиночества моментально ослабило сопротивление. Парадоксально, но растущая уверенность большевистских противников в недолговечности новой власти сыграла ей на руку. Все в России, и не только, были уверены, что новый режим не просуществует долго. Антибольшевики верили, что скоро народ разочаруется, а партия, ответственная за анархию, уже не сможет его контролировать. Царь и демократические партии не смогли управлять страной; как сможет группа искателей приключений с диковинными идеями справиться с властью?
Возможно, самой важной причиной бездействия было общее непонимание природы большевизма. Было бы несправедливо обвинять очевидцев событий в ошибке суждений: большевизм, как мы понимаем его сейчас, в то время еще не существовал; партия была лишь в процессе осознания совершенно новой и неожиданной ситуации, ее руководство имело лишь призрачные идеи будущего режима. Оба крыла антибольшевистского движения, социалисты и офицеры, неправильно воспринимали своих оппонентов. Самой главной ошибкой социалистов было то, что они недооценили различия между собой и новым руководством. Меньшевики и социал-революционеры относились к большевикам как к очередной социалистической партии. Они возлагали большие надежды на выборы, так как считали, что народ отречется от партии, захватившей власть, а социалистическая партия, по их мнению, никогда бы не отказалась выполнить требование народа.
Все, кто принадлежал к правому крылу, с одной стороны, были настолько ослеплены ненавистью к Керенскому и «революционной демократии», что не видели причин защищать Временное правительство от захватчиков. Прошло некоторое время, прежде чем они осознали, что новый режим еще хуже старого. Ошибки, часто совершаемые правыми, особенно офицерами, заставили их воспринимать большевиков как немецких агентов.
Сегодня мы знаем, что большевики получили помощь от врагов страны. То, что некоторые интересы большевиков и немцев, в том числе и свержение Временного правительства, совпадали, способствует неверному суждению о сущности большевизма. У большевиков были свои планы, не имеющие никакого отношения к помощи немцам.
Психологическая особенность заблуждений офицерства вполне понятна. Они воевали три года, пожертвовав миллионами земляков. Чтобы иметь силы воевать, им приходилось верить в то, что исход войны будет решающим для их страны. Поэтому все их мысли были о том, что нужно для войны; они на все смотрели с точки зрения русско-германского противостояния; во всех бедах страны они обвиняли врага.
Люди, возглавляющие антибольшевистское движение, моментально были сбиты с толку: обе задачи – бороться с иностранным и внутренним врагом – требовали разного поведения. Прежние взгляды заставляли их верить, что участие России в мировой войне гораздо важнее. Как они могли покинуть линию фронта, чтобы противостоять большевикам, в то время как армия защищала отчизну, хотя и формально? Как они могли показать своим солдатам плохой пример, ослушавшись приказа? Почему они должны были бросить все силы на борьбу с вражескими агентами, большевиками, и позволить реальному врагу одержать победу? Дилемма выбора между двумя врагами оставалась для армии в течение всей мировой войны. Но вскоре события сложились так, что для офицеров стало невозможно продолжать войну с Германией. Тем не менее, хотя бы теоретически, армия всегда противостояла Германии.
Но важно помнить и тот факт, что не все и даже не большинство офицеров хотели продолжать войну с Германией. Многие были настолько истощены, что желали конца войны при любом раскладе. Именно офицеры первыми воспользовались возможностью, предоставленной большевиками, покинуть армию и вернуться к своим семьям; единственное, чего они хотели, чтобы их оставили в покое (в дальнейшем они потеряли свое политическое значение). А те же, кто был настроен воевать с немцами, были готовы и воевать с большевиками.
Во время прекращения военных действий с Германией у Ленина возникла идея захватить управление армией, и это изменило кардинальным образом отношение к нему офицеров. Очевидная невозможность продолжения войны с Германией стала одной из причин образования Белого движения и формирования Добровольческой армии.
Падение генерального штаба главнокомандующих и заключенные Быхова
Осторожное поведение большевиков в первые недели отразилось и на их взаимоотношениях со Ставкой. Ленин и его коллеги понимали, что решающий поединок с верхами армии неминуем. Они прекрасно знали историю французской революции и боялись, что Могилев может стать русским Версалем. Но, несмотря на все свои страхи, в первые недели Ленин не хотел отправлять в отставку генерала Н. Н. Духонина, начальника штаба, который также временно исполнял обязанности Верховного главнокомандующего в отсутствие Керенского. Ленин откладывал последний ход так долго, как только мог.
