Последнее дело Лаврентия Берии

У коменданта дачи полковника МГБ И. Орлова был выходной. В отсутствие коменданта дачи его замещал подполковник П. Лозгачев. Вместе с ним дежурили подполковник Старостин, майор Сухарев и пара охранников вне дома. Помещение, в котором располагались подполковники Старостин и Лозгачев, находилось в особом служебном доме, соединенном с дачей Сталина коридором длиной около 25 метров. Двери, ведущие из служебки в жилую часть дачи, никогда не запирались. Были здесь и другие сотрудники – повара, садовник, дежурный библиотекарь, все, к кому Сталин мог обратиться с той или иной просьбой.

1 марта, 24 часа 14 минут (местное время). Восточный Берлин, Дом правительства

В большом кабинете в большом здании, что расположилось на Лейпцигерштрассе, сидели двое: генеральный секретарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт и вызванный на ковер министр госбезопасности Вильгельм Цайссер. На голове у развалившегося в кресле Ульбрихта сверкала большая лысина, волосы остались только на затылке и по бокам черепа. Глубоко посаженные глаза, редкие, как будто выщипанные, брови. Прямой нос, глубокие носогубные складки, аккуратные усы и короткая козлиная бородка довершали портрет. На нем были квадратные очки почти без оправы. Классический серый монотонный, тщательно отглаженный костюм и темный, очень аккуратно завязанный галстук в широкую полоску сидели на нем как влитые. У него был какой-то хитрый взгляд и уклончивая манера говорить, которая сразу не нравилась собеседнику и пробуждала противоречивые чувства. Он тщательно ощупывал собеседника своими глазками и был похож на хитрую лису. Ульбрихт не отличался особой красотой, да и умом тоже. Он происходил из Саксонии. В народе Ульбрихта называли «Шпицбарт» (остробородый) и «Ну-ну» (характерно-саксонское выражение согласия). Восточными немцами часто передразнивалась его манера говорить, включая специфический лейпцигский диалект и паразитную частицу «ja» (да/ведь), которую он постоянно вставлял между словами. Ульбрихт не пил и не курил, не боялся спорить с советскими властями. В декабре 1952 года шефом базы ЦРУ в Западном Берлине стал Уильям Кинг Харвр. Он поставил перед Ульбрихтом задачу – сделать все возможное, чтобы вызвать восстание рабочих. Об отношениях с советскими оккупантами он думал так: «Вы захватили нашу страну, вы лишили нас промышленности, поэтому теперь вы должны предоставлять нам крупные кредиты и продовольствие в таком количестве, чтобы Демократическая Германия насытилась и достигла уровня Германской Федеративной Республики». Он грубо запрашивал кредиты и получал их.

Во время Гражданской войны в Испании Ульбрихт находился в этой войной расколотой стране на стороне республиканцев. После поражения республиканцев выехал во Францию, где был завербован американцами. Ульбрихт согласился сотрудничать с ЦРУ, но без подписки. После оккупации Франции в 1940 году бежал в Москву. Ульбрихт избран первым секретарем 25 июля 1950 года. Знал русский. Среди партийцев его называли «бетонной головой». Жена Ульбрихта Лотте работала в ЦК СЕПГ.

Его собеседник Цайссер внешне был похож на медведя. Коренастый, с крупной головой и с грубыми, как будто вырубленными топором чертами лица. Он постоянно хмурил брови. Напряженный взгляд уставившихся в собеседника небольших острых глаз создавал впечатление, что Цайссер видит человека насквозь. У него были глубокие залысины, которые особенно подчеркивались его манерой зачесывать волосы назад. Губы его были всегда плотно сжаты, двойной подбородок выдавал дородность его фигуры. Он носил классический однобортный черный костюм с серой вертикальной полоской и невзрачный серо-буро-малиновый галстук. Цайссер тоже прошел Испанию. С 1936 года под псевдонимом Гомес воевал в рядах республиканцев в Испании, был организатором и командиром 13-й Интербригады. Заместитель Цайссера Мильке тоже еще до окончания войны был завербован американской разведкой.

