Джон Рассел
Четвертый человек
Плот можно было принять за связки скошенной осоки или за плавучую гирлянду кореньев, когда перед рассветом он выплыл из погруженного еще во мрак устья реки и очутился в открытом море. Подобные суда встречаются еще иногда в глухих уголках земного шара. Первобытный человек строил их из дерева и лозы. Плетенка из листьев тропических деревьев служила ему парусом, короткое весло – рулем. Но некоторые особенности этого судна делали его вполне пригодным для плавания в море. Его поплавки были изготовлены из связок тростника и бамбуковых палок и снабжены тремя рядами рыбьих пузырей. Плот был легок, как эти пузыри, очень подвижен и приспособлен для любой погоды. И еще одним качеством обладал он, самым важным для тех, кто в настоящее время на нем находился: он был почти незаметен на воде. Стоило только им убрать парус и лечь, вытянувшись во всю длину, и никто не увидел бы их даже с расстояния в полмили.
На плоту находились четверо мужчин. Из них трое – белые европейцы. Лица, руки и ноги их были до крови исцарапаны колючими растениями, а на запястьях и на лодыжках виднелись следы от кандалов. Сильно отросшие волосы свалялись. Жалкие лохмотья – обноски синих полотняных блуз – прикрывали их тела. Но они являлись представителями «высшей расы».
Четвертый из находившихся на плоту был человек, который сам построил этот плот и сам им управлял. От остальных он отличался черным цветом кожи, выдающейся вперед челюстью и низким лбом. Ни одной черточкой красоты не наделила природа его тощее тело, костлявые руки и ноги, и он поясом из древесной коры, охватывавшим его талию, и костяной палочкой, продетой сквозь носовой хрящ, стремился как-то скрасить свою внешность. В общем это был самый обыкновенный тип человека, принадлежавшего к одной из ветвей человеческого рода, – канака из Новой Каледонии.
Трое белых молча сидели в передней части плота. Но когда взошло солнце, они, словно пробудившись от звона этого огромного медного гонга, сразу зашевелились, глубоко вдыхая соленый воздух, и с надеждой глядели то друг на друга, то в ту сторону, где была земля, серым пятном маячившая далеко позади.
– Друзья, – сказал самый старший из них, с повязанной куском красного шарфа головой, – друзья, дело сделано!
С ловкостью фокусника он достал из-за пазухи своей рваной блузы три сигареты и протянул их своим товарищам.
– Чудеса! – вскричал один из них, сидевший по правую от него руку. – Откуда это у вас? Доктор, я всегда говорил, что вы волшебник! Несомненно, эти сигареты совершенно свеженькие!
Доктор Дюбоск улыбнулся. Те, кто знал его раньше, когда он разгуливал по парижским бульварам и был завсегдатаем гостиных и клубов, узнали бы его по этой улыбке, несмотря на обезображенное лицо. Не раз переполненные залы Парижа видели, как он отпускал какую-нибудь остроту с таким именно блеском глаз из-под нависших седых бровей, с таким именно изгибом тонких губ. И потом своей улыбкой он выделялся в тюрьмах, на кобальтовых рудниках, среди закованных в кандалы арестантов, не склонных к веселости.
– Ради нашего торжества! – сказал он. – Подумайте только: каждые полгода из Нумеа совершают побег семьдесят пять человек, а спастись удается лишь одному. Я сам лично получил эти данные от доктора Пьера в лазарете. Он не очень заслуженный доктор, но честный малый. Можно ли при таких обстоятельствах добиться свободы, предварительно не потратившись, спрашиваю я вас?
– И вы подготовилась к этому?
– Еще три недели назад я подкупил ночного стража, чтобы он достал мне пачку сигарет.
Собеседник доктора посмотрел на него с восхищением. Чувства легко проявлялись на его безбородом лице, нежном и томном, хотя и испитом, с мягким взглядом больших глаз. Это было одно из тех лиц, столь знакомых полиции, которое могло бы служить образцом для лица ангела, если бы обладатель его не был связан с каким-нибудь дьявольским преступлением. За такие преступления Фенайру и был приговорен к пожизненному заключению, как неисправимый.
– Ну не чудо ли наш доктор? – сказал он, передавая сигарету третьему белому человеку. – Он ничего не упустил из виду. Ты постыдился бы ворчать. Видишь, мы свободны в конце концов. Свободны!
Третий белый был здоровенный мужчина с изрытым оспой лицом, с глазами без ресниц, с длинным, как клюв, носом. Прозвище Попугай было дано ему отчасти за этот нос, отчасти за то, что он был вечным тюремным завсегдатаем. Это был душитель по профессии, привыкший во всех случаях жизни полагаться только на свои кулаки.
Он взял сигарету, обрадовавшись ей, но не сказал ничего, пока Дюбоск не протянул ему жестяную коробочку спичек и он не наполнил свои легкие дымом.