Опасения большевиков относительно Ставки не были беспочвенными: Могилев привлекал всех врагов нового режима. Керенский обратился за помощью к Духонину; генерал хотел помочь, но его приказы не выполнялись. Хорошо известные лидеры эсеров В. М. Чернов, Н. Д. Авксентьев и А. Р. Гоц приехали в Могилев и забавлялись идеей сформировать правительство под началом Чернова. Но потом решили, что такое действие будет преждевременным, так как полагали, что Учредительное собрание, которое должно было состояться в январе, просто-напросто изберет большевиков. Они боялись, что решительные действия могут заставить партию передумать созывать собрание.
Так как один обескураживающий доклад следовал за другим, политические и военные лидеры перестали быть активными. Свои последние дни в Могилеве они проводили на бесконечных заседаниях, на которых пытались решить, что же делать. Главная ответственность за бездействие лежит на генерале Духонине, который как командующий русской армией был более всех способен возглавить сопротивление. Духонину, честному и умному офицеру, не хватало обаяния и решительности, необходимой для предводителя народного движения. Как и большинство офицеров, его парализовала мысль о возможности продолжения войны с Германией. Это идея казалась ему такой важной, что он не хотел ставить ее под угрозу, развязывая гражданскую войну.
Главный вопрос, тревожащий Духонина, был в том, что он не знал, что же делать с заключенными в Быхове. Когда Временное правительство арестовало всех офицеров, участвовавших в Корниловском мятеже в сентябре 1917 года, оно поместило их в монастыре города Быхов, недалеко от Могилева, поручив их охрану Ставке. К моменту Октябрьского переворота все, за исключением пяти генералов – Л. Г. Корнилова, А. И. Деникина, А. С. Лукомского, И. Р. Романовского и С. Л. Маркова, были отпущены на свободу. Духонин понимал, что освобождение последних генералов будет приравниваться к началу войны с большевиками, которые испытывали страх перед Корниловым. В противном случае он оставляет своих коллег в руках врагов. Духонин мешкал с решением в этой сложной ситуации.
Заключение с самого начало было мифом. Текинский кавалерийский полк, находившийся в Быхове, был предан Корнилову и с радостью позволил бы бежать всем генералам, а по приказу мог даже попытаться арестовать Керенского. Но арестованные оставались в Быхове, надеясь, что их оправдает комиссия по расследованию. Удивительно, но они все еще колебались, даже когда большевики захватили власть.
Даже ветераны-антибольшевики, заключенные в Быхове, не понимали важности политических изменений, произошедших вследствие Октябрьской революции. Они продолжали верить в возможность продолжения войны с Германией и поэтому отказывались демонстрировать неповиновение, чтобы не показывать дурной пример армии. Генералы Ставки теряли дорогое время в ожидании освобождения своих предводителей: мысль ослушаться была для них неприемлемой.
Отношения между генералами в Быхове и в Ставке были неоднозначными. Теоретически, конечно, Духонин стоял выше Корнилова, но Корнилов пользовался таким уважением в Могилеве, с которым Духонин не мог конкурировать. Офицеры в Ставке продолжали называть Корнилова Верховным, такой чести не удостаивался ни Керенский, действующий Верховный главнокомандующий, ни Духонин. С одной стороны, лишенные свободы ждали освобождения, а с другой – давали советы вышестоящему руководству, которые звучали как инструкции.
Корнилов настаивал на том, чтобы Ставка не сдавалась без боя, и давал следующие рекомендации Духонину:
«1. Расположите у Могилева один из чешских полков и один из польских.
2. Займите Оршу, Смоленск, Жлобин и Гомель при помощи польского корпуса и казачьей батареи.
3. Сконцентрируйте на линии Орша – Могилев – Жлобин все отряды Чехословацкого корпуса и одну или две самые лучшие казачьи дивизии под предлогом отправки в Петроград и Москву.
5. Снабдите Могилев и соседние окрестности винтовками, боеприпасами, пулеметами…
6. Наладьте тесную связь и придите к соглашению с атаманами Дона, Терека и Кубани…».
Это письмо очень интересное, если учесть, что Корнилов был не в курсе дела и не понимал, что многие военные, на которых он возлагал большие надежды, не будут бороться с большевиками. Важно обратить внимание на тот факт, что в это время Корнилов обдумывал лишь военные действия, не имея никакого политического оружия против большевиков.
Лукомский посылал инструкции Духонину, предлагая немедленно перевести Ставку в Киев. Там личная безопасность офицеров будет надежнее, а борьба с большевиками может продолжаться. Эту идея одобрил Дитерихс, но к полному согласию прийти так и не удалось, и Ставка продолжала бездействовать в самые решающие дни.