Ульбрихт поднялся с кресла, и оказалось, что он невысокого роста. Постояв с минуту, он стал ходить из угла в угол. Наконец он остановился и спросил: «Ну, что там у братьев (при этих словах Ульбрихт скривился) в Союзе?» Цайссер сообщил, что сегодня перебежчик через границу в сторону ГДР попал в лапы госбезопасности Восточной Германии. Перебежчик с Запада сообщил, что на Сталина готовится покушение. Об этом Цайссеру сообщил свой информатор в Москве. Нет, это не было донесением агента из Москвы. Это были просто неформальные друзья, с которыми поговорили по телефону и которые сообщили сведения о настроении в верхах СССР. Взамен эти друзья требовали от Ульбрихта делиться добром, которое конфисковывалось у бывших функционеров нацистской партии и осведомителей гестапо. В Восточной Германии Сталина звали дядюшка Джо, как и американцы. Лидеры ГДР его не любили, так как Сталин хотел объединить Германию, а в объединенной Германии у руководства ГДР остаться лидерами не было шансов. Лидеры ГДР уже знали, что Сталин, предупрежденный о готовящемся на него покушении, заперся у себя на даче и в Кремль не выезжает. Поэтому они не дали ходу информации об этом перебежчике.

– Друзья ГДР сообщили, – задумчиво произнес Ульбрихт, – что Сталин взял все опять в свои руки и хочет поставить Берию на силовые структуры, объединив их.

– Что будем делать?

– Ждать.

– Ждать у моря погоды? Хотя, наверное, ты прав.

1 марта, 16 часов 12 минут (местное время). Вашингтон, район Лэнгли

В штаб-квартиру ЦРУ поступило сообщение от Устуша-Казановы, который докладывал, что 27 февраля Сталин вызвал на дачу председателя Комитета партийного контроля, многолетнего специалиста по проверке и чистке М.Ф. Шкирятова, который считался главным инквизитором Советского Союза, и долго обсуждал с ним ситуацию в стране. Для организаторов убийства Сталина это был тревожный знак. Действовать следовало немедленно.

Сейчас же в этом современном здании, расположенном в Лэнгли, спальном районе Вашингтона, который находился в 13 км от центра столицы, царило радостное оживление. Штаб-квартира ЦРУ переехала сюда совсем недавно, и обитатели здания еще не совсем освоились здесь. Заведующий отделом СССР мистер Боуэл радостно потирал руки, докладывая результаты новому директору ЦРУ Аллену Даллесу. В кабинете, расположенном в штаб-квартире ЦРУ, рядом со столом, уставленным телефонами, сидел, слегка опершись на стол, чуть сутуловатый человек, курящий трубку, одетый в классический костюм и носящий тщательно завязанный галстук. У человека было узкое, вытянутое, но очень красивое интеллигентное лицо с высоким лбом и маленьким и аккуратным прямым носом с острым красноватым кончиком и узкими ноздрями. Его волосы были коротко острижены под ежик, но уже имелись признаки облысения, судя по пушковым волоскам спереди; его залысина начиналась с центра лба. У него были некрупные блеклые глаза. Его тщательно ухоженные неширокие рыжеватые усики, почти в стиле Гитлера, не выходили за пределы верхней губы. Глаза обрамляли бесцветные дугообразные короткие брови. Более крупная, чем обычно, нижняя челюсть делала его типичным гринго. Человек носил модные очки со стеклами без оправы и курил довольно длинную прямую трубку. Спрятанные за блестящими стеклами глаза его смотрели на этот мир снисходительно, добро и в то же время сурово. Одет он был очень опрятно, в классическом пиджаке с хорошо отглаженными бортами. Темный галстук со светлыми пятнышками и отлично отглаженная ослепительно-белая классическая рубашка дополняли его гардероб.

Когда он поднялся из-за стола, стало видно, что человек был высок ростом. Сухопарый, долговязый мужчина казался внешне суровым, однако не был лишен утонченного чувства юмора. Его лицо оживлялось очень редко, только тогда, когда он мог показать свое превосходство. Человек неизменно держал во рту трубку, был немногословен, часто улыбался и покорял своих собеседников доброжелательной манерой внимательно выслушать, остро пошутить и, если он был неправ, признать свою неправоту сразу же и открыто.