– Подожди, пока обеими ногами не станешь на тротуар, мой мальчик. Тогда и будешь говорить о свободе. А если нас застигнет шторм?
– Сейчас не сезон штормов, – возразил Дюбоск.
Слова Попугая немного их отрезвили. Таким людям, как эти, для которых земля представлялась ужасом, было трудно сразу постигнуть весь ужас моря. Позади они оставили кромешный ад колонии уголовных преступников и вечное забвение. Здесь они снова стояли на пороге жизни. Они словно воскресли из мертвых, и в душе у них родилась необычайная жажда свободы, поднимались страсти и желания. И все же они сразу умолкли, поняв всю серьёзность их положения посреди этого беспредельного водного пространства. Каждая волна, подымавшаяся из пучины морской, заключала в себе угрозу. Никто из них не знал моря, не знал его нрава, не знал, какие опасности оно таит в себе, какие ловушки оно может расставить, – гораздо более опасные, нежели бывают в джунглях.
Плот довольно быстро продвигался вперед при свежем ветре, покачиваясь на волнах, белая пена бурлила у его носа и плескалась вокруг.
– Где же тот проклятый корабль, который должен нас встретить? – спросил Фенайру.
– Не тревожься, встретит еще, – спокойно отвечал Дюбоск, устремляя напряженный взгляд на горизонт. – У нас условленно на сегодняшний день. Нас подберут возле устья реки.
– Так ты говоришь, – проворчал Попугай, – но где же та река? Где ее устье? Этот ветер занесет нас черт знает куда, если так будет дуть.
– Держаться ближе к берегу мы все-таки не можем. В Торьене стоит правительственный катер. Да и торговые суда все вооружены, и нас каждую минуту могут сцапать. И бросьте вы думать, что туземные следопыты отказались охотиться за нами. Они, может быть, даже сию минуту преследуют нас на своих парусных челнах!
– Так далеко!
Фенайру рассмеялся, зная преувеличенный страх Попугая перед туземцами.
– Поберегись, Попугай! Они еще съедят тебя.
– А правда, – спросил Попугай, обращаясь к Дюбоску, – что этим дьяволам разрешено ловить беглецов, оставлять их у себя и откармливаться их телами?
– Глупая басня! – улыбнулся Дюбоск. – Они предпочитают получить вознаграждение. Но случается, что пойманных увечат. Один лесник был схвачен ими в джунглях и домой вернулся без руки. Безусловно, люди эти не совсем еще освободились от людоедства.
– Они любят бифштексы! – рассмеялся Фенайру. – И несомненно, они остановятся на тебе, Попугай. Сварят себе похлебку из твоих мозгов. Ты от этого ничего не потеряешь!
– Что за звери, будь они прокляты! – выругался Попугай.
И он махнул рукой в сторону четвертого человека, который хотя и дополнял их партию, но был настолько отдален от них, что они почти о нем забыли.
Канака, поджавши ноги, сидел на корме, его тело сверкало от морских брызг, как эбеновое дерево. В руках он держал весло, которым правил, и был неподвижен, как изваяние.
– Мне кажется, – сказал Фенайру после некоторой паузы, – что этот приятель, лицо которого напоминает начищенный сапог, может завести нас бог знает куда. Может быть, он задумал получить за нас вознаграждение.
– Успокойся, – отвечал Дюбоск. – Он правит туда, куда я ему приказал. Кроме того, это совершенно бездумное существо – младенец, так сказать, не способный ни на какое мышление, кроме самого примитивного.
– А на предательство он способен?
– Во всяком случае, не на такое, чтобы мы не могли его открыть. К тому же он связан долгом. Я заключил договор с вождем его племени, живущим по реке, в верхнем ее течении, и тот поручил этому туземцу доставить нас на борт парохода. Он только с этой стороны в нас и заинтересован.
– И он выполнит то, что ему приказано?
– Несомненно, выполнит. Такова природа дикаря.
– Очень рад, что ты так смотришь на вещи, – сказал Фенайру, устраиваясь получше на тростниках и с наслаждением докуривая сигарету. – Что касается меня, то я не поверил бы этому каменному идолу ни на грош. Что за обезьянья рожа!
– Животное! – выругался Попугай. Даже этот человек, который за всю свою жизнь, кроме кабаков и тюрем, ничего больше не знал, даже он смотрел на чернокожего канака с ненавистью и презрением.
Под палящими лучами солнца два преступника, те, что были помоложе, скоро начали дремать. Дюбоск, время от времени вставая на ноги и защитив рукой глаза от солнца, окидывал взглядом горизонт. Его план был так хорошо разработан, а на деле получалось совсем не то. Он твердо рассчитывал, что их встретит специально посланное судно, одно из тех полупиратских судов, курсирующих между островами, где добывали копру, которое легко можно нанять для какого угодно сомнительного дела. Но судна нигде не было видно, и не было поблизости укромных бухт, куда можно было бы зайти и ждать. И на якорь не станешь с таким судном, как их плот.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.