Ссора между Ставкой и большевиками произошла на почве разногласий по поводу мирных переговоров. Духонин не мог пойти на компромисс, а Ленин больше не собирался медлить. 20 ноября Ленин отдал приказ начальнику штаба начать мирные переговоры с врагом. Духонин, все еще не желающий давать категоричный отказ, получил два дня на обдумывание серьезных вопросов. Но затем он окончательно заявил, что не собирается принимать участия в переговорах на мирной конференции, что сделало его отставку неизбежной. Ленин назначил прапорщика Н. В. Крыленко Верховным главнокомандующим, Крыленко моментально собрал небольшой отряд, состоящий преимущественно из моряков, и направился в Могилев с целью захвата Ставки.
Крыленко покинул Петроград 24 ноября. На следующий день местный большевистский военный революционный комитет арестовал в Минске генерала Балуева. Отряд Крыленко подходил к Могилеву медленно, но без особой угрозы быть остановленным. Вплоть до последнего дня Духонин не мог решиться на серьезный шаг. Сопротивление становилось все более и более бесполезным, и солдаты отказывались выполнять приказы. Несмотря на приказ, мост на пути в Могилев так и не был взорван. Иностранцы, политики и некоторые офицеры покинули Могилев 2 декабря, за день до прибытия Крыленко. Духонин решил оставаться на месте.
Решение вопроса, что делать с заключенными в Быхове, становилось неотложным. Выбранный комиссар от казачьего соединения, В. В. Шапкин, обратился к Дитерихсу с предложением, чтобы Корнилова переправили в Донскую область, где бы он мог быть спасен. Дитерихс издал приказ об освобождении Корнилова и вместе с Шапкиным повез его к Духонину на подпись. Шапкин так описывает это событие:
«Мы застали Духонина одного в своем кабинете. Дитрихс молча передал ему приказ о переводе заключенных в Каменское на Дону. Прочитав его, Духонин какое-то время помедлил, но затем взял карандаш и решительно поставил свою подпись. Отдав бумагу обратно Дитерихсу, Духонин сказал: „Я только что подписал свой смертный приговор”».
В течение следующего дня Духонин менял свое решение дважды. Всего лишь за день до приезда большевиков он послал полковника Кусонского в Быхов с сообщением о том, что генералы должны покинуть место своего заключения немедленно. За это решение он заплатил своей жизнью: 3 декабря солдаты-революционеры сняли Духонина с поезда и убили его. Крыленко, будучи не в состоянии предотвратить этот эксцесс, заявил, что ярость была следствием того, что Духонин позволил Корнилову сбежать.
Пять выдающихся личностей зарождающегося Белого движения продолжали ждать решения вышестоящего командования. Корнилов, будучи совершенно спокойным, приказал преданному Текинскому полку подготовить бегство, но Деникин при поддержке других генералов уговорил Корнилова отложить это хотя бы на два дня. Корнилов согласился. При данных обстоятельствах заключенным ничего не оставалось, кроме как строить планы: фальшивые документы были уже готовы, а маршрут для текинцев обсуждался. Единогласно генералы решили, что следует отправиться в Донскую область, никто даже не думал о другом варианте. Они были уверены, что донское правительство, не подчинившееся Керенскому, должно помочь врагам большевизма.
Все спланировав, генералы были готовы бежать в тот же день, когда придет разрешение. Марков, Лукомский, Романовский и Деникин путешествовали инкогнито, а Корнилов отказался прятаться и предпочел вести своих текинцев лично. Это решение оказалось импульсивным и плохо взвешенным. Большевики, вскоре обнаружившие, что их злейшие враги ускользают, могли потерять контроль и не найти людей, путешествующих инкогнито. Но генерала, ведущего за собой несколько сотен солдат, можно было легко вычислить.
Поход был невероятно сложным. Всадники начали марш с целью как можно дальше уйти от Быхова: из семи ночей они отдыхали лишь четыре. Погода была очень холодной, а солдаты были плохо экипированы. У них было лишь смутное представление о том, что их ждет впереди. Когда после семи дней похода их догнали красные, это было слишком даже для преданного Текинского полка. Столкновение было не очень серьезным, хотя лошадь Корнилова была убита прямо под ним. Красные обстреляли их издали, а затем отступили. Тем не менее Корнилов собирался продолжать поход. Он театрально уговаривал свой полк, даже грозился совершить самоубийство, но не отступать: текинцы все равно отказались двигаться дальше. На следующий день Корнилов сел в поезд в одежде румынского крестьянина с паспортом на имя Лариона Иванова. 19 декабря будущий предводитель Добровольческой армии без особых сложностей прибыл в Новочеркасск.