В 1945 году Аллен Даллес возглавлял разведывательный центр стратегических служб в Берне. В 1950 году он стал первым директором Управления стратегических служб в Берлине. Одновременно Даллес был назначен заместителем директора ЦРУ по планированию, становясь ответственным за тайные операции ЦРУ. В 1951 году он был вторым по значимости человеком в ЦРУ. 20 января 1953 года в должность президента вступил Эйзенхауэр. Он назначил Дж. Даллеса госсекретарем, который фактически сам определял внешнюю политику США, действуя от имени главы государства и пользуясь его безграничным доверием. Его брат Аллен стал директором ЦРУ. Эйзенхауэр предложил А. Даллесу возглавить ЦРУ 22 января 1953 года. Однако еще до того, как его сделали директором ЦРУ, МГБ смогло внедрить в дом Даллеса своего агента (милая, исполнительная кухарка, поступившая на работу в семью Аллена Даллеса, была сотрудником МГБ). Этот агент сообщал, что сейчас настольной книгой Аллена Даллеса является книга китайца Сун Цзы «Искусство войны», в которой древний китайский теоретик излагал основы шпионажа. Как много важного и интересного, выпуклого и объемного можно узнать из, казалось бы, незначительных мелочей.

Эйзенхауэр вызвал А. Даллеса и спросил, что планируется относительно дядюшки Джо, ведь он нам в карман постоянно залезает. Дядюшка Джо не унимался в своих атаках на Америку. Только что, в феврале 1953 года, по инициативе Сталина в столице Филиппин Маниле прошло совещание по созданию зоны бездолларовой рублевой торговли для стран Азии и Океании. На 1953 год были запланированы подобные региональные совещания в Буэнос-Айресе и Аддис-Абебе. 7 февраля 1953 года на встрече с послом Аргентины Сталин расспрашивал, что желала бы покупать в СССР Аргентина. Посол назвал оборудование для нефтяной промышленности, сельскохозяйственные машины…

После разговора с Эйзенхауэром А. Даллес дал команду форсировать операцию «Рапсодия». Но вдруг в конце февраля Эйзенхауэр поинтересовался, можно ли отменить операцию. «Сталин – мой боевой товарищ», – сказал он. Ему ответили, что отменить «Рапсодию» почти невозможно, иначе «мы попадем в крупный международный скандал, так как Берия информирован о ней».

Эйзенхауэр сказал: «Я мысленно призвал на помощь Провидение, которое могло бы помочь США убрать такого мощного противника, как дядюшка Джо. Пусть история нас рассудит».

Вернувшись в Лэнгли, А. Даллес, набивая трубку крепким табаком, спросил: «Ну так что там в России?» Затем он взял в рот трубку, в очередной раз затянулся и наконец выпустил дым. Его наслаждение от курения было непритворным. Сотрудник ЦРУ Джордж Кизевальтер радостно сообщил, что операция «Рапсодия», столь удачно начатая, близка к завершению – киллер вышел на жертву, которую сегодня же уберут или уже убрали.

– Прекграсно, прекграсно! – в его произношении проскакивали наметки немецкого «р». Он снова помолчал. Даллес вытянул правую руку с поднятым большим пальцем. – Отлично, ребята! Теперь дело за лекарями. – Он глубоко затянулся, втянув дым из своей трубки. – Сейчас важно не допустить возврата ситуации, – наставительно добавил Даллес. – Взялся за гуж – не говори, что не дюж. Главное – не перейти улицу на тот свет. Хорошо стреляет тот, кто стреляет последним, – Даллес любил козырять подобными словесными конструкциями. Некоторое время стояла радостная тишина, которую никто не решился нарушить. Даллес почесал затылок и продолжил: – Да, правильная организация оперативно-разведывательной работы – залог успеха.

Аллен Даллес любил разглагольствовать по делу и не очень. Поэтому он продолжил свои нравоучения:

– Об успешных операциях спецслужбы помалкивают, а их провалы говорят сами за себя. – Он немного помолчал, а затем продолжил: – Разведка не только опасная, но еще и неблагодарная работа. Знаменитыми на весь мир становятся только те агенты, деятельность которых была раскрыта. Разведчики-нелегалы, сумевшие безукоризненно выполнить свою работу, канули в Лету. Их имена мы, скорее всего, не узнаем никогда. Такие разведчики если и делятся воспоминаниями, то исключительно с разрешения начальства – все в рамках жесткой конспирации, – разглагольствовал А. Даллес, покуривая трубку. Это была его типичная манера говорить собеседникам общеизвестные вещи. – Легенда агента не должна быть похожей на китайскую корзинку: дернешь за один прут – развалится вся конструкция. Если, к примеру, в доме человека, за которого выдает себя нелегал, была кошка, то он не только должен знать ее кличку, масть, но и повадки.

Слушатели начали ворочаться в своих креслах, но Даллес невозмутимо продолжал:

– Агент постоянно должен помнить, что вся тяжесть провала всегда ложится на его плечи. В лучшем случае его ждало выдворение из страны, в худшем – смертная казнь. Избежать провала. Разоблачение – самый страшный итог работы любого разведчика. Чтобы его избежать, существовал целый ряд инструкций, правил, предосторожностей. Основное правило – избегать всего, что могло бы привлечь внимание контрразведки. Это могли быть слишком высокие доходы агента, особенно из непонятных источников, и большая расточительность. Жизнь на широкую ногу для разведчика – табу! Когда разведчика-предателя даже не арестовывают еще, но выявляют, все его связи немедленно обрубаются. Никакая новая информация к нему не поступает. Тех агентов, которых он предал, если это возможно, пытаются спасти, если нет, ну что, разводят руками: потери неизбежны в многосложном труде разведчиков.

Наконец он понял, что все сказанное им давно известно его слушателям и что им стало скучно. Тогда он поднял вверх указательный палец левой руки, призывая собравшихся к тишине, взял телефонную трубку правительственной связи и прижал трубку к своему правому уху. Через некоторое время директор ЦРУ доложил президенту Эйзенхауэру:

– Я приветствую вас, сэр! Шеф, только что пришло сообщение из Москвы. Наш агент информирует, что первая часть операции «Рапсодия» выполнена.

– Прекрасно! – прозвучало в ответ.

После этого Даллес продолжил свою речь:

– В будущем после Сталина мы должны будем разложить СССР изнутри. Из советской литературы и искусства мы должны вытравить их социальную сущность, чтобы они прославляли самые низменные человеческие чувства. Необходимо всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать, вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства. В управлении государством следует создать хаос и неразбериху, активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность должны осмеиваться; нужно сделать так, чтобы они превратились в пережиток прошлого. Необходимо культивировать хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм, вражду народов и прежде всего – ненависть к русскому народу. Нужно опошлять и уничтожать основы народной нравственности, расшатывать поколение за поколением, главную ставку делать на молодежь, разлагая, развращая, растлевая ее. Нам необходимо сделать из советских людей циников, пошляков, космополитов.

Выговорившись и заметив, что присутствующие уже кивают головами и почти заснули, Даллес наконец закончил совещание и увидел, что ему сделает знаки один из офицеров, показывая на бумагу, которую этот офицер держал в своей руке: “Ну, что там?”

– Сэр, нужно ускорить операцию. Вот депеша Казановы. Устуш – Центру: «Сегодня Джо вызвал Бе, Бу и Ма и решил объединить МГБ и МВД в одно министерство с Берией во главе. Жду указаний».

Даллес помнил, что за любовь к женщинам агента назвали Казановой, но для официальных посланий использовали более короткий позывной «Устуш». Что значило это слово, никто не догадывался.

2 марта, 5 часов 49 минут. Ближняя дача Сталина

Утром 2 марта, в 5 часов 49 минут, майор Сухарев, один из охранников, дежуривших в эту ночь на Ближней даче, обнаружил, что сам он крепко спит, а не бодрствует, как полагалось по уставу. Майор с трудом оторвал голову от руки и почувствовал резкое онемение пальцев этой руки, она болела и чувствовала покалывание. Видимо, в таком положении он проспал всю ночь. Рядом храпел, подвывая, другой дежурный, подполковник Лозгачев. В доме не было слышно ни одного другого звука. Сухарев с трудом поднялся из-за стола. Его качало. На руке виднелся свежий кровоподтек. Лозгачев и другой майор охраны по фамилии Синицын продолжали сопеть, один – уронив голову на пальцы своей правой руки, а другой – уткнувшись лбом в столешницу. В центре стола стояли два недопитых стакана газированной воды.

Сухарев попытался растолкать коллег, но те спали как убитые. Тогда он сам стал обследовать дачу. Он зашел на кухню. Там в таких же неудобных позах спали подавальщица и повар. Тогда он вернулся в дежурку и стал еще упорнее трясти Синицына, и тот наконец проснулся. Вместе они поняли, что на даче что-то стряслось. Первым делом их ошарашила мысль: а что с вождем? Они рванули к комнате, где обычно спал товарищ Сталин, и нашли ее запертой, но там горел свет. Они притащили стул, залезли, посмотрели в верхние окна над дверью и увидели, что Сталин лежит на полу. Разбежавшись, они ударили одновременно в дверь кабинета Сталина, и она с громким хлопком открылась. Они знали, что за такое самоуправство могут не погладить по головке, но на кону стояла жизнь великого человека.

Сталин лежал на спине, и под ним была видна лужа мочи. Голова была запрокинута. Сталин хрипло дышал. Он был в домашнем кителе и брюках. Скорее всего, он не ложился спать, а упал из-за стола или с высоты своего роста. Они быстро прощупали пульс и поняли, что сердце вождя работает нормально. Охранники попытались его растолкать, но безуспешно, видимо, что-то стряслось с головой вождя. Но судя по пульсу с хорошим наполнением и дыханию, жизни товарища Сталина пока угрозы не было, хотя он не двигался. Они повернули голову вождя набок и приоткрыли ему рот, чтобы облегчить прохождение воздуха. Так им вдалбливали в училище.

Как и полагалось по инструкции, они немедленно сообщили о происшествии своему начальству – министру госбезопасности Игнатьеву, который по совместительству выполнял обязанности также и начальника охраны лидеров страны. Сообщили, что Сталин находится без сознания. Пока Игнатьев ехал, они попытались найти врача, который в последнее время лечил Сталина, а потом вспомнили, что доктор Кулинич, кандидат медицинских наук, заболел и почему-то оказался в больнице. Игнатьев немедленно дал знать Булганину. Через 20 минут во двор Ближней дачи въехал лимузин и из него вышли министр Игнатьев и член Бюро Президиума ЦК КПСС и первый заместитель председателя Совета Министров Булганин.

Было решено сообщить всем членам Бюро Президиума, а также Молотову и Микояну. Вызвали врачей, но в основном из числа академиков и директоров. В суматохе охранник Сидоров покинул дачу, Для того чтобы скрыть следы, журнал посещений Ближней дачи был им уничтожен.

2 марта, 6 часов 26 минут. Подмосковье, Смоленское шоссе

Перед рассветом по Смоленскому шоссе шел человек в гимнастерке, но без знаков различия. На гимнастерку была наброшена шинель. Его шикарные сапоги были запачканы грязью. Редко проходящим машинам, большей частью эмкам или грузовикам, он махал рукой, призывая их остановиться. Однако водители быстро проезжали, помня запрет госбезопасности – не возить незнакомых людей, да еще недалеко от Москвы. В конце концов человек устал и присел на корточки. В это время по направлению от Москвы показался шикарный «Опель». Когда «Опель» подъехал, человек встал, думая, что его подбросят, но из машины раздались выстрелы. Затем двое молодцов вышли из машины, аккуратно, чтобы не испачкаться, подняли труп и отнесли в ближайший лесочек, кое-как запорошив его слежавшимся снегом. Деньги и документы они вытащили из бумажника и обезобразили лицо ударами молотка. Они были в перчатках и имели знаки различия офицеров госбезопасности. Было раннее утро, но молодцы знали свою безнаказанность и не особенно беспокоились. Потом они набросали слежавшийся снег на место падения странника, чтобы не была видна пролившаяся там кровь. Труп обнаружили через четыре часа. Погода на момент обнаружения трупа была самая что ни на есть мерзопакостная.

2 марта, 8 часов 15 минут. Внуково

Пока самолет летел из Казани в Москву, пришла радиограмма, где сообщалось, что маршалу Берии необходимо срочно прибыть на Ближнюю дачу. Пилотам по секрету сообщили, что что-то случилось со Сталиным. В 9 часов 1 минуту утра в аэропорту Внуково, который в 1945 году стал главным аэропортом столицы, приземлился самолет из Челябинска с летевшим на нем Берией. После того как самолет вырулил со взлетно-посадочной полосы и подкатывал к зданию аэровокзала, от последнего к подкатывающемуся самолету отъехал черный ЗИМ. Лаврентий Павлович быстро спустился с трапа и направился к машине ЗИМ. Двери легковой машины открылись, и оттуда стремительно выскочил полковник госбезопасности. Оказывается, в аэропорт пришла телеграмма, в которой содержалось сообщение о болезни Сталина и просьба срочно приехать на Ближнюю дачу.

Подбежал старший офицер из МГБ. Берия помнил его еще по своей работе в госбезопасности до войны.

– Товарищ маршал, беда! Товарищ Сталин заболел.

– Что случилось?

– Похоже на инсульт.

– Где лежит?

– На Ближней.

– Поехали.

Берия сел в машину и устроился на заднем сиденье. «На Ближнюю!» – скомандовал Лаврентий Павлович шоферу. ЗИМ стремительно рванул с места, быстро набрал скорость и покатил в сторону Москвы. От аэропорта Внуково к Москве вело Калужское шоссе. Машина Берии катила быстро. Дорога тянулась меж полей, вдалеке блестела загадочная гладь снега. Строящееся здание МГУ создавало иллюзию вплывающей в пролом яхты. Машина проехала мимо достраивающегося высотного здания МГУ. Главный корпус Московского университета был почти достроен, леса оставались только вокруг шпиля. Берия курировал строительство МГУ, и ему было приятно видеть, что работа движется. Чтобы собраться с мыслями, Берия решил прогуляться. Он попросил шофера остановиться на высоком берегу Москвы-реки. Берия подошел к Троицкой церкви и посмотрел на левый берег Москвы-реки. На другом берегу были видны двухэтажные деревянные бараки, деревянные частные домишки и пустыри. Асфальтового покрытия на дорогах между домами не было. «Тут хорошо бы построить стадион», – подумал Берия. Затем он вернулся в машину, и они снова поехали. Наконец машина доехала до площади, с которой начинался строящийся Университетский проспект. Часть проспекта была перекопана.

От площади повернули на начинающийся Университетский проспект. По прямому Университетскому проспекту проехали до Рублевского шоссе и выехали на него. Справа показались два заснеженных холма, а впереди – лесок. Буквально через несколько минут машина достигла небольшого леса. Здесь свернули направо. С Можайского шоссе недалеко от Поклонной горы был поворот к даче Сталина. Наконец машина уперлась в блокпост. Он перекрывал въезд в лесок, где находилась Ближняя дача Сталина. Дорога здесь была перекрыта шлагбаумом, который дежурные офицеры охраны открывали только для правительственных машин. Еще раз проверив номера машины Берии, офицеры немедленно подняли шлагбаум. Увидев машину Берии, который часто приезжал на Ближнюю, они отдали честь и жестом показали: «Проезжай!»

Далее машина Берии поехала по дороге, окруженной посадками, которые стали настоящим лесом. Асфальтовая дорога к даче шла через густой массив деревьев, Воздух был студеным, голубоватым. Сопутствующего весне сильного запаха прошлогодней прели еще не ощущалось. Снег лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы, которая всегда предшествует обильному таянию. Из снега вверх тянулись могучие черные стволы старых деревьев. Каждое дерево испускало восхитительный прозрачный свет. Вокруг были глубокие сугробы, огромные белые шапки на пнях, запушенные хлопьями снега темно-зеленые ели. Зимняя тишина нарушалась лишь писком корольков и синиц да редким криком дятла. От ярких солнечных лучей светлее стало в лесу. Темнее и сочнее выглядит кора деревьев. Вокруг стволов в снегу появились воронки – след отражающихся от коры теплых солнечных лучей. Под соснами и елями много шишек и чешуек – свидетельство зимней деятельности белок, клестов и дятлов.

Для подъезда к даче нужно было сделать еще один резкий поворот. Наконец машина уткнулась в ворота высокого забора, где стоял блокпост. В отличие от обычных дней на блокпосту было большее, чем обычно, число военнослужащих. Все держали автоматы наизготове.

Вторая проверка у ворот была более строгой. Машину остановили и тщательно осмотрели и пропустили – видимо, здесь знали, что это правительственная машина Берии. Но за воротами чувствовалось нервическое оживление. Здесь офицер охраны, как обычно, тщательно проверил документы и особо внимательно обследовал багажник. Берия обратил внимание на то, что число охранников было увеличено. Третья проверка была за воротами при въезде на дачу. Здесь дежурил работник охраны в военной форме полковника государственной безопасности. Обычно если прибывала машина не из правительственного гаража, проверка приезжавших была очень тщательной, однако сейчас все обошлось проверкой документов и занесением прибывшего в журнал посетителей дачи. Возле ворот для въезда на территорию дачи была видна «дежурная» – помещение для старших офицеров охраны.